Медиум 17

У цыган существует собственная почта, и по этой почте письмо непременно дойдёт до адресата – нужно только знать, где «почтовый ящик». У цыган есть и свои «Дейли-ньюс» и «Кроникл», но опять же, нужно знать, в каком киоске их купить. Я, по счастью, знал это, благодаря многолетнему знакомству с Орбелли – удивительным человеком: цыганским бароном, всю жизнь кочующим с табором, и, в то же время, профессором, доктором наук, гипнотизёром с мировым именем, заставившим всех поголовно цыган своего табора выучить арифметику и английский язык, делающим сложнейшие операции на головном мозге, написавшим десяток книг. И в то же время носящим алую шёлковую рубаху распояской и сапоги до колен, за голенищем одного из которых всегда плетённый ременный кнут. Я знал, что у него накопился богатейший опыт в психологии и имеется архив – предмет зависти многих специалистов по нервным и душевным болезням, но в то же время огромную часть своего дохода он тратил на лошадей и просаживал на бегах.
Каждый раз, бывая в Лондоне, Орбелли встречался со мной, и каждый раз – я это знал – он останавливался на частной квартире у одного и того же человека, осёдлого цыгана Александра Сноу. К нему я и направился, надеясь разузнать всё, что мне нужно – Сноу держал руку на пульсе всех цыганских дел Лондона, если не целой Британии.
- Лана? – переспросил Сноу, не то задумываясь, не то делая вид, что задумывается. – И позапрошлой осенью в Вестминстере?
Я терпеливо ждал – Сноу не вымогал плату за информацию, но ему нужно было почувствовать свою значимость и дать её почувствовать мне.
- Подожди-ка, орёлик, а это уж не табор ли Орбелли был? Лана, говоришь? А какого возраста, не старая?
- Тридцати нет.
- Что ж. Думаю, что это Лана Лирайт. Кстати, Орбелли ей весьма благоволит, насколько я знаю. Обратись к нему.
- Я не знаю, где его искать, - признался я.
- Сейчас и я не знаю. Но, если хочешь, попробую узнать.
- Хочу, конечно.
- Сделаем, - просто кивнул Сноу.
- За какое время?
- За неделю. Заходи, орёлик, тридцатого - тридцать первого.
- Сколько я должен за это?
Сноу засмеялся:
- А я ещё ничего не сделал. Ты ведь Холмс, приёмыш Орбелли. Ну мы с тобой на том свете угольками сочтёмся.

Визит к Сноу вполне удовлетворил меня, на большее я и не надеялся. Если Лана Лирайт была хорошо знакома с Орбелли, не удивительно, что он мог с ней, как с оказией, передать что-то для Роны – своей любимицы, почти внучки. На словах, разумеется. Цыгане эпистолярный жанр не жалуют. Что же касается отравления, это вполне могла оказаться «совсем уже друга история». Но я обещал Гастингсу, поэтому отправился в полицию поделиться полученной информацией. Гастингс записал имя Ланы Лирайт в записную книжку, куда, кажется, вообще записывал всё на свете.
Выходя от него, я едва не столкнулся в дверях с Кленчер.
- Мэрги? Что вы здесь делаете, мисс?
- Ничего особенного. Мне было по пути – Джим попросил отвезти акт вскрытия цыганки. Если подождёте меня, мистер Холмс, я расскажу вам кое-что любопытное.
- Хорошо, подожду, - улыбнулся я.
Мэрги нравилась мне, и мы были с ней куда ближе, чем предполагали обращения «мисс» и «мистер». но то, что Мэртон стал теперь просто Джим, меня ничуть не покоробило, как не покоробило бы и Уотсона. Мэрги была удивительная женщина – она, кажется, могла бы вести какой угодно образ жизни – грязь к ней не липла. Мы оба искренне желали ей счастья.
Выпорхнула она минуты через две – свежая, искрящаяся, как морозный снег.
- Я обещала о любопытном, так вот: после осмотра тела Джим осмотрел и одежду. Очень тщательно.
Я сам не сделал этого, о чём мог только сожалеть, но грудной ребёнок и имя Роны на бумаге, кажется, совершенно сбили меня с толку. Тем с большим интересом я слушал теперь Мэрги.
- На её подоле остались следы какого-то вещества. Джим, вы это знаете, химик, он заинтересовался и произвёл анализ. Знаете, что это оказалось? Эмульсия, которой покрывают дагерротипы. Вряд ли, что цыганка увлекалась фотографией, верно? Значит, она посещала человека, увлекающегося фотографией, и он-то, скорее всего, и есть отравитель.
- Вы сообщили полиции? – спросил я не без досады – «любопытное» оказалось важным, а мною всё было беззаботно пропущено.
- Джим всё отразил в акте, как полагается.
Тут я отвлёкся от цыганки и дагерротипов, сопоставил это бесконечное «Джим» с её искрящейся лёгкостью, и невольно улыбнулся:
- По-моему, мисс, вы влюблены.
Мэрги смутилась так, что стала пунцовой, а на глазах выступили слёзы. Несколько мгновений она молчала, не поднимая головы, и просто шла рядом со мной. Наконец, уклончиво ответила:
- Он очень хороший человек, Шерлок.
- Не то, что я...
- Нет, именно, то, что ты. Но он меня любит – в этом разница.
- А ты уверена?
- Да, Шерлок, - серьёзно сказала она.
В её голосе теперь звучал некий вызов.
- О, ради бога! Не вздумай только, что я ревную, - спохватился я. – Хватит с нас и одного отелло.
- О чём ты?
- Не важно. Главное, чтобы он сам не приревновал тебя к прошлому.
Мэрги искоса стрельнула глазом, усмехнулась:
- Он знает.
- Всё?
- Всё.
Я развёл руками. Говоря, мы снова сбились на фамильярность, от которой вроде бы хотели отказаться, оба спохватились, но поправляться уже не стали.
- Но он уже сделал тебе предложение? – шутливо обеспокоился я. – Или, извини, теория эмансипации...
- Сделал, - улыбнулась она. – И теория эмансипации тут совершенно не при чём.
- Значит, ты его приняла?
- Значит, я его приняла.
- Отсюда и искрящаяся жизнерадостность? – добродушно усмехнулся я.
Потухающая уже на её щеках краска разгорелась снова. Приподнявшись на цыпочках и ухватив меня за ворот пальто, она шепнула мне в самое ухо:
- Шерлок, у меня будет ребёнок. От Джима. Уже третий месяц.
Я словно наткнулся на прозрачную стену, в глазах стало темно. А Мэрги продолжала шептать горячо и радостно:
- Я уж думала, что никогда... Что не смогу... Мне ведь уже под сорок. Но ты же не осуждаешь меня? Какое лицо у тебя сделалось! Ты всё-таки ревнуешь? Или... Шерлок, тебе плохо? – вдруг испугалась она.
Боюсь, что моё дальнейшее поведение испугало её ещё больше – я отступил назад, пробормотал невнятно и торопливо, что вспомнил об одном срочном деле, какие-то сумбурные извинения – и быстро пошёл прочь.