Цветик аленький. Глава 3

– Ка-а-атька, цветик мой аленький, – промурлыкала себе под нос Светлана.
 
Катерина вместе с зятем Михаилом и Данилом, внуком Светланы, жила отдельно от матери, через пару домов от ее дома.
И, хотя жили по-соседству, виделись мельком, когда Даньку маленького с рук на руки передавали, да еще когда во дворе невзначай пересекутся. Все общение одним словом – на бегу да по телефону.

Светлана поначалу радовалась, что молодым удалось квартиру выменять с ней рядышком, но вскоре и пожалела об этом:
в свободный выходной молодежь собиралась всем семейством и ехала  на другой конец города к маме Михаила, проводила  там целый день, к несказанной радости сватьи. А что делать прикажете: она тоже мать и тоже скучает по своей кровиночке. Собраться, как бывало раньше, всем вместе... – эх, да что тут говорить! – для Светланы это стало почти несбыточной мечтой.
А тут, на тебе, такой подарок судьбы: дочь не только дома, но еще и на кухне хозяйничает! Забота дочери о «пропавшей» матери приятно тронула.

И тут Светлану Павловну точно обухом по голове огрели:

– Батюшки светы! Я с этой треклятой простудой Катьке ведь ни разу не позвонила! Напрочь про телефон забыла, дура старая.
 
Представляя, какой разнос ей может устроить дочь за такую безответственность, Светлана сжалась в комочек и одеяло
по самый нос на себя натянула: спряталась, значит.
 
В комнату осторожно заглянула дочь:

– Привет, мамуль. Надеюсь, не я разбудила?

Катька подошла к матери, чмокнула в щеку и, точно дитю малому, озабоченно потрогала лоб:

– Лекарства-то хоть пьешь? Или опять, как всегда: «само рассосется»? Давай-ка я тебя покормлю.

Дочь пропела все это на одном дыхании и отправилась на кухню за бульоном. Спорить с ней было бесполезно, да, честно говоря, возражать против бульончика не очень-то и хотелось.

Вот чего-чего, а готовить ее дочь умела. Такой борщец заварганит – ум отъешь, пироги иль блинчики испечет – пальчики оближешь: у нее из-за стола не встаешь – выкатываешься. Пузо уже трещит, а глаза все в тарелке вязнут, оторваться никак
от вкуснятины не могут. Слюнки, ей богу, как у ротвейлера, до самого пола свисают. Вот как готовит!

– Мам, чего не отвечаешь, не слышишь что ли? Я тебе с кухни говорю, говорю, а ты молчишь.

– Да у меня, видать, от твоего бульона помутнение в мозгах.  Я вот все думаю, Кать, и в кого ты у нас такая народилась?
Сама-то я кашу манную только к трем твоим годочкам научилась без комочков варить, да и ту ты есть перестала: «Не вкусно. Шаиков нетю».

– Ты разговор в сторону не уводи. Чего, говорю, не позвонила? Все сама да сама. Прекрасно же знаешь, что Данька
с Ба Томой в санаторий укатили и времени у меня – девать некуда.

Сватью Светланы Павловны, Тамару Ивановну, годовалый Данька называл Батомой. Малыш никак не мог уразуметь разницу
в словах «батон» и «баба Тома» – ему все едино было: батома – и все тут. И, чтобы внук зазря бабушку в доме не искал, слово «батон» применительно к белому хлебу произносить попросту перестали, в «булку» переименовали. Данька вырос уже,
а за мамой Михаила так и осталось это почетное звание «Ба Тома».

– А то! – довольнехонькая новым именем, расплывалась в улыбке Тамара Ивановна.–  Ребенок зазря не скажет: он в корень зрит. Батома значит Батома. Хлеб – всему голова. Вот что ребенок уразумел!
 
Оспаривать истину никто не стал.


Продолжение здесь:   http://www.proza.ru/2011/01/04/456