Сила писем

В абсолютно пустой комнате на дощатом полу сидела девушка. Перед ней стоял большущий ящик, доверху наполненный белыми конвертами. Наша героиня сидела, скрестив ноги по-турецки, подоткнув под себя полы явно большого на нее нежно-персикового домашнего халата. Девушка повторяла, как алгоритм, одни и те же действия: медленно доставала из ящика конверт, рассматривала надписи и марки на нем, затем открывала конверт и доставала оттуда листки бумаги, исписанные рядами резких, размашистых черных букв. Девушка очень бережно разворачивала эти листы и старательно вчитывалась в каждое слово. Иногда она даже зачитывала какие-то отрывки прерывистым шепотом, а потом надолго замолкала, с силой закрыв глаза. Время от времени девушка сменяла позу: пересаживаясь то на корточки, то полностью растягиваясь на жестком паркете, но все же не поднималась с пола. Так прошел весь день. Когда солнце стало клониться к закату и окрашивать комнату, в которой сидела девушка, в глубокий розовый цвет, она резко поднялась с пола, оставив недочитанное письмо на полу, и ушла вглубь квартиры.

Девушка зашла на крохотную кухню, ничем не примечательную. В нише сиротливо стоял белый холодильник, напротив была электрическая плита, пара ящичков, посудомоечная машина и тумба, в которую была встроена хромированная раковина. Возле окна стоял маленький деревянный столик со стулом. Девушка медленно окинула взглядом эту не очень радостную картину и подошла к холодильнику, достала оттуда сандвич, из шкафчика достала блюдце, и положила свой скромный ужин на него. Со столика она взяла чайничек с крохотной чашкой, и пошла обратно, в пустую комнату. По дороге она нашарила на стене выключатель и включила свет в помещении.

Зайдя в комнату, девушка опять умостилась на полу, поставила возле себя свой ужин и опять взяла в руки лист бумаги…

«Любимая моя Кумико!
Как жаль, что ты не рядом, что все, что я пытаюсь поведать тебе на бумаге, я  не могу сказать  тебе, видя твое лицо, обнимая тебя за твои хрупкие плечи!... Как жаль, что я не могу разделить с тобой радости и горести… А помнишь тот день, когда я прислал тебе в Токио билет до Парижа, и ты вылетела ко мне, собравшись буквально за пару минут? А в Париже я встретил тебя с огромным букетом алых роз, и мы полдня гуляли по малолюдным улицам, и целовались на каждом шагу, не скрываясь своих чувств… А потом пошел очень сильный летний дождь, и мы спрятались в какой-то маленькой кофейне на берегу Сены. Мы были промокшие до нитки, и хозяин заведения старательно отпаивал нас различными сортами кофе… Жаль лишь, что розы не выдержали испытания ливнем: они сильно поникли. Я настаивал, чтобы ты все-таки забрала цветы в Токио, но ты только смеялась и доказывала, что они не выживут долгого перелета.… В итоге мы пустили цветы плыть по Сене. Возможно, они достались какой-то счастливице, может, даже молодой и симпатичной француженке, и она с гордостью бежала потом домой, чтобы показать находку своей матери… В Париже было так замечательно! Тогда я чувствовал себя по-настоящему свободным: и от обязательств, и от внимания прессы, и от назойливых взглядов любопытных прохожих… А сейчас я сижу в номере римского отеля, и мне так не хватает тебя, твоего ласкового взгляда и нежного прикосновения твоей кожи… Я считаю дни до заслуженного отпуска, когда смогу не заботиться о репутации этой чертовой организации, где я, к своему несчастью, работаю, когда я смогу вновь встретиться с тобой и ощутить то сладостное волнение, которое я испытываю при каждой нашей встрече, с самого первого дня нашего знакомства. Не скучай, моя дорогая! Скоро наступит лето, а значит, наступит тот миг, когда мы снова будем вместе! P.S. Я люблю тебя, малыш! И я хочу, чтобы  ты это помнила всегда!»

Дочитав это письмо, девушка отвернулась и долго смотрела на закатывающееся солнце. В уголках ее и так воспаленных глаз заблестели непрошенные слезы. Кумико нетерпеливо вытерла их, сложила прочитанное письмо обратно в конверт и положила в кучку прочитанных писем.

Немного посидев в неподвижности, она взяла следующее.

«Милая моя!
Сегодня вот опять не могу заснуть… сижу за столом, пишу письмо тебе, а за окном уже начинает понемногу светать – сейчас 4.30 утра по нью-йоркскому времени. Когда я подолгу не могу заснуть, то возвращаюсь мыслями к тем воспоминаниям, в которых мы были вместе. Например, помнишь, как мы познакомились? Правда, это, конечно, не самое радужное воспоминание для тебя, но все же. Когда я по заданию приехал в Токио, то, попав в дом вашей  семьи, я не мог отвести взгляда от восточной красавицы с точеной фигурой, нежными глазами и совершенными, светскими манерами… И вместо того, чтобы сосредоточиться и подумать о задании, с которым я пришел в ваш дом, в мою голову полезли совершенно непрошенные мысли. Я думал, что случится с этой хорошенькой японкой, когда я разрушу ее привычный устрой. И все-таки я нашел в себе силы вернуться к заданию. Я попросил твоего отца уединиться в его кабинете… Я до сих пор помню твой настороженный взгляд, когда я столкнулся с тобой возле лестницы на второй этаж….

Я всё-таки выполнил задание – выстрелил в твоего отца и скрылся в ночи… В ту ночь я впервые не смог заснуть. Меня преследовал твой взгляд: настороженный и немного укоризненный, будто ты знала, зачем я пришел и взывала к моей давно уснувшей совести… А наутро ты сама пришла ко мне, неся в ножнах самурайский меч – вашу фамильную реликвию. Все правильно, подумал тогда я, после моего ухода нагрянула ваша японская спецслужба, опечатала весь дом, закрыла банковские счета семьи, и теперь девушке просто некуда идти. Но оказалось, что ты, моя незабвенная, пришла с твердым намерением отомстить за смерть отца. Достав меч из ножен, ты стала неумело им размахивать, пытаясь нанести мне хоть какую-нибудь царапину. Я сначала мысленно удивился, а потом понял, что хорошее оружие даже в руках не слишком опытной девушки может оказаться смертельным. Поэтому я одним рывком выбил оружие из твоих рук. Ты, взвыв от отчаяния, кинулась на меня с кулаками, и тогда… я просто прижал тебя к себе, так крепко, как только мог, и поцеловал… И понеслось… до сих пор не понимаю, как могло случиться так, чтобы повстречались киллер и его косвенная клиентка… и тем не менее, я благодарен Господу за каждое мгновение, прожитое вместе с тобой….

Кстати, тебе еще не надоело разбирать мои жуткие каракули? Думаю, что да. Поэтому стараюсь закончить свое письмо-воспоминание… Я люблю тебя. Твой Ричард.»

Закат уже давно сменился непроницаемой темнотой ночи, и лишь на небе белела большая луна, а девушка все продолжала читать письмо за письмом. Когда ящик почти опустел, Кумико вытащила из него еще одно письмо. Конверт отличался от конвертов, в которых посылал письма Ричард, он был желтый и с кучей непонятных печатей. Девушка заново прочитала и его.

«Уважаемая госпожа Кумико.
Уполномочен сообщить Вам с прискорбием, что подданный Соединенного Королевства Великобритании полковник Ричард Грэхэм пропал без вести 2 месяца назад при выполнении особо опасного задания в Кувейте. Хочу Вам объяснить, что, так как шансов на возвращение после столь долгого отсутствия вестей практически нет, формулировка «пропал без вести» в данной ситуации приравнивается к «погиб». Ввиду этих обстоятельств правительство Великобритании просит Вас освободить квартиру мистера Грэхэма в Токио в течение 2 недель с момента отправки данного письма. Также наше правительство надеется на то, что Вы не станете разглашать государственную информацию секретного характера, которую мог сообщить Вам мистер Грэхэм при жизни, а также мы выражаем надежду, что Вы не станете сотрудничать ни с какими  средствами массовой информации и разглашать какие-либо подробности вашей совместной жизни с полковником. Лучше всего будет, если Вы просто забудете этот эпизод из Вашей жизни.

Уполномочен Вам сообщить, что, согласно составленному мистером Грэхэмом совещанию, все его банковские счета переходят в Ваше пользование. По нашим данным, в сумме это около 12 миллионов фунтов стерлингов. Для оформления необходимых документов просим Вас прибыть в Лондон до 1 марта этого года. Еще раз выражаю Вам свои соболезнования и искреннюю надежду в Вашем дальнейшем благополучии. Заместитель премьер-министра Великобритании, Фредерик Гейл.»

Это письмо было последнее. Оно вызвало на измученном лице Кумико жалкое подобие усмешки. Девушка поднялась с пола, скинула все перебранные письма обратно в ящик, и пошла в прихожую. Там она надела тонкий плащ прямо на халатик и вышла на улицу, придерживая коробку. Под покровом темноты она дошла до мусорного бака, и никто не видел, как она поставила коробку на землю, чиркнула спичкой и бросила ее в коробку.
Утром Кумико вызвала такси и попросила отвезти ее в аэропорт. Она ехала туда налегке: на плече была лишь небольшая дамская сумочка, а в руке – плотный пакет. Доехав до аэропорта, она прошла в здание, постояла немного у информационного табло и направилась по направлению к регистрационной стойке. Через несколько секунд вежливо улыбающаяся стюардесса большого аэробуса произнесла на ломаном английском:

-Добро пожаловать на борт, мисс! Через несколько часов мы прилетим на благословенную парижскую землю!

Кумико сухо кивнула и прошла внутрь. Она нашла свое место в бизнес – классе и села в кресло. Критически осмотрела своего соседа – очень красивого мужчину средних лет, явного британца, черноволосого и загорелого. Закрыла глаза, откинулась в кресле и услышала нежный шепот возле своего уха: «Здравствуй, моя хорошая! Потерпи еще капельку, совсем скоро мы станем миллионерами мистер и миссис Лиссон…»