За всех

Страшно было не успеть. Разум постепенно отступал, а вместе с ним пропадала воля. Каждый шаг давался с трудом, ноги заплетались. Она падала, билась коленями о камни, вставала и шла дальше. Одинокая женщина. Нет, даже не женщина. Одинокая тень прижимала к се6е большой холщевый мешок и уходила. Уходила от этих людей, которые своим существованием будут возвращать ее туда…Уходила от мужа, который сделает все, чтобы облегчить ее страдания. Она не хотела, чтобы стало легче, и забывать тоже  не хотела. Страдать же со всеми вместе было невыносимо. Она стремилась пережить свою собственную 6оль. Свою, но за всех. 
Где-то позади нее оставался город. Еще виднелись крыши домов, нелепые постройки завода, проселочная дорога. По ней в город двигались машины, цвета которых уже нельзя было разобрать. По этой же дороге ее провожал муж. Он бежал за ней и умолял остановиться.
- Милая моя, хорошая. Прошу. Умоляю. Не надо. Вернись. Всем больно, все мы плачем сегодня. И завтра, и всегда…
И что-то еще говорил. Срывался на крик, потом переходил на шепот. Хватал ее за руки, старался отнять мешок. В конце концов, обессиленный опустился на землю и заплакал.
 Она же жадно прижимала к себе грубую ткань и упрямо шла, думая лишь о том, что страшно не успеть.
На смену равнинам приходили холмы, а где-то впереди виднелись вершины гор. Накаленная полуденным солнцем земля обжигала ступни через подошву, трава больно резала оголенные щиколотки.   Женщина упала на колени и стала судорожно вырывать эту сухую траву. Затем непослушными руками вырыла яму. Комья забивались под ногти, или точнее под то, что от них осталось. Исцарапанные пальцы не сгибались. Она с трудом развязала мешок, достала из него флягу с водой и росток дикой яблони. Обильно увлажнила корни и землю. 
- Сто восемьдесят четыре. Расти, мой хороший. Ты сможешь.
Она, не жалея воды, поливала только что посаженный черенок, гладила пожухшие листья и что-то шептала.
Сознание покидало ее. Действительность переставала существовать.
- Саша, ты поел? Ну сколько можно? Давай-давай…Я погладила рубашку. Одевайся, а то опоздаешь.
Маленький мальчик подошел к ней и прижался всем своим телом.
- Мамочка, какая же ты красивая. Самая-самая.
А потом…а потом…длинный стол. За которым собралась вся местная детвора. Они нетерпеливо наблюдают, как женщина разливает в кружки парное молоко. Ей весело. В хозяйстве появилась корова, а значит, они больше никогда не будут голодать. Щечки ее детей всегда будут румяными, а сами дети - здоровыми. Она допивает из кувшина остатки молока. Молоко…еще теплое, с пенкой, пахнущее травой и…Она открыла глаза. Перед ней сидел старик. Он водил по ее сухим губам мякишем хлеба, обмоченным в молоке.
- Слава тебе Господи, жива. А то я уж подумал…Пасу овец, а тут ты лежишь. Солнце вон как жалит. И не скажешь, что сентябрь.
Женщина испуганно подскочила, схватила мешок и побежала. Ноги совсем не слушались. Она вновь и вновь падала. Удивленные окрики старика звучали эхом и не доходили до ее сознания.
Так проходили дни. Идти вперед было все сложнее. Холмы становились все выше, земля все каменистее.
Она же продолжала свое дело. Сажала ростки дикой яблони,  поливала их больше чем это требовалось и вела только ей понятный счет.
- Двести пятнадцать, двести шестнадцать, двести семнадцать…
По несколько раз за день ей приходилось искать горные ручьи, чтобы наполнять флягу. Холодная вода омывала ее израненные руки и возвращала силы. Хотелось сидеть неподвижно и ощущать в себе воду, ощущать себя водой. Ласковой, живой, спасающей…
- Саша, не ныряй так часто. Саша, я кому говорю?!
- Мамочка, смотри, как я умею. Пап, смотри. Я рыбка. Рыбка. Я плыву, плыву, плыву…
Когда женщина очнулась - фляги в руках не было. Видно, унесло потоком, пока та погружалась в прошлое.  Из ее груд вырвался стон. Она порывисто встала и огляделось. Над холмами висел полумесяц луны. Холодный степной ветер обдувал женщину, проникая под ее скромную изношенную одежду. Холмы возвышались неясными очертаниями, горы же и вовсе терялись в темноте.
Она на ощупь стала искать землю. Камень, еще камень…и снова камень. Она отбрасывала булыжники, не задумываясь о нечеловеческой боли и усталости. Единственное, что ею двигало - это стремление успеть. Земля. Сухая, неприветливая земля. Она из последних сил вырыла яму, достала из мешка последний росток и посадила. Затем много раз спускалась к ручью, чтобы принести в ладонях воду.
- Триста. Расти, мой родной.
Она легла на спину и раскинула руки. Над ней срывались и гасли звезды.
- Успела. Спасибо, Господи.
Глаза проследили за упавшей звездой и замерли. Ее обнимало  осеннее небо  Беслана.