Счастье в ладошке...

               
                ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ               

         И, как всегда, во времена больших событий, никто не мог оставаться в стороне, даже если очень желал этого. Водоворот затягивает, надо было отбиваться. В конце-концов, у каждого была своя точка зрения, ставившая  его либо на одну, либо на другую сторону. Образовались  «семёновская» и «ткачевская» фракции.
         Вскоре они сошли с арены, появился другой директор, и главным  инженером стал Максим Гаврилов.  Внутри клокотало, вспучивая поверхность то в одном, то в другом месте.
         Вадиму Горину от этих перемен стало совсем худо. Работа требовала контакта с Гавриловым, но его не получалось. Горин  понимал: во имя дела личную неприязнь надо оставлять дома, старался держать себя в рамках и  чувствовал себя скорее виноватым перед Гавриловым, чем ущемленным.
         Максим не старался и не сдерживался: он ненавидел Горина. Перспектива интересной работы, которая окрыляла Горина с его назначением на должность главного конструктора, затянулась дымом вражды. Сдавали нервы, не хватало мужской выдержки, и Горин срывался. Гаврилов в душе торжествовал: приятно видеть, как этот благовоспитанный интеллигент терял рулевое управление.
        Вадим Сергеевич  стал подумывать об уходе с работы. Его давно приглашали в Москву, но казалось это невероятным:  здесь – всё родное и много его души и сил вложено, здесь родные и корни семьи. А там? Что там?..
     Не хотелось в Москву!  Очень не хотелось! Да и мать заголосила. Но мысли, вначале зыбкие, завладели умом, стали единственным выходом, так как надежды на мир рухнули после одного разговора с Натальей.
      - Вадим, у тебя какие-то неприятности? – спросила она, не зная, как начать разговор.
        - Последнее время я из них не вылезаю. А ты что имеешь ввиду?
        Наталья подняла на Горина потухшие глаза:
        - Подшипники и ничего другого.
        - Какие подшипники?
        - Рацпредложения у тебя есть такие?
        - Есть! И что? – Горин был спокоен.
        - Понимаешь... – Наталья замялась. Чувствовалось, что она хочет что-то сказать, но не решается. – Вчера был у нас главный технолог. О чем-то говорили... Мне показалось, что затевают что-то против тебя.
        - Почему ты решила, что против меня? 
         Наталья снова замолчала, словно ей  не хотелось открывать неприятные подробности.
        - Нет, не ошибаюсь! Сначала шептались, оглядываясь на меня, потом меня вообще выставили за дверь... – Она говорила резко, отрывисто: ей неприятна была  роль шпиона,  но не предупредить Горина не могла.
      - Ладно! Успокойся, Ёжик! Ничего страшного нет. Есть у меня рацпредложение по подшипникам, ну и что? Оно уже внедрено, испытано.
      - Знаю это, но они что-то готовят. Я не хотела, чтобы на тебя это свалилось неожиданностью.
      - Спасибо, Наташенька! Только успокойся. Ничего не будет.

               
                НЕПРИЯТНОСТЬ

          И всё-таки  неприятность случилась:  Горина обвинили в плагиате. Так, без ничего, без доказательств! Просто сказали: «Ты, Горин, - вор!»
         И надо было оправдываться, предоставлять какие- то справки и вызывать свидетелей, присутствующих при рождении важной мысли. Эта унизительная работа не оставляла сил для основного дела.
        Вопрос отъезда в Москву был решен.
        Горин мог сорваться в дорогу в любой день, если бы не мать. И целых полгода жил в суматошном развороченном мире, прикованный к нему сыновним долгом и жаждущий перемен. Работу почти забросил, и целыми днями, когда никто не тревожил, сидел в кабинете, выкуривал сигарету за сигаретой, либо стоял у окна в полной отрешенности. Подходить к нему в такой момент было не безопасно, и Наталья, чувствуя себя причастной  к беде  Горина и страдая от своей беспомощности, снова обходила его стороной. Часто видела, как он страдал от боли, стараясь скрыть её, и боялась, что у Горина открылась его давнишняя, еще студенческая, залеченная язва.
      - Горин, пожалуйста, сходи к врачу! – робко просила она.
      - Ничего, Наташка! Переживем. Если твой благородный меня не слопает, буду жив. Буде жив обязательно!
      А потом совсем стало худо, и он на месяц попал в больницу.
      - Не беспокойся, Ёжик, меня подштопали. Я же говорил: буду жить ради тебя... – улыбнулся  Горин, встретив Наташу  на улице и отвечая на её тревожный изучающий взгляд.
        Горин изменился: морщинки у глаз, три поперечных бороздки на переносице от постоянно хмурых мыслей, худое лицо с тонкой кожей, отливающей гладко выбритой синевой, седые виски и тонкие штрихи серебра по тёмным кудрям.
      Сердце Натальи сжалось: таким выстраданным и по-детски  беспомощным  показался ей этот родной человек, на силу которого всегда рассчитывала, что помимо воли она подняла руку – и пальцы слегка коснулись его губ.
      - Они у тебя какие-то ... жесткие...
      - Похож на Кащея? – спросил он, тихо целуя её руку.
      - Нет! Ты – самый родной!  Такой любимый и дорогой, что больно глазам смотреть. Я знаю, почему говорят: «Родной до боли!» Береги себя, Горин! Я ничего другого пока не могу, разве только просить это.
      - Скоро, Наташка, всё закончится, - улыбнулся Горин одним уголком губ.
      - Что закончится? – испугалась грустного голоса Горина. – Ты о чем это?
      - Я уеду отсюда, малыш.
      - Как уедешь? – не поверила Наташа услышанному. – Куда уедешь? А как я?..
      Наташа мгновенно почувствовала холодную внутреннюю пустоту.
      - У меня нет другого выхода. Вот только мама не хочет понять этого. Надеюсь, ты понимаешь?
      - Да, Вадим. Я всё понимаю, - едва слышно с тяжелым вздохом ответила Наталья.
      - Ёжик! Не надо так мрачно. Мне нелегко было решиться, но что делать?  Ты же видишь, какая атмосфера вокруг меня?
      - Да,вижу! Да,знаю!
      - Ну,что ты заладила:  «Да! Да!»  И смотришь на меня, будто хоронишь, - не на шутку рассердился Горин.
       - Вадим! – Наталья посмотрела Горину в его затуманенные грустью глаза: - А как же... я?  Я как без тебя?..  А мы?..
      Наташин голос изменился.
     - Мне без тебя ничего не надо, Горин.
     - У тебя сын есть, супруг...  А что у меня есть?  Что и кто, Наташка?
     - У тебя, Горин, есть я... Я всегда буду с тобой, где бы ты ни был. Если не рядом, то в душе, в сердце... И ты будешь всегда со мной вот здесь, здесь! – и она указала рукой на своё сердце.
      - Как мне жить, зная, что ты каждый день принадлежишь не мне, а другому?  Я должен свою горечь увезти подальше отсюда и жить с нею до конца своих печальных  и горестных дней.
      И эти дни были у Горина впереди...