Новый год

Экстремальный Новый год


О
днажды случился в миру Новый год и некий слесарь – Яков Яковлевич, решил его справить. И справить он его решил экстремально, то есть без водки совсем!!! Думает такой: «Вот не стану водку (водку холодную, мя-яконькую такую, да под маринованные грибочки, да под красную икорочку, да под огурчик соленый хрустящий, да под картошечку в мундире сваренную, да под селедочку… (а селедочку, надо вам сказать, приготовленную эдак: берется селедка, желательно средней солености, обнажается от своей шкурки, освобождается от бренных своих голов и прочих костей, режется, желательно ножом, желательно на куски средней тяжести, затем складывается в емкость, в которую категорически рекомендуется поместить репчатый лук, нарезанный полукольцами, добавить перец, укроп, влить немного столового уксуса и постного масла, все бережно перемешать и, дав настояться один день, употребить на свое усмотрение)… да под копченые свиные ребрышки, да под много чего еще, пить. Не стану, и все тут!!!» А чтобы Новый год вышел еще экстремальнее, решил наш лирический герой и не курить (да сигарету, да хорошего табака, да в кальяне, да через красное вино урожая 1948 года…) В общем, решено! Говорит сам себе Яков Яковлевич:
- Ну сколько же можно уже бухать? Неужели жешь русскому человеку (а Яков Яковлевич относил себя именно к таковым) таки необходимо во всякий, будь то внятный или невнятный, праздник, напитывать организм свой, далеко уже перевалившим за чрезмерное, количеством алкоголесодержащих напитков? Ужель нельзя отринуть сие богомерзкое и преступное к себе самому деяние? Как можно, в то время, как наступила уже эпоха нравственного очищения, закладывать за воротник зелено вино, уподобляясь при этом бессмысленному и беспощадному скоту? Довольно! Пришла пора сказать решительное «НЕТ!» зеленому змию, вот прямо в его наглую пресмыкающуюся морду сказать, и матом еще завернуть что-нибудь такое обидное, да.
Ну сказал и сказал. Короче, задумал веселиться подобно иноку-затворнику наложившего на себя вериги тяжкие и облачившегося во власяницу. Типа «ОБЕД БЕЗБРАЧИЯ».
Около 21.00 тридцать первого декабря, Яков Яковлевич одел свою шубу из натурального муха и, взяв на всякий случай сумку с инструментами, отправился из дому в народ веселиться в меру своих сил и радоваться в меру своего интеллекта.
Идет он, значит, по убранной снегом улице, никого не трогает, а если и трогает, то тихонечко и ненавязчиво. Идет, идет и вдруг, слышится Якову Яковлевичу какой-то странный звук, как будто кто-то ласты в сугроб уронил с четвертого этажа, даже нет, скорее ласты и маску, или точнее – ласты, маску и пару баллонов с кислородом, но точно – с четвертого этажа. Оборачивается наш слесарь на звук и видит: в лунном сиянии снег серебрится и что-то живое в сугробе, возле четырехэтажки валяется, задними лапками сучит, а передними четки перебирает. Яков Яковлевич страшно заинтересовался и поближе подошел. Глядь, а это целый водолаз, причем не просто водолаз, а латиноамериканский водолаз. «Еге, - смекнул слесарь, - водолаз, и не просто водолаз, а целый латиноамериканский водолаз! В лунном сиянии снег серебрится, а он, значит, в сугробе ковыряется, задними лапками сучит, а передними, кажется, четки перебирает, еге…»
Тут водолаз начал что-то говорить, судя по интонации на судьбу жаловаться и, видя что господин в шубе из натурального муха его не понимает (а, надо сказать, что Яков Яковлевич действительно ни по латински, ни по-американски не врубался), горько заплакал.
Стал Яков Яковлевич водолаза успокаивать, только это не помогало – тот принялся рыдать пуще прежнего, еще горше и отчаяннее. Тогда слесарь укутал водолаза в свою шубу из натурального муха и, взяв на ручки ношу данную, пошел по улице. «Снесу-ка я несчастного в водолазохранилище», - подумал он.
Вот идет слесарь по улице с водолазом на руках, а тот вроде бы утихомирился и знай себе четки перебирает, четные четки себе в карман складывает, а нечетные и всякие натуральные выбрасывает, и, надо вам сказать, так ловко у него это выходит, что проводись где-нибудь чемпионат мира по этому делу – точно первое место бы занял! Однако, скоро все четки у водолаза закончились, и стал он тогда в сумке Якова Яковлевича рыться, аки просук в  корыте с кальмарами, инструменты перебирать. Оскорбился Яков Яковлевич, сделался  сердит на латиноамериканского водолаза – уж очень любил он свои инструменты, многие из которых были ему весьма и весьма дороги, насупился, но водолаза не бросил. Дальше идет.
Вдруг, неожиданно, из подворотни выскакивает какая-то старуха одетая в косуху и бросается… прямо в подворотню соседнего дома, а оттуда, с криком «Хэй-я!!!» бросается прямо под ноги Якова Яковлевича и, видя что с подсечкой облом, просит Якова Яковлевича не велить казнить, а велить слово молвить. Яков Яковлевич велел молвить, а старуха одетая в косуху стоит, как дура с открытым ртом, и сказать не знает чего, глазами только морг-морг. Ну, постояли так минут 10-15, попялились друг на дружку, а потом у бабки нервы не выдержали,  взяла она да и околела. (Добро победило зло!) А водолаз снова захныкал: хны-хны.
«Тьфу ты! – говорит сам себе Яков Яковлевич. – Трупак мертвый еще на мою голову, чего же с ним делать-то, на улице оставить – безнравственно,  на себе тащить – тяжело? Надо бы где-нибудь ямщика найти, да где ж его найдешь под Новый год?» Огляделся слесарь по сторонам и видит: едет ему на встречу ямщик. Натуральный ямщик – мужик чинный, полушубок овчинный, шапка лисья, рожа бессмысленная, грудь в крестах, а голова хоть и не в кустах, но, все-таки, чего-то с головой творится неладное. И едет этот ямщик не на лошадях мохноногих, не на собаках безрогих, не на оленях быстрых, а на «Газели» 99-ого года выпуска. Подьехал ямщик и спрашивает:
- Ну, што, барин, поедем куды-нибудь, аль нет?
- Поедем, коли не шутишь, - ответил Яков Яковлевич.
- А куды поедем-то?
- Да вот, надо бы сперва до водолазохранилища доехать, а потом мертвую бабку куда-нибудь отвезти.
- Куды-куды, знамо куды. – оглаживая окрашенную в оранжевый цвет бороду, ответствовал ямщик. – В какое-нибудь трупнодоступное место надыть ее свезть. Што, барин, дашь за сие?
- Да нету у меня ничего, - развел ногами Яков Яковлевич (руки были заняты водолазом).
Ямщик почесал репу, валяющуюся на приборной панели, высморкался в рукав и говорит:
- Нету значить… А пес с ним! Куртку с бабки отдай, да и ладныть.
- Ну, не знаю… - Сказал Яков Яковлевич. – Удобно ли? А впрочем, пес с ним, как ты выражаешься, идет!
- Идет, идет! – Обрадовался ямщик. – Загружай!..
 И Яков Яковлевич, не долго думая, начал ямщика загружать:
- Хочешь, - говорит, - Я расскажу тебе об одном из представителей трициклических антидепрессантов, который только тем от имипрамина и отличается, что у него в центральной части трициклической системы атом азота заменен атомом углерода; который является ингибитором обратного нейронального захвата медиаторных моноаминов, включая норадреналин, дофамин, серотонин и др.; который не вызывает ингибирования МАО; который обладает значительной холинолитической активностью; тимолептическое действие которого сочетается с выраженным седативным эффектом?..
Ямщик вспотел и, страшно вращая глазами, стал тяжело дышать.
- Или, - продолжал Яков Яковлевич. – Знаешь ли ты, о, многомудрый ямщик, что все рекомендованные в Ведах жертвоприношения предназначены для удовлетворения Верховной Личности Бога. И только по своему невежеству люди стараются удовлетворить многочисленных представителей Бога, наделенных определенными полномочиями, забывая, что истинная цель жизни – удовлетворить Верховного Господа, Вишну; что все жертвоприношения совершаются только для того, чтобы доставить удовольствие Верховному Господу, и тех, кто знает об этом, называют полубогами, то есть существами, обладающими божественной природой, которые находятся практически на одном уровне с Богом?..
Ямщик, после вышеозначенной тирады, начал как-то странно помаргивать правым глазом и слегка подергивать левым плечом, а Яков Яковлевич тем временем продолжал:
- Хотелось бы так же отметить, что НАСТОЯЩИЙ слесарь должен знать: схему водоснабжения участка; правила чтения сложных чертежей и эскизов; составление с натуры схем, эскизов и деталировок; способы заделки труб вручную и с применением пневмотического инструмента; устройство аппарата для врезок под давлением; правила и способы отключения замерных трубопроводов и их отогрев; схему расположения канализационной сети района, в котором производятся работы; технологию прочистки канализационной сети и коллекторов гидравлическим способом и удаление засорений гибким валом; основное оборудование и механизмы, применяемые при ремонте и очистке канализационных трубопроводов и сооружений; правила производства земляных работ в сухих грунтах. А ТЕЩА, СУКА ТАКАЯ, ГОВОРИТ: «ПОД ЕЛКОЙ НАСРАЛИ!!!»
Ямщик побледнел, а из его бровей и ноздрей полезли седые волоса.
- Веселый ты, барин, - после некоторой паузы проговорил он. – Складывай друзьев своих в машину, да поедем потихонечку, покуда ванпиры на нас не кинулись.   
- Какие еще вампиры? – удивился Яков Яковлевич.
- Хе, - усмехнулся ямщик. – А вона оне, трутся.
Слесарь обернулся, и точно – увидел группу странного вида персон, одетых в черные плащи, которые зачем-то терлись спинами (и разными другими частями тела, но преимущественно спинами) о стеклянную витрину дежурной аптеки.
Яков Яковлевич, перекрестился латиноамериканским водолазом, после чего занес его, бережно закутанного в шубу из натурального муха, в маршрутку, затем, с некоторым трудом, втащил туда же труп свежепочившей старухи, и влез сам.
- Трогай! – сказал он ямщику.
Ямщик потрогал… Яков Яковлевич насупился…
- Не в этом смысле.
Ямщик попробовал снова…
- Руки убери, противный…
Атмосферу накалял еще и тот факт, что данный ямщик слушал не как все нормальные шофера «Радио Шансон», а как ушлый коммунист слушал записанную на кассету заключительную речь Генерального секретаря Центрального Комитета Михаила Сергеевича товарища Горбачева, произнесенную им на закрытии XXVII-ого сьезда КПСС. Кстати, атмосфера накалилась настолько, что снег потихонечку начал таять. Как будто опять наступила весна… грачи… без сна… др.… (в смысле «и др.»)
Тут Яков Яковлевич не выдержал, да как даст в табло! (В маршрутке зачем-то висело табло. И гонг… Подпольные хоккейные матчи что ли ямщик устраивал?). Табло упало и разбилось, И С НИМ БЫЛА ТУСОВКА ТАКОВА!
Атмосфера мгновенно разрядилась и все начали корчиться, поскольку стали задыхаться. Одна лишь старуха одетая в косуху проигнорировала это мероприятие, поскольку биологически в кислороде не нуждалась. Да она и при жизни в нем не нуждалась. Она ВООБЩЕ ни в чем не нуждалась – такая вот была загадочная женщина-кентавр… (Я что, разве не упомянул, что она была кентавр? Пардон! Она была кентавр! Еще какой, кентавр! Всем кентаврам кентавр! А еще, она была цербер… Ну да пес с ней!)
Слесарь, увидев такие дела, подумал, что неплохо было бы починить табло, дабы атмосфера снова зарядилась, и стал глазами искать напильник. Вскоре он узрел искомое. Напильник находился в передних лапках латиноамериканского водолаза, которому напильник очевидно, но невероятно полюбился, вероятно, за свою фаллическую форму… (Да, пожалуй именно за форму. Не за свое же фаллическое содержание наконец?!)
Яков Яковлевич с невероятным трудом подполз к водолазу, весьма алчно прижимавшему к своей груди вожделенный напильник, и попытался отнять его. В свою очередь, водолаз, хоть и задыхался, и был при смерти, так же старался ОВЛАДЕТЬ данным инструментом и почти уже преуспел в этом, но тут вмешалась судьба, и Яков Яковлевич совместно с ней (с судьбой!) все-таки отобрали его, после чего водолаз от горькой обиды лишился чувств.
Далее, Яков Яковлевич накинулся на табло и из последних сил принялся его чинить, и кто знает - не помогай ему в этом судьба, чем бы все кончилось для человеческой цивилизации?!
Но вот, табло было отремонтировано, отшлифовано и заколдовано, и все вернулось на круги своя. Снова пошел снег…
- Ф-фу-у, - проговорил ямщик отдуваясь. – Устал. Дай дух переведу, и тады поедем.
При этих словах он достал словарь и принялся усиленно переводить дух.
Пока ямщик переводил, Яков Яковлевич, воспользовавшись тем, что водолаз крепко заснул не приходя в сознание, сложил в сумку инструменты и спросил:
- Послушай-ка, любезный, собственно до областного водолазохранилища далеко еще?
Ямщик снял очки и, отложив в сторону словарь, обернулся.
- До хранилишша-то? Не, не далеко… Вон, за заброшенной мельницей, через мост.
- А почему мельница заброшена? – спросил Яков Яковлевич.
- Хороший вопрос, барин. С ентим делом связана одна очень страшная, но интересная история.
- Расскажи…
Тогда ямщик лукаво усмехнулся, сел поудобнее, поймал у себя в бороде вшу, убил ее, достал табакерку с нюхательным табаком, набил трубку, закурил, старательно причесался, снял валенок, сменил портянку, снял второй валенок, поменял портянку на другой ноге, и, сдвинув набекрень лисью шапку, достал складной нож, разложил его и поковырялся им в зубах; затем, ямщик вытащил из магнитолы кассету с записанными на ней материалами XXVII-ого сьезда КПСС и, с демонстративно-отсутствующим видом, принялся ее перематывать на начало при помощи шариковой ручки. Когда с этим было покончено, у ямщика неожиданно откуда-то появился термос с чаем «AHMAD», хлеб, сырокопченая колбаса и он неторопливо и сладко покушал, после чего долго отряхивал штаны от крошек (под СИМФОНИЧЕСКИЙ СКРЕЖЕТ ЗУБОВ Якова Яковлевича!!!), а когда и с этим было покончено тоже, то он, как-то странно взглянув на слесаря, вытащил из левого рукава туза бубей и, переложив его в правый, зевнул, трижды истово перекрестился и… помер!
- Мля-а, - взвыл раздосадованный в высшей степени Яков Яковлевич. – Вот ведь @ какая! Как есть @! С-скотина, тварь!..
- Кто здесь?.. – внезапно произнес чей-то голос.
Яков Яковлевич вздрогнул и стал озираться по сторонам, высматривая говорившего. Таинственный голос слесарю почему-то сразу не понравился, то ли оттого, что был он какой-то металлический, какой-то терминаторообразный; то ли оттого, что звуки были произнесены не ртом, а каким-то другим местом; то ли оттого, что Яков Яковлевич просто раньше никогда не слышал голосов, вещающих разным алкоголическим субьектам что-нибудь вроде: «Прыгай в окно! В окно! Спасайся от чертей» и пр..
Набравшись храбрости, слесарь ответил вопросом на вопрос:
- А ты кто?.. Выдь и покажись, с нами честно подружись, - при этих словах Яков Яковлевич кивнул на водолаза. – Коль ты старый человек, дядей будешь нам навек. Коли парень ты румяный, братец будешь нам названый. Коли красная девица, будь нам милая сестрица… («Мм-да-а, представляю себе девицу эту так называемую, с таким-то голосом!» - подумал Яков Яковлевич). Коли ты фашист поганый, то застрелим из нагана! Коли ты… КОЛЬ, ТЫ, ЧТО ЛЬ?..
- ХВАТИТ ГЛУМИТЬСЯ НАД ПУШКИНЫМ!!! – взревел голос.
- Тогда выходи, - предложил Яков Яковлевич.
- Как же я выйду-то, обалдуй, у меня и ног-то нет…
- Ну, выйди на руках, если ты акробат, к примеру, - сьехидничал слесарь.
- Я, бортовой компьютер, идиот!
- О!..
У Якова Яковлевича немного отлегло от сердца. И от мочевого пузыря тоже немного отлегло.
- Где ямщик? – осведомился бортовой компьютер.
- Помер…
- Царствие небесное… Извини, что спросил…
- Да ничего…
- Эхе-хе-е…
- Мм-да-а… Судьба-а…
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими звуками, напоминающими всхлипывания, которые издавал бортовой компьютер. Однако это продолжалось не долго.
- Тэ-экс, - произнес вышеупомянутый достаточно деловым тоном. – Ну, ладно… Я, конечно, никого не хочу пугать, только щас я запустил программу подготовки к самоуничтожению. Секунд эдак через 30… пардон, через 29… пардон, через 28… короче, она завершится и мы вплотную подойдем к следующему этапу, который займет у меня примерно столько же времени. Так что, искренне советую навострить лыжи. Лыжи-то есть у тебя, болезный?
- Эй! Стоп-стоп-стоп! Минуточку! – возопил Яков Яковлевич.
- Вот-вот, именно минуточку, - подтвердил бортовой компьютер.
- Зачем это все? – не унимался слесарь.
- Тело должно быть кремировано, - веско произнесла адская машина.
- Но почему???
- А может он холерный какой, или тифозный. Знаешь сколько он всяких людей и нелюдей в день возил? – хренову тучу. Кто его знает, какую заразу они на себе разносят! Медицинскую книжку-то они, поди, не предьявляли когда в маршрутку залазили, сволочи, некогда им видите ли. А знаешь, почему не предьявляли?..
- ???
- ПОТОМУ, ЧТО ВСЕМ, НА ВСЕ, НАПЛЕВАТЬ!!!
- Нет! – закричал слесарь. – Мне не наплевать!
- Да ну? Докажи!
- У меня, у меня справка есть!
- Программа приостановлена, - произнес бортовой компьютер. – Покажь справку…
Дрожащими руками полез Яков Яковлевич в нагрудный карман комбинезона, и извлек из него документ, заверенный даже не одной, а целых тремя печатями.
- Куда предьявить? – осведомился он.
- Суй в сканер…
Яков Яковлевич внял совету (а что еще оставалось делать?). Прошло долгих пять минут. За это время Якова Яковлевича одолевали химеры из разряда таких: а не погрызть ли ногти; а не закурить ли сигарету; а не воскресить ли ямщика… Но все они казались какими-то мелочными, беспочвенными, и быстро тускнели на фоне железобетонного решения принятого слесарем в начале этого повествования.
- Программа подготовки к самоуничтожению запущена! – произнес бортовой компьютер на редкость глумливым голосом.
- Почему? – изо всех сил изумился Яков Яковлевич.
- По кочану! Справочка-то просрочена!!!
В первый момент слесарем овладело тоскливое отчаяние, но, быстро сконцентрировавшись и трезво оценив ситуацию, он внезапно увидел на приборной панели большую, почти с граненый стакан размером, кнопку, на которой английским по красному было написано «ESC». И поскольку на подбегание и нажимание оной времени уже явно не хватало, Яков Яковлевич достал из своей сумки разводной ключ и, как следует прицелившись, с остервенением метнул его прямо в англоязычные буквы. И попал!
- Программа самоуничтожения отменена, - обескуражено произнес бортовой компьютер. – Что это было?
- Да так, ничего…
- Мама! – взвизгнул компьютер. – Кто здесь?..
- Я, - сказал Яков Яковлевич.
- Кто «я»?
- Слесарь. Яковлев Яков Яковлевич.
- А ямщик где? – В голосе бортового компьютера звучал неподдельный страх.
- Помер…
- Ай-яй-яй… Царствие небесное… Хороший был дядька.
- Мм-да-а… Судьба.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими звуками, напоминающими всхлипывания, которые издавал бортовой компьютер. Однако на сей раз, это продолжалось довольно долго.
- Скажи, как он погиб? – попросил компьютер совершенно убитым голосом.
- Да он тут собрался историю про заброшенную мельницу рассказать, да не успел – помер.
- КАКАЯ ЖАЛЬ!
- Да, пожалуй… Иначе и не скажешь…
- Хочешь, Яков Яковлевич, я тебе эту историю расскажу? – неожиданно предложил бортовой компьютер после небольшой паузы.
- Расскажи…
- Ну, так слушай. – И компьютер, негромко включив расслабляющую музыку, и найдя в своей базе данных хорошо поставленный голос диктора Левитана, неторопливо стал рассказывать:
- Давным-давно, жили-были три брата. Приходились они друг другу близнецами, так что было не разобрать – кто из них старшой, кто меньшой, а кто среднинькой. А тут еще, как на грех, звали всех троих одинаково – Александрами. Про меж себя решили братья называться не только словами, но так же и цифрами, и вот стали они: Александр I, Александр II, и Александр III, соответственно. Были Александры сиротами, не было у них ни батюшки, ни матушки, ни старой бабушки, ни мудрого дедушки, одним словом, жили они как какие-то клоны галимые (у клонов хотя бы ученые есть, которые за ними следят, а у этих, ну просто воще никого). А еще, были Александры крепостными крестьянами. Своего дома у них не было и жили они за бугром, возле кладбища. Долго ли, коротко ли, дожили они до седых (пардон!) мудей. Замерзли. Решили они тогда дом себе построить. Распределили обязанности: Александр I, как самый упертый, стал котлован под фундамент деревянной ложкой копать; Александр III, как самый мордастый, отправился лес вручную валить, а Александр II, как самый хитрый, сел чертеж будущего дома малевать, да так увлекся, что помимо чертежа, намалевал еще и документы на будущий дом на свое имя, и приватизацию намалевал на свое имя, паразит! Да помимо всего прочего, гад ползучий, успел, еще не построенный дом, выгодно продать. Причем, что самое феноменальное, барину, у которого сам в крепости числился! (Ох, ловка-ач!) Через некоторое время, возвратился с лесоповала Александр III. Заходит он, значит за бугор, в пенаты, так сказать, и видит такую картину: котлован стоит не вырытый, и по не вырытому котловану бродит Александр I, грустный, как будто ему кто в штаны насрал. Почуяв недоброе, Александр III спрашивает: «Че за дела, братан? Я, чисто, не понял… А где, типа, котлован?» На что Александр I отвечает: «Понимаешь, тут такое дело вышло… В общем… Как тебе сказать…» «Ты, типа, прекращай сиськи мять, говори сугубо по делу, - оборвал брата Александр III, - не надо тут, типа, тень, типа, на плетень наводить, а то я тебе, чисто, глаз, чисто, на жопу наведу, врубаешься?»
Александр I врубился и рассказал брату как дело было. Долго матерился Александр III, и говорит:
- Давай, чисто, Санёк, типа, что-то с этим, чисто, делать.
И решили Александры I и III Александра II загрызть. Вернее, решил Александр III, а Александр I его в этом молчаливо поддержал. Отправились они тогда в местный кабак, где, по сведениям Александра I, находился ихний непутевый братан. Приходят, значит, и видят картину: Пикассо, «Герника». Ничего не поняли. И дальше глядят. Под картиной сидит Александр II, по бокам его два стрельца, то есть, бойца, один из бойцов который стрелец, а второй  - овно. Полное. То есть, полный, в смысле – толстый чувак, по гороскопу стрелец, а по сущности – овно. Тут Александр III и говорит:
- О, возлюбленный, любезный брат наш, Александр II! Здесь имело место быть некоторое недоразумение, вызванное тем фактом, что я, вернувшись из мест не столь отдаленных, где я имел честь и работал под чутким руководством некоего молодого человека, который платил мне одну печенюшечку и ложечку варенья, коих у него было целая корзина и бочка, не обнаружил на месте нашего совместного с Вами, дорогой брат, существования даже начальной стадии начала строительства и, недоумевая по этому поводу, прошу Ваших компетентных разъяснений. (Если перевести данную фразу с уркаганско-матерного на русский литературный, то она звучала именно так!)
Два бойца насторожились и стали держать ушки на макушке, а в руках пушки. Вот представьте себе: сидят два мордоворота, уши, такие, как у собак раз-раз, и пистолеты как у собак (только я не знаю, чего у собак пистолеты могут делать).
- Одну минуточку, - говорит Александр II братьям. – Сейчас игра закончится и я вам все с удовольствием объясню.
В то время на дворе шла занимательная игра под названием «Веселые старты, грустные финиши», выдуманная Александром II. Правила данной игры были таковы: берутся, значит, холуи, в количестве чем больше, тем лучше. Поются водкой, кто сколько выпьет, и, после того как напьются почти в зюзю, ставится им боевая задача: пробежать пятьсот метров по пересеченной местности. А чтобы холуям веселее бежалось, в погоню за ними пускается свора собачек – матерых доберманов, но, поскольку Александр II отродясь садистом не был, у каждого добермана была отрезана задняя левая нога (ну, чтоб не скоро догнали). Далее, добежавшему до финальной стадии холую, предстояло перепрыгнуть двухметровую яму с гремучими змеями. Если перепрыгнул: значит судьба, а, если не перепрыгнул, значит, соответственно, не судьба. Перепрыгнувшего яму, и не покусанного собачками, холуя на финише ожидал супер-приз: СТАРТ!!! Сделавшему три пробежки холую дозволялось покушать, пять пробежек – поспать, десять пробежек – давались бесплатный концерт для гобоя с оркестром, эскимо и гражданская панихида за счет деревенской администрации.
- Некогда нам, типа, олимпийские игры, чисто, зырить. – Произнес Александр III. – Я спрашиваю, что с нашим домом творится, … м-мать?
- А с домом, собственно, ничего не творится… - Ответил Александр II.
Все задумались. И верно было то – с домом действительно НИЧЕГО НЕ ТВОРИЛОСЬ.
Достает тут Александр III из-за голенища правого сапога перо, а из-за голенища левого сапога – тесак. Почистил перо и, протягивая его Александру II, говорит:
- Малюй, чисто, новый план…
Но не даром в народе говорят «Не так страшен план, как его малюют». Стал Александр II новый план страшно малевать, настолько страшно, что даже охранники его мордоворотистые в лес сбежали. Собачки тоже убоялись, резко отрастили себе не то что по задней левой ноге – по две задних левых ноги, и за охранниками  - вприпрыжку, и гремучие змеи из ямы тоже ужаснулись и вслед за всеми вышеперечисленными в лес уползли, где всех их (охранников, собачек на пяти ногах и змей) увидели волки и от испуга скушали друг друга. А те, которые друг друга кушать не пожелали, подались в Тамбов.
День и ночь страшно малевал Александр II новый план. Не столько день, сколько ночь. Вот представьте себе – сверкает гром, молния гремит, мужик крестится изо всех последних сил – знать Александр II план малюет. Только раки пучеглазые возле кружки с пивом лазают, и в овраге за горою… в недорытой яме под фундамент Александры I и III воют (замерзли потому что, да задолбались лопатами змеям головы отрубать).
Прошло долгих девять месяцев. И на девятый месяц уродилась у Александра II двойня – целых два плана. Стал Александр II думу думать – какой план лучше. Ничего не может понять. Вроде, один хорош, а приглядеться – второй-то лучше, но если на первый повнимательнее посмотреть – у него архитектурное решение интереснее… Зовет тогда Александр II Евлашку. Евлашка был из холуев. Ветеран. Двадцать одну ходку туды-сюды от старта до финиша сделал. Был он убогенький (ноги собаки отгрызли, а нос и уши змеи гремучие подлючие отъели), но башковитый, прямо как Колобок.
- Ну-кось… - Говорит Александр II Евлашке. – Скажи, какой план лучше?
Стал Евлашка планы изучать. Изучал, изучал, а потом и говорит заикаясь:
- Т-тт…план,  х-хроший, барин…
- Который? – осведомился Александр II.
- И т-тт…первый, и ф-фф…в-ввторой…
- Да-аа?!.
- Они, т-тт…барин, од-ддинаковые…
- Да ты, Евлашка, не сбрендил ли?
- Йй…ааа, н-нне… с-сс… - ответил Евлашка и задергался в эпилептическом припадке.
Через некоторое время, когда корчи прошли, Евлашка сказал:
- К-кк… х-ххх… к-ка… кк-к… Копирка, блин…
Пригляделся Александр II к планам -  глядь, а они одинаковые. «Ну и ладно, - думает, - нехай одинаковые, второй продам кому-нибудь». Вслух же сказал:
- Давай-ка, Евлашка, метнись ползком за моими братьями, да веди их сюда, только так веди, чтоб вас никто не видел – в деревне нынче неспокойно, полицаи с карателями зверствуют, не ровен час, ко мне нагрянут с обыском… водку пить. Ты веди их в собачий вольер, все равно пустой стоит, а там мы чего-нибудь придумаем.
Метнулся Евлашка. Но поскольку к братьям вела плохая дорога, метнулся он в лес, к партизанам, куда дорога была лучше. Искать партизан долго не пришлось – запах портянок, пьяные песни под гитару и яркие всполохи костра на небе выдавали местоположение отряда километров за 20-25.
В это время самый главный командир партизанского отряда «Красные Гремучие Змеи» пошел в лес поблевать, да по ошибке забрел не в тот лес, заблудился и как-то сразу одичал… А в тот, в какой надо, лес, как на грех, приполз наш калечный. Партизаны, сильно напуганные мордоворотами-людоедами, пятиногими собаками-мутантами и матюгающимися гремучими змеями, приняли Евлашку… в свой партизанский отряд. В должности командира. А сами все дезертировали…
Долго ли, коротко ли, заболел Александр III неизвестной болезнью и стал страдать. И Александр I, глядя на его мучения, тоже стал страдать. Решили они пойти куда-нибудь, попроситься на ночлег к кому-нибудь. И отправились они в деревню.
Приходят они в деревню и видят: по всей деревне идет расправа – то ли лесные партизаны деревенских фашистов бьют, то ли наоборот. Шум, гам, магазин стоит закрытый, продавец лежит убитый, сельсовет горит – вертеп, короче. Подкрались они  к кабаку, в котором раньше их брат сидел. Глядь, а Александра II и нет. Тут Александр I упал на четвереньки, принюхался, потом, приложил ухо к земле, прислушался и говорит:
- Вот гад! Да ведь он же, сволочь, в Израиль эмигрировал!
- Вот …, … … такая! Почему, … ..,  в … Израиль?
- Может он еврей потому что? – Предположил Александр I.
- Да как же, … твою мать, еврей, … его в рот???
- Ну не знаю…
- … … … … … … … … … … … … … …!!!
Зашли тогда удрученные братья в кабак и обнаружили чертежи.
- Смотри-ка, а планчик-то он все-таки намалевал! – Воскликнул Александр I.
- Да мне …  на его … планчик, …!.. Хотя…
Уставились они в планы, как вараны на новое болото, ничего не могут понять. Ну не инженеры, не архитекторы они. И тут, откуда-то сбоку послышалось деликатно-туберкулезное покашливание. Обернулись братья на звук и видят мужика какого-то в выхухолевой шапке. Стоит он себе, да в носу поковыривает.
- Ты, чисто, хто, мужик? Что, типа, за хрен с горы?.. – Сурово спросил Александр III.
- Я, конечно, ДИКО извиняюсь, но я не с горы, - произнес дядька нахмурившись. – Не с горы, а скорее наоборот… Кхм, кхм…
Вдруг за окном раздался взрыв, все залегли. Разговор продолжился на полу.
- Дело в том, - как ни  в чем ни бывало, продолжая поковыривать в носу, сказал неизвестный, - Что, я – старший помощник младшего кротомера. (Я произвожу замер кротовин кротов и слепухов в черноземных, и около того, грунтах.) И вот, не далее как вчера, замеряя на редкость глубокую кротовину одного слепуха, я обнаружил некий документ, из которого явствует, что судя по всему 20 лет назад, в этих местах, у меня родились сыновья в количестве трех штук. Все они были наречены Александрами. Я было сначала не поверил, но документ оказался подписан весьма и весьма авторитетными лицами к мнению которых следует прислушиваться. Из этого можно сделать недвусмысленный вывод: вы мои сыновья! А я ваш папа. Гадский. Гадский – моя фамилия…
- Мля-а… - Простонали новоиспеченные Александры Гадские хором. – Вот ведь еще засада!..
- Так давайте же обнимемся, о, возлюбленные сыновья мои! – Воскликнул папа.
На что Александр III, тупо уставившись в потолок, замкнулся на внутренний контур и принялся читать мантру на древне-шумерском языке, а вот Александр I, тот действительно полез к папулечке с обьятьями. Александр I вообще был чувствительный молодой человек. Можно даже сказать, манерный, такой, знаете ли, амурно-гламурный… Ну, вы понимаете?!. И стали они, вдвоем с папой Гадским по полу кататься и обниматься изо всех своих сил.
Тем временем, революция в деревне поутихла. Фашисты в свою Баварию уехали – баварское пиво жрать, партизаны вернулись к ремеслам и собирательству. Жизнь пошла своим чередом. (Можно подумать, что раньше она шла чьим-то чужим!)
Папа Гадский быстро разобрался в чертежах и говорит:
- Ясно вижу я, что один из моих талантливых сыновей нарисовал прекрасный план! План завода по сборке Шалтаев-Болтаев! Ясно вижу, как ныне сбирается Шалтай-Болтай… А вы, возлюбленные сыновья, видите?..
- Да! – Сказал Александр I. – А где мы, собственно, жить будем?
- На заводе. – Ответил глава семьи.
А Александр III ничего не сказал, просто продолжил монотонно бубнить мантру.
Взялись Гадские папа и один из сыновей завод строить. Только вот сколько не бились, не получается у них завод по сборке Шалтаев-Болтаев. Просто никак! А получается у них почему-то мельница! Семь раз перестраивали - мельница, и все тут!
- Ладно, - говорит папа. – Раз пошло такое дело, хрен с ним! – будем на мельнице жить.
Пришлось уволить без выходного пособия, всю королевскую конницу и всю королевскую рать, поскольку с заводом ничего не вышло.
- Сходи-ка, - говорит папа Гадский своему сыну Александру Гадскому I, - Призови к нам батюшку, чтоб мельницу освятил. И тогда, славно мы на освященной мельнице будем жить-поживать, добро пропивать.
Через некоторое время, принесли два дьякона протодьякона сильно выпимшего. И стал тот протодьякон мельницу святить… с трудом. Только чего-то он по пьяни перепутал и вместо того чтобы освящать мельницу, стал отпевать… с комсомольской правдой. Все шло нормально, пока на глаза протодьякону не попался Александр III, бубнящий мантру на древне-шумерском языке. Осатанел протодьякон.
- Ага! Враг человеческий, - закричал он. – Богохульсво во время таинства! Изыди на фиг, ЧОРТ нерусский!
Стал протодьякон за Александром III гоняться с кадилом и с осиновым колом, а дьяконы бросились за протодьяконом, дабы утихомирить. Бегали, бегали, устали. Устроили перекур. Покурили, и опять принялись друг за другом гоняться. Где-то через полтора часа, протодьякону это дело надоело. Обиделся он, и мельницу проклял, а Александра III, так и не прекратившего мантру говорить, от церкви отлучил, а потом подумал-подумал, да еще и ОТУЧИЛ от церкви. Взгромоздился на дьяконов и в свою скромную обитель уехал.
Стали Гадские на проклятой мельнице жить. Очень не охотно возили крестьяне зерно на эту мельницу. Возили только в том случае, если к ним кто-нибудь из Александров лично являлся. С ружьем. Да и то, надо признаться, не охотно. Вот если с гранатометом, тогда гораздо охотнее. Мука на мельнице получалась плохая, какая-то невкусная, серая, а в смеси с песком ей можно было кирпичи в кладке скреплять. Стали крестьяне из этой пресловутой «муки» статуи ваять. Вскоре прославилась деревня на всю Саратовскую губернию. Почему-то именно Саратовская богема очень эти статуи полюбила. Даже сам генерал-губернатор неоднократно приезжал, и неоднократно себе из местной «муки» заказывал надгробье в виде то писающего мальчика, то писающей девочки, то дракона писающего.
Прошло три относительно спокойных года. В конце третьего, вернулся из Израиля Александр II. В Израиле он потолстел, приобрел золотые по краям серебряные зубы и состарился на десять лет, хотя I и III Александры за это же время состарились на три. К тому же, проникся Александр II идеей сионистского заговора в масштабах восточного полушария планеты. И как только он вернулся, то сразу начал с этой своей идеей носиться по деревне – умы смущать. Настоял на постройке в деревне синагоги, после чего сделался у протодьякона и обоих дьяконов врагом  №1; организовал пункт обрезания крестьян; учредил издательство, в котором принялся печатать газету «Таки Искра», а по вечерам, в местном клубе стал читать лекции на разнообразные темы, такие как «Израилефилия в быту», «Обрезание, как самопожертвование в пользу голодающих буддистов», «Евреи. Сорокалетнее путешествие туда и обратно», «Пейсы и пляски населения Иерусалима», «Честная торговля. Миф или реальность?» и пр..
Местное население к данным мероприятиям относилось хладнокровно, один протодьякон повел себя не одекватно. Протодьякон занял ультралевую позицию в данном вопросе, стал напиваться в три с половиной раза сильнее обычного, и неоднократно позволял себе после этого обрушиться с критикой и кулаками на Александра II. Два раза пытался мельницу поджечь… Оба раза его, с дикими горящими глазами, с растрепанными волосами и бегающего с факелом, подобно Прометею, ловили, связывали и несли бесов из него изгонять, то есть на конюшню сечь. Однако протодьякон оставался непримирим и, в отношении Александра II, буен. Он, даже, простил Александра III и принял его обратно в лоно церкви, обьявив с амвона прихожанам, что мантра, которую не переставая произносит Александр III, есть ни что иное как богоугодная таблица умножения, только на древне-шумерском языке, а вот Александр II – плохой-плохой-плохой…
Однажды говорит Александр II братьям и папулечке:
- Таки поеду я уже в город. Надо пару листовок распространить в пролетарской, так сказать, среде, пару лекций прочесть, может быть, пару обрезаний сделать… и если повезет.
Все присутствующие кивнули хором, и «революционер» уехал.
Местное население вздохнуло с некоторым облегчением, а протодьякон отслужил молебен «Во избавление земли русской от супостатов» пару раз. И нарезался до полной невменяемости вместе с обоими дьяконами.
Где-то через неделю, неожиданно, возвратился Александр II из города. Выглядел он удрученным и подавленным, может оттого, что рожу ему в кровь разбили, может оттого, что в душу плюнули, а может оттого, что на хвосте за ним два шпика из царской охранки притащились. Весь хвост, сволочи, оттоптали! Оторваться от них он не мог, не ящерица ведь, а, как-никак млекопитающее животное. И сбросить тоже не мог – рук-то нет! А руки, надо сказать, он потерял следующим образом: отправился Александр II на шизофрезерный завод пропагандировать, а рабочие, не поверив что он из пролетарской среды, заставили Александра смену оттарабанить на шизофрезерном станке, который, в свою очередь, с удовольствием руки ему и оттяпал. Таким образом, вернулся Александр II из города ни с чем, вернее со всем, кроме рук. Тем не менее, поездочка пошла ему на пользу – здравого смысла не прибавила, но вся дурь из головы мигом куда-то девалась. Скорее всего шпики прибыли именно это расследовать – куда девалась дурь.
Долго убивался Александр II по поводу отсутствия рук, но без оных убиваться было несподручно. Нечего было на себя наложить. Отправился горемычный брат к местному фельдшеру, стал просить его сделать чего-нибудь по медицинской части. Фельдшер долго отнекивался, упирая на то, что он, скорее, ветеринар-коновал, чем доктор, но, после того как Александр II посулил фельдшеру выделить на халяву столько «муки», сколько хватило бы на постройку пирамиды на подобие египетской, согласился и стал оперировать. Первым делом, фельдшер удалил у Александра II обоих шпиков с хвоста, затем, и сам хвост удалил, потом расчленил хвост на сегменты и приживил данные сегменты на место отрезанных рук. Таким образом, получились некие щупальца, даже нет, скорее, трогальца. Длинные, гибкие и волосатые.
Идет по деревне Александр II, трогальцами новыми любуется, приплясывает от радости, а на встречу ему движется протодьякон, несомый дьяконами. Поравнялись они, Александр говорит:
- Здрассь… - И трогальцем протодьякону подбородок пощекотал, хотя и стоял в трех метрах от оного.
Протодьякон глаза продрал, увидел Александра II и завизжал как зарезанная свинья. Дьяконы испугались и «понесли». В бешеном галопе добежали они до самого «Дьявольского каньона» и бросились вниз. (При сьемках данной сцены ни один священнослужитель не пострадал.)
А Александр II пришел на мельницу и говорит:
- Все. Не стану я больше народные умы смущать, а стану я честным мельником.
- Иди, лучше спрутом стань! – Возразил Александр I, покосившись на трогальца.
Папенька ничего не сказал, а третий брат как сидел в углу, на внутренний контур замкнувшись и мантру говорящий, так и остался в том же положении.
- Вижу я - не любят меня здесь. – Сказал Александр II. – Злые вы. Уйду я от вас… Дайте денег на дорогу, волки. Я по дорогам скитаться пойду.
Скинулись Гадские, дали денег сколько было, и отправился Александр II странствовать.
А вечером, вылезшие из «Дьявольского каньона» священнослужители, явились в деревню, возбудили в крестьянах ненависть к братьям Гадским и к Гадскому же папе, подговорили народ на, как уверяли богоугодное, действо, и отправились к проклятой мельнице. Пришли, дружно взялись и забросили ее на фиг в то самое место, из которого сами недавно выкарабкались.
ВОТ ПОЧЕМУ, И КУДА БЫЛА ЗАБРОШЕНА МЕЛЬНИЦА!!!
Закончил бортовой компьютер повествование и воцарилась тишина.
- Кх-м, кх-м… - Откашлялся компьютер после довольно продолжительной паузы. – Я говорю: ВОТ ПОЧЕМУ, И, СОБСТВЕННО, КУДА БЫЛА ЗАБРОШЕНА ЗАБРОШЕННАЯ МЕЛЬНИЦА… Эй, Яков Яковлевич… Яков Яковлеви-ич…
- А?.. Что?.. – Встрепенулся слесарь.
- Ты что, спишь что ли?
- Отнюдь…
- А то, смотри у меня.
- Слушай, - сказал Яков Яковлевич, зевая в кулак. – Ямщик вроде говорил, что история страшная, а я ничего такого в ней не усмотрел…
- Не усмотрел значит?
- Нет…
- Совсем?
- Совсем…
- А у ямщика, вместо рук что?
- Э-ээ… Трогальца… Уй, бля!!! – взвизгнул Яков Яковлевич, отпрыгивая в заднюю часть маршрутки и ударяясь головой в гонг.
Бортовой компьютер злорадно захихикал.
От шума, проснулся латиноамериканский водолаз и снова принялся хныкать. Да так противно, пришлось ему напильник дать, чтобы утихомирить.
- Ну, что делать будем? – поинтересовался компьютер.
- Не знаю… - сказал Яков Яковлевич, потирая ушибленную голову. – Мы, наверное, пойдем?..
- Осмелюсь спросить: куда?
- Своей дорогой…
- А ведь могу отвезти.
- В самом деле?
- Угу. Я ведь это, пилот… Автопилот…
- То есть, домой, на базу, так сказать? – Уточнил Яков Яковлевич.
- «Авто» - означает автомобильный, а не автоматический, - терпеливо разьяснил компьютер.
- Поня-атно…
- Только, есть одно маленькое «но»…
- Какое?..
- На счет оплаты.
- Оплаты?
- Да. Ты с прежним водителем, помнится, на куртку с мертвой бабки договаривался, так?
- Договаривался.
- Ну, это… Давай, снимай…
- А зачем бортовому компьютеру куртка? – спросил слесарь с недоумением.
- Дело не в материальных ценностях, - наставительно ответствовал тот. – Дело в принципе!
- Ну если в принципе…
Стал Яков Яковлевич с мертвой старухи косуху стягивать. Тяжело ему было – бабка одеревенела вся, задубела. Желудями покрылась. Пока куртку через все ветви и сучья протащишь! Но вскоре ему это удалось. И как только косуха оказалась у слесаря в руках, грянул гром, сверкнула молния и произошло чудесное превращение: одеревеневшая бабка превратилась в прехорошенькую молодую девушку.
Яков Яковлевич встал как громом пораженный, а водолаз лежал скрюченный, как будто молнией пораженный. Короче, контузило всех, включая бортовой компьютер.
- Добрый вам вечер! – сказала девушка, кланяясь Якову Яковлевичу в пояс, из чего можно было заключить, что данная девушка не только хороша собой, но так же хорошо воспитана. Затем, она повернулась к латиноамериканскому водолазу и сказала:
- Буэнос ночэс, ховэн!1
А бортовому компьютеру проскрипела:
- И все присутствующие сделали вывод, что девушка не только хороша собой, не только хорошо воспитана, но так же образована, возможно даже академически (радио технически).
Не удивительно, что латиноамериканский водолаз немедленно в девушку влюбился без памяти. Бортовой компьютер влюбился с памятью (оперативной). А Яков Яковлевич остался верен супруге, и если и влюбился, то совсем чуть-чуть, как-то в душе и где-то внутри.
Сам собой возник немой вопрос (то есть, не вопрос, а целых три (в среднем три, а так – четыре) вопроса): «А вы кто, собственно? Откуда, так сказать, образовались? С чьей, некоторым образом, помощью и на какие, я бы хотел уточнить, «шиши» (образовались)?»
ХОРОШИЙ ВОПРОС…
Берет тут девица не известно откуда кокошник, изящно водружает себе на голову и молвит:
- Начало этой истории, о, возлюбленные во Христе братья мои, лежит в истоках, берущих начало свое от корней своих. Подобно тому, как конец Великой Китайской стены берет начало у начала Великой Китайской стены… (Между прочим, логично…)…
Я родилась в 1567 году в Амстердаме, что в Нидерландах, в семье ремесленников и с детских лет приняла на себя все тяготы непростой и унылой жизни, которой способствовала свирепствующая в те времена инквизиция, насаждаемая бессердечным тираном Фернандо Альваресом де Толедо, герцогом Альбой. Сразу же, не приняв официальную позицию церкви, я начала вести непримиримую войну со всеми, кто не разделял моих реформистских взглядов. Война эта с моей стороны носила заядло-партизанский характер и выражалась то в забрасывании дрожжей в инквизиторские сортиры, то в намеренно громком исполнении запрещенных псалмов после 23.00, то в подкарауливании и последующем циничном избиении фанатов короля Филиппа II, вступившего на престол после Карла V. Естественно, долго такое продолжаться не могло, и, спустя некоторое время, я оказалась в «испанских сапогах» (на редкость дурацкая штука, сапоги 30 размера, а я-то ношу 35,5!), бегать стало значительно труднее. Так и бегала по камере набитой дурой (меня, кстати, набили еще). Потом приехали два злых инквизитора, а с ними ОЧЕНЬ ЗЛОЙ, и стали меня допрашивать с пристрастием. Только я им ничего не сказала, потому что допрос велся на испанском языке, а я его не знала на то время. Да и адвоката они мне не предоставили, а я ведь им русским языком сказала что буду говорить только в его присутствии. Так или иначе, участь моя была решена…
Девушка замолчала и из глаз ее потекли горькие слезы. Яков Яковлевич протянул ей батистовый носовой платок с брабантскими кружевами.
- Дальше-то что?- спросил бортовой компьютер срывающимся голосом.
Девушка высморкалась.
- Фф-рр-р… Что-что, сожгли меня, изверги…
- Прямо вот взяли и сожгли? – Всплеснул виртуальными руками бортовой компьютер.
- Криво, блин… Ну да, сожгли. Знаешь как щипало?!
- Да-аа… - Задумчиво протянул Яков Яковлевич и покосился на истерично грызущего ногти латиноамериканского водолаза.
- Но это еще не конец истории, - сказала девушка вторично высморкнувшись и обводя покрасневшими глазами окружающих. – После моей казни, ехал мимо пепелища один очень могущественный Некромант, и чем-то ему мой пепел сильно понравился. Собрал Некромант пепел, привез в свой замок и возлюбил его… А потом уже меня, как птицу Феникс, воссоздал. Стали мы с Некромантом жить-поживать… вернее, мереть-помирать, детей умервщлять. Было у меня с ним пятеро детей… Ну, наверное, это вам не особо интересно… В общем, захотелось нам однажды пить. «Сходи, пожалуйста, за водичкой, - говорит Некромант. - Только во Фландрию не заходи, мне в прошлый раз показалось, что тебя там недолюбливают». Отправилась я по воду, по мертвую… Иду себе со жбанчиком, насвистываю: «гружу вагоны синие, в полях на минах рвусь», во Фландрию не захожу как и было предписано, хорошо! И вдруг, навстречу мне выходит женщина какая-то неопределенного возраста, как впоследствии оказалось – бывшая Некромантова сожительница (если можно так выразиться), и говорит сладким голосом: «Здравствуй, девица!» Я говорю: «Здравствуйте… Ой! Тьфу! И вам сдохнуть, то есть!» А она: «Далеко ли путь держишь?» А я: «С какой целью интересуетесь?» А она: «Это уже мое дело!» А я: «Фигушки вам!» А она: «А по морде и переспросить?» Короче, началась распря, плавно переходящая в мышиную возню. А потом, в грызню. Взяла эта женщина коромысло (тоже видимо по воду шла) и как даст им по «кумполу»… цирка! И из-под того все акробаты, что твои груши, повысыпались. А я ей ка-ак дам жбаном прямо… в жбан! – вот грохоту было! Тогда она достает из кармана телячью печень, да как врежет по ней, блин, по печени, – аж брызги во все стороны полетели! А я, смотрю: фанера валяется, схватила ее и ну проламывать, а потом вспоминаю, что у меня с собой бубен есть, достаю его и ка-ак с ноги в него пробью! Тут женщина злобно так говорит: «Ну все, стерва, щас я тебя попишу!» Достает она, значит, мольберт, краски, кисть… Я кричу ей: «Я сама щас тебя попишу!» - и те же предметы извлекаю… Принялись мы друг друга писать. Так бы все полинером и кончилось, если б не эта ехидна яйцекладущая. Подкралась ко мне, да и с дороги спихнула. Упала я на ту сторону дороги, а там  Фландрия как раз начиналась. Схватили меня инквизиторы, которые только того и ждали, в тюрьму поволокли…
- А дальше что? – всхлипнул бортовой компьютер.
Девушка рассеяно пнула валяющийся на полу желудь.
- Дальше… Опять допросы, суд, только на сей раз решили меня утопить. Знаете, наверно: всплывет – ведьма, не всплывет – Му-му. Стало быть, я – Му-му, собака, значит, сукой меня посчитали, гады! Но некромант и на этот раз меня выручил. Вытащил он меня из реки при помощи спиннинга, домой в замок принес, стал сушить. Через неделю я посушилась, некромант меня оживил и стало у нас все как прежде.
Через некоторое время захотел некромант опять пить. Только в этот раз, за водой я идти отказалась на отрез – давешних водных процедур хватило, и некромант отправился сам, а я дома осталась добро стеречь… зло стеречь.
Только он из дома – шасть, ко мне в квартиру та же самая женщина неопределенного возраста – шасть, и говорит: «Привет! Ты сказку о Мертвой Царевне и семи богатырях знаешь?» Я отвечаю: «Салют!.. Не знаю». А она: «На, вот, возьми тогда яблочко, пожалуйста». «Мерси!» - говорю, а сама беру яблоко и ем. Женщина смотрела, смотрела, как я яблоко ем, а потом и спрашивает: «Ну, как?..» «Яблоко, как яблоко, - говорю. – Только, почему-то мужика захотелось». Тогда женщина насупилась и говорит: «Это, наверное, не то яблоко. На, другое…» Я другое яблоко беру. Ем и его. «Ну, что?..» - опять спрашивает женщина, а сама руки потирает. «Обычное яблоко, - говорю. - Только вот Закон Всемирного Тяготения открыть зачем-то понадобилось». «Угощайся!» – Снова, значит мне яблоко сучит. «Благодарствую», - ем. «Хорошо ли, тебе, девица, хорошо ли, славная?» «Офигительно! Только, почему-то захотелось из арбалета в башню кому-нибудь зарядить». Женщина зубами заскрежетала, и очередное яблоко мне протягивает: «Кушай, кушай…»
Прошло полтора часа. Женщина спрашивает: «Еще яблочко?» Я отвечаю: «Фф-фуф… Нет, спасибо, не могу больше… И определять, какая из девок красивей, Елена или Венера, не буду». «Да ладно тебе! Кушай, у меня еще есть, целых полрюкзака осталось». Я тогда говорю: «Заманчиво, конечно, но, нет». «Точно?» - уточнила женщина. «Абсолютно». Посидели, помолчали… Тут женщина и говорит: «Ну, я, пожалуй, пойду. Рюкзак тебе оставляю, мало ли… Варенье сваришь, или сок, к примеру, выжмешь…» Я говорю: «Нет, нет… Я этим заниматься не буду». «Это почему еще?!» - возмутилась женщина. «Все дело в том, - поясняю, - что я сейчас начну в Fallout 2 играть, а это минимум суток на двое, к тому времени яблоки, конечно, пропадут. Так что…» «Вообще-то, знаю один чудеснейший рецепт варенья именно из гнилых яблок, - проговорила женщина, делая ударение на слове «гнилых». – Однако, если уж речь зашла у нас о Fallout 2, то рада сообщить, что есть у меня полная его «проходиловка»!» Я обрадовалась, а женщина мне уже стопку бумаги протягивает…
- Вот, помню в детстве, - перебив девушку, внезапно произнес бортовой компьютер. – Когда я еще не был бортовым, а был просто компьютером, находился я в услужении у некоего пользователя. Так вот, он на мне тоже в Fallout этот самый ну, просто, день и ночь, день и ночь! К примеру…
- Кхм-кхм… - Демонстративно и многозначительно откашлялся Яков Яковлевич.
- Простите…
- Дальше-то, что? – Спросил Яков Яковлевич, обращаясь к девушке.
- Ну, протянула она мне стопку бумаги… Собственно, это последнее, что я помню. Скорее всего, «проходиловка» какая-то заколдованная была…
- А я и знал, что подсказки и взлом компьютера до добра не доводят, - буркнул бортовой компьютер.
По какой-то непонятной причине, все выше и ниже перечисленное сообщество, вспомнило некую книгу… Но это – была на редкость таинственная книга, и во многих отношениях – сугубая… Сугубая до омерзения!..
Красавица обвела присутствующих мутным, и в то же время томным, взглядом, громко всхлипнула и продолжила рассказывать:
- Уж и не знаю, сколько отсутствовал в этот раз Некромант, только вот приходит он домой (си-и-ильно мертвой водой напившийся) и видит… меня… Хмыкнул в кулак, из другого выхмыкнул и отправился спать, а утром встал и принялся воскрешать меня в который раз. «Ну, рассказывай, -  говорит, - как дело было.» А я и не помню ничего! Вернее, здесь помню, а здесь не очень, то есть, как бы помню, но не по реалу, а как бы периферийно… Ну, в общем… не так, чтобы уж совсем, но почти… как-то так… «Ладно, - говорит Некромант, - коль такие дела у нас начали происходить, то вот тебе – телохранитель – станет он тебе тело хранить! А я пойду, делами займусь, Стоунхендж, к примеру, покрашу в че-нить такое веселенькое… а то стоит, как этот… зла не хватает!»
Сказал и ушел. А я в телохранитель оделась, подбоченилась как следует, ленты пулеметные в волосы вплела и принялась уборку в доме производить. Уж больно много мусора в замке накопилось – какой шкаф ни открой, непременно чей-нибудь скелет сыщется, одних моих - целых две штуки! Ну, в общем, убираюсь. Однако  работа эта не легкая – скелет-то, он как бумеранг – выкидываешь его, к примеру, в окно, а он, зараза такая, обратно возвращается! Только, в отличие от бумеранга, норовит с собой еще дружков привести с ближайшего кладбища. Билась я со скелетами, билась, утомилась. Надо, думаю, отдохнуть. А пока отдыхала, думаю: «Надо собачку завести, собачки-то, они, косточки-то любят погрызть!» Сказано – сделано! Вынула я из сундука собачку и давай ее заводить. Завелась собачка (кстати «Тузик»!) и ка-а-ак, давай грелки всякие рвать со всякими фуфайками!! Я, прямо, за голову схватилась… фигурально (если понимать это буквально), за скелетскую. И сотворила с ней непоправимое… Страшное… по привычке. А тут, Тузик, внезапно говорит: «Слышь, мать, ты такого чувачка по имени Герасимус случайно не знаешь?» Я, такая, говорю: «Какой-такой «Герасимус?»» А пес отвечает: «Ну, как же, мать, Герасимус – знаменитейший полководец древней Римлии; Победитель и, одновременно, Осквернитель земли неразумных Барбаров; двукратный Гнобитель Непогнобленных северных племен; Великий Транквилизатор древнего Египта; непревозойденнейшая Чума на оба наших дома (оба, которых, построил Джек (разумеется «Воробей» (разумеется, капитан!))); Многомудрствующая мошка в Деснице Господней; Помпезный Прыщ на Чреве Матери Земли… Русской… э-эээ… он еще у Риддли Скотта снимался?.. Или, не снимался?.. Короче, знаешь, или нет?»
Я подумала, такая… А потом думаю: «На фиг я буду говорить «подумавши?», скажу-ка я не подумавши!» И говорю, подумавши: «НЕ-ПО-ДУ-МАВ-ШИ!..» «Чего? – Тузик говорит». Я говорю: «Иными словами, ты своим вопросом хочешь ввести любезного читателе во искушение, то есть, отвратить светлый лик его от данного произведения, да?.. Хочешь читателя заблудить, кобель, «заблудливый»?» А Тузик, хвост поджав и сделав уши «буденовкой», ответствует: «Да, я – Туз, я кобель… так что же? Пусть меня так зовут…» Но не успел Тузик продекламировать до конца свой самоубийственный монолог, как его позвали.
Тузик убежал. Осталась я одна. Взгрустнулось мне…
Не успело мне взгрустнуться как следует, как, вдруг, восходит на меня озарение. Не очень-то приятно, знаете ли… Это оказывается электрик с фонарем пришел! «Здравствуйте!» - говорит электрик. «Здравствуй… те, - говорю, - чем обязаны?» И тут он, начинает мне на коклюшках плести какую-то дичь, сводящуюся к тому, что, мол, весь район обесточен, мол, народ в темноте, в обиде, мол, а все, мол, из-за того, мол, что иные живут, понимаешь, в замках о ста сорока пяти комнат, с гаком (?), мол. Мол, электричество жгут, мол, почем зря, а из-за этого у нормальных людей – все не нормально. Короче, надо, мол, щит проверить.
 «Ну, пошли», - говорю, и веду наш фамильный щит показывать. Пока шли, думаю: «Чего на него смотреть-то? Щит, как щит: шанс блока – 56%; 88 – к защите (основано на уровне персонажа); 28 – к ловкости (основано на уровне персонажа); все сопротивления – 15; 2 – к навыкам некроманта; 2 – ко всем проклятиям; прочность – 40 из 40… Нормальный же щит!!!»
Вошли в каминный зал. Красиво там у нас: значит, направо – камин стоит, налево – орган; вот, так, прямо дубовый резной буфет, а сзади, стало быть, эшафот, тоже дубовый и резной изо всех сил, а на эшафоте Эдвард Руки – ножницы Медузу Горгону обезглавливает… подстригает то есть. Под потолком фамильных рыцарей в доспехах понавешено – страсть, а вдоль ковровой дорожки – мертвые с косами стоят, и, как это в нашем замке водится, тишина.
«Н-нус, и где же ваш знаменитый щит?» - спрашивает пресловутый электрик. «Да вот же» - отвечаю и на северную стену указываю. «Не вижу…» Я усмехнулась и говорю, слегка свысока: «Ежели мы рассмотрим данную стену, как геометрическую фигуру, то, стало быть, щит висит точнехонько в такой точке О, что фигура (стена) вместе с точкой А всегда содержит и точку А1, лежащую на прямой АО по другую сторону от точки О на расстоянии ОА1=ОА.» Электрик сначала перекосился, вроде как он жабу несовершеннолетнюю облизал, а потом и говорит: «Только давайте-ка умничать не будемте». Осталось только согласиться… «Итак, и где же наше искомое?» «Да, вот же, вот, - говорю». «Поборник света» сначала прищурился, потом, наоборот, глаза вытаращил и молвит: «Ну, не вижу я его в упор… дальнозоркий я. Пойду, что ль, назад немного отойду».      
И стал он отходить, примерно как русские войска в 1941 году, или как, скажем, Гитлер на свет иной в 1945-м… или как рак от хищника, бессмысленного и беспощадного хищника, про которого еще фильм сняли с губернатором Калифорнии в главной роли. Короче, исчез. Я плечами пожала (опять же не своими собственными): «Ох и задолбала же меня эта «Матрица»!
Попыталась я снова начать создавать видимость видимости начала уборки, то есть равномерно распределять определенное количество неопределенной грязи по объекту, по замку, то бишь. И тут в одном пыльном углу, то бишь, под клавесином, откопался некий предмет, похожий на круглый камень. Я его черенком граблей, которыми паутину сгребала, ткнула, а он и говорит: «Ну э!.. Грабли-то свои того, укороти, чоль!» Я аж чуть было языки, висевшие у меня на шее в качестве амулета, не проглотила, и спрашиваю: «Ты кто?» «Колобок. Не видишь, чоль?!» «Это что же за «колобок» такой? Это когда колом в бок?.. Или в какое место?..» «Нет, - говорит, - это когда от дедушки ушел, от бабушки ушел, от зайца ушел, от волка ушел, от медведя ушел, и от лисы, приколись, ушел, а вот от ежа… от ежа хрен без стакана уйдешь… по миру. Запили мы по-черному и докатился я до жизни такой к вам сюда оттудова... Кстати, позырь, ежа не видно? А то из-под клавесину не вылезу, так под клавесиной и помру. В усмерть зачерствею». «Да, вроде не видать никаких ежей, дикобразов тоже, вылезай». Колобок из под клавесина выкатился, а тут, откуда ни возьмись, еж… Свирепый такой, страшный (практически как кабан-секач), серпозубый… Бежит и спину себе на ходу серпозубами чешет, причем так интересно – левым серпом правый бок, а правым - левый. Это, значит, блох он у себя радиоактивных вычесывает, подлец.  Увидал колобка, обрадовался, аж захрюкал, и начал тереться о несчастного, покуда крошки от него не остались. Чуть меня серпами не задел, балбес. Отправился домой и стал в засаде сидеть долго и счастливо.
Прошло девять месяцев и начала я думать, что буду сидеть в замке своем, как еж тот в засаде – долго и счастливо до скончания дней моих (хотя, какое может быть скончание, когда муж Некромант). Наскучило мне все это. В один ужасный день, когда мой муж Некромант возвратился из перевернуто-крестового похода по богомерзким местам, объявила ему я: «Классный ты чел, и детей у нас пятеро, и Тузик собачка у тебя прикольная, и колобки у тебя под клавесинами валяются, только скучно мне у тебя. Пойду-ка я от тебя, с Богом». А Бог, такой, говорит: «Да и пошли отсюда. Давно хотел отсюда уйти, просто было позырить интересно».
И пошли мы с Богом куда глаза глядят. Разговорились. Зашла речь у нас за Катехизис и за Экклизиаста и о противопоставлении... Балакали-балакали и тут Бог говорит: «Да ну тебя нафиг!» И покинул меня Бог. И пошла я одна, безбожная вся.
Иду и иду я по дороге и встречаю тут женщину неопределенного возраста, вышеупомянутую. «Ну что? – Говорит женщина. – Поняла, что старый муж лучше новых двух?» Я спрашиваю: «Почему старый лучше?» «Как, почему? Помрет же быстрее. Тебе наследство раньше достанется, шушера!»   Я говорю: «Не надо мне наследства никакого, не для этого я ему многие годы женой была. Сбегаю-ка я к нему, предупрежу, что чем старее он становится, тем быстрее помрет. » И собралась бежать. И вдруг тетка эта, будь она проклята, говорит: «Вот тебе, -  говорит, - волшебная куртка-косуха, одевай ее непосредственно на себя и беги куда собиралась, предупреди человека, который дорог тебе… был.» Я, как дура, повелась, в куртку оделась и мгновенно превратилась в ветхую бабку, лет эдак 102-108 с половиною в среднем, причем сразу в маразме. Помню, первое, что хотела, действительно побежать к мужу своему и предупредить его о грядущей погибели, да по дороге забыла все и пошла по дорогам странствовать. И вот до самого этого момента ничего не помню. Наверное, должна я быть благодарна вам, поскольку освободили вы меня от проклятия?..
- Мне-мне-мне-мне-мне-мне… - Зааплодировал виртуальными руками бортовой компьютер.
- Я тут вдруг подумал, что имел место быть элемент рукоприкладства. - Весомо возразил Яков Яковлевич.
- Какого еще?..
- Кончай бубнить, вставай на лыжи!.. – Сыронизировал Яков Яковлевич и, несмотря на запрет, закурил, хотя отродясь этого не делал.
- А я могу, есть у меня такая функция. «Навострить лыжи» это называется, а…
И тут подал голос (как вы думаете, кто?)…
- Пердонэ, буэнос ночес, тодо эста бьен?..2
- А-а-а-а, кто здесь?! – Возопили Яков Яковлевич и бортовой компьютер хором.
- Комо ле бан лас косас?3  - спросила девушка, указывая на латиноамериканского водолаза, и в глазах ее виделось такое сострадание, как бы она глядела на Кащея Бессмертного, вкушающего селедку с таранкой вперемежку, поданые ему вечером в камеру.
Яков Яковлевич и бортовой компьютер посмотрели на девушку с недоумением.
- И эль инбьерно эс ригуросо. Куандо йега ла примавэра аки?4 – Закатив глаза, простонал латиноамериканский водолаз, подергивая конечностями.
- Куанто дура эль эспэктакуло?5 – подал голос бортовой компьютер, за что получил оплеуху от девушки.
- Засунь обратно себе свою базу данных! – Сказала она и добавила, обращаясь ко всем окружающим, включая Лену Зенкову, урожденную Шпитюк, - Пожалуйста.
- Извините, а я-то здесь при чем?.. – возмутилась вышеперечисленная…
- Кто это? – спросил Яков Яковлевич, и почесал кончик носа.
- Не важно, - отозвалась сугубая Елена, оказавшись в обществе сих достопримеча-тельных персонажей, и исчезла нафиг.
СМЕРКЛОСЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО…
- Надо, вам признаться, что не слишком-то я силен в латино-американских языках, - провозгласил Яков Яковлевич. – Тем не менее, чисто интуитивно, мне начало казаться… А не кажется ли, вам, господа и многострадальная дама, что всем нам чего-то не хватает?
Слесарь обвел присутствующих таинственно-пронзительным взглядом.
- Чего это, например? – подозрительно поинтересовался бортовой компьютер.
- И в самом деле, чего? – развела руками девушка.
- Сегодня же, Новый год же! – Многозначительно подняв вверх указательный палец, сообщил Яков Яковлевич. – И как раз сейчас, без пятнадцати минут двенадцать часов.
Все сразу, такие, запаниковали, забегали, руками замахали – суета, короче.
- Все пропало!!! Что же, нам горемычным, делать-то теперь, подскажи, о, многомудрый Яков Яковлевич? – возопил бортовой компьютер.
На что, вышеупомянутый, хитро прищурился и залез в свою сумку с инструментами. Вот так вот, взял, и, прямо-таки, залез. Целиком.
Все присутствующие, включая бортовой компьютер… (смешно звучит: «включая бортовой компьютер»)… рты пораскрывали. Однако, спустя единое только мгновение, сумка заколыхалась и из нее, тяжело отдуваясь, словно после долгой и упорной борьбы с врагами человеческими, вылез… Дедушка Мороз, несколько напоминающий слесаря.
- ХО-ХО-ХО, дорогие детишечки!!! – громким басом закричал седобородый дед. – Я, Дедушка Мороз! Сразу вынужден предупредить: борода у меня всамделешняя, горба у меня отродясь не было, а что касается сексуальной ориентации – зуб даю! – истинный гетеросексуал, что, собственно, присутствующей здесь даме, могу с удовольствием продемонстрировать! Кстати, о подарках, подарки я вам принес! Но сначала…
(С этими словами-с, Мороз Иванович изволили-с запустить руку в сумку Якова Яковлевича, как в собственный карман-с, и извлечь оттуда банку красной иКРЫ-С.)
С этими словами, Дедушка Мороз достал из сумки Якова Яковлевича некий предмет и принялся его так и сяк вертеть, разбирать – собирать, развинчивать – свинчивать, пока все не увидели, что это, ни что иное, как телескопическая, раскладная елка. Настоящая, живая елка-моталка!!! (Моталка – это редкий вид елки, которая, являясь мигрирующей, а, зачастую, эмигрирующей, все чего-то ходит куда-то, бродит, лазает везде, нос свой сует куда ни попадя, мотает ее в общем по миру).
- ХО-ХО-ХО, детишечки, - разливался Дед, устанавливая и прикручивая якорной цепью елку (дабы не смоталась куда-нибудь) к сидению маршрутного такси. – ХО-ХО-ХО, дорогие детишечки, становитесь-ка вокруг нашей красавицы… Нет-нет, не вокруг этой несчастной девушки… Так… Возьмитесь за руки, я вам сейчас подарки дарить начну! Вот, тебе, латино-американский мальчик, волшебный напильник непревзойденного слесаря, Якова Яковлевича! Знаю, люб он тебе…
Водолаз сильно растрогался и приготовился заплакать.
- Не хнычь! – Строго распорядился Дедушка Мороз, проворно вытерев сопли латино-американскому водолазу. – Ты уже большой мальчик, не одну акулу-каракулу в море-океане повидал.
- Лэ эстой муй аградэсидо.6 – Промямлил тот, накладывая на себя католическое крестное знаменье.
Дедушка Мороз, зыркнув на латино-американского водолаза, по возможности страшными глазами, и безапелляционно под ним «шурудя», продолжил:
- А тебе, красавица… да не ты, дерево рождественское… На, держи, шубу из натурального муха, непревзойденного слесаря, Якова Яковлевича, добытую им не на смерть, а на живот… и на спину, и рукава!
Девушка скромно потупилась.
- Спасибо, конечно, только вот, я как-то не очень ко всяким там дареным предметам одежды.
- Дареному шмотью, знаешь ли, в зубы… э-э… Не заколдованное оно, в общем. – Весомо произнес Дед,  одной рукой почесывая бороду, а другой указуя в потолок маршрутного такси.
- Мерси, - присев в реверансе, произнесла девушка.
- Ну, а тебе, говорящий компьютер… - Начал было Дед.
- А мне… это… ямщика бы, мне бы… как бы… - Промямлил вышеупомянутый.
- Воскрешения не по моей части…
- Тогда, куртку мне…
- Задолбал ты уже со своей курткой! Хотя… на, наслаждайся!
- РЕСПЕКТ И УВАЖУХА!!!
- Ну, а теперь, - торжественно произнес Дедушка Мороз. – Покуда с подарками мы разобрались. Давайте-ка стихи читать, кто какие знает и чудеса друг другу демонстрировать, какие кто умеет.
- Позвольте мне начать. – Проговорила девушка. – Если хотите, я могу вам на клавесине джаз какой-нибудь сбацать, или рок-н-ролл какой-нибудь на лютне сообразить, или, в конце-то концов, частушки озорные андалусские на арфе сфигачить могу.
- Это все чрезвычайно мило, конечно, только вот, нет у нас перечисленных вами музыкальных инструментов. – Удручился Дед Мороз.
- Жа-а-алко… - Протянула девушка.
- К-хм… к-хм… Разрешите мне вас удивить? – проговорил бортовой компьютер таинственным голосом.
- А что ты умеешь делать?
- Я умею классно ЧРЕВОВЕЩАТЬ…
- Да, ну? А ну-ка, счревовещай чего-нибудь. – Предложил Дед Мороз.
- Ну, это… раз… раз-раз…
- Все?
- Вообще-то, я только этим и занимаюсь, часа два уже…
- Поня-а-тно…
Внезапно, заговорил латино-американский водолаз. С воодушевлением, ранее ему не свойственным, он произнес довольно продолжительную тираду, во время которой все время указывал на свои кислородные баллоны.
- Чего это он? – Недоуменно спросил Дед Мороз, обращаясь в первую очередь, к девушке, которая, казалось, водолаза немного понимала.
- Да, говорит, что шампанское у него там, в баллонах. И, вроде бы, говорит, что неплохое. И, вроде бы, выпить предлагает.
Тут, Дед Мороз чего-то призадумался, а потом, улыбнувшись, говорит:
- А… Хрен с ним! Наливай!
Откуда-то образовались фужеры, не очень хитрая закуска, и, разумеется, праздничное настроение. И как только шампанское было налито, часы начали бить полночь – наступил НОВЫЙ ГОД!
- Ну-с… - Проговорил Дед Мороз, после того, как все выпили. – Поздравляю вас всех от всей души С НОВЫМ ГОДОМ и желаю, как это водится, счастья. И хотя, ЭТО БЫЛ НЕ ПРОСТОЙ ГОД, надеюсь, что можно найти утешение хотя бы в полученной экспе. Ибо всякая полученная экспа – это, как ни крути, экспа, продвигающая нас к следующему уровню! На этом, позвольте откланяться. Пойду остальных людей поздравлять!
- Не забудь, Дедушка Мороз, Якова Яковлевича поздравить. Поздравить и поблагодарить. – Крикнула девушка вслед вылезающему из маршрутки Деду.
- Не извольте беспокоиться.
После этих слов, дверь закрылась и маршрутка, взметнув вихрь снежинок умчалась в темноту и неизвестность.
Постоял Дед Мороз некоторое время, философски созерцая звездное небо, потом оглянулся по сторонам и, видимо, не найдя ничего для себя угрожающего, полез в инструментальную сумку Якова Яковлевича, а через мгновение, из оной показался слесарь с фужером в руке.
- Ну, что ж, - сказал Яков Яковлевич, - с НОВЫМ ГОДОМ!
Выпив, он поднял со снега сумку, и отправился вдоль по улице, в ту сторону, где слышались смех, разрывы петард и небо выглядело так, будто бы в него некий исполин, не скупясь, кидает драгоценные камни и разноцветные ленты…






Буэнос ночэс, ховэн!1   -   (исп. Добрый вечер, молодой человек!)
         Пердонэ, буэнос ночес, тодо эста бьен?..2  -   (исп. Извините, добрый вечер, все в порядке?..)
Комо ле бан лас косас?3  -   (исп. Как у него дела?)
         И эль инбьерно эс ригуросо. Куандо йега ла примавэра аки?4  -  (исп. У вас суровая зима. Когда здесь наступает весна?)
         Куанто дура эль эспэктакуло?5  -  (исп. Когда кончится этот спектакль?)
Лэ эстой муй аградэсидо.6  -  (исп. Я вам очень признателен.)