Катехон. Роман. Часть первая

Александр Камаев (Левицкий)


Катехон*


Примечание:
Развертку смыслов обозначенных звездочкой (*) ищите в разделе «Комментарии».
Все действующие персонажи, не более чем носители типажа, и к реальным людям ни какого отношения не имеют.
Все обозначенные страны и государства, не более чем носители тенденции, и к ныне существующим странам и государствам, о тож, отношения не имеют.
Все остальное, ВЕРОЯТНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, действующая в рамках заданных условий.


Часть первая


Сон, приснившийся Александру Батыровичу Камайлы,
психиатру и психотерапевту, в его кабинете на диване
между 9 и 10 часами утра.

Еще во время закваски пива я начал закладывать в женщин семя. Теперь пиво созрело, и я понял, что старался не зря, все мои женщины начали наливаться новой жизнью.
Вчера я предупредил, что покидаю их до рождения вторых девочек. Потом съездил к брату и попросил убить вторых мальчиков, буде такие родятся, и я не успею к рождению. На обратном пути остановился у Главной Матери и напомнил ей, что на Празднике Невест, когда все племена соберутся у каменной бабы, надо присмотреть жену для моего старшего сына. Не очень молодую, ранее рожавшую, и обязательно с волосатой грудью и широким тазом. Та ответила, что идеальных женщин не бывает.
Старшему рабу указал, кого нельзя допускать к женщинам, традиционно пошутив насчет большого количества коз. Старой волчице напомнил, что ведающий медом состарился, и надо ему пригнать пару коз, пока он не завалился спать. Пусть спит жирный и счастливый. Она понимала, что может не дожить до моего возвращения, и я сказал, что собираюсь еще погонять с ней котов в камышах, как мы делали в детстве. Она плакала и лизала мне ноги. Коту я сказал, что коты в камышах измельчали и нельзя допускать их к нашим кошкам. Он улыбнулся и выгнул спину дугой, показывая всем видом, что наши котята будут самые крупные. Потом он запрыгнул мне на загривок, чуть не упал, но зацепился за оселедец, поцарапав затылок, я подумал, что надо побриться и прогнал его. Пока брился, настала пора спать.
Я проводил солнце, надел колпак и улегся в шатре. Первым пришел кот, умастился на голове и замурчал. Потом пришли жены с детьми, женщины и рабы, суки. Все они молча улеглись вокруг меня так, что шатра не хватило. Последней пришла волчица и улеглась в ногах. Не пришли только кобели, текла одна из сук.
Задолго до рассвета кот мягкой лапой тронул мой нос и, почти сразу, волчица нежно грызнула за палец. Я понял, что спать больше не дадут, и выбрался с ними из шатра. Четыре лошади были отобраны заранее - две верховых и две для еды. Из вещей взял только одежду, одеяла и оружие. Из еды - хлеб. Укрепил седло, связал лошадей гуськом и, раз никто не видит, подвел первую лошадь к пеньку и взобрался в седло степенно, как старик. Кот, тоже с пенька, опять забрался мне на плечо. Хитрое животное собралось на мне поехать в гости. Я же буду проезжать мимо медведя и бобров. Я сказал ему, что волчица его обратно не повезет, он только муркнул. Так и тронулись. Волчица справа, кот со своими песнями на плече и вереница лошадей.
Позади вскоре послышался стук копыт приближающейся лошади. Судя по звуку, это была лошадь старшего сына. Пришлось почесать кота за ухом, видно он разбудил не только меня. Теперь понятно, как он поедет обратно.
Сын занял боевую позицию по левую руку, чуть сзади. Приятно. Когда созрело пиво, я сбрил парню мальчишеский чуб и вырезал на макушке знак солнца. Он впервые пил пиво как равный, как взрослый. Он и будет взрослый, когда на знаке вырастет оселедец длиной с ручку среднего молота. После возвращения придется воровать ему молоденьких жен. Нет, с собой я его не возьму, пусть учится вести хозяйство.
С сыном была молодая волчица. Это была не его хозяйственная волчица, а одна из питомиц моей боевой. Моя волчица погибла два лета назад, когда по ледоходу гоняла зайцев. Глупо получилось. Забыла, что когти уже не остры, и соскользнула с льдины. Зайца притащила как раз эта, молоденькая, тогда совсем еще щенок. Теперь она была легка, как пушинка, быстра как удар сердца, надеюсь, и умна. Она пристроилась у правого плеча моей старой, а та даже не фыркнула. Знала. Вот, значит, что придумала моя хозяйственная старушка, отправить со мной эту молоденькую. Ладно, пусть будет, но почему все решают за меня?
Поднялось солнце, и мы с сыном приветствовали его, наложив на себя крест тем самым, напомнив ему о родстве. Впереди показался лес.
Бобра мы застали у его дома, он сидел на крыше и угощал медведя рыбой. Я на это и рассчитывал. Старый Хозяин повадился ходить к бобрам в гости, когда понял, что рыба уже выскальзывает из его лап. Я пожелал ему еще долго носить шубу, а он ответил, что готов отдать ее хоть сейчас, так как не знает, переживет ли зиму. Тогда я сказал ему о козах, и они стали договариваться с моей волчицей о сроках поставки. Бобру я сказал, что баранов у нас много, собаки таскают кроликов сотнями и поэтому одеял не надо, так что он может быть спокоен за своих детей. Он успокоился и нырнул в запруду за рыбой для волчицы и кота. А кот, тем временем, запрыгнув на голову медведя, пел свою песню, выискивая лесных вшей. Хозяину это так нравилось, что он даже отвлекся от поедания рыбы и беседы о козах.
 Бобр притащил рыбину сначала старой волчице, потом молодой и, после долгой паузы - налима коту. Сын захватил с собой сала, хлеба и сыра и мы тоже поели. Потом сын подарил бобру мешок зерна, медведю рассыпал репы и накормил зерном же лошадей. Тоже правильно, ему скоро понадобится бобровое одеяло для жены и медвежья шкура на седло. Тогда бобр сказал, что тот сом, что живет ниже по течению, вырос неимоверно и обнаглел. Плюет даже на выдр и гоняется за бобрятами. Решили, что сегодня бобр выгонит сома из норы, а сын его убьет. Хозяин пожаловался, что знает дупло, где много меда, но не может туда добраться, потому что глубоко. Решили, что прямо сейчас они с сыном пойдут, посмотрят и если что порубят дерево, а мед пополам.
Я понял, что с хозяйством все будет в порядке, попрощался со всеми и уехал.
Солнце пробудило силу земли. Я нашел Нить Мысли обо мне и направился по направлению силы. Тот, кто меня звал, хорошо подготовил дорогу. Как только я вышел на Путь, впереди побежал сгусток моей энергии, через каждую косую сажень, зажигая очередной нужный мне перекресток Земной Сети. Я проследил весь путь до конца, и почувствовал людей, с которыми встречусь их благожелательность и интерес. Я знал, что по возможности они захотят меня повидать, поскольку Личный Зов раздается крайне редко и каждой семье хочется иметь ребенка из званого рода. За гостеприимство придется расплачиваться собственным семенем. Те, кто не сможет со мной встретиться, оставят на моем пути сена и зерна лошадям, а волки и рыси сберегут еду от птиц и мышей. Я чувствовал волка, которого мы встретим возле камня, и он проведет с нами часть пути пока щенки, подаренные им моей волчице, не встанут на ноги, а до этого, конечно же, мне придется везти их в корзине. Подарю их Зовущему, - решил я. Этой зимой солнце будет всегда оживлять силу земли, и я не встречу беспутных.
* * * * *

Всякая хрень снится, а ты сиди и думай! Может, съел чего не то. Но сон был осязаем и приятен, как запах из детства. Там был я, но полностью погруженный в иную среду, иную систему ценностей. Он был живой и странный. Что-то пробивалось из нижних слоев сознания в подкорку. «Александр Батырович! Вас к телефону», - проворковала дива, - «из комиссии», - добавила она, тем самым, предотвратив поток проклятий, которые я был готов обрушить на её голову. Блин, как меня достают эти звонки во время работы. Все, кто меня знает, от парламентариев до гостиничного охранника Феди, стремятся обходить время приёма стороной, боясь нарваться на поток неконтролируемых эмоций. Мой мобильник тогда отключён. В минуты просветления я прочитываю сообщения и принимаю решение отвечать или нет. Но депутаты и при Советах никогда не считались с пожеланиями отдельных граждан, и при демократии они не изменились.
Светлана имела право меня дернуть, сегодняшний клиент не пришел, мой персональный ноутбук был отдан в хищные руки племянников и я уже подумывал, не разложить ли мне Светочку, да видно заснул. Но Сидор такого права не имел. Он-то не знал о моей скуке и значит должен быть наказан. Звонил как раз он – Сидор-Правозащитник
- Саша, привет, тут такая петрушка, ты, что вечером делаешь?
 - Привет, блин, у меня тут сидит приятный помощник Хозяина, а ты меня, что на пьянь пригласить хочешь? А если нет, то говори, что надо? Демократ, понимаешь, нашёлся! С каких пор ты стал интересоваться, могу, - не могу, что я тебе, девка? Или тебе нравится меня дразнить?
- Саша, Саша… Не во время, понял, не дурак, но тут, опять же, петрушка.… В Органном зале, понимаешь, третий день идёт некое представление. Народ, понимаешь, на него не ходит, а оно идёт. Некий мэн, снял весь зал на неделю, оплатил буфет, но от услуг буфетчика отказался, причём, что интересно, бутерброды на следующий день доедает персонал. От персонала, кстати, тоже отказался, только вахтёр отворяет- затворяет дверь. Он же утверждает, что, судя по трансляции из зала, представление идёт, не смотря на отсутствие зрителя, и в зале слышны голоса. Но в открытую парадную дверь не проходит никто, а на служебном входе он сам сидит. Судя по названию, это по твоей специальности. Может быть, сходишь? Вход бесплатный, бутербродов наберёшь, я бумажку оформлю об экспертизе, зарплату получишь. Ты ведь понимаешь, после Яшки только мы с тобой и остались, но я старый и глупый.
Я знал, что если Сидор не остановить, он будет долго гундеть в трубку. Старый правозащитник, разваливший русские общины и неожиданно для себя взлетевший в кресло Председателя парламентской комиссии, кресло это возлюбил, как и бумаготворчество. Новое же дело пенсионный Сидор не знал, не понимал и боялся его. Приданный ему в помощь мановением чьей-то бюрократической руки и переведённый из отдела спецперевозок СИБа, бешеный Яшка, кинувшийся было со всей своей иудейской страстью пересчитывать секты, изведя на нет молдавских желтоштанных кришнаитов и сатанистов, завел позиционную борьбу с Иеговистами, и вскоре заскучал. Результатом скуки стал рапорт об увольнении (с удовольствием подписанный, кстати) и отъезд в Землю Обетованную. Как впоследствии я обнаружил, в телевизионном репортаже, теперь он один из инициаторов и офицеров Русского полка. Я сказал, что попытаюсь посмотреть, кто это пожаловал к нам с представлениями и положил трубку.
«Отдел превентивного исследования религиозных образований» возник при Парламентской комиссии по Физкультуре и Спорту после громких скандалов, в России и на Украине, с новомодными сектами саентологов-хаббардистов, мунитов, виссарионовцев и прочих белых братьев. Наверху испужались, что какой-нибудь новоиспечённый пророк скупит на корню всю Молдову, и им нечего будет доить. Тем более, что совсем недавно они едва отбрехались от навязчивого предложения одного гениального международного спекулянта за 40 миллиардов долларов освободить занимаемую территорию.
При Лучинском отдел числился за Службой безопасности и ни хрена не делал. С приходом к власти коммунистов, его реструктуризировали, как в прочем и весь СИБ, а потом тихонько пересоздали в рамках Парламента. В свое время я сдуру повёлся, прочтя новый закон «О психиатрической помощи», и напечатал в газете своё мнение. Меня тут же пригласили в какую-то парламентскую комиссию неоплачиваемым консультантом. Два месяца я весело проводил время, в различных заседаниях обрастая знакомствами, участвуя в фуршетах и презентациях. За всё это время ни кто не пытался сформулировать мои функции.
Как-то раз перед очередными выборами меня пригласил к себе на дом Сидор и познакомил с руководителем фракции, в дружеской беседе они поинтересовались моим профессиональным мнением о работе Парламента. У меня не было причин скрывать выводы, и я честно изложил перечень блуждающих по кабинетам фобий, патологий и синдромов. Не скрыл и лично им присущих качеств. Как они хохотали, до икоты, хлопали по поручням кресел, хватали меня за руки, переспрашивая о членах своей фракции.
Особо их внимание привлекли выводы о том, что сегодняшний метод подбора кадров не способствует созданию коллектива и, следовательно, решение, принятое данной рассеянной или диффузной группой, возникает не из среднеарифметического баланса различных мнений, а из глубоко поляризованной экстремальности дискуссии, исключающей компромиссы. От чего любые принятые решения отличаются особой рискованностью или, как говорят американцы, «общим сдвигом в выборе в сторону риска».
Вслед за тем наступили новогодние праздники и вместе с ними - наплыв раскодированных алкоголиков, отъехавших наркоманов и прочих шизоидов. Я тогда работал в наркологическом диспансере. Обычная рутина. Мои новые знакомые боролись за власть, и, как ни странно, победили. Они создали большой коллектив, и начали принимать решения, не оглядываясь на оппозицию. Моего мнения уже никто не спрашивал. А напрасно. Поскольку стали явно просматриваться различные инволюционные психозы, присущие средним и предстарческим возрастным периодам. К каким последствиям приведёт подобная ситуация, я предположительно догадывался, но молчал в тряпочку, издали, по привычке, наблюдая события.
В моём положении, всё равно, ничего не изменится, алкашей и наркоманов меньше не станет. Да и не поверит никто, так как из принятой «Всемирной организацией здравоохранения» (ВОЗ) «Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10) инволюционные психозы куда-то подевались, а психиатрия, тем более русская, у нас не в почёте. Однако, мои новые друзья меня, не забыли и сунули экспертом в новосоздаваемый отдел. К этому времени я уже сообразил, что к чему, принял шаляпинскую позу и заявил:
- Бесплатно только птички поют, - и стоял насмерть, пока мне не положили фиксированной оплаты консультаций. Расчёт производится после подачи экспертного заключения, написанного вольным стилем и имеющим исключительно аналитическо-оперативное значение, так как Отдел не владеет лицензией на проведение подобных (и не только) экспертиз. Путём напряжённых переговоров, с бросанием об пол головных уборов, стучанием кулаком и прочими предметами о стол, взыванию к патриотизму и т.д., мы сошлись на том, что два раза в год они оплачивают длительные командировки. Пока в ближнее зарубежье. Должен же я иметь понятие о последних достижениях в области сектоведения. В свою очередь я даю торжественную, блин, клятву в том, что буду хранить государственную тайну. В чём она заключается, конечно, не сказали. Зато взяли подписку, что все мои статьи, в том числе и научные, должны впредь подаваться Сидору для ознакомления. Как там, у Высоцкого: «Ох, спасибо, дорогому другу, научил, как ходят, как сдают». Тут-то я и получил свой персональный поводок. Потом меня пригласил к себе Советник. Уже шесть лет прошло, а я как сейчас помню разговор, с которого все и началось.

Разговор с сумасшедшим политтехнологом.
- Вы специалист. Мне вас рекомендовали как ведущего. Из-за этой суки я теряю профессию. Я десять лет потратил, чтобы выскочить из жизни. А она затащила меня обратно. Я теперь повсюду вижу людей. Я не могу работать. Надо руководить страной, а я не могу переключиться.
Бред какой-то.
- Постойте. Не будем торопиться. Вдохните десять раз как можно глубже, так, чтобы воздух наполнил легкие и диафрагму. Вот так примерно. Постарайтесь на секунду задержать дыхание, а потом медленно процеживайте воздух сквозь стиснутые зубы. Вот и хорошо. Расскажите подробней, каких людей вы видите?
- При чем тут люди? Хотя, в общем-то, при чем. Просто люди. Разные такие, людишки. Мелкие, глупые, красивые и уроды. Да все уроды! Дело не в том, какие они, а в том, что я их вижу.
- Хорошо, хорошо. А раньше вы их не видели?
- Мама моя! Да, видел, видел, конечно. Я ведь и сам человек.
- Очень хорошо. Вот мы и выяснили. Вы - человек. Согласны?
- Согласен.
- Хорошо. Вы человек и вы видите людей. Согласны?
- Согласен.
-Очень хорошо. Вы человек и вы видите людей. Что же в этом странного? Согласны?
- Нет. Вы поймите, я не должен видеть людей. Мне нельзя. Я когда вижу людей, работать не могу.
- Хорошо. То есть вы хотите сказать, что во время работы вы не должны никого видеть? Так?
- Нет не так. Доктор, вы профессиональный психиатр. Какими вы видите людей с точки зрения вашей профессии?
- Да, в общем-то, тоже разными.
- Вот! А я их разными не должен видеть. Все должны быть одинаковыми.
- Хорошо. Но ведь мужчина отличается от женщины. Мы с вами мужчины и отличаемся от женщин. Значит, мы не можем быть с женщинами одинаковыми. Согласны?
- Нет, не согласен. Все мы, в конечном смысле, гомо-сапиенсы и смысл не в том, что мы разделяемся по оплодотворительным и плодовынашиваемым функциям, а в том, что как вид, мы подвержены одинаковым тенденциям. Так?
- Согласен.
- Доктор, я вас прошу, не пытайтесь подключить мое сознание к вашей логике, лучше попробуйте подключиться к моей.
-Уважаемый. Если я подключусь к вашей логике, то мы забредем неизвестно куда, поэтому лучше будет, если вы подключитесь к моей.
- Доктор, если я подключусь к вашей логике, то вы не сможете мне помочь, т.к. в рамках вашей логики, мы, скорее всего, придем к выводу, что я излечившийся шизофреник мечтающий вернуться из реальности в болезнь.
- Это часто встречается. Допустим, вы адекватно воспринимаете реальность, и, следовательно, с точки зрения моей профессии здоровы. Скажите, вы сейчас здоровы?
- С вашей точки зрения я здоров, но с моей - я болен. Попытайтесь представить, что я воспринимал реальность несколько иначе, чем большинство людей. Я утратил эту способность и хочу ее вернуть. Понимаете?
- Если вы здоровы, но мечтаете вернуться в болезнь, то единственное что я могу сделать, это попытаться примирить вас с реальностью. Поймите, я не могу способствовать целенаправленному сведению с ума больного. Даже если он сам этого хочет.
- Доктор! Что такое реальность? Нет ее.
- Как нет? А мы? Не реальны?
- Реальны, реальны, но только каждый в своей логике. Вот вы чем определяете реальность?
- Адекватностью восприятия вещей и предметов, фактов и событий сознанием пациента и его органами чувств.
-Чушь! Вы тем самым заталкиваете пациента в традиционно существующую общепринятую действительность.
- Разве это плохо?
- Для других, наверное, хорошо. Даже точно, хорошо. Но не для меня! Верните мне мою логику!
- Для того чтобы вернуть, я должен, прежде всего, понять, что с вами происходит, чего вы хотите. Согласны?
- Да я давно согласен!
- Тогда давайте еще немножко подышим. Закройте пальцем правую ноздрю и вдохните воздух левой, потом закройте левую и выдохните правой. Причем желательно чтобы вы направляли воздух в живот.
- Доктор, вы что - собираетесь ввести меня в суггестивное состояние посредством кислородного опьянения? Знаю я все эти китайские примочки!
 - А вот здесь вы ошибаетесь. Это не цигун, а дыхательная гимнастика Стрельниковой. Был бы цигун, я попросил бы вас сделать еще кое-что.
 - В общем-то, вы правы, мне нужно успокоиться. Я возбужден. Но только оденьте ваш белый халат. Или нет. Я лучше закрою глаза (дышит).
 - Все, достаточно. Вижу, вы успокоились. А теперь не могли бы вы спокойно изложить произошедшее с вами. Что послужило толчком к выходу из вашей реальности?
 - Глупость, гордость. Патерналистический, понимаете, комплекс Пигмалиона. После тридцати пяти надоедают шлюхи, вот и мне, дураку, захотелось свежачка. Нашел среди абитуры юное тело, без мозгов и по привычке начал исследовать. Вот тут-то меня и прихватило. Постепенно я начал улавливать в ней черты личности. Мне бы, идиоту, остановиться, а я себе, блин, игру придумал. Под видом социологического исследования – выявление процентного содержания в человеческой массе количества личностей и индивидуумов. По собственной методике, конечно.
- Любопытно. И каковы результаты?
- Ожидаемые. Все те же 3-11 процентов. Но, что интересно, 11 – в сельской глубинке, а 3%, естественно, в городе, в Кишиневе. В Бельцах 7%. У гагаузов повсеместно 10%.
- Здорово. Чем это вызвано, как вы думаете?
- Здесь и гадать нечего. Телевизор они не смотрят, газет не читают, вот и приходится думать самим. Решения принимать самим. Ответственность за собственную жизнь принимать на себя.
- Так ведь это же прекрасно!
- Куда уж прекрасней. Я с индивидуумами не работаю… как философствующие греки определяли, с «персонами» в массе. Доктор, я массу видеть перестал. Не вижу целого. Все мне видятся личности, затесавшиеся в целое. Страной управлять надо, а я работать не могу. Теряю квалификацию.
- М- м- м… Простите. Нельзя ли прояснить этот момент?
- Господи… ну чо тут… А ладно. Вот шкаф. Я его боюсь.
- Почему?
- А вдруг вы достанете из него нейролептик, вколете мне, и я превращусь в огурец?
- Да у меня и в мыслях такого, поверьте, нет. Я ведь, прежде чем назначить лечение, должен диагноз поставить. Кроме того, мне очень интересно.
- Все это я понимаю. Даже то, что если бы у вас был заказ на меня, я бы уже тихо лежал огурцом. Не надо… Я сказал, что боюсь шкафа, для того чтобы проиллюстрировать мое субъективное мнение, основанное на страхе. Вы же видите в нем предмет обычного обихода, моя обслуга - предмет уборки, какой-нибудь алкоголик - предмет, таящий чудесный кайф. Сумасшедший физик увидит в нем сплетение различных энергий, химик - сплетение веществ, не знающий цивилизации дикарь - предмет культа, знающий цивилизацию дикарь, вообще его не заметит. Кроме того, вспоминается «чеховский» шкаф, т.е. предмет искусства. Дальше. Он состоит из частей, которые можно рассматривать отдельно. Все это вместе взятое и составляет шкаф, как Целое. С этим Целым я и работаю. Понятно?
- Конечно, понятно! То есть не совсем… При чем здесь люди?
- Александр Батырович, у меня есть большие сомнения, что вы мне поможете. Но я попробую еще раз объяснить. Представьте себе бульончик, в котором плавают мысли, представления, чувства, отношения, идеи, поступки, действия, естественные боли, боли нравственные и боли фантомные, страхи и многое другое. Это общество. Оно имеет физическую составляющую, т.е. отношение человека и природы, где связь обратная, даже в рамках технической цивилизации. И имеет психологическую составляющую, а именно психологическую среду обитания, осуществляющуюся через слово. Никакого иного способа межличностного общения… Тьфу ты… Опять проклятые личности! …человек не придумал. Именно через слово и происходят взаимовлияния между людьми, тем самым, создавая общественные тенденции, подвигающие массы индивидуумов к какому-либо общественному мнению. Эта психологическая среда существует по своим законам. Ну, да вы знаете… Я наблюдаю тот супчик с тем, чтобы в нужный момент, для достижения нужного результата, чего-нито туда подсыпать. Например, супчик постный, тогда я рекомендую подсыпать льгот или надбавок. Или все стабилизировалось, слишком спокойно. Значит нужно подсыпать страха и неуверенности. Человеки - очень управляемые существа. А теперь представьте, что в бульоне присутствует некое количество не растворяемых в нем объектов. Те самые личности, способные на основе моих, ингредиентов превратить супчик в комковатую кашу. Как, мне варить супчик? Ведь даже если они своего супчика не варят и заняты своими делами, все равно есть потенциа-а-льная возможность противодействия.
 - Так, что же делать?
 - Дурацкий вопрос - вшивой интеллигенции от слова «телега»! Вы же именно этим и занимаетесь! Загоняете заблудшую овцу в клетку обстоятельств. А мне каково? Прикажете, каждому теперь придумывать иллюзию? Но я-то не Бог.
- Простите, уважаемый, а не кажется ли вам, что ваша проблема, как раз и лежит в области утраты вашей личной иллюзии? Ведь ваше представление о единообразном супчике как раз иллюзия и есть? Теперь же вы активно противостоите собственному отрезвлению или, как вы говорите, выявлению реальной реальности, сигналом к чему послужило обнаружение личности в образе девушки?
- Вот именно! Но не забывайте, что моя иллюзия, это моя профессия, и, исходя из производственной необходимости, я должен проецировать эту иллюзию на максимальное большинство населения. А тут личности лезут из щелей.
- Плюньте на них. Все равно большинство населения живет в городах, а в них процент личностей, как вы говорите, не велик.
- Я бы и плюнул или просто их перекупил бы, или убил, но эта девица все время ходит и через нее, я вижу личностные качества во всех людях. Вот ведь в чем беда. Убить ее что ли или продать в Турцию?
- Думаю, что это не поможет, т.к. останутся воспоминания, комплекс вины и прочее. Как я понимаю, вам нужно избавиться от зависимости от конкретной личности, причем таким образом, чтобы не осталось ни положительных, ни отрицательных эмоций?
- Абсолютно точно.
- Традиционным методом психиатрии я могу, с помощью химии, подавить инстинкты, эмоции, чувства, т.е., как вы говорите, превратить вас в огурец, однако в процессе восстановления нет ни какой гарантии вашего излечения от любви, поскольку именно она может являться тем якорьком реальности, которые будут способствовать восстановлению вашей личности.
- Это очень печально. Но, раз вы сказали, «традиционным» методом, то я предполагаю, что есть и «нетрадиционный»?
- Нетрадиционные методы избавления от любви сопряжены с выходом за рамки врачебной этики, чего, как врач, я себе позволить не могу.
- Хорошо. Тогда давайте выйдем из состояния «врач - пациент» и перейдем в категорию «беседа двух товарищей».
 
 В этом месте я тогда выключил диктофон, на который всегда записываю первичные беседы с пациентами, с тем, что бы потом нужное занести в историю болезни. Как «товарищ», я предложил ему тогда выйти за рамки традиционной сексуальной ориентации. Попросту говоря «ролевуху», в которой он входил бы в половые отношения с самыми ненавистными для него реальными личностями, естественно разыгрываемыми нанятыми и соответственно ориентированными актерами. Он обиделся.
Через месяц он прислал за мной машину и принял в своем кабинете в Администрации. Был он свежий, бодрый и активный. За кофеем и рюмочкой коньяку мне было предложено организовать этакий частный кабинетик психотерапии для элиты. Он взялся договориться с Минздравом, чтобы он был как бы отчасти, но государственным, в то же время, оказывая платные услуги. Это надо было для того, что бы всякие «дурные» структуры не мучили проверками. Не должно было быть никакой рекламы, в том числе названия на дверях кабинета. Поставку клиентуры и нахождение помещения он брал на себя. От меня же требовался список оборудования, сохранение врачебной тайны и согласие на переход на новое место работы. Я повелся, тем более что зарплата повышалась на порядок.
Мне нашли трехкомнатный номер в бывшей коммунистической гостинице, поставили туда красивую обитую кожей мебель, посадили в приемную фигуристую, пахнущую развратом, молодую, не то санитарку, не то секретаршу, и напихали требуемого оборудования.
Первое время я ходил и в восторге гладил все это. На дверь повесили табличку «Медпункт 2». В день открытия Марик преподнес мне ноутбук, с уже установленными программами для «личного пользования», посоветовав не оставлять его на работе. Он заверил, что из номера удалена вся еще советская прослушка, и я могу работать спокойно. Он сказал, что единственной моей задачей является сохранение работоспособности политико-экономической элиты, для чего я могу применять любые методы.
Уже через неделю я страшно соскучился по моим санитарам-олигофренам, имеющим обыкновение по моему звонку влетать в кабинет и «фиксировать» подопечных. Увы, психоаналитик не может позволить себе такой роскоши. Сиди и слушай. Я сидел и слушал, давал традиционные и нетрадиционные советы, и оттягивался в ноутбуке, куда ежедневно заносил мое личное мнение обо всех уродах, проходивших через нас со Светланой. Меня честно не трогали, дополнительными нагрузками не доставали. Только иногда, перед выборами, появлялись люди Марика, приносили видеозаписи и просили составить психопортрет того или иного персонажа. Кои, я исправно отправлял на электронный адрес Марика.
 Влезла Светка, как всегда просунув в дверь только голову, хотела что-то сказать, но не успела. Раздался легкий шлепок, очевидно по Светкиной заднице, и ее открытый рот скривила возмущенная гримаска. Из-за двери раздался голос:
 - Здорово, Канистра! Пойло, есть?
 Кишинёвцы вездесущи, а кишинёвские евреи и подавно. Конечно, это был Толик Гицелис или, как его звали в студенчестве «Гицель», за то, что он отлавливал и приводил в нашу компанию самых гнусных людишек, каких мог отыскать.
Теперь он выглядел, как трёхстворчатый шкаф с антресолей, у которой одна дверца открыта посередине. Невероятная ширина при росте два метра и нос. При виде этого человека я испытал невероятный коктейль различных чувств. Начиная с вины, через патерналистику с ностальгией, до надежды. Он поступил в институт, когда я перешёл на третий курс. Естественно, быстро выяснилось наше землячество, и я начал процесс введения новенького в московскую жизнь. Я научил его пить портвейн «Кавказ», проходить без билета (всё равно не достать) на футбольные матчи, в театры и музеи. Считалось высшим шиком незаметно попасть туда, куда не пускают. Мы лазили к девчонкам* по решеткам на шестой этаж общаги Суриковской художественной академии, и местные студенты водили нас на подпольные выставки запрещённых авангардистов. Мы проходили через строжайшую «вертушку» ВГИКовской «общаги», предъявляя в качестве пропуска батоны хлеба (если с батоном, значит свой), а ребята показали нам как через студию Горького попадать на постоянно действующий, для своих, закрытый семинар западного кино. Друзья из МИИТа показали нам окно в душевой, и мы с транспортниками играли ночами в беллот среди запахов кухни соседей вьетнамцев. Это мы с ними выпили водку из закрытого сейфа* председателя КСП Берковского и легенда жива до сих пор. Кишинёвцы были везде. Ребята из Авиационного водили нас на концерты «Арсенала», земляки из школы МХАТа, ГИТИСа и Щуки делились с нами контрамарками в театры. Мы гордо пробирались сквозь толпу у Таганки, потому, что там был свой администратор - кишиневец. Друзья из университета Патриса Лумумбы проводили нас на дискотеки в Дом Дружбы Народов. Мы расплачивались регулярно поставляемым с Родины вином.
 Для нас с Толиком всё оборвалось в октябре 1977 года. Поздним вечером мы шли мимо посольства Уганды, когда увидели чрезвычайно красивый флаг этой страны (со слонами, автоматом Калашникова и прочим). Дабы разглядеть это чудо мы полезли на держащий ограду парапет. Не прошло и тридцати секунд, как нас с парапета сняли, вежливо, но под дулом того же Калашникова, пригласили в машину и отвезли на Лубянку. Мы просидели два часа в уютно обшитой деревом, с деревянным же подиумом, камере. Около четырёх часов ночи меня вывели и проводили в кабинет, где обнаружился ректор нашего института и пожилой человек незаметной внешности. Пять минут они молча меня наблюдали после чего «Венчик» сказал:
 - Ну, теперь ты видишь, что он не террорист, а мудак?
 Меня сослали в армию на срочную службу, с правом восстановления на четвёртый курс, а Толика, как еврея, вышибли начисто. Через неделю он присоединился к группе из пяти человек, развернувших за хвостом коня Юрия Долгорукого плакат «Отпустите наших детей в Израиль», очевидно решив перестать быть «мудаком». Его вышибли и из Союза.
Через десять лет он появился в Кишинёве с миссией «Сохнут». Я помню как нежно, но непреклонно он забирал своих родителей в Израиль а, напившись, рассказывал истории из жизни русских старообрядцев штата Оригона, где несколько лет лечил их от запоя.
- Искандер, - говорил он мне - Америка, страна непуганых идиотов, поехали в ЮАР, постреляем.
 Как раз тогда я собрался впервые жениться, да и выехать было трудно. Во второй раз он появился в период Приднепровских военных действий, вывозил евреев и не евреев самолётами.
- Не хочешь в Израиль, отправлю в Австралию или Канаду. Ты же видишь, к чему тут идёт?
 У меня должен был, родится ребенок, и я, как поздний отец, ничего вокруг не видел. Как водится, через три года жена вместе с сыном уехала замуж в Бельгию.
Толик появлялся строго в период любимой молдавской игры в выборы. Обязательно меня находил. Вот и сейчас он облапил меня в моем же кабинете. Как выяснилось в последствии Натан Гершевич Гицелис, гражданин Израиля, США, Германии и России, постоянно проживающий в Москве, ныне являлся главным массажистом посольства Израиля в России с собственным официально зарегистрированным кабинетом в гостинице «Минск» на Тверской.
 Мы печально смотрели на выставленный Светланой натюрморт. Он состоял из бутылочки квинтовской «Дойны», порубанного безжалостно апельсина, двух рюмочек и раздерибаненной шоколадки. Увы, пьющих среди нас не оказалось. Шесть лет назад, при переходе на новую работу, я «зашился», а последние два года ежемесячно лишал себя соблазна таблеткой «эсперали». Поскольку я всю жизнь лечил алкашей, то и последствия принятия внутрь рюмочки мне известны. Алкоголь, проникая в кровь, заставляет свободно курсирующую там «эспераль» кристаллизироваться и блокировать мелкие сосуды мозга. Получается идиот. Надо несколько лет, что бы кристаллы рассосались. Как в старом фильме: «глаза, уши бодрствуют, хоть тело мертвым кажется». Правда в фильме у мужика сохранялась память, а вот в реальности память отшибается первой. Я не хотел себе такой судьбы, но на всякий случай «зашился» и ни кому не сказал, чтобы иметь право временно уйти из жизни. Так, что все думают, что я испытываю идиосинкразию к алкоголю и в случае, чего начнут меня пытать именно им.
Толик мотивировал отказ отсутствием компании. Бутылку, по старой памяти, было жалко, вот мы печально и смотрели на нее. Потом Толик сказал:
- Есть вариант, куда ее сплавить, подсунем Никите, может он пьет.
- Какой такой Никита?» - спросил я.
- А Никита, МХАТовский актер, скиф и бард, любимец русских женщин. Я ведь затем и пришел, чтобы тебя к нему уволочь.
- Где он - спросил я - откуда, что здесь делает?
- Эх ты, Искандер, чудо в перьях, урод, к жопе ноги. Ты хоть что из своего кабинета видишь? У вас выборы на носу, опять демонстрируется жуткая близость с Россией, вот и тащат сюда известных эстрадных див, и актеров. Сегодня Никита соблазняет ваших баб в «Октомбрие», инкуб, хренов. А завтра там же Балуев со спектаклем, но он приедет без ночевки. А Никита живет, рядом в «Кодрах», бо завтра поидэ к гагаузам.
Еще в институте Толик удивлял всех попытками говорить на «вкраиньськей мове» т.к. родился и до десяти лет жил в украинском селе Николаевка, откуда был сослан к тетке Мирре, в Кишинев, на воспитание. Не знаю, что его в той деревне так торкнуло, но, судя по его словам, именно там рай земной и есть.
Украинские украинцы его не понимали, т.к. за сто лет существования села по соседству с молдаванами и русскими старообрядцами, поселившимися там вскоре после восстания Болотникова, язык превратился в такой крутой суржик, что стал не понятен всем, кроме николаевцев. Староверы, бежавшие от мести императрицы, пришли к какому-то турецкому, то ли хану, то ли мурзе и попросили местечко для жизни, обязуясь честно служить Османам, если те разрешат им молиться по-своему. Мурза кивнул, приказал вырезать все мужское население полувенгерско-полумолдавского села и сказал:
- Вот вам хаты. Вот вам бабы. Живите.
Дикие нравы, восемнадцатый век.
Если еще принять во внимание, что и сама Николаевка возникла уже в двадцатом веке по велению Столыпина из безземельных крестьян Херсонской и Винницкой губернией, которые привезли с собой свои говоры, то можно представить, как там говорят. Как в среду украинцев, оставшихся без земли из-за попытки Российских имперских властей посадить евреев на землю в этих губерниях, и, естественно, испытывающих к евреям соответствующие чувства, затесалась еврейская семья - одному богу известно. Но для Толика это Родина.
Мы прихватили бутылку, я сказал Светке, что поехал на вызов и возможно сегодня не вернусь, она заговорщицки улыбнулась и осведомилась, нельзя ли ей уйти пораньше, т.к. вечером идет на концерт. Я ответил:
- При первой возможности – уйди, - и ушли мы.
 Не прошли мы и десяти метров, как на линии здания ОБСЕ в меня вступило, я остановился и спросил:
- Толик, а вы не подеретесь?
 Затормозив на ходу, он стал, скрести загривок и плеваться. Отплевавшись и отчесавшись, оно изрекло:
- «Можем. Только не дай нам убить друг - друга.
- Клёво… - ответил я, и мы прибавили ходу.
 Никита - русофил-язычник. Еще в старые времена он подозревал в Толике потомка сионских мудрецов, осуществляющего заговор против русских. Так и обзывал его - «сионский мудозвон».
С его легкой руки моя отцовская фамилия Камаев превратилась в прозвище «Камай», близкое по смыслу с «Мамаем». Во всяком случае, он придавал ему именно такой смысл, не желая простить моим предкам татаро-монгольского ига.
Поначалу беседы Толика и Никиты заканчивались мордобоем вничью. Никита такого же роста, что и Толик, но изящней и стремительней. Их поединки напоминали бой рыси с кабаном, рысь не может прокусить толстую шкуру со слоем сала под ней, а кабан не знает, как до рыси добраться. Удары по туловищу Толика не смущали, а лицо он умело прикрывал. Один раз ему удалось достать Никиту в плечо, того развернуло и бросило в кусты. Вскоре после этого бои прекратились т.к. в нашей кампании появился чилиец Неро, который в немногих словах объяснил драчунам, что драться надо или до смерти, или совсем не начинать, ограничиваясь словом. Неро был каким-то латиноамериканским индейцем, примкнувшим к Альенде.
После прихода к власти Пиночета, был сослан на кофейную плантацию, откуда бежал и какими-то хитрыми путями добрался до Союза, где и обосновался на учебу в университете имени Патриса Лумумбы. Напившись польского, дешевого синего джина, Неро имел обыкновение рассказывать старые анекдоты про евреев и пугать нас сказками о Пиночете. Еще он пел песни на стихи Пабло Неруды и мечтал, как отомстит Пиночету, за чилийское экономическое чудо*. В трезвое время Неро излучал тихое стабилизирующее спокойствие человека, знающего, что такое смерть. Помню как-то мы зашли во дворы Петровских линий хлопнуть после Сандуновских бань портвешку, и увидели, как пятеро лимитчиков пытаются побить вьетнамца. Плохо у них получалось. Вьетнамец летал, катался по полу, визжал, подставлял пятки, в общем, не давался, но и вырваться не мог. Полюбовавшись маленько картиной, Никита попытался обратиться к сознанию пацанов, за что и получил в глаз гнилой картофелиной. Мы зафиксировали акт нападения, и собрались было дать отпор. Но Неро испортил весь кайф. Подойдя к молотильне, он раскидал парней по сторонам и стал отпаивать вьетнамца нашим портвейном. Оказалось, что тот тоже из университета «Патриса Лумумбы». Лимитчики очнулись, но не уходили. Мы потребовали контрибуции, и она нам была предоставлена в виде двух бутылок водки, каковые мы с ними же и распили.
 Оказались нормальные ребята, просто хотели поговорить с вьетнамцем, а тот не понял. Вьетнамец оказался сиамцем, сильным ненавистником «больших белых людей», недавно только приехавшим таки из Вьетнама. Он не понял пацанов, а те не поняли его. Водка, Неро, французский Никиты, английский Толика, портвешок и мое мастерство разводки помогли погасить международный конфликт и провозгласить курс на интернациональную дружбу.
Тут из подвала вылезла морда, и сказала, что ей тоже хочется водки, и она, в связи с провозглашенным курсом, имеет на это право т.к. является татарином. Мы сказали, что татарин у нас есть, и меня выдвинули вперед пред светлые очи. После выяснения этнической принадлежности каждого, морда заявила, что я татарин не настоящий. А он, морда, настоящий Шамиль, потомственный московский дворник. Подумали - одним татарином больше, одним меньше.
- Хай, будэ, - сказал Толик.
Дали Шамилю водки, и она кончилась. Шамиль запустил нас всех в шикарную дворницкую, мы с ним собрали деньги, и пошли на Неглинную в «Шашлычную», где ночным сторожем-уборщиком работал некий студент Литературного института Олександр Левизкий, торгующий по ночам водкой. Толик напросился с нами. По дороге выяснилось, что Шамиль, парень нашего возраста, учится в Историко-архивном, и специализируется на Золотой Орде. Левизкий сидел на разделочном столе и брил голову. Он принципиально изъяснялся на литературном украинском, и Толика не понял, но водку дал, « бо горилка, теж и жидам треба».
 Пока мы ходили вьетнамец, тьфу ты, сиамец был доставлен на Цветной бульвар в школу Тедеуша Касьянова, где он вел группу. Потом мы от него узнали, что он взялся учить своих обидчиков карате, у них же на заводе.
Пили у Шамиля водку, курили его травку (он говорил, что торговля травкой, тоже потомственный бизнес), утром разошлись по институтам, и никакая холера нас не брала.
Потом часто собирались и у Шамиля, и у Левизкия. Лицо похожее на Неро, я недавно видел в хронике рядом с Чавесом. Сиамца я встретил в прошлом году в Тирасполе, он был наблюдателем на ихнем Референдуме и ностальгически закатывал глаза в беседе с генералом Гудымо. Говорят, что сейчас Шамиль самый крутой наркодилер на Москве. Говорят он подарил Бах-Биту саблю, а тот ему «Хаммер». Бах-Бит - сокращенное от чуть ли не двадцати слов имени, тоже наш приятель из Иордании. Теперь он советник королевской семьи, а тогда он из под носа увел у самого Никиты рыженькую актриску Мико, но в гарем запереть не смог, девчонка осталась в Союзе, хотя потом, наверное, жалела. Тоже учился в «Лумумбе».
- Толик, - спросил я, когда мы шли уже по коридору к номеру Никиты, - а кто такой Патрис Лумумба?
-Хрен его знает, - ответил Толик.
 Никита сидел в кресле прямо, напротив входной двери номера и держал левую руку под задницей. Увидя нас, он радостно прохрипел:
- Татаро- еврейская спилка! Вот, кто здесь шастает. А я то думал… И с бутылкой, конечно, спаивать русского человека.
Произнося это он неловко вскочил, и, пряча левую руку за спиной, шмыгнул в соседнюю комнату, откуда тут же выскочил уже с обеими руками нараспашку. Он заматерел, светлый лик избороздили очень импозантные морщины, а буйные русые волосы стали белесыми от седины. Но мышцы так же бугрились, живот был плоским, так что от его объятий дух у меня захватило, и кости затрещали. Был он одет в спортивные штаны и какую-то полупрозрачную, пластиковую на ощупь, футболку. Свой великолепный бархатный голос он потерял в Сибири на съемках. Это не мешало ему петь и придавало еще большую мужественность.
Я выскочил из объятий и отбежал в сторону. Никита переключился на Толика. Вепрь и пантера, вот так по внешним признакам можно было бы охарактеризовать приветствие этих двоих. Вооруженный нейтралитет при дружеской симпатии. При моих 183 см я всегда чувствовал себя в их компании очень маленьким, и очень защищенным. Толик сразу же заложил мою непьючесть, и сказал, что бутылка моя.
 Толик снял куртку и повесил ее на спинку стула, в ней, что-то металлически звякнуло и он, вслед за курткой снял и повесил рубашку. Остался в футболке похожей на Никитину, но цветом потемнее. Накрыли стол, я сел на диванчик, а они по бокам в кресла. Примолкли все. Я знал это молчание, бывало, если соберемся все у Шамиля без девчонок, сидят они, вот так пялятся друг на друга и молчат часами. И Неро, и вьетнамец, тьфу ты… сиамец Кеша, и Левизкий, и Шамиль, все заражались этим молчанием. Одного меня это тяготило, и я развлекался, как мог. Но сейчас-то! Четырнадцать лет я не видел Никиты, а они молчат!
- Едрена вошь - сказал я, - что за херня! А где новости из столиц? Где ностальгические воспоминания? Слезы умиления! Раскаяние в содеянном, с последующим покаянием! Вы с ума сошли! Если вы заткнетесь, я пойду на работу или демонстративно лягу спать на этот диванчик!
- Правильно, Саша, ты пока поспи, - сказал Никита.
Такого подвоха я не ожидал, и, захлебнувшись от возмущения, повернувшись на бок, накрылся подушкой. Еще успел услышать странный, как из тумана, вопрос Никиты - «Зачем Камая привел? В качестве свидетеля?
А потом появились горы.

Сон 2,
увиденный Александром Камайлы в номере гостиницы «Кодру»
с подушкой-думкой на лице
Интересный бы получился эффект, если бы можно было увидеть горы сразу и вблизи. Поднимаешь взгляд и видишь камень, камень, камень и лишь потом, высоко над ним, небо. Но, так увидеть горы, ни у кого не получится, потому что подбираешься к ним уже который день, а они все больше и больше, выше и выше и все равно далеко. Они как будто не дают путнику сразу оценить свою мощь, не дают сразу испугаться величия. Подготавливают человека к встрече.
Это были не такие старые заросшие лесом горы, как Большой Камень, это были молоденькие скалистые гордые горы.
Активированные Зубы Дракона вели меня через степь к большой роще, может быть даже и лесу, растянувшемуся по линии предгорий. Сигналы вывели на тропинку между колючими кустами, прикрывающими вход в лес. Судя по заезженности тропы, ею пользовались часто. Обломанные ветви указывали и на то, что здесь проходили караваны вьючных животных.
За линией кустов была обнаружена поляна для выезжающих в степь. Имелись укрепленные между пнями бревна для привязывания лошадей, под брёвнами лежали выдолбленные корыта для корма, а на них ведро. Под ручьем ютилось явно выкопанное для путников озерцо. Рядом стожок сена этого лета. С другой стороны тропы имелось кострище, над которым укрепили двойной металлический треножник. Перекладина на треножниках отсутствовала. С этой же стороны имелся обширный сложенный из тесанных сверху бревен лежак. На нем могли поместиться человек двадцать. Сейчас на нем сидели двое медвежат, глядевших на меня круглыми от удивления глазами. Очевидно, они развлекались тем, что не давали выбраться из-под лежака третьему медвежонку, потому что оттуда выглядывала его морда. Заигрались ребята, потому и не почувствовали моего приближения.
Я поприветствовал их и спросил, где их мать. Застеснявшись, самый храбрый пробубнил, что-то про рыбу в ручье и утку в камышах. Я угостил их лепешкой и выяснил, что они поставлены здесь, чтобы передать мне, что медведица с теткой рысью пошли ловить рыбу для рысят и медвежат, и утку для меня, и что потом придут ко мне на поляну, но не на эту, а на ту, что в конце леса, у камней.
Тогда я спросил, где перекладина? Ребята замялись и полезли всей кучей под лежак, откуда и достали длинную медную палку с набалдашником с одной стороны и острием с другой. Я сказал, что палкой играться можно, но так, что бы не выколоть глаза и потом обязательно класть на место. Они тут же положили перекладину на треножник и с чувством исполненного долга заговорили о том, что скоро рысята подрастут и они будут гулять вместе и обязательно доберутся до вороны, которая обзывается обидно и кидается орехами. Я подумал, что никакому юному рысенку не удастся поймать старую ворону, которая просто развлекается. Но ребятам сказал, что птицы народ глупый, недаром произошли от ящериц, и посоветовал без рысят не лазить в гнездо.
В корзине запищали волчата, им хотелось бегать. Я подумал, что поскольку медведица придет ко мне в гости с уткой значит ей что-то надо, придется остановиться на той "поляне у камней". А раз так, то может быть оставить волчат с медвежатами, пусть играют.
Спросил у волчицы, та сказала, что будет здорово хоть на время от них избавиться. Корзину снимать не стал, а прямо в седле сидя вытряхнул щенков прямо на лежак. Медвежата полезли к ним обнюхиваться, вся куча стала порыкивать, попискивать и полаивать. Волчица, вспрыгнув на бревна, выстроила отряд перед собой и прочла наставления, чего можно, чего нельзя. Ее мало кто слушал, хотелось бегать кувыркаться и остаться одним. Мы ели на рассвете, сейчас был полдень, еще ни кто не успел проголодаться.
Я позвал волчицу и поехал дальше. Уже на опушке леса услышал, как они бросились купаться.
 В лесу тропинку тоже прибрали, с удалением бурелома и старых пней, а также веток, мешающих всаднику.
Нет, все таки это была роща, т.к. чаща часто чередовалась с обширными полянами, на которых тоже стояли стожки. А вот и полянка для входящих. Здесь меня ждало большое разочарование. Нет, поляна была оборудована так же как и предыдущая, более того посреди нее имелся могучий четырехстволовый дуб, у которого люди обрезали верхушки, и потому он разросся вширь и закрывал поляну шатром своей кроны от палящего солнца. Некоторые особо могучие ветви, тянущиеся параллельно земле были подперты столбами с вбитыми в них колышками для вещей.
Все было хорошо за исключением того, что за поляной начиналось огромное каменное поле, простиравшееся до самых гор. Создавалось впечатление, как будто какой-то великан собрался было превратить скалы в песок, и стал молотить по ним, со всей силы круша и ломая, да и бросил. Очень жаль, но великанов нет, как нет и драконов, о которых рассказывают сказки женщины. А как было бы здорово, если бы и с ними можно было подружиться. Но самый большой дракон, это крокодил, шкуру которого отец привез из последнего похода, да и тот бескрылая ящерица. Были, были, и в море, и в небе, и на земле драконы, можно даже вспомнить, как они выглядели, но кончились. Выродились в крокодилов и птиц, чьего языка мы не понимаем, но облик драконов мы помним.
Чего нет, того нет, а есть проблема. Лошадям по этому полю песка и камня не пройти. Однако Нить Мысли круто сворачивала именно в долину и вела прямо к входу в ущелье между горами. Она не только сворачивала, указывая дорогу мне, она еще и продолжалась дальше на восход, но звала уже не меня. А вот в ущелье вели уже две мысли - обо мне и о нем. Значит званных двое. Я проверил его Нить и понял, что скоро увижу его. Надо достойно встретить спутника. Я распряг моих, уже трех жеребцов, две беременные кобылки достались во владение роду людей с раскосыми глазами и в лисьих шапках, недавно поджидавших меня на Пути. Отсюда же и третий жеребец. Эти ленивцы вместо того, чтобы пристойно пощипывать зеленую травку кинулись на готовенькое, к стожку. Зерна дам позже.
Я развел костерок, приготовил лепешки, кинул в котел вяленого мяса и сварил кашу. Где-то рядом ходила лесная свинья с поросятами, но если придется оставлять лошадей, то надо же чем-то кормиться присматривающей за ними волчице. Я поел, а потом прилег прямо на перекрестке, чтобы чувствовать приближение незнакомца. Что-то его задерживало.
Вскоре по Нити началось движение, кто-то шел прямо по ней, давая знать о своем приближении, но это был не человек, а скорее его животное. Потом на поляну вышел кот. Он был рыжий и черный, в полосочку. Он был ростом с медведя. На шее у него был кожаный ошейник с массивными металлическими шипами. С морды капала кровь. Он сел на краю поляны и начал облизывать когти розовым языком, о чем-то громко мурлыкая.
Я вдруг понял, что стою с мечом в руках, а моя волчица ощетинилась справа. Из кустов, неподалеку от зверя, раздалось хихиканье. Затем оттуда вышла лошадка и вывезла на себе всадницу. На ней были металлические доспехи, закрывающие плечи и грудь, на голове шлем с острым верхом, отороченный горностаевой шкуркой. Шлем продолжала закрывающая лицо маска какого-то толстощекого трехглазого чудища. В общем-то, пол не был выдан никакими внешними признаками, но я знал, что это женщина и девственница. Чуял.
Потом на поляну поперли вьючные и пустые лошади, заполонили все пространство, начали щипать траву. Одна, самая наглая, подошла к моему боевому коню и стала тереться о его зад. Когда он попытался укусить ее за загривок, она зашипела как змея и с места молотнула его копытом. Мой жеребец, собрался было вразумить наглячку, но тут кот издал звук, похожий на рычание, и лошадок, как ветром сдуло, причем оба моих коня ушли с ними. Пока я разглядывал табунок, моя спутница повесила на столб подпирающий дерево свой шлем, сняла с лошади косулю, отрезала левую переднюю ногу и преподнесла ее моей волчице. Та одобрительно улыбнулась и посмотрела на меня. Воительница тоже уставилась на меня.
У нее было смуглое овальное лицо, не большой нос с горбинкой, широченные чернющие брови, длиннющие ресницы, прикрывающие узкие длинные глаза. Голубые глаза. Точнее - зеленые. Волосы были собраны на затылке в лошадиный хвост. Ростом она была почти вровень со мной, но ноги под юбкой были пряменькие, в отличие от моих. На ногах кожаные сапоги с загнутыми вверх носками.
Покрасовавшись еще немного под ее взглядом, изобразив мучительное раздумье, я кивнул волчице. Та чуть было не испортила эффект, фыркнув. Но должен же я хоть, что-то решать на этой поляне? Тут из корзины, притороченной к лошади всадницы, раздалось мяуканье, и котяра, встревожившись, мгновенно оказался рядом. Девчонка кинулась к корзине и выпустила на землю четырех котят. Их мамаша, теперь ясно, что это кошка, просто о-очень большая, вылизала их и легла на бок, кормить.
Моя спутница сняла с лошади поклажу и седло, вынула узду и шлепнула лошадь по крупу, та сразу убежала. Потом она сняла с себя доспехи и повесила рядом со шлемом, под доспехами оказалось платье из меховых шкурок. Я показал ей рукой на котелок, но она, ответив жестом ожидания, занялась косулей. Обрезала ноги и мясо с шеи и спины, и подвесила это на дальний столбик. Остальную тушу утащила в кусты. Потом распаковала вьюк и расстелила рядом с костром шкуру оленя. На шкуру она положила дорожный мешок, из которого достала тапочки, шелковый халат (за него можно было сменять половину моего стойбища), костяной гребень и льняное полотно. Достав все это, она деловито разделась и, прихватив полотно и тапочки, направилась к луже, которую образовывал вытекающий из каменной пустыни ручей.
В этом походе я повидал разных женщин, но сейчас испытал разочарование. Задницы и груди практически не было. Как она собирается рожать? Ноги слишком прямые и поэтому на ягодицах и внутренней части бедер видны мозоли от долгой верховой езды. Сала под кожей нет, сразу видны узлы мышц. Плечи ненамного шире отсутствующих бедер. Вот только волосы вокруг женского места были выбриты, а те, что между грудей, выкрашены в рыжий цвет. Я почувствовал интерес и передвинул свою шкуру ближе к бережку.
Пока она купалась, мой интерес все возрастал. Конечно, можно было бы ее взять прямо сейчас, но может быть у Зовущего на нее свои планы? Вдруг я его оскорблю, вложив в нее свое семя? Кроме того, мне не нравится иметь дело с девственницами. Они не получают радости от первой встречи с мужчиной. У нас в роду девочек достигших тринадцати лет лишает девственности Главная Мать и потому мужчина ее не мучит.
Девица вышла из ручья, и начала снимать полотном капли воды с тела. Потом она расчесала волосы, завязав их веревочкой, и повязала полотно на голову. Надевая на каменюке тапочки, чуть не поскользнулась, сердито поджала губы, прошла к своей шкуре, надела халат и зловредно завязала поясок. Представление окончилось. Я протянул котелок с остывающей кашей, она уселась на свой мешок, достав из коробки две палочки. Ловко взяла их в руки и извлекла из котелка кусок мяса. С недоверием попробовала. Понравилось и начала уплетать за обе щеки. Не знаю, почему мне полегчало от ее одобрительного кивка. Потом она мыла в ручье котелок, скребла его песком и камнем. Потом позвала меня в лес.
Там мы нашли большую кошку, доедающую косулю. Мы не стали ей мешать, но спутница произнесла первое слово. Указывая на кошку, она сказала - «тигр». Мы вышли на соседнюю поляну, где паслись наши лошади. Один из моих жеребцов уже оседлал чужую кобылицу. И ему мы не стали мешать. Нашли вьючных лошадей и избавили их от груза. Мешки сложили у деревьев. Вернувшись на нашу поляну, обнаружили играющими котят. Волчица и тигра внимательно наблюдали за этим в сторонке.

С женщинами трудно разговаривать. Они, в своем большинстве, не видят сути вещей и явлений. Поэтому постоянно хотят придать всему законченную форму. Для этого пользуются разговорной речью и всему дают свои имена. Но имя или слово не может полностью отобразить суть вещи или смысл явления, и они придумывают всякие ритуалы, обычаи, традиции. Придавая уже этим выдуманным явлениям скрытый смысл. По вечерам в своих шатрах они придумывают сказки о существах, умерших или не бывших, а потом забывают о том, что сами же их придумали и начинают верить. (Суть веры).
Мужчине, чтобы понять суть вещи или явления надо просто о них подумать - ведь то, чем что-то является сейчас, на самом деле лишь краткий миг, уловленной нами постоянной трансформации. Без понимания того, как вещь или явление дошло до своего нынешнего состояния, не понять его сути. Можно просто вспомнить, т.е. пойти по памяти предков, и если они уже встречались с явлением и думали о нем, то и получаешь готовый ответ. Который нужно переоценить, исходя из «сегодня». Можно самому подумать, но тогда невыраженные в словах и знакомых образах видения придется самому же привязывать к текущему моменту, потому это нужно делать в группе. Можно пройти взором по Зубам Дракона и увидеть суть явлений на Пути. Можно подумать о будущем, но мы этого не делаем, потому, что мужчина, подумавший о будущем, собирается в последний путь. Каждому мужчине придется подумать о будущем, после чего он перестает входить к своим женщинам.
 Не то женщины. Сколько не рассказывай о том, что это солнце испаряет воду, которая собирается в тучи и от скопления воды происходит энергия, которая возвращается в землю. А грохот во время грозы, это совсем другое явление, они все рано будут рассказывать детям, что это Великая Мать стучит на небесах ведрами и сверкает очами.
Все что мы им говорим, они принимают на веру. Или не принимают. Или считают сказками.
Женщины, они знают, но не верят, или верят, но не знают. Да и как объяснить им, не чувствующим Зубы, не помнящим и не умеющим подумать о сути, то что еще не оформлено в слова и не названо именем. С точки зрения женщин неважно, как и откуда произошла ложка, главное, что ею удобно есть. Потому-то они и пугают себя собственными сказками о грубых волосатых мужчинах, которые почти звери, потому что говорят со зверьми, а о чем с ними разговаривать? Которые ленивы, потому, что мало таскают шкур и мяса и меда. Которые придумали дурную работу выращивать зерно. Которые внезапно вскакивают с места и едут за тридевять земель оплодотворять чужих женщин, как будто им своих мало? Которые теперь еще и жестоки, потому что убивают рожденных от рабов мальчиков. Когда-нибудь я или мой сын, или его сын, вернувшись из похода, будет убит женщинами или рабами, и его сыновья будут убиты, потому, что с рабом жить удобно. Раб ведь никуда не уйдет, т.к. не знает Пути, он приносит много мяса, т.к. не говорит с животными, он слушает сказки Великих Матерей и верит им. С рабом жить удобно. То, что при этом разрушится симфония Жизни, никого не интересует, ведь ее не будет чувствовать никто. Мы, Удерживающие, будем воровать женщин, нам придется убивать беспутных, и останемся мы в рабской будущности мира - дикими варварами.
Уж не задумался ли я о будущем? Рановато.
Я спросил у девушки, как она прошла по Пути? Она не поняла меня без слов. Тогда я подошел к полосатой кошке и спросил ее. Та ответила, что это она и лошади вели девицу, по поручению ее отца. А я, болван, вознадеялся, что у нас есть надежда! По зовущей линии Зубов Дракона поступил сигнал. От хозяев к нам, кто-то двигался. Судя по величине каменной пустыни идти им до нас дней десять. Значит, задержимся. Прибежали медвежонок с волчонком и велели идти за медом. Пока волчонок знакомил своего нового друга с матерью, я пошел к своим вьюкам и достал секиру и оловянный котелок. Заодно развесил на дубе одеяла и оружие. Надо будет все это почистить.
Посмотрел на девицу. Она глядела на меня пристальным взглядом вампира, стараясь прочесть руны моих чувств. Значит, она может читать человека. Не мысли, конечно, но эмоции. Я сказал себе, что прозрачен, как воздух. Не люблю, когда в меня смотрят. Разрешение надо спрашивать. С другой стороны, это даже приятно. А то было бы унизительно, если бы Зовущие притащили на встречу со мной обычную девчонку. Теперь, с ее точки зрения мои действия бессмысленны. То смотрел ей в глаза, то пошел, уставился на кошку, сел на землю, похлопал ее рукой, обнимался со щенком и вдруг кинулся разбирать оружие. Напрасно я одел защиту. Я показал ей котелок, взял секиру, и демонстративно перестав быть прозрачным, ушел с малышами. Волчица и кошка увязались за нами. Кошка сказала, что девушка присмотрит за котятами, а ей надо нанести визит вежливости медведице. Волчица тоже упоминала визит, но больше думала, накормлены ли волчата. Поскольку от малышей несло рыбой за версту, я понял, что им просто скучно и любопытно. Тяжела доля женщины, все бросили ее и куда-то ушли с мужчиной.
Не знаю, видела ли когда-нибудь эта девица мужчину в походе. На каждую стоянку приходят местные животные и рассказывают новости, иногда просят о помощи. Тащат еду, сколько и не съесть. Иногда вовсе тяжело, когда какой-нибудь зверь просит забрать шкуру. Если все шкуры забирать, то, что с ними делать? А время? Это ж неделю с ней возиться. Но приходиться брать, а потом отдавать встречным людям. Если существо устало или слишком размножилось, оно имеет право на смерть.
Медвежонок сидел на тонюсеньком деревце и боялся. Тоскливо смотрел вниз, где собравшиеся в кучу, малыши давали ему советы. Женщина бы увидела страшную картину, как дикие звери загнали бедную зверушку на дерево и рычат, и лают на него. Наверное, хотят съесть. Мамаша-медведица сидела, опершись на ствол старой ивы, одной лапой закрывала ухо, а другой подносила ко рту кусок рыбы. Мы не стали мешать трусишке и направились к медведице. Наши провожатые тут же присоединились, к галдящей куче, которая переключила свое внимание на полосатую кошку. При нашем приближении медведица бросила рыбу в лопухи, где уже лежала горка пойманной рыбы и поднялась на задние лапы, показывая, какая она большая и красивая. Я подошел, похлопал по животу, и сказал что она очень толстая для своего молодого возраста. Она удовлетворенно рыкнула.
Кошка потрогала мягкой лапой шерсть и сказала, что она жесткая, не прокусишь. Медведица в свою очередь ткнулась ладонью в острие шипа на нашейном обруче кошки и сказала, что хотела бы такой же, а то ее самец имеет обыкновение во время любовных игр больно кусать за загривок. Волчица сказала, что когти медведицы длиннее ее клыков. Мамаша ответила, что у волчицы больше щенков. На этом церемония закончилась, и хозяйка пригласила всех поесть рыбы. Мы не стали отказываться, и присели вокруг кучи. К нам присоединились малыши. Медвежонку на дереве стало скучно, он раскачал дерево и сверзся в ближайший куст. Когда он вылез из него и пришел к нам, мамаша одобрительно подсунула ему самую большую рыбу.
Волчица предупредила своих, чтобы те не обожрались, а то не смогут добраться до нашей поляны. Я выбрал себе небольшого угря, отрезал голову секирой, стянул шкуру и стал есть. К концу трапезы выяснилось, что за кустами на дальнем краю поляны спряталась девица, притащившая в корзине котят, а на дереве сидит рысь. Я понял, что она отслеживает окружающую обстановку и сделал вид, что не заметил ее. Потом рысь мяукнула, обозначая свое появление, сбросила вниз утку и степенно по ветке спустилась на землю. Я сказал, что ее не заметил, и она гордая устроилась рядом с кошкой. Медведица сказала, что дерева рубить не нужно, мед близко, но есть проблема т.к. я голый и пчелы меня съедят, а мед с земли будет грязный… Тогда кошка сказала, что не боится пчел и устроится с моим котелком на верхней от дупла ветке. Но она хотела бы до этого покормить уткой котят т.к. мясо птицы очень полезно в их возрасте, но она слишком большая, чтобы ловить птиц, а после добычи меда пчелы обидятся, начнут всех кусать, и будет не до кормежки. Рысь сказала, что кормит рысят птицей, и с удовольствием будет приносить котятам уток, пока кошка здесь. Кошка предложила посмотреть на котят, раз их принесли сюда. Рысь предложила взглянуть на рысят, они недалеко.
Я понял, что сегодня мы можем не добыть мед и предложил следующее - волчица с рысью, молодняком, девицей, уткой, корзиной и рыбой перебираются поближе к рысьему гнезду, а мы с медведицей и кошкой добываем мед. Я развожу на полянке дымные костерки, и пчелы меня не едят и главное нас не преследуют. На том и порешили, только рысь предложила, чтобы молодняк - щенки и медвежата - все-таки подошли бы к ее гнезду вместе с взрослыми, дабы не мешать котятам и рысятам есть. Они еще такие маленькие.
Мы поднялись и все вместе направились к девушке. Она не растерялась и вышла из кустов, как будто только лишь пришла. Пока мамаши и малыши одобрительно осматривали котят, а те демонстрировали зубы и когти, убеждая их в своей грозности, я попытался объяснить девице, что она должна сделать. Есть такая древняя игра, когда при помощи пантомимы и мимики пытаешься объяснить какое-либо слово. С тех пор как мой отец привез из похода крокодилью шкуру мы тогдашние мальчишки и девчонки повадились играть именно на ней. Так она теперь и называется "зеленый крокодил". Почему "зеленый" ни кто не помнит. Шкура то коричневая. Видно девица тоже играла в игры, поскольку поняла, что надо ощипать утку и отдать рыси. Потом рысь помурлыкала девице, изображая милую домашнюю кошку, даже потерлась бочком о ее колени. Та умилилась и погладила кисточки. Рысь стерпела, а мы чуть не прыснули со смеху. Щенки даже удрали в лес хихикать. Нагрузили в корзину к котятам рыбу и выпроводили лишних.
Операция по добыванию меда прошла успешно, до меня добралось не больше десятка пчел и то потому, что забыл под деревом секиру, пришлось возвращаться. Услуги кошки не понадобились. Как я понял, медведица впервые добывала мед с человеком, потому и перестраховалась. Я просто снял с деревьев кору, сверху накидал лопухов, а медведица ловко бросалась сотами прямо на эту подстилку. Потом я свернул все это в трубу и, утащив к последнему на поляне костерку, спрятался с малышами в чаще. Медведица и кошка изобразили главных похитителей, увели рой к ручью, где и спрятались в воде. Потом мы собрались и пошли. Впереди переваливалась медведица с моей секирой в зубах, рядом кошка с пустым котелком на ошейнике, за ними я с тяжеленным свертком меда, а позади щенки и медвежата, подхватывающие выпадающий мед. Так мы и пришли в гости к рыси.
Рысята действительно были бы маленькие, если бы не толстые животы, набитые рыбой и птицей. Их мать сказала, что они отказались даже от молока. Кошка предположила, что они взрослеют и скоро совсем перестанут терзать мать. Она обнюхала каждого из пяти, похвалила усы и лапы. Медведица с волчицей не велели пока что трогать рысят своим шалунам, и те, получив свою долю меда, убрались от родительских глаз подальше.
Девица сама догадалась снять с утки кожу и, нарезая ножом мясо мелкими кусочками, скармливать его котятам. Кошка помурчала на нее и лизнула в ухо, пощекотав при этом усами. Девица захихикала и почесала кошку за ухом. Надо ее покормить, ведь голодная, да и я сырым угрем не наелся. Вечер уже. Собрал дров и запалил вдали костерок. Девица попросила посмотреть мой камень для огня, потом показала свой. Ее камень был больше и голубее моего. Я забрал свой, взял секиру и котелок и пошел за водой. Секиру, камень и соль надо носить с собой, даже если идешь за водой. По дороге набрал разной травки и клубней, а когда пришел, увидел, что девица уже почистила рыбу. Пока сварили супчик, и поели уже, и луна поднялась. Девица улеглась прямо на растянувшуюся на боку тигру, еще и место осталось. Та подсунула ей кончик хвоста, - я понял, что такие ночевки им не впервой. Тигрята вылезли из корзины и спали возле матери на спине, подняв лапы, вперемежку с рысятами, которых с другой стороны прикрывала рысь. В головах рыси и тигры сидела, прислонившись к дереву, медведица. Я сел напротив ее. Тут же ко мне подсунулась волчица, прикрывая спину, и правый бок. Какое-то время мы с медведицей и рысью еще переговаривались строя планы на завтра. Потом пришли уставшие гулены, заняли все, оставшееся пространство круга, поели меда и заснули. Спим.
 
Я проснулся. Очень не хотелось выходить из сна. Хотелось остаться там под открытым небом, чувствовать мокрый заботливый нос волчицы, теребить тигрят, и дразнить девицу. Но голоса друзей пробились сквозь дрему, заставляя возвращаться к реальности. Я захватил конец диалога.
 
Никита - А рода Голды Меер вам мало?
Толик - Ты знаешь, что он больше не родит, зачем теребить рану?
Никита - Но вы же собрали к себе всех, воровали и русских, и эфиопов, японцев даже, не говоря о тюрках. Неужели нет?
Толик: Инициаторов полно, можем поделиться, а его нет.
Никита - Своих Инициаторов до хрена, еле сдерживаем. Путин начал потихоньку, но без него нельзя. Пытались воспитать в своей среде, но ты знаешь, чем это кончается.
Толик - Кто знал, что Магомет - Инициатор, про эль-Маари не думал никто? Кто знал, что это Андрей? Тысячу лет пестовали род, замешанный на вашей крови, а в результате Инициатор. А ведь сколько потребовалось сил для селекции всех после вашего пребывания в Галилее? Почему не Павел, не Петр, не Иоанн! Нет, Андрей! И ведь к вам он ушел. Тысячу лет прошло, а ушел к вам. «Что может быть хорошего из Галилеи?».
Никита - В настойчивости вам не откажешь. Достижения цели, вплоть до геноцида.
Толик - А вы, в России, мало народу повырезали?
Никита - В основном, мы резали чужих, что лезли к нам за нашими родами, не жалея, конечно, и своих. Какие были действующие рода - Рюриковичи, Романовы, одни Меньшиков да Косыгин, вылезли из ниоткуда. Как Косыгин умер, все и развалилось. Сейчас нет никого. Тоже ищем в рассеянии.
Толик - Помаленьку вырезая народ.
Никита - Россия большая, а народу нет. Слишком много олигофренов, психопатов и прочих рабов. Что положишь в женщину, то и пожнешь. За тысячу лет стабильности родов невольно поверишь, что так будет всегда. Не озаботились, поиском женщины, почили на лаврах. А вы знали, что надо искать, да не сказали.
Толик - Могли и сами догадаться, когда мы стали считать происхождение по матери.
 Никита - Хороший закон достаточно одного родителя еврея и дети автоматически становятся евреями. Мы у себя тоже такой примем. Жалко мальчик уже родился.
Толик - Знаю. Времени нет ни хрена. Японцы едва держат америкосов. Если б не китайцы, был бы нам кирдык. Возьмешь к гагаузам?
 Никита - Тропинки ведут туда. Добычу делим на Совете?
 Толик - Да.
 Никита - Да.

-Да ну вас на фиг! - крикнул я. - Я ваших дел не знаю! Я кушать хочу.
- Снидать треба - молвил Толик - бо вже пузо посвырбэло. Пидемо до мясу.
Я предложил пройти через офис, что бы взять забытый мобильник. Собрались, пошли.
В вестибюле моей гостиницы навстречу нам поднялись двое очень незаметных мужчин. Еще двое возникли за спиной. Охранник Федя виновато прятал глаза.
Один из первых двух подошел, показал корочки, представился сотрудником Департамента по борьбе с коррупцией:
- Господин Камайлы, вы задержаны по подозрению в уходе от налогов, вот ордер на обыск в вашем офисе. Ознакомьтесь.
Я взял бумажку, а Толик спросил:
 - Кто Камайлы?
Я ответил, что я - Камайлы, и начал читать бумажку.
- С какого боку ты Камайлы, - продолжал зудеть Толик - ты Камаев?
- Ты тоже не всегда был Натаном, да еще и Гершевичем, - сказал я, на секунду оторвавшись от бумажки.
- Господа, вы нам мешаете. Пройдемте, господин Камайлы, - настаивал сотрудник департамента.
- Простите уважаемый, - снова влез Толик - я гражданин Израиля. Вот мои документы. Я имею с этим человеком дело, но только что вскрылись некоторые обстоятельства. Возможно, они будут не безынтересны и вам. Позвольте задать господину Камайлы несколько вопросов. Это займет всего минуту.
 Он повернулся ко мне. Произошел мгновенный беззвучный диалог:
 Голос Никиты - Толик, он больше не прозрачен! Смотри в него!
 Голос Толика - Камай, ты гагауз?
 Голос мой - Мать гагаузка, отец татарин. Мать - Камайлы, отец - Камаев. Они и познакомились-то из-за близости фамилий.
 Голос Никиты - Он говорит в уме!
 Голос Толика - Он слышит нас, он не прозрачен, он гагауз…
 Голоса Толика и Никиты - это ОН!!!
Уже вслух Никита воскликнул:
 - Екаранный бабай и все его дети! Мы нашли ЕГО!
А предатель Натан добавил:
 - Господин инспектор, он ваш. Однако, если вы позволите, мы через несколько минут обеспокоим вас своим присутствием, с тем что бы дать показания о деятельности этого господина.
Не дожидаясь ответа, они кинулись в разные стороны, выхватывая на ходу мобилы. Сволочи, предатели!
Ну да, с этими инспекторами я и сам справлюсь, надо только позвонить Советнику. Меня повлекли в мою контору. Там сидела строгая Светлана с папкой на коленях. Как только мы вошли, она поднялась и со словами:
 - Вот вся отчетность по финансам, проходившим мимо кассы, с указанием фамилий, дат и сумм. В общей сложности у государства украдено 28 тысяч 324 лея 12 банов.
Инспектор поблагодарил сучку за сотрудничество и приступил к обыску. Двое мужиков стоящих у меня за спиной в вестибюле, оказались понятыми. Инспектор, как-то сразу озверев, смазал мне по морде, сказал, что это аванс, и, туго затянув на моих руках наручники, бросил меня в кресло. Понятые ничего не видели.
В офисе нашлись, как водится, патроны и наркотики. На мои просьбы осуществить право на звонок было отвечено отказом:
- Кто надо, тот сам позвонит.
И он позвонил. На столе у Светки раздался звонок офисного телефона, она сняла трубку и передала ее инспектору, тот послушал и передал мне. Звонил Советник:
- Не бзди, пидор, - ласково бубнил он в трубку. - Это цветочки. Одних налогов хватит, чтоб посадить тебя на десять лет, а патроны, а наркота? Лет двадцать тебе обеспечено, но ты столько не проживешь. Уже свозят в твою камеру спидоносцев, и они будут тебя трахать двадцать пять часов в сутки. Тебе понравится, будешь знать, как показывать мне жопу. Я еще позвоню. Не прощаюсь.
Вот это был настоящий конец. Выхода из ситуации не было. Разве что остановить сердце. Да, это единственный выход, пока я еще в силах, и воля при мне. Кота жалко, сдохнет на помойке.
Ни слова ни говоря, Светлана достала бутылку, инспектор кивнул одобрительно и с ухмылочкой сказал:
- И правильно, пусть он будет еще и пьяным.
Светлана налила мне фужер «Хортицы». Я взял его обеими руками…, дверь открылась, и вошел Никита.
Он был в белой рубашке с галстуком, на нем был строгий черный костюм со значком депутата Российской Госдумы. В руках он нес папку.
- Господа, - сказал он, - я являюсь временным секретарем Посла Российской федерации в Республике Молдова. Моя фамилия Джигурда. Ни в коем случае не желая препятствовать работе органов правопорядка, я требую предоставить мне возможность находиться здесь во время обыска и далее, поскольку речь идет о задержании гражданина России, каковым является господин Камайлы. Документы, подтверждающие выше сказанное, находятся в этой папке.
И принагнул набриллиантенную голову, стервец.
Инспектор открыл рот и схватился за телефон. Я восстановил работу сердца, и поставил водку на стол.
 Открылась дверь. В нее протиснулся Толик с папкой в одной руке, и маленьким флажком, изображающим государственный флаг США, которым он приветственно помахивал, будто отгоняя комаров. Одет он был по-прежнему, в мятую куртку и мешковатые штаны.
- Господа, - сказал Толик, - я являюсь личным секретарем Посла государства Израиль в Республике Молдова. Моя фамилия Гицелис. Я нахожусь здесь по личной просьбе Президента государства Израиль, для того чтобы принести господину Камайлы личные извинения Президента за недопустимую задержку в рассмотрении его, поданного девять лет назад прошения о предоставлении гражданства государства Израиль. Не далее как вчера вопрос был рассмотрен положительно. Кроме того, я представляю здесь Посла Соединенных Штатов, чьим секретарем я так же являюсь, как гражданин США. От имени Президента Соединенных Штатов Америки я уполномочен заявить, что сегодня утром господину Камайлы был предоставлен статус беженца с предоставлением ему гражданства. Документы, подтверждающие вышесказанное находятся в папке.
 Легким движением руки Светлана опрокинула «Хортицу» на пол.
Инспектор сел, закрыл рот и положил трубку. Раздался звонок. Трубку сняла Светлана.
- Это вас… - сказала она.
На связи снова был Советник:
 - Ну, что сучара, осознал на кого бочку катишь? Вешайся! Не бзди, не дадут тебе умереть. Будешь в говне купаться и вшей жрать. Ты, эту жопу, всю жизнь помнить будешь. А…, Хозяин звонит. Послушай напоследок, какого покровителя ты лишился.
Трубку, которую я слушал, положили на стол, слышно было, как на другом аппарате включили громкую связь. Раздался характерный голос Хозяина:
 - Марик, жидовская морда, пидер ты гнойный, ты кого поймал, падла? Ты меня поймал. Меня держат, за жопу, послы Штатов, России и Израйля.
 Тут я включил громкую связь и на своем телефоне.
 - Тирасполь газ перекрывает, румыны электричество, хохлы границу закрывают. Натовцы в Бульбоке, сели в вертолет при всем вооружении. Турчанка на меня каблуком стучит. Рошка флаги раздает. Кто такой Камайлы, откуда взялся? Отпустить и с докладом ко мне!
Возникла мучительная пауза.
Через минуту с той стороны взяли мою трубку, и нежный голос Советника промурлыкал:
 - Александр Батырович, произошло жуткое недоразумение. Мои источники в Департаменте исказили предоставленную информацию. Надеюсь на ваше понимание. Еще раз прошу простить меня, и позвольте считать инцидент исчерпанным. Надеюсь на наше долгое и плодотворное сотрудничество. Я думаю вскоре, вас наградят орденом Республики. Увидимся. Передайте, пожалуйста, трубку сотрудникам Департамента.
 Я выключил громкую связь и передал трубку инспектору. Тот и так сидел зеленый, но, услышав, что-то в телефоне, вскочил и улетел, как лист осенний на ветру. С ним вместе исчезли патроны, наркотики и Светка. Никита еле успел крикнуть вслед:
 - Не говорите, что слышали разговор. Убьют.
Вернулась Светка с ключом от наручников, сняла их и сгинула снова. Толик воткнул флажок в неизрезанный апельсин.
- Интересная девка! Не только задница есть, но и соображенчик работает мгновенно. Надо в ней покопаться, - и схватился за сотовый. Никита тоже уже куда-то звонил. Я подумал, что хочу обратно, в психушку. Мотая головой, направился в душевую.
Умылся, сделал пару дыхательных упражнений для стабилизации психики, расслабился, напрягся и вышел в свет.
Они сидели рядком на диванчике, и пялились, на меня. Ну, пяльтесь. Прошел в кабинет, взял мобилу, включил. Вернулся. Они все так же пристально смотрели на меня, однако в их лицах светилось отчаяние. Ну-ну. Я присел в кресло и стал смотреть автоответчик. С утра звонил Советник - 4 раза и племянники - 9 раз. Ну, с Советником разобрались, а что там наши племяши?
Раздался исполненный ненависти голос Никиты:
 - Ты, что делал в ванне, Саша?
Вот тебе и хрен! Их больше не интересует моя внутренняя жизнь, их интересует, что я делал в ванне.
- Онанировал на портрет Буденного, - ответил я присказкой из детства.
Толик огладил кулаки. Никита развязал галстук. Толик похлопав его по колену, сказал:
 - Ты с нами не шути Саша, сам видишь, под какие дела мы подписались, давай работать конструктивно и спокойно. Видишь ли, мы больше тебя не слышим и не видим, а до похода в ванну слышали. Ответь, ты слышишь наши мысли?
Опять мы уставились друг на друга. Ничего я не слышал, и вообще в голове был бардак, в чем и признался.
- Хорошо, - сказал Толик, - возвращаемся к вопросу Никиты. Что ты делал в ванной?
Я рассказал. Определили, что ничего особого я не делал, так, элементы гимнастики Стрельниковой усиленной Фрид, и кое-что из Джефферсона.
Стали меня пытать, давно ли я это делаю? Выяснили, что с элементами дыхательной гимнастики меня Никита и познакомил. А системой Джефферсона я самостоятельно занялся еще в школе. Надергал элементов и занимался. Мои эксперты решили, что это говно. Посмотрели повыше. Да, изучал систему Станиславского*, как проблему входа-выхода из суггестивного состояния, достигаемого самостоятельно. Решили то же самое. Стали копать глубже. Велели вспомнить детство, чуть не до пеленок.
Вспомнил я наш домик возле опытной зоологической станции, куда гицели свозили пойманных для опытов бездомных собак. Запах сваренного из них мыла. Бабушку, Анастасию Трофимовну Хаббибулину, у которой в коленях было так безопасно и спокойно. Она меня маленького и голенького выкидывала летом на ковер, разостланный под орехом, чесала спинку и пела, что-то на удмуртском и татарском. Так вместе и засыпали, завернувшись в ее душегрейку. Вспомнился запах бабушки. Чуть повзрослев, я начал бояться станции, кто-то мне сказал, что там живет Бабай и ворует для мыла маленьких мальчиков. Спать не мог. Тогда бабушка придумала игру. Вечером, как спать, она тихонько постукивала меня по лбу серебряным наперстком и приговаривала:
 - Сашка, стеклянный, он спит, а его ни кто не видит.
 Я сам начинал приговаривать вслед за ней и засыпал спокойно, без снов.
- Вот оно!!! - воскликнул Никита, - установка защиты предков. Бабуся-то твоя вампир! Ты долго пользовался, этим приговором?
Повспоминав еще малость, я определил, что приговаривал бабушкины слова почти до поступления в институт, но уже по утрам и вечерам, когда занимался упражнениями. Друзья определили, что постоянное употребление заклинания в сочетании с гимнастикой дало в последствии эффект защиты, при котором мне не надо было уже говорить слова, достаточно расслабиться.
 - Ладно, - сказал Толик, - исследования феномена отложим на потом, а сейчас сними-ка защиту.
 - Как? - спросил я.
 - С ним случай сороконожки, у которой спросили, как она ходит, - сказал Никита - А как ты снял защиту у меня в номере?
Пришлось вспоминать сон, который оказался и не сном вовсе, а нисхождением по генетической линии воспоминаний. Оказалось, что воспоминания предков рвутся к пробуждению, что-то я должен знать.
- Ну, теперь снимай, - сказал Толик.
- Как? - повторил я.
- Как накакаешь, так и смякаешь, - нетерпеливо проворчал Толик, - Расслабься, да и скажи, что ты открыт.
 Я так и сделал. Последовал беззвучный разговор:
 Никита - Вот он!
 Толик - Да уж. Сука, ты Искандер. Если б не твоя бабуся, мы бы не просрали империю.
 Я - Кто он? Кто я?
 Никита - А вот хрен тебе! Помучься. Слава богу, не сошлют пасти Дыру!
 Толик - Ишь ты, Дыру пасти. Хорошо! А меня обещали отправить в туннели. Кто ж мог додуматься, до такой хрени!
 Я - Бабушку не цапать. Бабушка хорошая!
 Никита - Кто говорит, плохая. Просто такой подлянки никто не ожидал. Примитив, усиленный постоянным повторением. Ты создал такую скорлупу, что танком не пробьешь.
 Толик - А ведь были, знаки, были. Еще Кеша спрашивал, какого рожна, мы его за собой таскаем. Шамиль хотел посадить на иглу. И Неро в нем копался, и вампиры. Я ж сам и сказал - хай, буде!
 Никита - А еще ты сказал, что на нем хорошо отрабатывать приемчики. «Что может быть хорошего из Галлилеи.» Вот тебе и эль-Маари…
Зажужжал мой телефон, в десятый раз звонили племянники:
 - Дядь Саш, ну вы и прячетесь, - захлебывался Юрчик, - мы тут ваш ноутбук почистили. Все что надо скачали на диски. Можно забирать. Но, тут такая петрушка. Когда скачали все, на диске «С» еще осталось, и никак не достать. Мы присобачили к своему компу и объяснили вашему, что он мобильный телефон. Он сдал эту чернуху нам и там обнаружился минет, который слизывал у вас все. Ах да! Что б вы поняли, там была скрытая программа, которая прессовала. Ну, такой Билл Гейтс в коробочке, который считывает все, что вы суете в комп, прессует и, в случае выхода в Интернет, отправляет, не спрашивая вас, по электронной почте своему адресату. Ну, мы его разложили на столе, разбираемся, а по адресу отправили жопу, как в «Хоттабыче».
Я сказал, что с меня причитается, и отключился. Потом до меня дошло. Я объяснил ребятам, с чего завелся Советник. Они сползли с диванчика на пол, прямо в разлитую водку и реготали, как жеребцы во время гона. Затем Толик прошипел:
 - Ну и родня у тебя. Бабушка валит империю, а эти чуть войну не развязали. Надо их проверить.
 Хотел я спросить у него, где логика, но желудок потребовал своего. Времени, четыре часа. Решили пойти поесть. Мне велено было снова одеть защиту. Будем общаться вслух.
Пока гуляли мимо Пушкина, по площади, направляясь в «Три покойника», меня не оставляла мысль, - что же со всем этим делать? Судя по полученной информации, я обладаю, какими-то иными способностями, нежели мои друзья. И за этими способностями охотятся давно и серьезно. Причем очень серьезные силы. Теперь, после обнаружения, спрятаться не получится. Какой-то Совет будет решать мою судьбу.
- Что же теперь будет? - совершенно по-женски спросил я друзей. Ответил Никита:
 - Самое смешное сейчас это то, что как ты скажешь, так и будет. Мы сейчас находимся в такой же ситуации, что и ваш Хозяин, полчаса назад. Мы поймали тигра за хвост, но в отличие от него не можем отскочить в сторону. Своим появлением ты понизил наш статус до уровня охранников.
Мы взяли костицу с салатами и чаем. Толик взял еще сухого вина, глотнул и молвил:
 - Эх, взять бы сейчас бутылку «Фраги», цю костицу, да и пойти на Армянское кладбище, на могилу Заикина, да что б еще Коба и Кракан там были, и ничего не знать. Помню, потрогал я там впервые девичью грудь, через пальто, и чуть не кончил. Соломон прав, знать что будет - печально, а с твоим проявлением и страшно. Теперь появился ты и будущего, каким его видели мы, не стало. Мы искали, и мы нашли… гембель на свою голову. Убивать тебя ни кто не станет, хотя была такая мысль. Мы, Иннициаты, можем обрушить любую государственную систему. Можем построить на ее обломках, черт те что, а вот сохранить, плоды нашего творчества, можешь только ты. Если, конечно, ты это ты.
 Никита развеселился:
 - Вот он, момент истины! На самом-то деле, Саша, с тобой только, что говорил, не Толик, а Натан, который понял бессмысленность, на данном уровне, нашей войны. Убить тебя нельзя. Придется учиться с тобой жить.
- «Да вы хоть объясните, кто я, кто вы? - попросил я.
Толик, поскольку его рот был занят помидором, согнул правую руку в локте и ударил по бицепсу левой, изображая пальцами правой, еще и дулю. Скотина.
Хренушки! - сказал он, прожевавшись. - Нам задача поставлена, найти и охранить, а не инициировать и болтать. Ты бы лучше думал и вспоминал. Тебе надо. Вот хоть, для затравки, вспомни, что я тебе говорил, как нормальному, понимаешь, челу в 1993 году, когда ты меня спросил - кому я служу?
 Я напрягся.

Ода Закону
 Ты спрашиваешь, кому я служу? Ты будешь смеяться, когда я отвечу. Хотя, нет, ты не будешь смеяться, ведь ты атеист, но не безбожник.
Совершим небольшой экскурс в историю. Рассмотрим законы, дошедшие до нас из её глубин. Вавилон - законы Хаммурапи, Израиль - законы Моисея, законы Ману - Древней Индии. Разве человек изменился с тех пор? То же воровство, убийства, коррупция, рабство и т.д. Как семь тысяч лет назад пытались искоренить зло, так пытаются и сейчас. Что же меняется? Только внешняя среда. Через научно-техническую революцию, кстати, вызревшую в религиозных университетах, вы создали техническую цивилизацию для женщин. Женщин, кстати и погубившую. Мы живём в рамках созданной нами перманентной научной революции, тем самым, выскочив из общего процесса эволюции природы. Дарвин - кончился.
Может быть, бросить эту н.т. цивилизацию на фиг? Ну её, в пень дырявый. Не получится. Мы ведь с тобой застали классических «хиппи», мечтавших вернуться в природу, жить по её законам, снова стать её любимыми детьми, воспитывать фауну, лелеять флору. Этакая, пасторальная картинка. Играющий на свирели юноша ведёт стадо овечек. Юная дева и прочее. Помнишь «Флору» у Стругацких? Мало того, что научно-техническое общество не потерпит возврат в эволюцию, она сама не простит нас. Кроме конопли, ничего в природе «хиппки» не нашли.
Вернуться - нельзя. Жить в эволюции или в природе означает выполнять Закон более суровый, чем законы цивилизации - закон естественного отбора. Слабый - мертвец или раб. Выживает сильнейший. Эволюция - жестока. Она комбинирует протоплазму согласно закону усреднения, отсекая крайности. Согласно её развитию - вы крайность. Отними у вас ваши технические цацки, и счастье тому, кого примут в «маугли». Все остальные спасению не подлежат. Нет у природы любимчиков. Возвращаться вам некуда. Но вы в цивилизацию тащите законы эволюции, и её стихийность.
Можно вычистить планету от мусора до блеска, как яйца у кота. Можно сделать всё. Денег, хватит! Огромная перевёрнутая пирамида неовеществлённого ростовщического капитала того и гляди, рухнет, похоронив саму идею денег. Почему же её не перенаправляют на благо всей планеты? Потому что не изменилась система человеческих взаимоотношений. Закон природы гласит, - дави слабых. В технической вашей цивилизации то же самое, но на государственном уровне. Закон индивидуального рабства, трансформировался в общенародное государственное рабство. Существуют государства-рабы. Корпоративное рабство. И, рабы испытывают от рабства, кайф, считая, что раз все в одной мишпухе, это свобода и есть. Не свобода это. А болото. Застой по всей планете.
Если воспринимать государство, как захваченную и контролируемую мелким царьком территорию, то его задачей является забота о том, чтоб его народ не разбежался. Царьки не могут себе позволить народного творческого энтузиазма, но и поставить задачу для всех групп общества не в состоянии. Отсюда – геноцид собственного народа. Единственное, что поддерживает их существование, это знаковая система денежных символов. Причем местная. Мировая валюта – химера, готовая взорваться в любой момент. В новой ситуации мы живём, по обезьяним законам. Должен явиться Новый Старый Закон. Десять заповедей не хуже двух. Но обезьянья природа человека не хочет соблюдать ни дух закона, ни сам Закон. Как только является что-то хорошее, так сразу принимается куча подзаконных актов, выворачивающих дух и смысл закона с точностью до наоборот. Как получилось с Декларацией Прав и Свобод.
Я пытаюсь помочь Закону. Ты ведь помнишь, ты читал Островского «Как закалялась сталь», какой там вселенский общенародный кайф от совместного творчества. Когда люди работали для себя. Конечно, их подставили, но за три пятилетки они создали индустрию. Я израильтянин, там живёт мой народ. Но я родился в Молдавии. Ты посмотри, что тут делается. При полном идиотизме власти, народ живёт совершенно обособленной от неё жизнью. Существование правительства воспринимается как неизбежное стихийное бедствие. Надо пригнуться и пронесёт. Законы не исполняются, всё ушло на уровень психиатрии. Исходя из личной психики, в одном и том же месте люди устанавливают законы социальной жизни, надерганные из первобытно-общинного, рабовладельческого строев. Саша, ты хочешь жить при феодализме? Дуй отсюда! Цивилизации, как будь-то, и не было. Потрясающий эксперимент. Эта страна не может существовать. Здесь нужно опять начинать даже не с Моисея, с Авраама.
- Ну и что? - сказал я - Ну вспомнил про закон, психиатрическую экономику. Что опять линять нужно?
 - Захочешь, уедешь, - с тоской заметил Никита - Весь мир у твоих ног. Ты теперь самый свободный человек на земле.
- Дурни, - сказал Толик - Я ведь про то говорил, что эта страна существовать не может. Что вам, Спикмена* цитировать? А ей уже 16 лет стукнуло. Это он, ее держит.
- Кто? - спросил я.
- Ты.
- Как?
- Иди к черту! - ответили оба.
Вот и говори с ними. Я спросил, что же мне делать конкретно. Идти на работу, не идти? Мне сказали, что я волен поступить, как хочу. Могу сесть на самолет и улететь, хоть в Буркина-Фасо. Или сидеть в доме, не вылезая. Единственное, в чем я не волен, это избавится от их присутствия. Никита сказал, что отменил концерт. Тогда я пригласил их в Органный зал, посмотреть на сектантов. Позвонил Сидору, и сказал, что буду. Беседовать больше не хотелось, хотелось пробздеться. Пошли, по Садовой до Птички, перешли мост, спустились к озерам, выпили кофе в яхт-клубе, и вышли к вокзалу. Идти на горку ломало. Поехали в троллейбусе.
В скверике у Органного зала, где свободные художники торгуют своими произведениями, было полно народу. Никита купил соломенную шляпу, чтоб «не узнавали». Толик, хотел купить козлиную бурку а-ля Котовский, чтоб «узнавали», но в скверике бурок не было, и я отправил их в магазин, что в здании примэрии. Что-то меня стали тяготить старые друзья. Я поднялся по ступенькам и вошел через вестибюль в зал. Там обретался мордатый, лысоватый толстяк, беседовавший с моложавым монашком. Монашек лишь с виду был молод. На самом деле в его длинных чёрных волосах прибранных за спиной в «хвост», проблескивали пряди серебряной седины. Включённое для начала представления полное освещение зала позволило увидеть каждую черточку крупного тёмного изборождённого морщинами, но, тем не менее, очень молодого лица. В карих глазах помещённых над крупным носом светилось терпеливое ожидание.
- Отец Вадим, - тоном констатации факта представил его ухвативший меня за пуговицу толстяк. Минуту мы молча разглядывали друг друга.
- Так вот, как это приходит, - сказал монах, - что дальше?
 Толстяк оживился:
- Отец Вадим, я нахожусь здесь всего лишь в качестве технического исполнителя, при иных обстоятельствах Вы не увидели бы меня. В мою задачу входит всего-то указать Вам дверь.
 - Так, что же мы медлим? - прозвучал вопрос, - Или я должен ещё что-то сделать или сказать Тебе?
 - Отнюдь, Вы не должны, да и не можете, испытывать ко мне какие-либо чувства, да и беседовать со мной Вам не имеет смысла. Поверьте, наша встреча вызвана производственной необходимостью исходящей от Третьего Лица, но имеет касательство не к Вам. Как только Вы соблаговолите, Я провожу Вас.
 Наконец-то и на меня обратили внимание. За время этого быстротечного диалога я попытался продумать, откуда здесь взялся этот с виду православный монах и что связывает его с потенциальным руководителем секты. Не было сомнений, что речь шла о какой-то сделке. Не было сомнений в том, что третьим лицом являюсь я и, следовательно, сделка касается меня напрямую. Тем временем монах, пристально вглядывающийся в мои глаза, улыбнулся и, осенив меня крестным знамением, произнёс:
- Я готов.
Сектант сделал рукой приглашающий жест, и они вдвоём стали удаляться по боковому проходу в сторону двери, ведущей в служебные помещения, а так же в комнату отдыха высокопоставленных зрителей. Очевидно, загадочная встреча должна была состояться именно там. Толстяк, чуть перегнав монаха, отворил дверь, тот торопливо проскользнул в неё и исчез. Вернувшись ко мне, сектант произнёс:
- Ну вот, одно дело сделано. Теперь займёмся действом. Займите любое понравившееся вам место, мы начинаем.
Я оглянулся. Зал был полон.
- Господа присутствующие, приветствую Вас. Возможно, вы удивлены некоторым изменением порядка нашего общения, ведь обычно мы практикуем индивидуальные встречи. Изменение это вызвано, радостным для меня, событием, а именно прибытием уважаемого гостя. Дорогой Александр Батырович! является не только талантливым учёным- психиатром, но и специалистом в области веры, он изучает религиозные различные организации. На сегодняшнем мероприятии он присутствует, как мой личный гость, поэтому давайте попросим его подняться сюда на сцену, что бы он мог профессиональным оком окинуть всех присутствующих и оценить степень достоверности происходящего.
Вот, сука, он таки втягивает в свой концерт и меня. Ну, ладно, посмотрим. Я двинулся на сцену. Толстый, тем временем, продолжал:
- Сначала мы займёмся переорганизацией зала. Займёмся женщинами. Тех, кто хоть раз в течение жизни перенёс операцию по абортированию, прошу перейти в правую от меня сторону зала. Прекрасно. А, вот женщина продолжает сидеть одна среди мужчин. Ах, помню, помню…. Один муж - ныне покойный, семеро детей - пятеро живы, все крещённые в присутствии достойных кумовей, правда, первых двух крестили тайно. Уважаемая, не могли бы Вы, оказать нам услугу и препроводить этих галдящих детишек во-он в ту симпатичную дверь. И малышам и Вам, там будет гораздо удобнее. Позвольте я Вам помогу.
Никто не успел ничего сообразить, а Толстяк, с любезной улыбкой уже выпроваживал детвору, сопровождаемую почтенной госпожой в ту же дверь, в которой исчез монах. Кто его знает, возможно, монах именно их там и ждал.
-Ну вот, - воскликнул сектант,- теперь займёмся мужчинами! Господа, тех из вас кто считает, что достиг в этой жизни личного успеха, прошу пересесть в первые ряды с правой стороны зала.
- Кто ты такой, что бы велеть нам, хоть что-нибудь! - раздался могучий голос из глубины мужских рядов.
 Опять, монах, да им, что здесь мёдом намазано? Этот был могуч сложением, невероятно худ, на измождённом лице горели огромные грозные глаза, белки которых покрывали кровяные прожилки.
- Это отец Викентий, - объяснил громко толстяк - из П-ского монастыря, не менее семи тысяч раз на день читает Иисусову Молитву, сопровождая поклонами, изгоняет бесов, совершает и иные богоугодные дела, как то - старчество и духовничество. Держит на цепях двух, лично отловленных, ведьм.
Весь зал со вниманием смотрел почему-то на меня. У монаха на лбу и поднятых руках выступила кровь. Он был похож на распятие.
- Кто ты такой, что бы собирать нас в стадо? - с новой силой возопил монах, обращаясь ко мне. - Ты в мире есть никто! Ты приставлен отворять дверь. Так укажи нам её и отвори. Исполни свою обязанность и изыди.
Мой сектант с низко опущенной головой направился, всё к той же двери и молча открыл её. Тем временем, указуя на толстяка перстом, но, обращаясь ко мне, монах продолжал:
- Это существо не утаило от вас моих заслуг перед Господом, говорю и говорю вам, отряхните с ног ваших прах этого мира, и этого места. Уйдёмте со мной, и Господь милосердный простит нам прегрешения наши!
С высоко воздетыми руками он прошёл меж рядами и, приблизившись к толстяку, плюнул ему в лицо, но не попал. Так они и стояли друг напротив друга у двери пока в неё мимо нас, не прошла часть зрителей. Наконец прошёл и монах, напоследок презрительно взглянув на меня. Со своего места поднялся еще кто-то и подошел к сцене. Сей человечек, обладал шевелюрой, длинным тонким носом и очками внушительной толщины. На цыпочках подлез он к сектанту, и молитвенно сложив руки, произнёс:
- Скажите, не могу ли я остаться, с тем, чтобы служить Вам? Мне - страшно!
Обращаясь ко мне, толстяк сказал:
- Вот видите, всегда появляются добровольные помощники готовые всё сделать за тебя, - потом, повернувшись к человечку, произнёс:
- Нет, ни чего сделать нельзя.
Человечек выдохнул:
- Но может быть, Александр Батырович, согласится со мной поменяться?
Он молитвенно смотрел на меня. Со стороны толстяка послышалось твёрдое «нет», после чего последовала грязная сцена. Человечек упирался, царапался и кусался, пока толстяк тянул его всё к той же злополучной двери. В конце концов, дверь захлопнулась, и мы остались на сцене вдвоём. В зале было еще полно народа. Я спросил:
- Что всё это было?
Толстяк ответил вопросом на вопрос:
- А вы как думаете?
-После Парламента я ещё не встречал такого количества психопатов в одном месте. Но не понятно для чего вы так с ними поступили и при чём здесь я?
- Странно. Обычно представители науки всё понимают после встречи со мной. Что же касается вас лично, то раз вы не поняли, то и являетесь моей личной добычей в этом рэкете.
- Концентрируйтесь на мне! - крикнул толстяк в зал. Он впился в меня взглядом, так же, как недавно, мои друзья в офисе. Бархатным голосом в одном голосовом регистре Толстяк начал приговаривать мне в лицо:
 - Сегодня День Смерти, воплощенной во мне. Сегодня твой день, когда грехи твои вопиют о казни. Я архангел небесного войска Азраил, прислан к тебе во исполнение завета. Поклонись, и публично покайся перед Богом и людьми, и останешься жив, и войдешь в Царствие небесное, и сядешь по левую руку от Господа, в ряду ангелов и архангелов. Смирись. А не то, пройдешь в эту дверь. Вслед за умершими. Нераскаянным грешником. И примешь сейчас и здесь свою вечную Смерть!
 Последнее слово он, брызжа слюной, выкрикнул мне в лицо. Это был высший пилотаж технологии присоединения, сопряженный с гипнозом. Все это представление было предназначено для того, что бы выдернуть меня из моего обычного психологического состояния, создать в голове сумятицу, и, подавив волю, сломать. Я должен был поверить в происходящее. Но я не поверил.
От входной двери раздался голос Толика:
 - Саша, отойди от него!
Взглянув в ту сторону, я увидел, как по проходу между креслами несутся ко мне Толик с Никитой, опрокидывая поднимающихся людей. Вскочив на сцену, они прижали меня к трибуне и отгородили от зала своими телами.
- Что случилось? - спросил я.
- Это вампиры, - ответил Толик.
- Причем обученные и организованные румынские вампиры - добавил Никита.
Успокаивающим жестом толстяк остановил лезшую на сцену публику и обратился к нам:
 - Это засада! - весело воскликнул он. - Господа, Инницианты, прошу вас проявить благоразумие. Даже вам не справится с таким количеством вампиров обученных работать в команде. Здание окружено. Отдайте нам этого человека и ступайте с миром.
- Илашку, - пробурчал Никита, -черт, зачем я вытащил его из тюрьмы? Он такой же, как мы с Толиком, - пояснил он мне.
- Они хотят разыграть вариант Железной Маски. Действительно, кой хрен, позитив, негатив, лишь бы думал о них. Я сам соблазнялся. Сашкиной жизни им хватило бы.
- И че делаем? - спросил я.
 - Щас будут реки крови и груда фарша! - просипел Толик. - Ситуация патовая.
От входной двери раздался гортанный крик:
 - На-а-тан!.
Два предмета летели в нашу сторону. Первый, попав в Толикину грудь, с металлическим звоном упал на сцену. Моё, прижатое к его левому предплечью, ухо слышало, как гулко ёкнула вся неподъёмная туша. В то же самое время я увидел, как под правой ключицей Никиты вырос металлический стержень. Никита левой рукой, перехватил его. Толик медленно опускался к полу. Я последовал за ним, и первый схватил прилетевший предмет. От узкой металлической ручки под прямым углом в три стороны отходили обоюдоострые металлические стержни, покрытые пластинками наподобие чешуи. Стержни были около двадцати сантиметров длиной.
- Я пива мать! - подумал я. - Пластинчатый кинжал исмаилитов!
Посмотрел в зал, там, в бешеном темпе крутились какие-то черно-зеленые и просто зеленые тени, и раздавались шлепки. Из той двери, куда толстяк выпроваживал зрителей, начали выбегать все ушедшие. Их тоже подгоняли тени, только белесые.
- Шамиль! - восторженно крикнул Толик, - все кидаешься железками. Больно ведь!
Никита уже держал свою железку у горла Илашку. Из зала раздался голос Шамиля::
- А ты уворачивайся. Отец наш, скрытый имам Исмаил, говаривал, что надо оставлять знаки и врагам и друзьям.
Толик задрал футболку, на которой не было и царапины, и я увидел на его теле расползающийся на глазах огромный синяк. Куртка была располосована в трех местах.
- Да уж знаки. Куртка новая, мобила вдребезги, - он крикнул в зал - А, как уворачиваться, когда у меня тут, Камай, без футболки, стоит.
 - Покажи Камая! - раздался требовательный голос.
Толик отодвинулся, и я увидел зал. В креслах сидели обездвиженные фигуры с, какими-то блестящими нашлепками на головах. По рядам ходили люди в темных спортивных костюмах, различающиеся между собой только цветом черных и зеленых футболок. Головы черных были перетянуты зелеными повязками с арабскими буквами, а на головы зеленых были повязаны черные банданы с изображением сокола. Группу у служебного входа сдерживали светлые витязи с серебряными обручами на головах. Шамиль, а с ним зеленый и светлый поднялись на сцену.
- Привет Камай, - сказал Шамиль, похлопывая меня по спине, - я рад, что не убил тебя в юности. Но так много развелось подонков, что сил не хватает. Занялся я селекцией, на старости лет. Про тебя все знаю, Балуй сказал. Теперь понятно, что это мы вокруг тебя ошивались.
Потом обратился к Никите:
- Отпусти ты его, куда он денется. На Совете решат, что с ним делать.
Освобожденный Илашку забубнил, что-то о том, что не он один имел желание захватить меня, что и все остальные готовили группы захвата. Ему ответили, что остальные может быть, и хотели, а попался он, и теперь должен сотрудничать для собственного блага. Илашку тут же начал сотрудничать. Для скорости мне велено было открыться, чтоб слышать. Я открылся, и Шамиль с Илашку уставились на меня.
Голос Илашку:
- Ох, дурак! Как я раньше не видел. На Формузала косил, на Соина. Ведь в руках был. Под носом!
 Голос Шамиля:
- Хватит плакать. Все, в дураках. Колись, откуда информация и сколько вас тут?
 Голос Илашку:
- Информация поступила одновременно от Советника и из службы Информации и Безопасности. Я загрузил в самолет 147 вампиров и в 15-40 был в Кишиневе. Проверил Сеть, по ней во всю уже говорили о найденыше. Съездил в СИБ, выяснил у агентессы распорядок Камайлы, количество и качество его спутников. Мобилизовал местных вампиров, которые как раз проводили свой семинар в Органном зале, и куда ничего не ведающий Сидор, очень удачно направил Камая. Обычная несогласованность структур. С 18-00 начал просачивание в зал, где смешал своих с небольшой группой местных. Большинство местных, в количестве приблизительно 300 человек несут наружное наблюдение за Органным Залом, им приказано всех запускать, но никого не выпускать. Если к 21-00, я не выйду с добычей, в дело вступит молдавский спецназ, который должен травануть всех газом, и повязать выбегающих. Операция согласована с правительствами Румынии и Молдовы.
 Голос Никиты:
- На что вы рассчитываете?..
 Голос Илашку:
- Мы рассчитывали взять Камайлы, и когда бы он был у нас, можно было бы вести торг со всеми заинтересованными сторонами. Но теперь, когда прибыл Шамиль понятно, что Совет прислал сюда Балуя для контроля над ситуацией. Еще одно, местный Хозяин может вести свою игру.
 Голос Толика:
- Надо провести инвентаризацию.
Голос Никиты
- Моих скифов 70 человек. Должны были войти через служебный вход и согнать всех встречных в зал в 19-15. Все местные. Сделано.
Голос Толика:
- У меня 50 человек «Христиан евреев». Они должны были просочиться к 17-00, и дожидаться команды, прячась за занавесом.
 Голос Шамиля:
- В 13-15 нас поднял Балуй. В 14-00 я погрузил в частный самолет спецгруппу. 24 человека. В 15-10 мы пересели в Киеве на чартерный рейс в Кишинев, к нам присоединилась группа из 80 сарматов с Левизкием. В 17-00 вместе с Балуем и Кием, прибыл в офис Камая. Там на телефоне сидела девка, которая и рассказала о готовящемся заговоре. Балуй и Левизкий пошли созваниваться для согласования действий, а мне было велено взять Органный Зал и оградить «Ограждающего».
Голос Илашку:
 - А вы говорите, что только я хотел захватить Камайлы!
Голос Шамиля:
- Ты звони Хозяину, отменяй спецназ. Работаем. Скифы и евреи сторожат служебный вход. Исмаилиты и сарматы - главный. Румыны пока сидят обездвижены. Местных вампиров, на фиг с пляжа. Мы по центру. Говорим вслух. Видишь ли, Саша, вампиры нас не слышат.
Все зашевелились. Раздались команды и распоряжения. Толик вошел в центральный проем занавеса и тут же выскочил, как ошпаренный.
- Ребята! - крикнул он, - Там чужие!
Мы спрыгнули со сцены, прикрываясь ее выступом. Занавес медленно пошел в стороны, за ним стройными рядами по четверо в ряд, на фоне органа, смирно стояли китайцы. Их было человек 200. Из левой кулисы вышел высокий человек европейской наружности в желтой майке с эмблемой «Хельсинской Группы».
- Господа, - сказал человек приближаясь к нам, - Меня зовут Эжен Первулеску, я гражданин Голландии и потомственный вампир, и потому прошу вас говорить вслух. Я представляю здесь интересы двухсотмиллионной китайской группы «Фалунь Гун». Мы заявляем свой интерес к судьбе господина Камайлы, и не допустим насилия над его личностью в любой форме. Однако в свете текущих событий я заявляю, что мы готовы к сотрудничеству и в качестве акта доброй воли освобождаем ранее взятых в плен заложников.
Китайцы начали выносить на свет божий связанных бельевыми веревками евреев. Мы поманили голландца к себе.
- Откуда информация? - спросил Шамиль.
Со слов Первулеску стало ясно, что Тайваньский спутник шпион перехватил переговоры высоких чинов из Генштаба Минобороны Китая. На Тайване приняли решение перехватить меня у китайских китайцев и звякнули кому поближе, т.е. Эжену. Он мобилизовал местных членов секты и в 17-15 появился с ними в Органном Зале, где и застал евреев-христиан. Те сказали ему, что им велено ждать сигнала. Он решил, что так и поступит.
- Да, - добавил голландец в конце - я еще поднял «Радугу над Днестром».
Мои ребята не обратили на эти слова внимания, а напрасно, т.к. от парадной двери уже шел сармат ведя под руку развязного молодого человека в коже. Подойдя, он вопросительно взглянул на Первулеску, тот одобрительно кивнул. Помахивая цепочкой от штанов, парень сказал:
- Ну, мы с лесбами, значит, штурмом взяли здание МВД. Надеюсь, вы не против?
Я объяснил ребятам, что геи и лесбиянки давно имеют зуб на полицаев. Почесав загривки от такой помощи, ребята решили:
 - Нехай воны сыдят у здании, лишь бы сюда нэ лазылы».
На том и порешили.
После явления китайцев, я утратил способность удивляться.
Китайцев посадили в зал, к румынам, у которых Илашку уже начал было снимать с макушек сарматовские нашлепки. Парень, проводивший юного гомосексуалиста, вернулся, держа сзади за ремень брюк, одетого в гражданское, епископа Восточной Молдовы Киевского Патриархата - Филарета. Тот дергался в его руках, но убежать не мог. Приблизившись, парень сказал:
 - Там кришнаиты пришли, штук двадцать. Бьют в барабаны, в елочках у левого льва, пирожки раздают.
 Толик спросил:
 - Сюда не рвутся?
- Нет, они спокойные, - ответил парень.
- Нехай поют. А это у тебя кто?
- Этот лазил вокруг, вынюхивал, сюда пролезть хотел.
Не тратя времени на разговоры, мы отсканировали епископа и выяснили, что кто-то из группы румынских вампиров стукнул тамошнему Патриарху, тот внедрил в группу двух монахов, которые пытались разобраться со мной в начале вечера и ожидали меня, уже готовенького, вышедши за дверь. Определенные скифами, как случайные посетители и изгнанные наружу, они тут же начали звонить во все места, в том числе и Филарету. Тот, не мудрствуя лукаво, вызвал из Каменец-Подольска группу «УНА-УНСО», и те уже едут. Посадили Филарета в зал, отобрав от греха подальше сотовый телефон.
От служебного хода появился скиф с сообщением о том, что в скверике кучкуется всякий народ и молится Иегове, Будде и разным всяким богам. Выступают проповедники разного толка. Появились священники в полном облачении утверждающие, что в Органном Зале держат черта. Другие священники говорят, что не черта, а ангела. Ходят слухи о Конце Света. Я имел мнение о том, кто будоражит народ, вот только зачем?
Илашку сообщил, что силовую операцию отменили. Рошка роздал флаги и полез на дерево. В 20-50 в зале появились, наконец, Балуй и Левизкий, но вперед них влетела Светлана. Подбежав к сцене, она выхватила из сумочки пистолет, и шарахнула из него по Илашку. Хотела пальнуть и в Толика, но ближайший китаец ногой выбил пистолет. Светлана поправила прическу и гордо взошла на сцену. Илашку медленно падал схватившись за пах, рот был распахнут в беззвучном крике, наконец, он, стукнув коленями об пол ткнулся головой, о ножку рояля, застыл на мгновение, и завалился на бок. Шамиль развернул его и констатировал:
- Заряд мелкой дроби для жизни не опасен. Но яйца…
Мужчин передёрнуло. Да уж, появление среди такой кучи мужиков, первой женщины произвело фурор.
- Смотрите, какую я вам ведьму привел! - восхищенно заметил, Балуй. - Сам не ожидал, - потом заявил обращаясь ко всем:
- Как действующие члены Совета мы с Левизкием принимаем командование.
Потом, обратившись ко мне, сказал:
- А ты пока мы тут выясняем обстановку поговори со Светланой, а лучше посмотри в нее. Узнаешь много интересного. Светка решительно подхватила меня под руку и увела со сцены. Мы устроились неподалеку на стульях, она широко распахнула глаза, и я вошел в них.

Светка
Она, любила яростно и жестоко. До такой степени, что обрадовалась, когда СИБовский куратор сообщил ей о принятом «наверху» решении о моем аресте и приказал подготовить компромат, она тут же решила разыграть фокус с водкой. «Пусть будет огурцом, травой беспамятной. Вылечу, отхожу, поставлю на ноги, и будет мой» - думала она.
Сильнейшим моментом истины для нее стало появление моих спасителей. Она давно поняла, что в мире, существуют скрытые силы, мощней общечеловеческих, но считала их «обстоятельствами и тенденциями», которые кто-то особо догадливый оседлывает и въезжает в Сенат на коне. При виде представителей обстоятельств ее охватило отчаяние и безысходность. Навалилось всей тяжестью понимание сути - «никогда». Развеялись иллюзии возможного счастья, спокойствия, предсказуемости. Даже возрастающий в ней ребенок утратил мифический оттенок. Вырасти он самым любящим и нежным сыном, все равно никогда он не сможет, не то, что понять, даже почувствовать женщину.
«Никогда» вырастало до объема вселенной, клубилось и ширилось совсем, как в тот день, когда кортеж второго Президента наехал и убил ее родителей. Ее, шестнадцатилетнюю девчонку, дочь мелких торговцев, вполне могли тоже убить, как ненужного свидетеля. Теперь, находясь в нынешней реальности, и при другом объеме информированности, она понимала, что с ней поступили милосердно. Милосердно по-мужски. Ей сохранили жизнь, дом, и определили учиться в медицинском. Эта милостыня, сопряженная с появлением в ее жизни «Никогда», дала почву ненависти. Понимая, что обычными методами до обидчиков не добраться, она отыскала в Одессе сатанистов, прошла обряд присоединения и вынудила открыть филиал в Кишиневе. Очень нетерпеливо она собрала энтузиастов-мальчишек и провела литургию отлучения Лучинского от души. В группе оказался масонский лазутчик, доложивший по инстанциям. Главный масон посмеялся, но призадумался. Мальчишек сослали в армию, а Свете дали два года условно за «издевательство над животными», лишив университета и пенсии. Следующие выборы Лучинский проиграл. Со Светланы сняли судимость и определили в школу СИБа. Оказывается, присматривающий за ней Яшка, успел дать на нее рекомендацию, прежде чем уехать.
Когда Советник устроил для меня «Медпункт», ее отправили туда работать, сказав, что это я дал санкцию на разгон ее сатанистов. Жалость к мальчикам, о которых забыли, родила ненависть конкретно ко мне. Она очень старалась, читала мои книги и доклады, скачивала электронную почту, аккуратно составляла еженедельные доклады куратору. Она, прежде всего для себя, хотела знать, как может выжить женщина в мире насильников. Как отомстить ему в моем лице. Терпела сексуальные домогательства, в том числе и мои, чтобы подобраться ближе. Она выяснила все мои привычки и свойства, а потом сделала глупость. Света, умная девочка и по собственной инициативе, она решила провести анализ, сопоставив мою практику психоаналитика с политической и экономической деятельностью наших пациентов.
Выводы потрясли ее ожесточенное сознание. Моя деятельность была благотворна! Покопавшись еще, она поняла, что эта страна существует, только благодаря мне. Я был распластан ею, как препарированная лягушка. Именно в этот момент я заработал ее изумление. Света начала рассматривать мою работу уже с иной точки зрения и через непродолжительное время сделала еще один потрясший ее сущность вывод. Моя деятельность бессознательна! В буквальном смысле, я «не ведаю, что творю»! В душе зародилась жалость, превратившаяся в потребность защитить идиота. Уж, года два, как она приняла на себя функции оберега, строила планы побега, стала инициатором моего российского гражданства.
На всякий случай зарегистрировала женское общественное движение.
Специально запустила возникшую беременность, как сжигают мосты. В ближайшее время собиралась подсунуть мне анализ по моей деятельности, вслед, затем сообщить о беременности и своем статусе шпиона. По ее мнению, потрясенный открывшимся, я должен был склониться к побегу. Наверное, так и случилось бы, но пришел мужской мир в лице Толика и Никиты, и, вновь, навалилось «никогда». Света поняла, что опоздала, ведь если сейчас предъявить свои претензии, то это будет выглядеть, как требование платы. В состоянии безнадежности она явилась по требованию куратора для устного доклада. Сразу насторожило, что беседа проходила в присутствии Илашку. Она собралась и говорила четко, по-деловому. Ей было приказано сидеть в офисе и ждать, о любых мелочах докладывать немедленно. При нашем появлении следовало сделать все, что бы направить нас в Органный Зал. Светлана поняла, что там засада. Я на звонки не отвечал (ну да, мы же были в низине).
Появилось дело. Надо было спасать. Терзания и эмоции ушли, изощренный разум холодно работал на результат. Она открыла мой ежедневник и секретарским голосом стала обзванивать тех, кто владел мало-мальски значимой организацией. Мотивировка была проста, надо собрать вокруг Органного Зала максимальное количество различных людей. Она знала, как наша власть не любит публичность. Заманушка, придуманная Светланой, отличалась будничной серостью, помноженной на любопытство. Дозвонившись до кого-либо, лучше до секретаря, она спрашивала, будут ли представители данной организации присутствовать на вечернем мероприятии в Органном Зале? Любой общественный человек ответит на данный вопрос своим вопросом «Что там будет?» Светлана начинала вилять в том смысле, что если их не приглашали, то она «и не знает надо ли говорить, что-либо». Однако упоминала вскользь, другие организации, якобы приглашенные, для раздачи фондов. После первых пяти обзвоненных волна поднялась. Все звонили друг другу и в администрацию Зала в попытке выяснить, что же там будет происходить, и кто приехал? Дойдя до Илашку, волна поднялась еще круче, так как, не имея возможности отменить операцию, он приказал администратору отвечать, что в Зале не будет ничего, и одновременно окружил здание мобилизованными местными вампирами. Хитрые руководители направляли своих эмиссаров к Залу, проверить, не обманывают ли их. Эмиссары докладывали о большей скученности народа, и замеченных эмиссарах из других организаций. После двадцатого звонка в офисе появились Балуй с Левизкием, не тратя времени они отсканировали Свету, после чего Шамиль был отправлен в Органный Зал, а эти двое провели короткое совещание. Одобрив ее деятельность, они рекомендовали продолжать, дожидаясь их возвращения. С тем, что бы вместе пройти к месту событий.
Светлана задумалась, анализируя расстановку сил. Появились новые фигуры, причем одна изъясняется на украинском языке. Некий Шамиль с группой (как она слышала из разговора Балуя по телефону) прикрывает меня от нападения. Если Никита с Анатолием почти мгновенно смогли нейтрализовать местные власти, то новоприбывшие, скорее всего, смогут образумить румынского сенатора. Вывод первый - произойдут какие-то внутригосударственные сдвиги. Второй - она еще, хоть раз, увидит меня. Третий - она должна заставить меня обратить на себя внимание. Звякнула сестре, что бы та быстренько принесла платье «то рыжее с подсолнухами» и захватила «золотистую сумочку со всем, что там лежит». Долой стренчи и футболку, в душ. Из своего шкафчика достать свежие трусики, новые колготки. Бюстгальтера не надо. Волосы феном, чтоб курчавились. Рубашку короткую, шелковую. Слегка, слегка тончик положим, ресницы поставим, маникюр и вчерашний сойдет. А вот руки кремушком смягчим. Пришла сестра. Светлана заглянула в сумку, пистолет был на месте.
- Саша, пора, - сказал в моем сознании голос Балуя. - Вы еще увидитесь не раз. Но сейчас тебе надо идти.
 С трудом оторвавшись от глаз Светланы, я вышел в реальность.
 Александр помог Светлане подняться и провел на середину сцены.
 Прошу внимания! - крикнул он в зал. - От имени Совета я уполномочен заявить, что нам разрешен ЭКСПЕРИМЕНТ! Но только в рамках этой конкретной страны. К Приднестровцам не лазить, гагаузов не трогать. Все остальное РАЗРЕШЕНО! Экспериментом руководит группа - Джигурда, Насруллаев, Гицелис. Правом совещательного голоса, до решения Совета, обладает Илашку. Скажете ему, когда очнется. Нами выявлен и доставлен Претендент. (Здесь он поклонился в сторону Светланы) Прошу любить и жаловать. За ходом эксперимента, с правом его остановки, от имени Совета, наблюдает Олександр Левизкий. За сим, я слагаю с себя полномочия.
Среди общего непонимания раздавались ликующие крики Анатолия. Ко мне подошел Олександр, поправил очки, хотел что-то сказать. От входной двери раздался крик:
 - Вертолет над Главпочтамтом!
 Левизкий кивнул Шамилю:
 - Это «Голубые каски» нам в помощь. Деньги привезли! Никита, Гицель, Первулеску ко мне! В вертолете пятеро наблюдателей от ООН, все Иницианты и группа офицеров охраны. Еще там деньги. Пилот оставит людей и деньги на крыше и улетит. Надо все доставить сюда. Выстройте китайцев и вампиров в цепочку, и тащите все в зал. Да, Шамиль, возьми своих технарей, поможете каскам наладить спутниковую связь, а то нас скоро заглушат. Светлана, пойдемте знакомиться!
И ушел. За ним потянулся Первулеску с китайцами. Ребята снимали с вампиров нашлепки. Вблизи Толик шептал кому-то по телефону:
- Переводи все, слышишь, все бабки за рубеж! Да хоть куда! Завтра, к обеду здесь ими будут подтираться. Сам знаю, что закрыто. А ты возьми Нацбанк, оттуда прямее. И объяви время «Ч» бригадирам».
Всем стало не до меня. Балуй снял с рояля свой кейс и спустился ко мне.
- Я бы долго и с удовольствием морочил тебе голову, - сказал он вслух, - Но на 22-40 назначена операция молдавского спецназа! До этого срока я должен тебя отсюда убрать. Не спорь, и в душу мне не лезь! Решение Совета. Здесь тебе делать нечего. Ты сейчас должен много спать и много вспомнить, без защиты. Думай о нас.
 Увидев, что я встревожился, добавил:
 - Я сказал - думай, а не вспоминай. Именно думай. Здесь в дипломате твой чистый ноутбук и деньги. Племянники с родителями уже в России, по программе работы с соотечественниками. Ты должен выехать из Молдовы прямо сейчас. С часу ночи все входы-выходы будут перекрыты войсками Румынии, Украины и ПМР. Сейчас за тобой придут Натовские советники в Молдове. Их не остановят. Они проведут тебя за оцепление. Дальше сам. Одень защиту. А пока давай работать. Позвони Советнику и скажи, что если он хочет остаться при власти, пусть немедленно идет сюда.
Я набрал номер мобильного. Советник как будто ждал и сразу согласился на встречу, но не в Зале, а на террасе кафешки, что напротив Исторического музея.
- Пойдем, Саша, кофейку выпьем, - сказал Балуй.
На улице было полно народу, Света постаралась. В здание примэрии, прямо на мотоциклах въезжали байкеры Топоровского. Китайско-румынская цепочка, под присмотром наших, исправно передавала из здания Главпочтамта в Органный зал большие серебристые чемоданы. Их складывали штабелем в буфете Зала.
Мы прошли сквозь цепь, прихватив с собой двух офицеров из «Голубых касок» с чемоданами. Какой-то хитрец в туечках у «Макдоналдса уже торговал майками с изображением Юлии Тимошенко. Пройдя пару кварталов, мы вошли на террасу, и присели, заказав кофе с пирожками. Пока пили кофе, из двери туалета бочком вылез Советник. Как-то извиваясь в области женоподобного таза, он приблизился к нам и присел на кончик стула. Не здороваясь, Балуй взял у офицера чемодан и погрузил его на стол.
- Здесь миллион баксов – сказал он Советнику, похлопав чемодан. – Там – он указал на другой, - еще один. Это задаток. Нам нужно экстренное заседание Парламента в связи с тяжелой болезнью Президента, не совместимой с возможностью продолжения работы на этом посту. В связи с необходимостью возложить на кого-нибудь это тяжкое бремя, мы предлагаем нейтральную кандидатуру женщины. Это теперь модно. Вы остаетесь на своем месте и помогаете ей. После принятия этого решения Парламентом, вы получаете еще десять таких чемоданов наличности. На фракцию коммунистов. Как вы будете делиться, не наше дело. Об остальных фракциях не заботьтесь. Это наш вопрос. О спецоперации забудьте. А то будет хуже. Вы ведь уже попытались поговорить хоть с кем-то за пределами страны. Никто трубку не берет. И не возьмет… К утру все должно быть сделано.
Советник истово закивал головой, всем видом показывая, что он все успеет. Всех купит и продаст.
– Эти офицеры, – Балуй указал на ООНовцев, - помогут вам организовать все, и представят кандидатуру нового Президента. Ну, с богом.
Советник не дал офицерам возможности помочь ему нести чемоданы. Сам сгорбился и потащил их волоком в туалет. Когда мы остались одни, я спросил:
– И эта сволочь будет советником у Светланы?
- А что ты хочешь? – спросил Балуй, - Давай его убьем. После того, что он сделает, он нам не нужен.
- А деньги, а обещания?
– А он много своих обещаний выполнил? – вопросом на вопрос ответил Балуй.
- Что касается денег, – он раскурил сигарету, – так все номера купюр находятся в черном списке Всемирного банка и их владелец, в случае необходимости, тут же будет объявлен вором. И он это понимает лучше других.
 Мы немного помолчали, а потом я решил:
– Пусть он будет у Светки пресс-секретарем.
- Ну ты, садист, – ответил Балуй. – Ты своей Светки не знаешь.
- А что с операцией спецназа? – вдруг вспомнил я.
Балуй посмотрел на часы.
– Ну, где-то, через час ребята закончат посыпать улицы деньгами по периметру – Садовая, Оргеевская, Набережная, Измайловская, создавая вокруг нас непреодолимую стену из денег. Способ действенный, хоть и древний. Часа на два он задержит противника. Но, главное – дезорганизация. Уже пущены слухи. А за эти три-четыре часа Советник успеет сделать свое дело.
Мы посидели еще немного, и я вспомнил, что мучит меня последние полчаса:
– Да, вот ещё… Что за эксперимент?
Балуй, растянул хищную улыбку:
– Первое. Мы передадим управление государством в руки женщин. Второе. Ты знаешь, что носитель какой-либо идеи, будь она политической, экономической или религиозной, вместе с ней предлагает и определенный социальный порядок. Вот мы и предполагаем - устроить несколько десятков поселений по принципу Израильских кибуц, где бы носители идей жили по социальным законам своей идеи. Т.е. мы хотим посмотреть, смогут ли, допустим демократы, выдержать законы демократии без возможности доить низведенное до уровня рабов население? Сможет ли церковь существовать без поддержки государства?
– И ты называешь садистом меня? – грустно заметил я.
– А мы долго искали страну, которой не жалко. И нашли благодаря тебе. Не держал бы ты над ней свою руку, она бы давно преобразилась. Никто бы, внимания не обратил - сварливо ответил Балуй. – Мы устроим старикам и детям режим наибольшего благополучия. Всех нормальных, т.е. безыдейных благополучно переселим. А, остальные, ответят за базар!
Он подождал еще моих вопросов, а потом сказал:
 – Ладно, пошли. Я вижу, подгреб министр обороны. Надо дать ему денег, – он потянулся, поднимаясь. И добавил:
– А завтра мы эти деньги отменим. А позже отменим деньги вообще. Международное Сообщество вкладывает в наш эксперимент ба-а-льшой ресурс…
 В вестибюле Зала нас встретили два Натовских полковника. Переговорив с ними, он отдал мне кейс и взялся за телефон. Чертыхнулся и выбросил его в мусорку. Полковники повели меня парадным ходом. Там, в дверях буфета, томилась очередь из представителей молдавского политического бомонда. Первым был Дьяков. У правого льва на коленях стояли какие-то голые люди. То ли Виссарионовцы, то ли ивановцы, я не разобрал. На ступеньках драмтеатра кто-то вещал диким голосом о конце света. Бренчала гитара. Стояли палатки. По лестнице в здание МВД четверо парней в коже тащили упирающегося полицая. Регистрационная Палата еще никем не была занята, как и Министерство мясомолочной промышленности. По всей улице Измайловской стояли БТРы. Офицеров и солдат не было. Все они сгруппировались вокруг здания гостиницы «Интурист», с которого летели бумажки. Раздавались матерные вопли и стук кулаков. Решили, от греха подальше, идти дворами.
Вышли к памятнику Котовскому. Вдоль всего проезда Кантемира стояли комфортабельные автобусы, в которые грузились евреи. У вокзала поймали, наконец, такси. Офицеры почему-то отдали мне честь, и я уехал. Договорились с водилой, что он подождет меня у дома, а потом отвезет в Тирасполь. Дома Билли Бонс потребовал рыбы. Я снял защиту и коротко объяснил ему, что уезжаю, возможно, надолго. Форточка открыта, рыба будет в ванне. Он начал чесаться, а потом заявил, что едет со мной, но не в сумке, а за пазухой. Пришлось надеть охотничью куртку с огромными внутренними карманами. Положил кейс в рюкзак, оделся по-полевому, взял документы и вышел с котом в кармане. Водитель дождался. В Новых Аненах нас завернули какие-то военные, перегородившие дорогу танком. Вернулись в Пугой, где таксист начал клянчить денег. Я показал ему сто баксов, и он тут же предложил дернуть через Мерены и Чемишены на брусчатку до Гура Быкулуй. Там недействующий мост через Днестр. Авось прорвемся. У моста сонный патруль не пустил машину дальше, мотивировав отказ тем, что мост перекрыт с приднестровской стороны.
Действительно, на мосту кто-то махал флагами.
Расплатился с шофером и пошел к мосту.
Неотвязные мысли крутились во все более разбаливающейся голове.
Я материалист! Я верю в суггестивное состояние, в измененное сознание, в шизофрению и паранойю, в гипноз, наконец! Я не верю ни во что, да, по сути, и в науку, в цивилизацию и всякую философскую хрень! Все эти политические, экономические, философские и религиозные теории и практики придуманы для того, что бы засунуть меня, лично меня! в кукурузу и заставить работать на какого-то дядю. Я давно уже читаю гуманитарные энциклопедии, как сборники человеческой глупости! Особенно история!.. Нет, это я ухожу от ответа самому себе. Что это было? А это было? Было, Саша, было. Ты не сумасшедший и никогда им не будешь. Ты создавал собственную защиту десятилетиями, но почему тогда смотревшие в меня ребята, согласились с той версией про бабушку, которую я им подсунул? Конечно, бабушка была и защиту, очевидно, ставила. Но ведь это не все! Еще в детстве меня, «странного мальчика», бездетная соседка тетя Ирма, водила к приехавшему в Кишинев Вольфу Мессингу. Старый Волк сказал, что я сижу в родовом коконе, и никто не сможет взорвать мою защиту. Я поверил старику, но впоследствии поняв, насколько слаб человек, специально начал наращивать скорлупу. Нет, это я уже успокаиваю себя! На ка-а-аждую хитрую задницу найдется болт, если не с левой, так с правой, резьбой. Слишком много адреналина мешает анализу. Это взлом защиты? Что, если все сегодняшние события иллюзия! Направленная галлюцинация. Я был у Кашпировского и Чумака, знаком с Марией Деви и ее окружением, Виссарион с командой взломщиков не пробились. Когда произошел взлом? Я не пил и не ел во время представления, в носу у меня были фильтры. Я не здоровался ни с… Я здоровался с Илашку!!! Он приобнял меня за плечо! Так. На плече и руках следов от уколов нет. Стол был чист, кресло и стул тоже. Цветовая гамма случайная. Была бы специальная, я бы заметил. А звуковой спектр? Илашку поручкался с некоторыми, потом они поздоровались между собой, это было сразу после того, как он здоровался со мной. Он мог считать характеристики моего биополя и сразу передать команде трансляторов, а дальше дело техники. Могло быть? И очень просто. Где произошел взлом? Да хоть где. Как только я поднялся на сцену, я был в их власти. Нет, в эту картину эпизод с задержанием в офисе не вписывается. Значит, все произошло раньше. Господи, как болит голова! Единственным моментом может быть мой сон в номере у Никиты. До этого все было реально. Однако, не похоже, чтобы в меня заложили программу, я бы знал. Да что я теперь знаю! Продемонстрировали власть и бросили. Как человек хватает сварливого щенка за холку и задницу, трясет и бросает, и тот униженный переворачивается на спину. Но такая концентрация экстров в течение дня, это аномалия. Хрен вам, ребята, я сам аномалия! Я сплю на «зубах дракона» и хожу по «линиям Хартмана». В геопатогенных зонах я чувствую себя хорошо. В логове Гитлера под Винницей и на Кинбургской Косе я хожу голый, и мне снятся цветные эротические сны. Вы правы, мне нужна точка, где я соберусь в кучку, где почувствую себя в безопасности, куда бздит идти экстр. Мне нужна аномалия, гиблое место, извив реки, подземная пустота или река, а лучше все сразу. Что у нас есть вблизи? Село Бычок, с его киммерийскими курганами и рекой, гиблое место Бендерской крепости с Парканами через речку и Чадыр-Лунга, где непонятно что. Еще Суворовский вал в Тирасполе. Где тут киммерийцы?
Вот оно, село Бычок, за Днестром. Боже! Днестр! Текучая вода, извив реки. То, что надо. Голова, ты моя, голова. Надо присесть и посадить на нее кота.

 На мосту старушки вязали чулки, сидя на стульчиках, пока молодые ребята размахивали желтыми флагами. Бодрый старичок в камуфляже, поднялся из шезлонга и, поймав меня за рукав, спросил:
- Скажить, будь ласка, компетентный гражданин. То правду ли бабы гуторят, що москали наши гроши виддалы на революцию хохлам. И шо, пока Одэсщина нэ виддилыцця до москалей, грошей нэ будэ?
У меня пошла носом кровь. Голова раскалывалась так, что казалось, будь-то что-то когтистое, разрывая мозг, пытается пробиться сквозь череп. Я облокотился на парапет, склонившись над рекой, и моя кровь смешалась с ее водой. Рядом суетились старушки. Меня усадили в дедов шезлонг. Я опрокинул голову назад, и мой добрый кот взобрался на макушку. Днестровский ветер овевал лицо. Полуявь, полусон.
 
Путешествие по генетической памяти предков,
осуществленное Александром Камайлы, психиатром и кетехоном,
в полночь, на мосту через реку Днестр.
С котом Билли Бонсом на голове.
 Пенье убаюкивало и будоражило одновременно. Оно призывало находящееся в безмятежном покое сонное сознание взлететь над миром и раствориться в безудержной синеве наступающего утра. Соблазн покинуть свое требующее постоянного присмотра тело, и сохраняя личное «я», витать в пространстве, находясь одновременно везде и всегда, был настолько велик, что потребовались серьезные усилия для размежевания век.
На ветке дерева, на которое опиралась спящая медведица, сидело и пело существо. Никогда я такого не видел. У него были нормальные руки, скрещенные на груди, но от локтей начинались крылья. В ветвь оно цеплялось тоже нижними конечностями птицы. Казалось, тело растет прямо из этих лап, между которыми с задней стороны свисал какой-то отросток. До середины тело было покрыто золотистым пухом, покрывающим все солнечное сплетение живота. Выше имелась обыкновенная человеческая грудь, только очень белая. Шея и голова тоже белые, как снег. Крупные черты лица казались бы красивыми, если бы все не портил находящийся в середине лба третий глаз. Сначала я подумал, что это какое-то украшение, как у девицы на шлеме, но нет, глаз был живым и весело помигивал белыми длинными ресницами. На белом фоне веки казались красными, хотя были всего лишь розовыми.
Увидев, что я проснулся, существо поднялось на ветке, и расправило крылья. Восходящее солнце ударило лучами по перьям, переливающимся всеми цветами радуги. Отросток, свисающий сзади, оказался мужскими гениталиями, просто у парня ноги гнулись в другую сторону. Так же, стоя на ветке, существо сделало медленный оборот вокруг себя и стало одеваться. Сначала он одел короткие до колен кожаные штаны, а потом продел голову в полотняную рубаху с завязочками по бокам. Затем последовала цельная серебряная кираса, прикрывающая спереди все тело, с короткими кусками цепей по бокам, сверху, и снизу. Закрепив последние ремни, парень опять сел в первоначальную позу, похожий на серебряную статую.
- Я плохо владею человеческой системой общения - сказало существо в моем сознании, - а тебе пришлось мало общаться при помощи образов, так что будем учиться друг у друга. Меня прислали пораньше - сказать, чтоб ты пока не трогал девицу. Сначала нужно лишить ее девственности. Нет, нашему виду не доставляет удовольствия половое общение с вашим видом. Сегодня на твою поляну доставят вашу женщину, и она все сделает. С ней будут Старшие. С ними и будешь говорить.
Он расправил крылья и улетел в сторону гор. Я так и не успел ему рассказать о моих половых предпочтениях. Осталось только почесать загривок. Что я и сделал. Надо подумать, как быть теперь, когда выяснился необычный образ Зовущих, и стало понятным, что это не обыкновенный человеческий Зов.
Я закрыл глаза и пошел по памяти предков, выискивая воспоминания о трехглазых. Как выяснилось, трехглазые были сродни драконам, которые, кстати, частью вымерли, а частью, в преддверии очередного космического эксперимента над планетой, ушли под землю и выжили. Они очень долго сидели под землей, кое-как налаживая жизнь. Как водится, одна часть хотела снова выйти на поверхность, вторая мечтала перебраться на другую планету и потому вела переговоры в местах соприкосновения с иными мирами. Трехглазые принадлежали к партии, желавших выйти на поверхность. Собрались, пошли. Как водится, наверху их никто не ждал. Родня по виду, сумчатые и холоднокровные, заняли свою нишу в пищевой цепочке и не мечтали о большем. Лидирующее место получили теплокровные, которые до катастрофы воспринимались, как забавный генетический эксперимент. Солнце стало холоднее и злее.
Самым страшным оказалось то, что, в общем для всех живущих, хранилище памяти, накапливающейся в живом дыхании земли, перестало отвечать целым сегментам. Это означало, что хранители их памяти погибли, и утрачена генетическая связь с их потомками. Трехглазым пришлось долго жить в пещерах среди выродившейся в мелких мышей родни. Чтобы окончательно выйти на поверхность, они усилили родственные связи с остатками сумчатых и птиц, так как нервная система теплокровных, исходящая из всего лишь шести органов чувств, была ущербна. Вся жизнь трехглазых была посвящена изучению вероятности генетического сближения с человеком и прогнозированию очередного космического эксперимента на выживаемость.
Ну и ладно. Для вопросов я созрел. Теперь будем готовиться к встрече гостей. Я открыл глаза и увидел хвост волчицы, стоявшей в боевой готовности. Вся живность устроилась полукругом, глядя на меня. Видно волчица хорошо им объяснила, что не надо трогать спящего мужчину. Я схватил ее за хвост, притянул к себе и повалился набок, почесывая и трепля все, что попадется под руку. Она залаяла, как щенок и стала ловить зубами мои руки и ноги, иногда полизывая попадающееся лицо. К нам присоединились щенки и медвежата. Потом не выдержала и медведица, осторожно сунув в нашу кучу косматую морду. Краем глаза я заметил, как тигрица, осторожно загребая лапой в сторону котят и рысят, одновременно боковым движением швырнула нам сидящую на ней девицу. Та взвизгнула на весь лес, скатываясь по медвежьему боку в мои объятья. Мы б еще долго вертели эту лающую, рычащую, кричащую и визжащую кучу, но раздался предостерегающий рык тигрицы и мы распались.
Оказывается, самая хитрая рысья дочка, прорвалась сквозь материнский заслон и уже взбиралась по медвежьей заднице. Я снял ее оттуда, она почти ничего не весила, и отнес рыси. Та погладила дочку мягкой лапой и подсунула к соску. Дочка гордо отказалась и потребовала рыбы. Тигрица приблизила свой нос к гордячке и пощекотала той усы. Ничуть не смущаясь, мелкая лизнула нос, который был величиной с ее саму. Тут же решили, что Мелкая имеет право играть со щенками и медвежатами, если те не будут сманивать ее купаться, и станут в целости приводить домой, обедать. Медвежата на задних лапах исполнили танец согласия, поминая ворону. Тут же последовал запрет лазить к вороне. Согласились и на это.
Пока я грезил, девица сварила в котелке пару рыбин, мы с ней поели и собрались домой, на свою поляну. Поделили остатки меда, и я отнес медвежью долю к ее логову. Забрали в корзину тигрят, пообещав приводить их в гости к рысятам. Молодняк уже где-то шлялся, показывая новой подружке достопримечательности. Попрощались и пошли, по дороге заглянув на поляну к лошадям, те уже сбегали напиться, и лениво щипали стожок. Здесь всем заправляла вчерашняя маленькая, но наглая кобылица, положившая голову на круп моего боевого коня. Того устраивала подобная ситуация и он заговорщически подмигивал мне обеими глазами, по очереди.
На нашей поляне ничего не изменилось, вот только мухи обсели развешенное мясо. Пришлось обрезать их яйца и обмывать мясо в ручье. Потом девица достала грубое полотно и завернула мясо в него. Пришла волчица и принесла в зубах яйцо, сказала, что нашла рядом утку, сидящую в гнезде. Девица залезла в тюки и достала сковороду. Потом решила, что есть еще рано и начала распаковывать вещи. Я подумал, что она права и занялся тем же. Разложили на помосте наши одеяла для просушки, посмотрели, что у нас есть из посуды, проверили оружие. Потом девица опять ухватила полотно и гребень и уставилась на меня. Я посмотрел, чего она хочет? Хотела она купаться, научить меня разговорной речи, ну и всякого разного неосознанного эротического.
Я разделся, и полез в облюбованную ею лужу, подманивая девицу приглашающими жестами. Полежал в воде, отмок, нашел чистый песок и стал им протирать кожу. Сгоряча забыл взять мыло. Волчица не любит носить мыло. Видно оно ей пахнет родственниками-собаками. Пришлось вылезать и идти самому, заодно прихватить бритву. Девица, сидевшая рядом на камне, подумала, что уже все, я искупался, сморщила носик. Нет, дорогуша, если уж я залез, это надолго. Для эффекта прихватил и зеркало, хотя уже много лет бреюсь на ощупь. Снова залез и обушком бритвы стал соскабливать с кожи песок и грязь. Потом установил на камне зеркало, свернул кольцом оселедец и прикрыл крышкой от горшка с мылом. Начал бриться, улавливая заинтересованные взгляды. Когда закончил, окунулся и, выбравшись на камни, стал намыливаться от макушки до пят. Нарвал травы, не идти же еще и за мочалкой, и снова бухнулся в воду. Конечно, лучше бы было затопить походную баньку, и все у меня для этого есть, но нужно потратить полдня, а у нас на носу гости. Вынырнув, приглашающе похлопал ладонью по поверхности воды.
Девица поставила рядом с моим зеркалом свои, невесть откуда взявшиеся горшочки, сняла халатик и сиганула в воду. Когда появилась на поверхности, я предложил ей свое мыло, она сморщила носик, и выставила руки перед собой, делая ими отрицательный жест. Достала и протянула мне свой горшочек с чем-то. Ой, ой, то же собачье мыло, только с розовыми лепестками. Пока она не испортила все, я сграбастал ее и понюхал, она побарахталась для виду и затихла. Естественный запах был приятен и привлекателен. Он был желанен, он нес в себе мое продолжение и, если бы не предупреждение трехглазого, стать бы тут девице хранительницей моей сути. Она недоуменно фыркнула, когда я отпустил ее на волю, и тут же начала мылить голову. Все. Естественный запах ушел. Я выбрался из водоема и сел обсохнуть на солнышке. Как ни объясняй женщине, что мужчина не может найти лучшую мать для его детей, не чувствуя ее естественного запаха, все равно она будет мазаться ромашкой или розой, или каким-то маслом. Но детей-то мне должно родить не растение, а женщина. Если так пойдет дальше, то постоянные связи с неподходящим партнером приведут нас к вырождению или к педерастии, как у греков. У нас всего лишь три чувства из восьми направлено на подбор полового партнера, отними запах и сознание, и останется только визуальный обзор, определяющий лишь форму, но не суть и не генетическую схожесть.
 Поиск своей женщины отнимает много времени, но без этого нельзя, т.к. положенная не в надлежащее хранилище память обо мне и моих предках не сможет раскрыться в детях. Сегмент моего рода в общей памяти земли закроется навсегда.
Первую жену мне добыл отец, когда наши племена ходили на Праздник Невест к берегу Умирающего моря. Ну и, конечно, досыта поесть рыбки и икры. У меня еще не было насечки, и я ходил волосатый. Я никогда не видел горцев и, вместо того, чтобы помогать ставить шатры, сразу, как мы подошли и встали стойбищем, схватил мыло и кинулся в ручей мыться. Хотелось быть красивым. Получился ужас. Мои волосы не хотели отмываться. Они слиплись и торчали во все стороны. Я пробовал отмыть их и песком, и глиной, они стали только грязнее. Я побежал со своей печалью к старшему брату, устанавливающему женский шатер. Брат сказал, что это местная болезнь, и теперь волосы выпадут, и я всю жизнь буду ходить лысым и чесаться. Я пал на землю, и стал просить его убить меня. Тогда он сказал, что волосы можно спасти, если хорошенько промазать травяным соком, и удрал. Пучками я срывал траву и тер ими голову. Когда отвлекся, увидел, что рядом стоит отец с моими братьями, и хохочут, глядя на меня. Отец спросил, как это со мной случилось, почему я весь зеленый и грязный? Я сбивчиво поведал о своей беде, не утаив, что болезнь, возможно, заразна, и только трава, или смерть, может помочь. Отец послал брата-советчика за горячей водой и спокойно объяснил всем, что так бывает со всеми, кто не хочет работать, а хочет быть красивым.
Пришел брат с котелком горячей воды, тогда отец схватил меня за волосы. Как учили женщины, я стал молиться Великой Макоши. Отец поднял мое лицо и спросил, что за чушь я несу? Я объяснил, что Старшая Мать велит в минуту смерти молиться Матери Ковша, чтобы та упросила других богов взять меня в Сваргу - небесное царство богов. Отец достал из сапога нож и обрил мне наголо голову. Потом промыл несколько раз теплой водой.
- Вот и все - сказал он, ласково поглаживая мой лысый череп, - брат пошутил. Просто местная вода очень жесткая и мыло промывается лишь горячей водой. Если бы ты подождал, пока все пойдут купаться, то был бы сейчас с волосами. Я мог бы отмыть твои волосы, но побрил тебя для науки, чтоб ты запомнил две вещи. Это касается всех - обратился он к братьям - первое, когда все работают, работают все, и второе - мы любим наших женщин, но мы спим на Зубах Дракона и знаем Пути, не достойно мужчины верить сказкам, которыми женщины утешаются в своем незнании. То, что они не знают, не является предметом для шуток. Мужчины исследуют мир, это их жизненная задача, и вкладывают это знание в женщину, которая хранит знание предков и передает его детям, это задача женщин. Каждый из вас должен будет найти для себя лучшую хранительницу.
- На этом Празднике ты - он обратился ко мне, - всюду будешь ходить с братом, - он указал мне на советчика - и будешь учиться у него искать женщину. И еще, сегодня вы оба получаете прозвища. Теперь, ты Шутник - сказал он брату, давшему совет о траве, - будешь Советчиком, а ты - он обратился ко мне - получаешь первое в своей жизни прозвище, Лысый. А теперь все за работу.
Я видел, как младшие братья восхищенно смотрели на меня. Получить первое прозвище в столь юном возрасте считалось заслугой, а иметь право всюду ходить со старшим - привилегией. Хотя на самом-то деле это было ему скрытым наказанием за шутку. Это прозвище – Советчик, стало последним в его жизни. В тот день умер Шутник и стал возрастать именно Советчик. Теперь он глава Совета племен нашего рода. Конечно, есть у него и скрытое имя, которое теперь знаю только я.
На том Празднике Советчик так и не нашел себе жену, зато я себе нашел. Она путем какого-то очень сложного обмена попала еще девочкой в племя горцев, проводивших караваны вдоль берега моря. Когда она созрела, выяснилось, что она не подходит никому из мужчин. Подумали, может она родит девочку? Но она родила мальчика-раба. Была она рыжая, аж светилась, с насечкой знака "плодородия" на животе, колечком в носу и татуированной красной краской точкой между мохнатых бровей. Я устал мотаться с братом по шатрам и попросился отдохнуть, он оставил меня в этом племени, попросив покормить и присмотреть. Эта женщина накормила меня и уложила отдохнуть рядом со своим малышом. Повязала мне на голову свое полотенце от мух. Потом прибежал брат, и мы пошли к нашим шатрам. Я забыл про полотенце и так в нем и шел. Советчик мог бы и сказать про полотенце, но он все еще был сердит на меня, и похихикивал про себя, глядя на мои полусонные движения с полотенцем на голове.
Когда мы с докладом о прибытии вошли в шатер к отцу, он спросил, что это у меня на голове, и не порезался ли я? Брат объяснил, как было дело и начал рассказывать о своих похождениях. Выслушав доклад, отец забрал у меня полотенце и велел завтра отнести обратно с благодарностью и подарками. Потом он встряхнул полотенце, чтоб лучше сложить и видно почувствовал его запах, т.к. стал внимательно его обнюхивать. Даже вышел на воздух. Потом отпустил нас и пошел в женский шатер. Наутро меня не пустили бродить с Советчиком, а мы с отцом и Старшей Матерью пошли в стойбище горцев. Отец их семейства принял нас на ковре у шатра, они с отцом начали о чем-то молча беседовать, неподалеку расстелили ковер, где устроилась наша Старшая Мать и горская Старшая Мать. Потом к ним присоединилась Рыжая с ребенком. А я тем временем разглядывал вывешенное на козлах, покрытых ковром, оружие, фигурки лошадей и овец, мешочек с зерном, железную пластину и четыре женских платка. Это значит, они могут поменять четырех своих женщин на железо, лошадей, зерно и т.д. Потом наша мать сделала отцу знак подойти. И когда он подошел, сказала, что он прав и женщина нам подходит.
Поднялся горец и, подойдя к ковру на котором сидели женщины, заговорил. Мне потом не раз пришлось участвовать в подобных ритуалах и я, даже не понимая языка, знаю вопросы и ответы. Горец спросил:
 - Хочешь ли ты уйти в племя этого человека или ты хочешь остаться с нами?
Рыжая ответила:
- Да, я хочу уйти в другое племя, к светловолосым.
- Почему? - спросил горец.
- В вашем роду нет подходящих мне мужчин. Я не хочу рожать рабов.
- Это правда, - сказал горец. - Имеешь ли ты претензии к нашему роду?
- Я люблю ваш род. Я выросла в заботе и ласке и никогда не покинула бы вас, если бы нашелся мужчина по мне. Но я должна исполнить свое предназначение.
- Хорошо, - ответил горец, - что ты хочешь взять с собой?
- Я хочу взять нашего сына, - сказала Рыжая, - и те серебряные украшения, что были на мне, когда я попала к вам.
- И это справедливо, - сказал горец. - Еще я дарю тебе мое кольцо, - он снял с пальца кольцо с камнем и передал женщине, - как знак моей любви.
- Твоему мужу этот кинжал, - он снял вместе с цепочкой висевшее у него на поясе оружие. Поймал меня за плечо и укрепил кинжал на моей талии.
- А нашему сыну знак нашего рода, как знак моего унижения, и чтоб он всегда мог вернуться, - он снял с шеи медальон с изображением орла и, опустившись на колени, положил его в пеленки младенцу.
На этом ритуал закончился. Все повеселели, объединили ковры и стали их накрывать. Меня отослали к нам в стойбище с тем, чтобы я отловил в нашем табуне двух жеребцов-трехлеток, нагрузил их четырьмя мешками семенной ржи, навесил на них же малую походную наковальню со средним молотом и все это доставил сюда. Я произвел фурор, явившись в наши шатры с кинжалом на поясе. Все, кто был на месте, сбежались на меня посмотреть. Только старший раб ворчал, громыхая молотами и наковальнями, что если таких мальцов женить, никакого железа не хватит, но подобрал предметы хорошего качества, да еще постучал по ним пестом для зерна. Как он сказал, "для почина".
Пока мы ссыпали зерно из коробов в мешки, младшие братья пригнали жеребцов и двух кобылок умевших ходить под седлом. Жеребцов загрузили, кобылок оседлали, и я благополучно все это доставил на место. Горец снял с жеребцов железо и положил его под ковер с оружием, тоже постучав пестиком, но ни одного женского платка с ковра не снял. Очевидно, Рыжая не предназначалась к обмену. Потом осмотрел жеребцов, одобрительно погладив их по ноздрям. Те на него порычали маленько. Он обрадовался и, подняв ковер, на котором сидели женщины, и с которого уже убрали угощение, постелил ковер на одну из наших кобыл. На него-то и посадили невесту. Отец взял за узду кобылку с Рыжей и повел ее, степенно вышагивая. Я вел другую кобылку с нашей Матерью в седле. На нас смотрели с уважением и завистью. Из шатров выскакивали женщины и бросались зерном.
Пока я рос, Рыжая успела родить от отца двух Спящих на Зубах Дракона мальчишек. Так что мой старший сын, по сути, мой брат. Но по закону считается моим сыном. Когда у меня вырос оселедец длиной с ручку среднего молота, отец спросил у Рыжей, хочет ли она перейти ко мне? Она вполне могла отказаться и родить от отца еще много детей, и все были бы моими, но она решила перейти. И мне она родила двоих мальчиков, чувствующих Путь. Потом ей стало больно рожать, и я отпустил ее на покой. Теперь она Старшая Мать в моем стойбище.
Вторая жена, которую я нашел и сватал самостоятельно, и которая стоила мне в три раза дороже, чем Рыжая, упорно рожает мне девочек, и это хорошо, потому что я разорюсь в поисках жен для мальчишек.
У двух других мальчик и девочка соответственно.
Вот тебе и розовое мыло с репейным маслом. Я хихикнул, поеживаясь от налетевшего ветерка. Пока я грезил, девица уже вышла из лужи и успела покрасить волосы между грудей золотистой краской. Теперь, отвернувшись, она пыталась побрить свое женское место. Надо помочь, а то изрежется, дома-то женщины помогают. Я подошел и показал, что хочу помочь. Она согласилась без смущения. Для пользы дела мы перешли на более плоский камень.
Девица легла лицом к солнцу и раздвинула ноги. И ничего нового, только волосики действительно отросли и колются. Зачерпнул водички и обмыл между ног. Потом намылил ее розовым мылом, взял свою бритву, поправил на камне и начал брить. Мои руки чувствовали, как по мере работы в глубине детородного центра разгорается огонь. Я видел, как набухают кровью губы. Как начинает нетерпеливо подрагивать тело и рот начинает кривиться, вытягиваясь в застывшую улыбку. Я и сам не остался равнодушен и когда закончил бритье, лизнул ее губы. Ее тело сотряслось от приятного спазма. Э, нет, подумал я. Похлопал ее по бедру и сиганул в лужу охлаждать желание. Спасибо трехглазым, это моя женщина.
Моя женщина, еще не знающая, что она моя недоуменно присела на камне. Смотрела, почему-то в сторону поляны. С той стороны раздался щенячий визг, а потом появилась волчица с понурым волчонком. Выяснилось, что первое, что сделала выпущенная прогуляться мелкая рысючка, так это нарушение запрета. Она забралась в гнездо к вороне, сожрала все яйца, стала тяжелая и не может слезть. Теперь она спит в гнезде. Если ворона застанет ее там, то убьет. Или просто выкинет из гнезда, и та убьется. И тогда рысь потребует жизни медвежонка и волчонка. Я выскочил из ручья, как угорелый, схватил девицу и помчался на поляну. В этом лесу не должно быть войны, тем более кровной мести. В арсенале девицы я видел лук со стрелами. Она должна уметь ими пользоваться, если возит с собой. На поляне я сунул ей в руки ее оружие, схватил секиру и устремился вслед за волчицей. Девица легко бежала рядом, ловко огибая кусты и деревья.
 Дерево оказалось тонким, высоким с обломанной верхушкой. На ее месте между ветвями виднелось гнездо вороны. Первые ветки начинались на высоте двух моих ростов. Даже если бы и были нижние ветки, дерево не выдержало бы моего веса. Я срубил стоящую неподалеку длинную тонкую березу с рогатиной на верху и упер ее в нижние ветки. Подрубил дерево с гнездом, когда дерево рухнет, нужно, что б кто-нибудь поймал Мелкую. Посмотрел вверх, на верхушке показалась рысючка, и сонно сказала, что уже похудела и сейчас слезет. И слезла. Но не без эффекта. С нижних ветвей она прыгнула прямо на стоящего внизу медвежонка. Тот только присел. Могла бы и по березе спуститься. От избытка чувств я шарахнул обухом по дереву. Гнездо на вершине сорвалось и, разваливаясь, упало на землю. Не было в нем никаких яиц. Пух, перо, старая скорлупа, пара блестящих камней и все. Соврала Мелкая. Хотела повыпендриваться. Я взял ее за шкирку и посадил на ладонь. Рысючка стала мне подмигивать, умываясь обеими лапами, а потом сказала, что мы с девицей очень смешные, когда голые. Я ответил, что у нее будет большое будущее, если не убьют. Попросив волчицу препроводить молодняк к рыси, с требованием наказания всей компании, мы отправились обратно. Девица все время чесала лобок. Ну да, мыло-то она смыть не успела. Я прыснул.
 Когда пришли на поляну, увидели приближающиеся со стороны гор точки. Я показал девице, что нужно встречать гостей. Она немедленно прыгнула в воду, обмылась и, выбравшись, стала одеваться. Я взял из разложенной для просушки на помосте кучки моего белья белую холщовую рубаху, с вышитым на груди знаком солнца. Перепоясал ее моим первым горским кинжалом на серебряной цепочке. Из украшений надел на шею знак моего рода «Рысич» и уже выпуклый серебряный «Рысич» на голову. Оселедец смазал салом и свернул по направлению спирали «Рысича». Штанов и обуви решил не одевать. Глянул в зеркало, и мне понравилось.
 Девица надела новый халат, синий в розовый цветочек, свернула из волос на макушке дулю и проткнула ее двумя серебряными дротиками. Перепоясалась кольчужным передничком до колен, на который были прикреплены семь стальных бабочек. На ноги надела кожаные подошвы с ременными завязочками до колен. Достала из сумки горшочек и намазала щечки розовой краской. Раздвинула воротник халата, так что бы видны были покрашенные в золото волосы между грудями. Как последний штрих взяла в руки боевой веер, развернула его, проверила. Он был в цвет халата - с такими же розовыми цветочками, из которых выглядывала оскаленная волчья морда. Когда обернулась, показываясь мне, на спине мелькнула та же волчья морда. Видимо волк был ее родовым символом. Я решил встречать гостей у основного ствола дуба, где было развешено наше оружие. Дескать, мы мирные люди, но наше оружие рядом. Уже подойдя к дереву, девица сняла со своего шлема трехглазую маску и надела на лицо. Только теперь я понял, что она знала к кому едет и зачем.
Трехглазые высаживались тремя группами. Первая состояла из двух существ, летевших один за другим, в лапах они держали по палке, на них с двух сторон были надеты кольца цепей прикрепленных к кирасе, которую они несли. Остановившись на мгновение в полете, они опустили кирасу на край поляны и разлетелись в стороны. В кирасе лежали какие-то вещи. Мне подумалось, что это очень экономно и функционально так использовать кирасу. Хотя, в общем-то, у нас для этого есть щит. Мы же не летучие. Следующую кирасу принесли четверо. Тоже аккуратно положили на край поляны рядом с первой и разлетелись. В кирасе прилетел старик.
У меня в стойбище есть старик-раб. Он решил умереть естественной смертью, и когда его перестали интересовать женщины, остался жить на покое. Зимой он обретался в женском шатре, где сочинял женщинам сказки, и объяснял девицам, что бы он проделал с ними, если бы был молод. А летом он мигрировал от одного дерева с созревшими плодами к другому, подбираясь к апофеозу лета - бахче. Мотивировал он свою миграцию защитой плодов от детишек. И правильно делал, что не допускал малолеток к не дозревшим фруктам. На самом-то деле он отлавливал ребят с целью поговорить. С взрослыми летом беседовать не когда, а где в это время наибольшая концентрация детишек? Правильно, на бахче. Глядя на него я иногда жалел, что наши мужчины уходят в расцвете сил, лишь подумав о будущем. Куда они уходят? Может к трехглазым? Мы никогда не просматривали их путь.
Этот старик был из наших. На лысую голову была одета противовампирная нашлепка в виде двухстороннего знака солнца взятого в круг, а на груди висел серебряный же «Цветок папоротника», показывающий родовую принадлежность. Да мы с ним родня! Однако, судя по нашлепке, нам предстоял ритуал признания. Старик тяжело поднялся из кирасы и, не глядя в нашу сторону, начал разминаться. Следующая группа трехглазых принесла старуху. Она так и не встала из кирасы, прячась от солнца под широкой круглой и плоской шляпой из соломы. Виден был только желтый халат и веер с нарисованным драконом. Издали приближалась еще одна точка. Двое трехглазых, свернув крылья, вытащили из первой кирасы короткую палку встали за спинами стариков и взяли ее за оба конца. Еще двое проделали это с длинной палкой и встали по бокам первых, сдвоив палки и оставив пространство посередине. Старик, покопавшись в кирасе достал малый молот и начал разминать запястья рук. Старуха так и сидела, колыша веером.
Точка оказалась еще одним трехглазым, который, подлетев, тяжело опустился на подготовленные сдвоенные палки. У него было две головы на отдельных шеях. На лица опускались такие же, как у девицы маски, только третьи глаза были живыми. В руках он держал символ единства вселенной в виде шара с крестом на верху и какую-то прозрачную палку. Крылья собирать не стал, и они возвышались, над державшими его трехглазыми, горой, переливающейся на солнце красоты. Старик сделал мне предостерегающий жест, пару раз шагнул вперед и метнул в меня молот. Можно было бы и поймать его, но я не стал проявлять неуважения к старости, и просто поклонился старцу, пропустив молот над головой. Тот ударился в висевший на дереве мой медный щит. Раздался мощный протяжный звон и на щите образовалась большая вмятина. Я порадовался хорошему удару старика и сделал ему жест признания родства. Старик с облегчением сделал то же самое. Я мог бы и ответить, но побоялся, что старик не сможет поймать мой молот, и тот попадет в ритуально защищаемого им трехглазого. Старик вытащил из кирасы рогожку и уселся на ней. Я мог бы сделать то же самое или просто подойти к нему, но остался в двух шагах от девицы.
Бабулька, что-то неодобрительно бормоча, вылезла из кирасы и сняла шляпу. Лицо скрывала такая же, как у девицы маска, а кольчужный фартук начинался от плеч. Неожиданно проворно, старушка метнула в мою девушку шляпу. Девица, как и я, поклонилась старушке, и шляпа, пролетев мимо, перерубила древко моего прислоненного к дереву копья. Хорошее было древко! Шляпа ехидно колыхалась, впившись в дерево металлическим обручем с зазубринами. Девица сделала жест родства, но бабулька не унималась и один за другим метнула сидевшие в прическе дротики. Моя девчонка ловко обрубила их полет движением веера. Теперь уже она, сделав предостерегающий жест, отправила в полет своих бабочек. Шесть из них засели в веере, а седьмая, пробив между колен кольчужный фартук насквозь, мирно приземлилась у ног трехглазых. Это было уже легким унижением. Неужели дело дойдет до вееров? Что-то между волками и драконами пробежало. Не дошло. Поскребя подбородок, бабка сделала жест признания родства, и сняла маску. Вот какой будет моя женщина в старости! Бородатой, усатой, и с волосатыми бородавками на лице.
 Старик сказал, что-то женщине и пошел ко мне, мы обнялись и так, приобнявшись, направились к двухголовому. Тот, когда мы приблизились, сунул мне в левую руку шар и протянул освободившуюся свою для пожатия. Ладонь оказалась обыкновенная, мягкая и теплая. Потом он, взмахнув крылами, взлетел и переместился на помост, с части которого женщины уже убрали наше имущество. Родич потянул меня к помосту. Женщины уже вовсю болтали, перетаскивая стариковское имущество из кирасы под дерево. Тем временем, двуглавый снял маски, кирасу и с облегчением сложил крылья. Я установил рядом с ним два лошадиных седла и помог деду взобраться на помост и сесть в одно из них. Сам опустился на соседнее, размышляя, как это две головы могут управляться с одним телом? Когда мы устроились и вошли в сознание друг друга, двухголовый ответил.
- Да, человек, управлять вдвоем одним телом тяжело, но гораздо удобнее размышлять. Когда на низком уровне имеешь единую нервную систему, то можешь одновременно концентрировать мысль на нескольких направлениях. Это дает возможность видеть картину одновременно, и в целом. Когда ты прибудешь к нам, то увидишь таких как я и о двенадцати головах. Впрочем, они не летают. Свыше семи голов одновременно не могут управлять единым телом. Зато создается единое поле разума. Если бы ты мог видеть энергию мысли, то заметил бы между нашими головами этакую энергетическую корону с лучом, направленным в сторону гор. Разговаривая с тобой, я одновременно показываю наш разговор моим соплеменникам, они же отправляют этот сигнал в иные поселения нашего народа. Впрочем ты этого еще не видишь.
 - Почему, ты думаешь, что я увижу?
 - В этом цель твоего приглашения. Но без твоего согласия, более того искреннего желания помочь, ни чего не будет. В этом смысл передачи нашего разговора всем нам. Что бы наш народ знал, будем ли мы иметь свое продолжение.
 - Извини, почтенный, но я не понял о чем речь.
 - Как трудно говорить словами. Однако взрывать твое сознание переходом на язык образов я не имею права. Придется тебе использовать женский принцип межличностного общения. Т.е. принять мои слова на веру, или не принять. Если говорить очень просто, отсекая множество сопутствующих вероятностей развития ситуации, то дело в том, что наш народ скоро может погибнуть. Вместе с нами закроется огромный сегмент земной памяти. Он станет недоступен. Существа, живущие на планете, останутся беззащитны перед экспериментами космоса над жизнью. Потому, что вселенная периодически проверяет, достойна ли существования конкретная форма жизни, и умеет ли она себя защитить. Мы искали наследника нашей памяти. Это ты и все твои потомки. Это жестоко, но выбора у тебя нет, а есть альтернатива. Либо ты соглашаешься и терпишь тяжкие муки операции по присоединению к нашей памяти, которые могут закончиться твоей гибелью или сумасшествием, как это было со многими твоими предшественниками. Либо спокойно уезжаешь. Вот только куда? Мы с тобой только что подумали о будущем. Оно ужасно. Очень скоро, по нашему времени, планета должна столкнуться с уже давно летящей сюда кометой. Кто-то выживет, но это будет не твой и не мой вид. Возможно, только возможно, выживут мои родственники драконы под землей. На поверхности не останется ничего. Это произойдет, если ты откажешься. Если нет, то в случае удачной операции, когда мы будем знать, что у нас есть наследник, мой народ будет готов умереть в одиночку, в попытке перенаправить комету. Вот тебе и вся свобода выбора. Или умираешь ты, или мы все, но чуть позже. Хочу добавить еще одну, отнюдь не самую горькую каплю в наш разговор. Ты последнее сочетание жизненных энергий, которое мы не пробовали. Если ты умрешь или откажешься, мой народ, спокойно потирая руки, скажет: "Мы сделали все возможное!", и станет готовиться к смерти. К общей смерти. Странное вы выдумали слово - свобода. Сущность свободна лишь в выборе смерти. Думай. О будущем.
Сначала я подумал о прошлом. Теперь стало ясно, почему подумав о будущем, наши мужчины переставали входить к женщинам и уходили умирать. Зачем плодить мертвецов? А уже живущие, пусть хоть чуть-чуть поживут в покое неведения.
Потом я сделал то, чего ждал двухголовый. Ушел из закостеневших в своих формах слов в мир вероятных образов. Увидел, как с четырех точек земной поверхности по косой линии к экватору взлетают трехглазые, неся в корзинах двенадцатиголовых. Увидел, как, собрав энергию земли, драконы сконцентрировали ее на летящих трехглазых и те, собрав силы воедино, направили импульс в комету. Я видел, как безвольными гроздьями трехглазые падали в море, на землю, и в горы. Как комета пронеслась мимо, разлетаясь в мелкую ледяную пыль. Увидел впавших на время в забытье, драконов. А еще я увидел мир после трехглазых. Мир, живущий по женским принципам, но управляемым мужчинами-рабами. Мир обессиленной земли с застывшими формами. Он был страшен, но он был. Все можно будет исправить, лишь бы Живое сохранилось.
А потом я сделал то, чего двуглавый не ожидал. Я пошел по линии будущих вероятностей, нащупывая потомков. Их было много во всех временах и землях. Потом я увидел Наследника.
Я открыл глаза. Вся живность леса взяла в полукруг наш настил, помещаясь за двуглавым. Даже рысь притащила всех своих. Мелкая сидела на голове медведицы и чесала той между глаз. Пришли даже лошади и очень старая ворона. Волчица прикрывала мой правый бок. Женщины стояли, опершись на настил, и тихо беседовали, между ними виднелась тигриная голова. Я услышал, как старуха назвала имя девушки, и не удивился. Мое скрытое имя - Тарас, ее - Тирса. Значит, нашего сына будут звать - Тирас. Я назову его именем реку, что течет вдоль наших стойбищ, чтобы его потомкам было легче отыскать Родину. И никуда не уйду умирать, а лягу на излучине реки среди киммерийских курганов, ждать возвращения Наследника. Двуглавый вгляделся в меня и понял, что операция удастся. Он захохотал, воздев руки к небу. Потом распустил крылья и сделав круг полетел к горам. В моем сознании пробуждался Наследник. У моих ног, детской юлой, вертелся запущенный старцем символ вселенной. Трехглазые запели.

 
На листе фанеры буйствовал брейкер. Рядом, парень пел реп.

Почему? Почему? Почему? Почему?
Множество вопросов задать я хочу!
Например, почему не задать вопрос
откуда нацизм? И что он принес?
Кто придумал его и для чего?
Почему мы теперь исповедуем его?
Зачем сами раздуваем пожар этот?
Порождая войну, разделяя этнос.
Что насилием и дракой мы хотим доказать
рискуя в сваре этой себя потерять?
Мы утратили все обличия людей
животными инстинктами похожи на зверей.
Похоже,
 что в новый 21 век
вступил все тот же
первобытный человек.
А вы вглядитесь, ведь мы уже убиты
и не ради еды,
не в целях самозащиты,
а просто за то, что других наций
и как же теперь мы будем улыбаться?
Себе и друг другу, как станем улыбаться,
когда выясняется, что мы разных наций?
Все делают вид, ничего не происходит,
но смерть тут как тут, она рядом ходит!
Откройте глаза, вы должны это заметить
смотрите, какими растут ВАШИ дети!
 Никто не волен себе жизнь выбирать,
поневоле находить, поневоле терять.
Но мы хотим жить, а не умирать
и мы заставим ВАС, это понимать!
Кто живет в богатстве, кто в нищете,
кто при ярком свете, кто в темноте,
кто-то жрет на золоте, кто плавает в дерьме,
мы видим, видим, эту - жизнь на земле!
И все мы, все мы - люди,
 все мы грешные,
часто грубые, реже - нежные,
но все мы единое, мы целое одно,
но вам это похуй, вам все равно!
В чем меж людей разница?
 Дайте ответ!
Вы ее видите?
 А я - НЕТ!
Мне - пополам,
 друг - еврей или грузин,
нас с ним "колбасит"
 один адреналин.
Красная кровь в наших жилах течет,
один и тот же рак нашу печень грызет.
И мы не вправе судить американцев,
по сути дела,
 мы такие же засранцы,
и нечего нам осмеивать французов,
за то, что их "пержил" русский Кутузов!
 Наверно хорошо без всяких было б фракций
и чтобы за жизнь каждый день не сражаться!
Но ты сегодня - здесь,
 а я завтра - там,
такая игра,
 куплю или предам.
Живем эту жизнь, как стая волков,
живем среди руин,
 в груде обломков -
старого счастья, которое рушим
мы хищные люди, один другого душим.
А время - летит,
 а время - кончается,
кто-то не выносит, он задыхается.
Разъедают глаза
клубы дыма
последняя слеза
веревка, мыло...
Протерли нам мозги,
 прочитали нотаций...
А было бы не плохо без всяких фракций...
И чтобы собой спокойно заниматься...
И что бы за жизнь
 каждый день не сражаться...
 
С молдавской стороны у моста рычала вереница автобусов. Возле нее совещались два казака, и ранее мной виденный в Зале «еврей-христианин». Вставало солнце. Внизу тек Тирас, река моих предков. Где-то под Парканами звенела могила родоначальника. С приднестровской стороны бежала, размахивая листками, девчонка. Рядом дремала с моим котом на руках ранее вязавшая старушка. Девчонка добежала и стала читать молодежи последние новости, полученные из Интернета. Краем уха я услышал некоторые из них.
Лента «Епархиальные новости» сообщает: «Сегодня, около двух часов ночи, Президент Молдовы обеспокоил Митрополита всея Молдовы – Владимира, телефонным звонком с просьбой прибыть на экстренное заседание Парламента, назначенное на четыре часа. Прибыв в указанный срок Его Высокопреосвященство застал Президента в Зале Заседаний готового к покаянной молитве. Митрополит Владимир принял публичную, коленопреклоненную исповедь Президента, состоявшуюся в присутствии всех депутатов Парламента Республики Молдова. После торжественной всеобщей молитвы Президент сообщил, что ныне ночью, около полуночи ему явился ангел божий и повелел отречься от всего земного. Во исполнение этого завета, президент тут же сложил с себя государственные полномочия, намереваясь закончить свой земной путь простым монахом в монастыре Хынку. Торжественность события не омрачил и инцидент, произошедший на выходе из зала, когда Президент столкнулся с входящим в помещение Советником. Уткнув перст указующий в грудь Советника, Президент пророчески воскликнул:
- Вот он, Сатана!, как тать, бродящий в нощи, и есть!
После чего, смиренно опустив главу, вышел к невесть как узнавшему о грядущем событии коленопреклоненному народу.
 - А ведь ушел! – подумал я. – И как хитро ушел. Никак его теперь не взять! Быть ему посмертно великим и святым.
ИА «Regnum» сообщает: « Отставка Президента Молдовы. Избрание нового Президента.
Наш специальный корреспондент сообщает, что сегодня в четыре часа ночи в Молдове состоялось экстренное заседание Парламента. Основными вопросами повестки были: ухудшившееся в связи с непробудным пьянством, несовместимое с исполнением своих обязанностей, здоровье Президента. И второй вопрос – избрание нового Президента Молдовы.
Единогласным решением парламентариев отставка Президента была удовлетворена. Новым Президентом Молдовы была избрана Светлана Вировская, лидер движения «Женщины за медицинскую дефлорацию и искусственное оплодотворение». В своей первой речи на избранной должности Президент сообщила, что «нет нам дела до ПМР», и что она будет «всячески содействовать усилению чиновничьего аппарата, женщинами».
 Как нам сообщил руководитель пресс-службы Вировской, бывший Советник бывшего президента, готовится обращение к нации, которое будет транслироваться по всем ТВ-каналам Молдовы».
 Да уж, Светка даст им всем просраться.
 Усилено зарычали автобусы. Начался исход евреев из Молдовы. Проезжая мимо нас, пятый или шестой автобус остановился, и из него выкинули женщину. Следом за ней вылетел знакомый мне ранее серебристый чемодан. Подхватив его, женщина, все-таки попыталась прорваться на приднестровскую сторону, но ребята из Корпорации «Прорыв» пинками погнали ее в Молдову. С нее свалилась шляпка, и я увидел оскаленную морду Дьякова. Ему было больно, обидно и страшно, но чемодана из рук он не выпустил. Молдавский полицай, когда Дьяков добрел до него, тоже простимулировал его ногой в зад.
 Сидящий на руках бабушки, Билли Бонс чихнул от выхлопных газов и перепрыгнул ко мне. Старушка проснулась, и, пряча выбившийся из-под платка микрофон радиотелефона, сказала:
- Пидемо, сынку, пыть каву. Ось, бачишь, казакы та «Дельтовци» прыихалы. Нас тут бильше не трэба. Та збырай дидово стуло, куды складать, я покажу.
С котом на плече, «дидовым стулом» под мышкой, и с бабусей под руку, я перешел мост.