Ну и где же твой ребенок?

 - Ну и где же твой ребенок? - хохотала ей в лицо улица.
 Несчастная металась по переулкам, не обращая внимания на растрепанные
 волосы, закрывшие ей глаза. Её отпихивали, дети потихоньку швыряли в неё
камушки, но она будто одержимая носилась по грязным улицам, запруженным
бородатыми торговцами и отвратительными беззубыми евреями-старьевщиками.
 Один из них, с кошмарным отпечатком дьявола на лице, заячьей губой, проворно
схватил ищущую за край платья:
 - Дитя потегяла? - картаво и шепеляво просипел он ей в самое ухо.
 Женщина в ужасе попыталась вырваться, но скрюченные пальцы держали крепко.
 - Таки, да - продолжал безобразный старьевщик - в моей лавке полним - полно
гебеночков. Вибигай любого! - и потащил остолбеневшую женщину к темному зданию.
 Не успела она и вздохнуть, как еврей втолкнул её в какую-то дверь.
 Секундная кромешная темнота, и внезапно за спиной у неё зажглась свеча, осветившая
нутро лавки старьевщика.
 С низкого потолка свисали бесчисленные, подвешанные за лодыжки, тела младенцев.
 Они легонько покачивались и неторопливо крутились вокруг своей оси, словно
на сквозняке. Мертвенно бледная кожа, тонкие ножки, ручки, бессильно свисающие
 и тоже покачивающиеся.
 - На этих не смотгите! - хрипло прокартавил из-за спины женщины старьевщик,
указывая на подвешенных вних головой младенцев. - Вот этих оцените!
 Старик какимто неуловимым движением оказался где-то сбоку и, светя себе свечой,
сбросил темное покрывало с какого-то ящика.
 Ящиком оказалась клетка, сколоченная из добротных деревянных балок, в которой
в немыслимых позах были вполне живые дети, лет шести. Щурясь от света, они
протирали глазки грязными ручками и пытались расправить занемевшие судя по
всему конечности.
 Женщина придвинулась поближе и, опустившись на колени, стала вблизи
рассматривать детей, которых было примерно полдюжины, как она могла определить
в тусклом свете. Дети смотрели на неё безразличными глазами, не выказывая ни
страха, ни надежды на освобождение. Внимательно осмотрев их, женщина
поднялась, оправила юбки и в нерешительности оглянулась.
 По стенами тянулись полки, уставленные банками, в которых плавало нечто,
не поддающееся идентификации. На пыльном прилавке виднелись маленькие
кости, белевшие в полумраке очертаниями черепов, крестцов и ребер.
 Снова переведя взгляд на свисающие с потолка маленькие тела, женщина
погрузилась в их изучение. Уродливый старьевщик молча светил ей. Женщина
аккуратно сняла одного мальчика и, повертев его в руках, тихо сказала, что
возьмет его.
 Расплатившись и получив от старьевщика ворох одеял и пеленок, женщина вышла
из лавки, в руках у неё был, прижат к груди, мертвый младенец, заботливо и плотно
укутанный.
 - Моя любовь.. - прошептала женщина, пристально всматриваясь в бескровное личико.
 Она шла по улице, где над ней ещё недавно насмехались, лицо её лучилось счастьем.
 Шедшие ей на встречу люди улыбались, мужчины снимали перед ней свои шляпы
и одобрительно кивали. Дамы подходили и не стесняясь квохали над ребеночком.
 А один довольно-таки миловидный дедушка прямо заявил,что это самое прекрасное
дитя на свете. Молодая супружеская пара долго расхваливала и мать и ребенка, потом
жена говорила мужу:
 - Ты же видишь! Такие прекрасные и смешные, эти маленькие человечки! - восклицала
она.
 А женщина слушала все это и её распирало от радости. Ноги сами несли её к дому,
где уже сдвигали столы и откупоривали бутылки с вином в честь матери и ребенка.
 Темные мрачные закоулки сразу стали приветливыми и дружелюбными.
  Люди были добры, женщина была счастлива.

 21.11.2010 ночь