Сцена 9

  Пятнадцатого февраля театральная суета в Королевской Опере достигла привычного масштаба: на сцене возобновились репетиции «Ромео и Джульетты» Гуно. Хористы мистера Рэмсфута по-прежнему хихикали и вели себя из рук вон плохо - сцену смерти Тебальда, которой вышеприведенный господин так дорожил, было никак не отработать. Начало же оперы с огромным хором, напевающем мотивы вальса Джульетты, исполнялось превосходно, а юные дарования мистера Харда бесконечно кружили по сцене, создавая настроение истинного праздника. Балетмейстер подгонял своих подопечных громкими замечаниями, но старался не произносить оскорблений и ругани - видимо, слова директора крепко засели ему в голову и спровоцировали ощущение стыда. Декорации к музыкальному переложению Шекспира сильно облезли, и художники возились с ними целый день.
  Лорд Рединг подошел в самый разгар репетиции и довольно кивнул, осмотрев творившийся в зале беспорядок.
- Чему вы радуетесь, сэр? - неодумевал Фредерик, - Здесь же сам черт ничего не разберет.
- Вот это и хорошо, мой друг. Когда работа кипит, жизнь продолжается.
- Сэр! - подскочил хормейстер, страшно бледный, - Первая флейта на перевязке.
- Как он себя чувствует?
- Неплохо. Чего не скажешь о мадемуазель!
- Госпожа Паскаль? - встревоженно произнес Рединг, - Что с ней?
- Сообщила еще вчера, что «не в голосе». И как вы думаете, явилась ли она на «Ромео»?
 
  Лорд пожал плечами. Конечно, откуда Рэмсфут мог знать, что приме, с которой он сотрудничал не один сезон, осталось жить всего ничего, и потому директор при всем желании не сможет заставить ее придти на репетицию.
- Раз она не может быть здесь, значит на то есть причина. Миссис Итан пока будет нашей Джульеттой.
- В этом и дело, сэр, - зашептал хормейстер дрожащим голосом, - Еще никто не знает, но буквально четверть часа назад Эстер...
  Он не договорил и замолчал.
- Что? Миссис Итан пригласили в Италию?
- Нет, сэр. Неудобно говорить, но она просила передать вам...
- Что передать?
- В общем, Эстер простыла. С ней все нормально, но с утра у нее совсем не стало голоса. Поэтому мы работаем сейчас только с мужчинами. Она сказала, вы поймете и, надеется, что не будете поднимать шум и увольнять ее. Это ведь с каждым может произойти...
  Рединг вздохнул и покачал головой.
- Видите, я не зря просил вас найти хорошую певицу. Паскаль, быть может, не придет на этой неделе, а миссис Итан - не машина и тоже нуждается в отдыхе. Я прекрасно ее понимаю, но как же Гуно в воскресенье? Отменить спектакль, когда раскуплено столько билетов? Все ждут от меня чудес, но я не волшебник, мистер Рэмсфут!
- Что тогда делать, сэр? - прохныкал хормейстер.
- Что делать? - переспросил Рединг, - По всей видимости, ждать... Не волнуйтесь, я придумаю что-нибудь. Где все фигуранты?
- Будут после часа. Хард велел им не опаздывать.
- Хорошо. В партере много пыли. Уборщиц сюда нужно.
- Да, сэр. Сделаем.
- И ложи приведите в порядок.
- Обязательно.

  Рэмсфут побежал выполнять поручения лорда. Тот же рассеянно огляделся, словно искал кого-то, но не найдя, погрузился в свои мысли. Задумавшись, директор не заметил, как в театр явился лорд Стаффорд.
- Маэстро, добрый день! У меня к вам дело.
- Милорд, приветствую. - вздрогнув, отозвался Рединг, - Говорите, пожалуйста.
- Накануне я имел честь беседовать с моим кузеном о вашем театре, и, должен вам сообщить, он был крайне недоволен тем, что ваше представление «Ромео и Джульетты» состоится в один вечер с «Доном Карлосом» Верди, которого будет давать его «Колизей».
- И что же?
- Кузен посоветовал мне уговорить вас отменить воскресную постановку, тем более что он узнал через знакомых о том, как нездоровится госпоже Доримене последние два дня. Ко всему прочему он заметил, что английские патриоты, лорды-консерваторы, больше интересующиеся политикой, чем музыкой, найдут оперу на французском языке слишком вульгарной. Великий Бард в интерпритации какого-то с их точки зрения Гуно...
- Большей глупости я еще не слышал! Уэйк-Стаффорд много на себя берет, если решил так узко думать за всех аристократов Великобритании.
- Я придерживаюсь этого же мнения, дорогой друг. Просто такая настойчивость моего кузена говорит о том, что он хочет помешать вашей Опере стяжать очередной триумф. Он был ошеломлен известиями об успехе незапланированного ранее представления «Лукреции» и решил не допустить его снова.
- Значит, Шарден и итальянцы пользуются популярностью постольку-поскольку?
- Милорд, госпожа Паскаль и господин Брэдшо одни создают большую угрозу славе «Колизея», понимаете? Не говоря теперь уже о мистере Гассе и других певцах. И с вашим приходом возобновляется серьезная конкуренция всем театрам Лондона.
- Пусть ваш кузен не переживает: скоро все поменяется, - загадочно произнес Рединг, - А пока что его выводы убедительны лишь для людей, не верящих в свои силы.
- Но самоуверенность погубила многих. Я только желаю вам добра, лорд. Будте осторожны.
- Кто предупрежден, уже защищен. Благодарю, Стаффорд, я приму ваши слова к сведению. Но желает ваш кузен этого или нет, в воскресенье у нас будет Гуно. Приглашаю и вас.
- Конечно-конечно, приду обязательно.
- Буду ждать. А сейчас прошу меня извинить.


  К полудню хор устроил себе перерыв. Понемногу стали подтягиваться фигуранты - мистер Хард указывал им расположение на сцене и горячо спорил о чем-то с Рэмсфутом. Лорд Рединг присел отдохнуть на первый ряд и наблюдал за всеобщим движением. Рядом зевал Фредерик.
- Да-а, красота редкая!
- Что?
- Я про сцену. Ничего еще не готово, а все равно красиво. А триннадцатого так вообще - глаз было не отвести! Прям как в Италии. Хотя нет. Здесь в сто раз лучше. Англия все-таки. Кругом каждый гвоздь родной.
  Рединг криво улыбнулся на слова своего камердинера.
- Вы плохо выглядите, сэр. Конечно, это не мое дело, но если не мое, то чье тогда? Скажу больше: на вас лица нет! Прошу... ради вашего же блага, может, лучше перенести «Ромео» на более поздний срок? Или хотя бы попросите вашего товарища из Бирмингема, сэра Мэттьюса. Он ведь прекрасный дирижер и с радостью подменит вас на один вечер.
- Со мной все в порядке, Фред. К тому же, люди придут, рассчитывая, что именно я, а не Мэттьюс, буду занимать дирижерское место.
- Вам лучше знать, сэр. Я лишь беспокоюсь о вашем здоровье. Вы ведь совсем не отдыхаете, все репетируете, пишете, выступаете. Нельзя же так!
  Рединг улыбнулся.
- Ничего-ничего. Мысли о собственном театре любого вернут к жизни. Согласен, минувший ангажемент действительно был не из простых. Но зато ныне - вы осознаете это? - Королевский Дом Оперы принадлежит мне. Не могу поверить, что я наконец-то дождался...
- Вы самый достойный руководитель театра, какой только может быть. И это справедливо, сэр. Вы приносите людям столько радости, когда они приходят сюда. Теперь Опера заживет новой жизнью, полноценной и яркой, - глаза Фредерика загорелись, он воскликнул, - Каждую вашу постановку будут сопровождать триумф и овации! Сам Баттистини приедет к нам петь! Среди первых театров Европы равных вашему не будет!
  Он перевел дух и продолжил:
- Черное, красное, золотое - элегантность, страстность и пышность музыки. Вот что значат эти цвета...

  Директор хотел что-то ответить на прозвучавшую тираду, но, повернувшись к проходу, оборвал себя на полуслове, потому что увидел, как к нему приближалась мисс Смит - непризнанная дочь мисс Гарфорд.
  Фигурантка заметила Рединга и поздоровалась.
- Постойте, мисс. Я хотел узнать у вас: по моей просьбе хормейстер должен был подыскать... певицу, которая спела бы на вечере музицирования у одного моего друга. Мистер Рэмсфут говорил вам об этом?
- Не уверена, сэр, - ответила она, опустив глаза, - Слышала только, как он спрашивал у хористок, сможет ли кто-нибудь из них спеть пару арий на французском.
- А фигуранток и балерин Рэмсфут не поставил в известность?
- Да что вы, сэр! Разве кто-то из таких простых девушек сумеет спеть? - вмешался Фредерик.
- Ничего не сказал? - снова поинтересовался директор у мисс Смит.
- Нет, сэр.
- И очень зря. Иногда талантливые люди появляются во истину из ниоткуда, - заметил Рединг.
- Верно сказано, - согласился камердинер, - Сколько раз случалось, что люди, о которых раньше никто и слыхом не слыхивал, становились легендами за один вечер. Это уж как судьбе будет угодно! Жаль, что в хоре сэра Рэмсфута нет особо талантливых певиц. Он сам говорил: одна нижний регистр весь в воздух превращает, другая - на высоких хрипит...
- И что, - продолжал лорд, внимательно разглядывая мисс Смит, - вы никого не знаете, кто мог бы спеть у моего друга?

  Фигурантка покачала головой. Рединг подумал, что либо эта девочка слишком скромна, чтобы сказать ему о своем вокальном даре, либо ее мать (а он-то в отличии от мисс Смит знал, что ею была великолепная сопрано Дженни Гарфорд) оказалась на грани помешательства и не понимала, о чем говорит.
  «Ладно, - решил про себя директор, - Ждать дольше нет смысла, как и тянуть этот разговор. Еще один вопрос - и скорый дилижанс из Бирмингема привезет сюда достойную замену, пока «Фениче» не подыщет мне постоянную приму».
- Хорошо, насчет других вы можете не знать, я спрошу у них после. А вы сами не поете?
  Мисс Смит побледнела столь сильно, что показалось, она едва держится на ногах. Но, придя в себя спустя мгновенье, она залилась краской и быстро отвернулась. Рединг неумолимо ждал ответа.
- Ну... - неуверенно пролепетала фигурантка, - Как вам сказать, сэр? Я-я... в общем, да... Немного... Как все...
- Вы знаете какие-то арии? - несколько опешив, спросил Фредерик.
- Да, - тихо произнесла мисс Смит.
- А из «Ромео» пробовали что-то петь? - подхватил лорд, уже предвкушая удачу.
- Я... знаю немного из вальса Джульетты на маскараде. Всего пару куплетов.
- Тогда спойте нам, мисс, - предложил Рединг.
- Спеть? Мне? - изумилась дочь мисс Гарфорд, - Прямо здесь?
- Да, спойте нам. Либретто же вам знакомо?
- Нет, я не могу. Тут слишком много людей... Они все будут смотреть на меня, - смутилась фигурантка.
  Рединг обернулся к камердинеру. Упустить такой шанс было невозможно.
- Господа! Освободите, пожалуйста, сцену!
- Но, сэр! - отозвался мистер Хард из-за кулисы, - Мы только начали!
- Даю всем перерыв - десять минут!
  Услышав директора, все участники балетной труппы пустились в пляс и в мгновенье оставили своего руководителя. В огромном зале стало тихо и безлюдно.
- Ну вот, теперь здесь только музыканты, - подвел итог лорд, - Поднимайтесь.
 
  Сам он сошел в яму и попросил открыть эпизод бала во дворце графа Капулетти. Девушка была готова провалиться сквозь землю, до того ей стало неловко и страшно. Но раз директор велел, делать ничего не оставалось, и она оказалась совершенно одна на большой скрипучей сцене. Мисс Смит и представить не могла, до чего в этот момент она походила на свою мать - однако в столь скромном платье и в таких робких, скованных движениях никто не мог признать отблески небесной дивы семнадцатилетней давности.
- Начинаем, - кивнул Рединг, желая послушать фигурантку как можно скорее, - И смотрите: больше шанса вам может не предоставиться.
  Последние слова дирижера подействовали на юную певицу как разряд молнии. Она ясно увидела перед глазами свою бедную, несчастную мать, ожидающую каждый день прихода смерти; вспомнила, как та учила ее разбирать ноты и владеть голосом, то, как она умоляла ее не бросать театр и ждать удобного случая, чтобы проявить себя. «Господь, - повторяла мисс Гарфорд, - услышит наши молитвы и, если ты достойна, если ты свято веришь и действительно знаешь, что является целью твоей жизни, Он поможет тебе и даст то, что тебе так нужно».
 
  И она спела... Не знаю, смогут ли простые человеческие слова описать здесь то, что подвластно не им, а лишь одной музыке? Сказать, что мисс Смит спела удивительно, потрясающе, божественно - значит, не сказать ничего. Это нужно услышать и почувствовать. Моцарта называют величайшим из рождавшихся когда-либо композиторов, но разве говорит это что-то о нем, о его творениях? Ни слова. «Кармен» - одна из лучших опер мира гениального Бизе, всеми любима и известна в любом уголке земного шара. Но что это объясняет? Ровным счетом ничего. Простая скромница из среды нищих, которую не замечали и мимо которой каждый день проходило столько людей, вдруг запела так, как мало кто пел в Европе в ее возрасте. Ошибки? Недостатки? Безусловно были. Но эти несколько четверостиший поразили всех, кто слышал их в этот момент.
- Черт возьми! - воскликнул мистер Хард, который находился за сценой, пока звучал вальс, - Вот это да!.. Дочка, кто ж тебя так научил?
  Фигурантка растерялась, не выдавив из себя никаких эмоций. Директор, ошеломленный не менее других, поднялся на сцену и, отводя будущую звезду в сторону, ответил за нее:
- Во-первых, так поют только от Бога, мистер Хард, а во-вторых... Да чего вы привязались к бедной мисс Смит?!
  Повернувшись к раскрасневшейся девушке, Рединг тихо произнес:
- Это было великолепно. Даже не знаю, что добавить... Я безумно растроган. Простите, как ваше имя?
- Лизетта, сэр...
- Ну, что за «Лизетта»? Вы прямо как тот деревенский парень из оперы Моцарта! Так только зовут девчонок на рынке да служанок из книжек. Значит, вот что, мисс Элиза. Здесь слова к первому действию и второму, обратите внимание на сцену у балкона - в ней дуэт. Вы читаете по-французски?
- Да, сэр. Но не понимаю значения слов.
- Хорошо. Шекспира-то вы наверняка отлично знаете? К завтрашней репетиции постарайтесь подготовить эти сцены. Я хочу, чтобы в среду вы спели с Брэдшо второй акт.
- Я выучила почти всю оперу наизусть, пока мы готовили ее в течение последних лет. Я все время слушала госпожу Паскаль...
- И отлично! Освежите в памяти текст, и завтра попробуем. А теперь ступайте домой, я вас отпускаю, - Рединг был переполнен эмоциями.
- Спасибо, сэр, - кивнула Элиза с сияющим лицом и вприпрыжку удалилась из зала.
- Фредерик, мой добрый друг, - улыбнулся вслед юной певице директор, - можете меня поздравить. Я только что нашел именно то, о чем даже не смел мечтать.
- Что вы говорите, сэр? Серьезно? Мисс Смит, конечно, удивительная, но...
- Где мистер Рэмсфут, этот старый холерик? У меня для него есть новости, - перебил директор.
- Маэстро вышел в чайную на углу, - камердинег опешил от несдержанности своего хозяина.
- Я схожу к нему, а вы следите, чтобы хористы не попортили кресла.