Танки на крышах. Ч. 1, гл. 25

                Г л а в а   25

         Известие о том, что я вынужден разорвать контракт и уехать, было воспринято в госпитале на удивление спокойно. Даже те, с кем у меня сложились теплые приятельские отношения, не рыдали и не рвали на себе волосы оттого, что я их покидаю. Но самой интересной была реакция профессора. Он выразил острое сочувствие по поводу внезапно свалившихся на меня проблем, отметил, что для его госпиталя это будет большой утратой и что они с нетерпением будут ждать моего возвращения, как только все мои горести оставят меня. А уже на следующий день он вручил мне авиабилет в один конец до моего дома. До отлета оставалась неделя.
   - Извините, сэр, - сказал я ему, придумывая на ходу, - но прежде я хотел бы съездить к моему другу в Ботсвану, а потом к другому другу в Танзанию. Они должны вернуть мне долги. Не могли бы вы дать мне деньги вместо билета, чтобы я сам выбрал себе удобный маршрут и дату, когда буду готов?
   - Нет, что вы! - воскликнул он. – Ни в коем случае. Даже если бы вы по каким-то причинам умерли, я мог бы отправить ваш труп только таким образом. Ни о каких деньгах речь бы не шла.
   - Большое спасибо, - единственное, что мне оставалось сказать ему в ответ на эту немыслимую «любезность».
         На этом мы с ним и расстались. Навсегда.
         А на следующий день бригада госпитальных технарей во главе с новым администратором приехала в дом к Эркину и по описи забрала все, что мне было когда-то презентовано для организации своего быта. Включая старый, уже ни к черту не годный сотовый телефон и тот маленький журнальный столик, который я купил сам с помощью Саши. Ну да, Бог с ним. Эркину он был совершенно не нужен, а тащить его с собой в Дар я и не собирался.
         Перед уходом администратор передал мне слова профессора, что я должен не позднее, чем завтра вернуть им свой замбийский паспорт. Ждать до завтра и вновь дразнить профессора своим трупом я не захотел, поэтому тут же вручил администратору под расписку свой последний замбийский документ. И не смог отказать себе в удовольствии отомстить тем, что попросил передать профессору мой горячий, просто-таки пламенный, привет с пожеланием - как можно скорей увидеть его в райских садах.
   - Что вы имеете ввиду? - повторил он любимый вопрос м-ра Тембо, удивленно на меня уставившись.
   - Я имею ввиду, что Замбия – райская страна, в которой множество садов и  разгуливающих в них на свободе зверей. Поэтому я хотел бы встретить профессора где-нибудь там, под тенистыми пальмами, среди них и венков, сплетенных из самых красивых в мире цветов, чтобы провести с ним непродолжительное время за тихой прогулкой и непринужденным монологом.
         Услышав лестные слова о своей стране, администратор не стал вникать в остальное. Его лицо озарила довольная улыбка.
         Зарплату я получил за три дня до этого. Оставив себе прожиточный минимум до дня отъезда, все остальное я поменял на доллары. Большую часть я отдал Эркину на хранение. Денег у Павла по-прежнему не было, поэтому оставшиеся мои были на автобусные билеты и на визы для выезда из Замбии и для въезда в Танзанию. Много времени эта суета не отняла. Купить билеты заняло около часа, включая время автобусной поездки и короткой очереди у кассы, а танзанийские визы в их посольстве мы получили за один день. Больше с Замбией меня ничто не связывало.
          По дороге из посольства мы зашли в три агентства и попытались обменять мой авиабилет на деньги. Никто об этом и слышать ничего не хотел. Одни аргументировали тем, что билет куплен хоть и на мое имя, но не мной, а госпиталем. Другие говорили, что до отлета осталось меньше недели, и они не смогут перепродать билет, хотя срок его годности можно было откладывать на целый год. Третьи утверждали, что такое в Замбии вообще не практикуется. Но по некоторым намекам было понятно, что это не проблема, если деньги мы поделим на две не совсем равные части, причем, отнюдь не в мою пользу. Мы решили попытать счастье в Танзании.         
         Павел освобождался от своих дел через два дня. Оставалось только устроить прощальный банкет. Не можем мы без этого. Вечером накануне отъезда пришел Саша. Его Моника почти полгода назад отбыла на заработки в Бельгию. Судя по тому, что она постоянно откладывала дату своего возвращения, ее бизнес процветал. Правда, характер этого бизнеса оставался неизвестным даже Саше. Он забрасывал ее СМС-ками, иногда звонил, но она отвечала очень уклончиво, и что-то выяснить ему не удавалось. Можно было  только догадываться. Саша, тоскуя, продолжал воспитывать ее сына, периодически возлагая эту обязанность на свою неувядающую маму.
         Их всех моих старых приятелей о моем отъезде знал только Тагир, но он не был любителем ходить по гостям для застолий. Ни Шухрата, ни Файзуллу, как косвенно приближенных к моему бывшему профессору, я звать не стал. Простят. Они уже все равно по мне давно не скучали. Кроме того, я был слегка обескуражен нейтральным поведением Шухрата в той истории с холодильником. При желании он мог бы надавить на своего друга и поставить все на свои места, но такого желания у него почему-то так и не возникло.
         Орин, отоспавшись после очередной пьянки, уехала домой и в ту ночь не появилась.
         Банкет прошел традиционно с напутственными речами, пожеланиями и выражениями сожаления о предстоящей разлуке. Не знаю насчет Эркина, но с Сашей мы действительно расставались навсегда. Хотя, кто знает?

         Павел пораньше с утра в день отъезда уехал по своим делам, а после этого намечал заглянуть к кому-то из своих друзей. Мы договорились встретиться на автовокзале, прямо у автобуса.
         Свой багаж я упаковал еще накануне. Оставалось расфасовать несколько мелочей каждодневного пользования. С утра я все это проделал. И тут выяснилось, что места для всего не хватает. Я все вытащил и перетасовал, но при моей попытке втолкнуть сковородки, одна из моих сумок «поползла» по швам. Ничего не оставалось, как срочно сбегать в супермаркет и купить новую, но большего размера, чтобы избежать третьей попытки. Сумка оказалась таких размеров, что в ней уместился и мой кейс с документами и лаптопом. Это освобождало одну руку, но делало эту ношу очень тяжелой.
         Другой задачей было как-то упаковать мой любимый сувенир – старинный лук со стрелами. Это был самый первый сувенир, приобретенный мной в Замбии. Он обошелся мне в немалые деньги, но я не устоял, решив, что недели две могу посидеть на очень жесткой диете. По этой причине я очень им дорожил и оставлять не намеревался. Совет одеть его через плечо я проигнорировал. Белые луками не вооружаются. Сесть, не сняв его, невозможно, а ехать 30 часов стоя было лень. Кроме того, колчана у меня не было, и я мог больно кого-то уколоть, включая самого себя. В конце концов, пришлось завернуть его вместе с большим зонтом в остатки картонной коробки от холодильника и заклеить широким скотчем.
         Когда все, наконец, было готово, я сунулся в свой кейс, где хранил оставшиеся деньги. Но ничего не нашел. Догадка холодом поползла от моего солнечного сплетения к мозжечку.
   - Эркин! - крикнул я, и задал совершенно идиотский вопрос. - Ты в мой кейс не лазил?
   - Зачем? - спросил он, появившись в дверях комнаты с вылупленными на меня глазами.
   - Деньги опять скоммуниздили.
   - Посмотри получше. Этого не может быть.
   - Я уже все перерыл, и не один раз, - охватило меня знакомое уже чувство отчаяния вперемешку со слепой яростью.
         Ощущение слабости стало привычно растекаться по рукам и ногам. Я уселся на кровать и опустил руки. Двигаться расхотелось моментально. Последнее, что я намечал, это – побриться перед дальней дорогой, но и это желание сразу отпало тоже.
   - Что же это за страна такая? - помотал я головой. - Кругом только воры и проститутки. Нигде покоя нет.
   - Скорее всего, это твоя Орин ныряла, пока ты на работу шлялся. Может быть, поэтому и не появилась вчера, чтобы утром не напороться на вопросы. Были, правда, и другие люди у меня.,. - задумался он, а потом подвел итог. - Не знаю.
   - На нее я меньше всего думаю. Она никогда ничего не брала, - но прежней уверенности в себе я уже не чувствовал. - Что ж теперь делать? Кто знает, когда я в Даре зарплату получу?
         Эркин молча повернулся и пошел к себе. Через минуту он вернулся и протянул мне деньги, которые я дал ему на хранение.
   - Спасибо, - взял я их и положил в карман.
   - Не хватит, позвонишь. Я пришлю. Пошли в зал, завтрак давно готов.
         Мы с Эркином уселись за стол. На «посошок» надо было выпить. В подавленном состоянии я взял бутылку и налил себе сразу грамм 150.
   - Смотри, не проспи автобус. - слегка усмехнулся Эркин, наблюдая за моими действиями.
   - Не просплю. До автобуса больше 5 часов. У меня внутренний будильник пока еще хорошо работает.
         Это действительно было так. Я мог будить себя в любое намеченное время, как Штирлиц. За всю мою взрослую жизнь я ни разу никуда не опоздал по причине просыпа. Вероятно сказывалось то, что я много лет дежурил в клиниках экстренной хирургии, где нормальный сон заменяет полудрема с постоянно работающим сигнальным устройством в глубине сознания.
         Но на сей раз меня разбудило какое-то, довольно бесцеремонное тормошение в районе моего паха. Я инстинктивно схватил рукой то, что меня толкало и, открыв глаза, с удивлением обнаружил, что держу руку, принадлежавшую Орин. Она сидела рядом со мной и, засунув пальцы в карман моих тесных джинсов, нагло выуживала его содержимое.
   - Ты что делаешь! - вскричал я, все еще не выпуская ее руку из своей и не веря своим глазам.
   - Я хотела взять только немного мелочи на автобус, - не моргнув глазом, стала она оправдываться. - Ты так хорошо спал. Я не хотела тебя будить.
         Я вытащил ее руку из своего кармана. В руке не было ничего. Я проверил карман. Там оставалось всего 200 долларов из 600, которые возвратил мне Эркин.
   - Где мои деньги? - прорычал я.
   - Я не брала. Я лишь хотела...
         Более невинный взгляд бывает только у детей ясельного возраста.
   - Я понял, что ты хотела.
         Я схватил ее сумку, бесцеремонно расстегнул застежки и порылся внутри. «Мелочи» там хватало на добрый десяток автобусов. Междугородних. Отшвырнув сумку, я заставил ее подняться и грубо ощупал все места, в которых женщины могут что-то спрятать. Но у женщин есть еще и такие «карманы», где без хирургических перчаток и особого на то разрешения не очень-то и пошаришь. Не найдя ничего, я в сердцах залепил ей звонкую пощечину. Потом швырнул в руки сумку, развернул и грубо вытолкал из комнаты, громко хлопнув дверью. Все, что хотелось сказать, я говорил одновременно со своими действиями, но на русском языке. На бедном английском такого не скажешь. Единственное, о чем я сожалел в тот момент, было то, что до автобуса оставалось чуть больше часа, и ни позвать полицию, ни разобраться с кражей я уже никак не успевал.
         Доехать до автовокзала занимало минут 15 – 20. Найти такси на территории госпиталя проблемой не было. Я посмотрел на часы. Времени более, чем достаточно.
         Я вышел в зал, сел на диван и выкурил подряд две сигареты, размышляя обо всем, что было за последний год, и во что это все превратилось. Ярость и отчаяние были в тот момент чувствами, которые полностью владели мной. И еще - подавляющее ощущение утраты.
         Я налил себе грамм 100 водки, все еще стоявшей на столе, выпил и закусил помидором. Еще раз посмотрев на часы, я встал и подошел к двери в комнату Эркина. Оттуда раздавались приглушенные звуки, свидетельствовавшие о том, что он не один. Такое было почти каждый день. Я позвал его. Он вышел. Его лицо еще хранило следы недавнего сна, но сам он уже был бодрым. И судя по горящим глазам и состоянию одежды, он бодрствовал вовсю.
   - Чего? - спросил он с недовольным выражением лица.
   - Приходила Орин. Она сп...ла у меня 400 баксов. Но мне уже пора. Я пошел за такси. Время.
   - Давай. Я знаю, что приходила. Это я ей дверь открыл. Ладно. Если что, позвонишь. Деньги у меня есть. И не отвлекай. У меня баба там, - слегка кивнул он на прикрытую дверь.
   - Да и на здоровье. Только не забудь потом дверь за мной закрыть, – я развернулся и вышел на улицу.
         Поиск такси времени почти не занял. Подкатив к порогу дома, я заскочил внутрь, вынес в три приема весь свой багаж и, еще раз оглядев на прощанье пустую комнату, вышел.
   - Эркин! - крикнул я из коридора. - Я уехал. Закрой за мной. Пока!
   - Ладно! - прокричал он мне в ответ.
         Но из комнаты так и не вышел.

         У Павла был только легкий кейс с бумагами и рюкзачок со сменой белья и  инструментами для своего бизнеса. Они занимали небольшой объем, поэтому он занес их в салон и засунул под сиденье.
         Загрузив все мои сумки и картонку с луком и стрелами в багажный отсек автобуса, мы в последний раз закурили перед дальней дорогой. Я рассказал о последнем визите Орин и о том, как «тепло» мы расстались. Павел не стал комментировать, а лишь по своему обыкновению коротко мотнул головой и криво ухмыльнулся. Но никакие слова мне были и не нужны.
         Я позвонил Тагиру и сообщил, что отбываю. Мы очень трогательно простились.
   - Черт, - сказал я, взглянув на свой телефон. - Совершенно забыл за этими хлопотами подзарядить.
   - И у меня проблема: Элеонора не отвечает. Целый день звоню сегодня. Гудки идут, но она не соединяется. Я говорил ей вчера, что мы выезжаем этим автобусом. Она сказала, что постарается встретить. Вечером сама звонила, все было нормально. А сегодня что-то не так. Молчит.
   - Главное – знает. А телефон... Он и упасть мог, и утонуть. Мало ли?..
         Бросив последние окурки на грязный и заплеванный лусакский асфальт, мы зашли в салон автобуса и заняли свои места. Минут через пять автобус тронулся и, выйдя на магистраль, покатил из столицы Замбии, набирая скорость.
         С Лусакой я прощался навсегда. Может быть, какой-то случай и приведет меня сюда опять, если я закреплюсь в Танзании, и у меня появятся деньги. В один из своих отпусков я все же хотел бы съездить в Ливингстон и посмотреть на Викторию. Быть в двух шагах от этого чуда света и не увидеть, это – преступление. Потомки мне этого не простят.
         Но сейчас мы рулили не на юг, а почти в противоположную сторону, на северо-северо-восток, медленно отдаляясь от предмета моих раздумий. Через 30 часов наше расстояние до него увеличится почти на полторы тысячи километров. Мы начали преодолевать только первые из них.