Снежная история

1.
Я иду по свежевыпавшему белому снегу, а за мной остаются чёрные следы. Этакий чёрный путь, если хотите, а всё потому, что я иду туда, откуда не возвращаются. Я ухожу в Ничто, и мои следы постепенно заметает мелкий, неуверенный в себе, не решивший, кто он – ещё позёмка или уже метель, снег.
Дорога, по которой уходят самые близкие, для каждого своя. Вот на снегу следы маленьких ножек. «Наверное, ребёнок ушёл гулять и заблудился, а может, пропал без вести ещё в войну», - равнодушно думаю я и пожимаю плечами. Не от нервов – от холода. Вокруг них вьются темные отпечатки кошачьих лапок – чья-то любимая кошка выпрыгнула из окна третьего этажа, решив погулять под метелью. И не вернулась. А вот след, странный, прерывающийся, пунктирный. Словно кто-то уходил, но возвращался, потом снова уходил, и так бесчисленное множество раз. Я стараюсь не наступать на эти следы – во-первых, от них веет такой безнадёжностью, что слёзы на глаза наворачиваются, а во-вторых, нехорошо всё-таки, ведь это чужая история, и, возможно, чужие слёзы. «Влюблённый уходил от своей первой любви, уходил долго, как будто бы не веря до конца в то, что всё уже окончилось», - внезапно понимаю я, и тут же замечаю бесчисленное количество окурков возле каждой остановки этой бесконечной, длиной, может быть, в тысячу миллиардов лет, цепочки следов.

2.
Чуть прищурившись, прорываясь взглядом сквозь мокрые хлопья, я вижу высокого мужчину в чёрном пальто. Он быстро, не оглядываясь, спешит пройти свой путь и, возможно, достичь того места, где сходятся все наши пути, где мы обретём спокойствие. Он держит в руках маленького плюшевого медвежонка, чья лапа когда-то была оторвана, а потом пришита заботливой рукой.
(На этом месте благодарный читатель, скорее всего, пустит слезу. Читатель-скептик усмехнётся и отложит этот несвязный бред. А мне ничего не остаётся, кроме как продолжить писать.)
Человеку в пальто больно и холодно, безумно холодно и страшно, и от него, пожалуй, тянет унынием сильнее всех. Наверное, он думает об оставленной жене и маленькой дочке, смешной девочке с двумя светленькими хвостиками, которая сейчас задаётся вопросом: «Куда же делся папа?» и тихонько плачет по ночам, обнимая вместо любимого медвежонка подушку. По щеке мужчины скатывается слеза, а моё сердце сжимается в комок, и мне хочется крикнуть: «Возвращайся, пока есть возможность, пока твой путь не замело снегом окончательно! Если тебя где-то любят, тебя будут ждать всегда, даже если ты сделал им так больно, что они до сих пор не сумели зализать свои раны! Любовь не бывает смертной, ведь только она дарит нам вечность!»  Мужчина не выдерживает и оборачивается. Я почти вижу, как навстречу ему бежит его дочка, её хвостики треплет ветер, а на волосы садятся снежинки. Но он стирает слёзы со щеки и уходит, оставляя за собой следы, неправдоподобно чёрные на снежной белизне.

3.
Мне всегда было интересно, почему те, кто уходит навсегда, без возможности вернуться, оставляют за собой самые чёткие следы, и почему эти следы всегда заметает быстрее всех? Торопливо смотрю на снег за моей спиной – белый, как, впрочем, у любого, кто решит посмотреть на свой путь. Девственная чистота. Наверное, потому что я не вижу всего того, что хранилось во мне годами, пока вдруг не решило сдетонировать и разорвать привычную мне реальность на клочки, из которых я пытаюсь воссоздать свой  разрушенный мир. Я смахиваю снежинки, налипшие на ресницы, и иду дальше тихими и почти неслышными шагами. Вокруг меня много прохожих, но внутри себя каждый из нас одинок. Вот идут две женщины, смотрят под ноги, а между ними свинцовая тишина. Я не знаю и не могу знать, что случилось, но эта автоматная очередь несказанного тяготит их. Я даже догадываюсь, что они любят друг друга, просто не в силах сказать этого. Для каждой из них мнение окружающих почему-то стоит выше в списке моральных ценностей, чем голос собственного сердца. Мне должно быть всё равно, но я так хочу, чтобы они сейчас взялись за руки, и их следы исчезли с городского асфальта, покрытого неровным снегом. Просто они этого не сделают по закону самого страшного слова – никогда.

4.
Мои пальцы замёрзли, и я дую на них, пытаясь согреть своим дыханием, но выходит только хуже. Из лёгких вырывается небольшое облачко пара, повисает в воздухе и медленно расходится. Я понимаю, что именно сейчас я подхожу к своему рубежу, после которого или уходят, или  возвращаются. Оглядевшись вокруг, я понимаю, что стою около малознакомого подъезда обычной пятиэтажки. Красным глазком сквозь снег, превратившийся в настоящую метель, мигает домофон. Я не знаю номера квартиры, у меня есть ключ. Единственный вопрос, который остаётся у меня в голове – отпустит ли меня моё собственное Ничто, мягкое и липкое, как уныние. Или как вот этот снег.
Я открываю дверь, вхожу в темноту лестничного пролёта и буквально взлетаю на пятый этаж. Дверь оказывается открытой, и я тихонько захожу в пыльную прихожую. Мне не страшно и легко, потому что я знаю: меня здесь ждут. Из комнаты выбегаешь ты и смотришь как-то по-особому, немного изучающе, но с непередаваемой нежностью. Я понимаю, что и на этот раз мне удалось обмануть Ничто и вернуться.
- Привет, - говорю я.
Ты улыбаешься.