гл. 1. Первые опыты наставничества

                ПУТЬ НАСТАВНИКА. Книга об эзотерике.
               Продолжение книги «Путь к себе»  http://www.proza.ru/2010/04/17/338

                гл.1. Первые опыты наставничества

 из кн. «Путь к себе»  гл.18 http://www.proza.ru/2010/06/01/850

  Мощный заряд энергии, полученный на Памире, еще долго поддерживал меня -  я жила полной и интересной жизнью, не сопротивляясь ни чему тому, что предлагала мне судьба.

 После возвращения нашего Учителя йоги Володи из больницы, где его лечили от гепатита, он снова приступил к занятиям в своих группах. Несколько раз я приходила к нему в зал, где собирался наш основной коллектив. Поведение «гуру» удивляло. Он казался полностью выбитым из реальной жизни: постоянно твердил всем о своем, полученном на Памире, посвящении и пересказывал виденные им на Сиаме «чудеса», которых, кроме него, никто из наших либо не наблюдал, либо мог дать им самые  обыкновенные объяснения. С каждым новым пересказом эти «чудеса» обрастали у Володи все новыми и новыми подробностями.

   Другой его навязчивой идеей в тот год стали мантры - словесные формулы, пришедшие ему на ум в состоянии экстаза, которые он предлагал нам произносить нараспев, входя, таким  образом, в особое состояние концентрации. «Люби в огне, не люби во гневе», «Одна волна собой полна», «Где мой берег? - Тот, кто верит!», - распевали мы всем залом, а Володя записывал свои новые формулы на магнитофон и самым преданным своим ученикам предлагал прослушивать эти напевы. Сама по себе эта работа была не была лишена смысла: всякая мантра, правильно и многократно произнесенная, оказывает на ум успокаивающее и концентрирующее воздействие, но в те дни Володя был не в себе. Он, похоже, полностью утратил способность здраво оценивать реальную обстановку и на множество случайных и неподготовленных людей, пришедших к нему заниматься йогой, производил впечатление психически нездорового человека. Участники сиамского похода, с которыми Володя вместе искал Снежного человека, уже не скрывали своего сарказма и насмешничали над учителем в открытую.

    Видеть все это мне было тяжело. В нашем коллективе «старожилов» возникло и укрепилось убеждение, что все происходящее - не иначе, как результат магического нападения на Володю, его сознательной «порчи» товарищами из группы  Григорьева.  Думаю,  что основание для  таких подозрений действительно было. Общими усилиями мы организовали еще одну группу для узкого круга  «стариков» в спортзале  …… института, где когда-то уже занимались раньше. Лариса, договорившаяся об аренде этого зала, категорически запретила приглашать на занятия Мону и ее григорьевских друзей. Именно она тогда приложила максимум усилий по очищению нашей школы от растлевающего  влияния «григорьевцев».

    Я по-прежнему считала себя ученицей Володи и по воскресеньям аккуратно посещала его занятия в институте. Но этот, последний год моего обучения у Володи был абсолютно не похож на все мои предыдущие. Четко поняв для себя, с кем я и до каких пределов, я впервые внутренне разрешила себе быть свободной от воли Володи и не отказывалась  от любой новой информации, которая казалась мне полезной. Ни Мона, ни Ирина, ни Гуревич не были и не могли быть моими друзьями: их роль в развале нашего коллектива была для меня очевидна, так как их действия в этом направлении происходили в горном походе вполне осознанно. Не важно, что в развале нашей группы  была своя польза для многих из нас,  но григорьевцы вряд ли имели моральное право на подобное деяние. Они были  более подготовлены, чем мы, но отнюдь не более духовны,  а потому не имели права  брать на себя эту ответственность.

   В это время мое отношение к Наталье М., с которой я очень подружилась за  время похода, стало портиться. Она не была на стороне «григорьевцев» в полном смысле этого слова. Она была сама по себе: все понимая и всех принимая, но ни за кого и ни за что душой не болела. Эта позиция «дружбы на расстоянии» и «непривязанности» выводила меня из равновесия. Умом я понимала ее правильность, но все во мне противилось такому равнодушному созерцанию происходящего - этой вечной игре с жизнью, иногда больше похожей на порхание над ней. Все это происходило во мне только на уровне подсознания:  я еще не осознавала происходящего со мной  и осуждала себя за свою неоправданную и необъяснимо возникшую антипатию к Наталье.

   Похожая размолвка произошла у меня в тот год и с Олегом, хотя причины этому были иные. Так же, как и Наталья, Олег производил на меня впечатление холодного созерцателя, готового принять условия игры любого пути,  приносящего ему пользу, но не способного ни один из них полюбить безоглядно и предано. Впрочем, в правильности этих подозрений я не была уверена. Олег всегда оставался для меня загадкой - то ли умный лицемер, то ли - любящая и уязвимая натура, прячущаяся от других под  разными масками. В наших личных с ним отношениях тоже оставалось много необъяснимого для меня. Олег умудрялся дновременно сохранять два абсолютно несовместимых вида взаимоотношений, чем быстро отвадил меня от желания  поиска в нем единомышленника.  Парадоксальная логика поступков оказалась для меня в то время  не  по силам.

    В плане духовного обучения этот год оказался для меня очень насыщенным. Дважды в неделю я ездила в зал школы на другом конце города, где по понедельникам  преподавала йогу сама, а по средам - занималась в группе Саши Зелененко. Саша - молодой и очень симпатичный парень, проделывал с нами интенсивную  разминку суставов и обучал комплексу специальных упражнений из китайской школы ТайЧи, нацеленных на очистку энергетических каналов и на развитие навыка управления собственной энергией. В этот год мне в руки впервые попала великолепная работа Шуцкого о «Книге Перемен» (И Цзин) - древнего и наимудрейшего произведения  китайских даосов. Информация, заложенная древними в «И Цзин», настолько многослойна и огромна, что едва ли кому-нибудь из наших современников удастся в ближайшем будущем понять все то, что  в ней зашифровано.

   Китайская гимнастика мне нравилась, но давалась трудно. Новые упражнения  были непривычны, а навыки йоги скорее мешали, чем помогали, так как в данной школе требовались несколько иные подходы и принципы. Но главная проблема состояла совсем в другом. Рядом со мной в зале занимались те, кто по понедельникам посещал мои собственные занятия:  они являлись свидетелем моих ошибок и трудностей первого года обучения. Чрезвычайно полезно в духовном продвижении тренировать контроль над самолюбием - учиться не обращать внимание на то, что о тебе думают другие. У меня это получалось плохо: я все время ощущала себя на глазах пристрастных зрителей, и это, возможно, надуманное ощущение еще больше сковывало меня, делало неуклюжей и нервной. Насколько проще мне было заниматься в залах, где меня никто не знал, но как трудно было здесь!

   В моем сознании отметился факт, что никто из моих коллег, руководителей каких-либо групп, не посещает никаких других занятий, как бы они не находили на словах это полезным. И Мартынов, и Герасимов, и Маланичев, и Зорин, и Зелененко, да и многие, многие другие, прошедшие когда-то обучение в общем для всех ленинградцев круге эзотерических школ, - ни один из них  не решился продолжать практическое обучение в чужих группах после того, как  сам стал  наставником. По всей вероятности, в своем ложном тщеславии я была не одинока. В группе ТайЧи у Саши я отзанималась ровно год, весь первый год моего личного наставничества, и, все-таки, ушла от него, искренне жалея, что у меня не хватает больше смирения взять от его практики то многое, что ТаЙЧи могла бы мне подарить.

              Продолжение в гл.2  (http://www.proza.ru/2010/12/17/557