Хроника одного самоубийства

Уже ночью, в липких и жарких простынях, продолжал оправдываться. Ворочался, точно кусаемый злой мухой, гоня неотвязную паутину бессонничных мыслей.
Старина Ник словно и не уходил: сидел на стуле рядом, глядел с укоризной.
- Нет, Ники, иди ты к дьяволу со своими предположеньями. Или ты, чистюля, открыл способ добиться чего-либо и не замарать рук? Сохранить чистые руки легче всего, перемывая стаканы в баре. Я не такой дурак. Мы же вместе начинали. А теперь?
Он приоткрыл глаза и взглянул на предполагаемого Ника. Пустой стул вызвал усмешку.
- Прервать контракт… Хорошенькое дело! Я, восставший из пепла, идущий к мировой славе – аптекарем? Ну, нет! Завтра, завтра. Всё завтра. А теперь спать.

Проснулся в отвратительно настроении. Скорее голову под кран. Холодная струя жжёт, как электросварка. Яркий свет из окна режет глаза. А тут ещё отчёт для приёмочной комиссии. Ругался, бреясь:
- Бритые, тупые, самодовольные болваны! С детства не переношу вояк. Выродившаяся каста. Нелепый пережиток. Должно быть, считают себя настоящими парнями, ублюдки. Трусы и идиоты: больше боятся потерять свои погоны, чем ввергнуть весь мир в хаос войны!  Нет, будущее принадлежит учёным, - крякнул удовлетворённо, вытираясь лохматым полотенцем.

В офисе работал кондиционер – блаженство после раскалённой улицы, окутанной бензиновой гарью. На кресле – смокинг с белоснежной сорочкой. Ах, да, сам вчера наказывал Мейбл. Это же Америка: здесь мало сделать открытие, надо ещё хорошо выглядеть.
Мейбл впорхнула воздушная, как балерина. Дура ведь, откуда ж столько шарма? Стало стыдно: вспомнил, как вчера пытался выбросить в окно с шестнадцатого этажа склянку с драгоценным препаратом. Это ведь она удержала его от непоправимого шага. 
Действительно, глупость. Гитлеровские учёные, у которых не было недостатков в испытуемых – не смогли. И япошки не смогли. И русские вряд ли. А у него – получилось! Правда, в лабораторных условиях удалось за целый год получить не более трёхсот кубиков, - нужна мощная промышленная установка, которую ещё только предстоит создать, и все же… А тут – нервы сдали, как у истеричной барышни. И что же? Семь лет – коту под хвост? А всё Найджел, гуманист факанный. Какое мне дело? … А Мейбл?  Глаза округлила, побелела как стена. Ух и набросилась, что твоя пантера. Не такая уж и дура…
Обходя лабораторию, вновь вспомнил вчерашний разговор. Что-то мешало сосредоточиться, так и пульсировало в мозгу. Вспомнился странный тип в кафе, в углу, когда они встречались с Ником -  какой-то весь  серый, с липким взглядом.   Казалось, он подслушивал, прикрывшись газетой. Да нет, это просто нервы расшалились. Шутка ли – такую работу свалил!
Войдя в лабораторию, вздрогнул: собравшиеся сотрудники встретили его аплодисментами. Поздравляют – это всегда приятно. Впрочем, не все. Вот Найджел глаза воротит, руки не подаёт. Старик Майер что-то разглядывает у себя на рукаве. Презирают! Злятся, должно быть, что втянул их в это, не предупредив о последствиях. Знаю, что говорят про себя. То есть про меня. Говорят про себя про меня. Чёрт, запутался. Ничего! Прорвёмся! Надо сказать им несколько ободряющих слов. Что-нибудь про то, что  препарат – это их общее детище. И назад, в кабинет - надо успеть просмотреть законченный вчера отчёт к приходу правительственной комиссии.
 Лязгнул тугой замок сейфа. В таких прячут деньги и драгоценности. В этом – вещи поважнее: склянка с голубоватой жидкостью и толстая коричневая папка с отчётом. «Совершенно секретно. Экземпляр единственный».
Сосредоточиться на отчете так и не получилось. Притащился Найджел с постным лицом. Ну что там у тебя?
- Док,  мне стало известно, что ты хочешь передать открытый нами препарат военным. Представляешь ли ты последствия такого шага?
Щенок! Представляю ли я себе? А ты, молокосос, представляешь себе, что работы с самого начала финансировались Пентагоном? И на что бы ты жил эти семь лет? И на какие бабки водил бы своих подружек по дорогим кабакам?
Говорить этого, понятно, не стал. Не для всяких ушей это. Когда гнев спал, подумалось: а может, он прав? Найджел – парень порядочный, настоящий учёный. Тем обиднее, что чуть не в лицо плюнул. Надо отвлечься, наконец, от этих мыслей.
Кулаком по столу ударил – отвёл душу. И нырнул в отчет, как в омут. Строчки сливались, фотографии, казалось, ожили.  Почудилось: он у клетки, а там с широко раскрытыми от ужаса глазами мечется его любимая обезьянка Дженни. Она была первая, дозу тогда ещё никто не знал. Она скончалась у него на руках в страшных корчах. Слёзы навернулись, и со стены глянуло лицо бедняжки – улыбнулась грустно с фотографии обезьянка. А в ушах всё стояли её жалобные крики.
Закурил жадно, распахнул окно. Шум и гарь с улицы ворвались в комнату.
- А есть ли в этой стране изумрудные лужайки и белые домики на них? Плюнуть на всё – на славу, на деньги – уехать домой, к зелёным лужайкам, к блестящим под дождём черепичным крышам. Закрыл глаза и - так просто – оказался на лужайке возле дома, и трава была так близко, а на ней – большая пёстрая бабочка. Запах свежескошенной травы… и вдруг – рокот. Сначала далёкий, словно газонокосилка у соседей, потом всё ближе и грознее. Огромная тень накрыла лужайку. Самодовольный лётчик с одутловатым лицом Бенджамина Франклина важно оправил шлем и нажал гашетку. Невидимое дисперсное облако опустилось в траву. Страшные сцены разыгрались в мозгу. Толпы обезумевших людей метались по лужайке, падали в конвульсиях, запрокидывали округлые от ужаса глаза в небо и грозили кому-то невидимому.

Бросив недокуренную сигарету в окно (говорят, пока тлеющий окурок долетит с такой высоты до асфальта, от него уже ничего не останется), он нажал кнопку вызова и бросил удивлённой Мейбл:
- Срочно билет до Дублина. И пусть вычистят шредер.
- Но сегодня в четыре…
- Плевать! Вывалялся в дерьме, довольно!
- Питер, ты хочешь бросить меня? Куда я пойду? Зачем ты встречался с этим комми*? Это он заморочил тебе голову? Опомнись, Пит!
Женская истерика – это стихия. Если уж она накатила, надо дать женщине выговориться.  Постой, откуда она знает про их с Ником встречу? Она что, следила за мной, ревнивая тигрица? Кафе-то было совсем пустое, разве тот тип в углу…
Стакан воды её успокоил. Понятно, помощи от неё теперь ждать не приходится. Пришлось самому заказывать билет и машину до аэропорта.
 Когда он вернулся, ему показалось, что она резко отпрянула от сейфа. Что она там делала? Да нет, не могла: вот он ключ, в кармане.
- Не бойся,  девочка, я тебя не брошу. Сейчас я займусь работой, а ты пойди, собери мой чемодан. Тоник со льдом? Ну, тащи, пожалуй.
Чертов шредер! Опять заел.
Стукнул кулаком по прохладной плоскости. Машина заурчала. Ну и славно. Первым делом – отчёт.
Страницы превращались в бумажную лапшу. Емкость шредера переполнилась, бумажная лапша вываливалась на пол. Плод семилетнего труда на глазах распадался на отдельные буквы. Буквы слипались в новые загадочные слова, не повинуясь более правилам грамматики. Тихонько тренькал телефон в приемной – должно быть Мейбл куда-то пыталась дозвониться по параллельному. Стало душно. Кондиционер барахлит? Тоник приятным холодком скользнул по пищеводу. Что же так душно-то? Опять телефон позванивает.
Дело шло медленно, томительно. Опять пересохло в горле и болит голова. Ну и денёк! Ругнулся непотребно, вытер вспотевший лоб, присел на край стола. Слабость в теле. В ушах – тиканье часов. Что за дьявол – время не разглядишь! Циферблат расползся, что твой бейсбольный мяч. Потолок почему-то так высоко. Нет, вот стал опускаться. Да что же это? Всё в комнате стало каким-то незнакомым, пугающим. Единственный знакомый предмет – скомканная страница отчета в руке.
«…Через пятнадцать минут после перорального введения препарата подопытные животные испытывают беспокойство, некоторые проявляют агрессивность…»
Всё правильно. Надо просто успокоиться.
Стены сходились и расходились, потолок ушёл куда-то вверх и больше не возвращался. Из каждого угла, от каждого предмета исходила непонятная угроза.
«…Через пятнадцать минут … после перорального введения… подопытные животные… Подопытные животные!»
Ноги запутались в бумажной лапше, он рухнул на пол, увлекая за собой сифон с газировкой. Поднялся, нетвердыми шагами приблизился к окну. Казалось, от сумрака дальних углов исходит излучение, вселяющее ледяной  ужас. Что это? Позади вазы с цветами - знакомая склянка с голубоватой жидкостью. Только жидкости в ней стало как будто бы чуть меньше.
- Мейбл, девочка…
За дверью раздался топот бегущих ног. В дверь забарабанили кулаком. Это враги! Они рядом! Опасность! Опасность!
Одержимый ужасом, глядя на тонкое полотно двери, отделявшее его от преследователей,  он вскочил на подоконник и, когда дверь с треском упала, сделал шаг в распахнутое окно… 

*комми - презрительное наименование коммунистов и людей левых убеждений в период "охоты на ведьм" в США в 50-е годы ХХ века.