Сцена 11

 
 Вечером того же дня лорд Рединг, мисс Смит и сэр Фредерик прибыли в роскошный особняк первой примы Королевской Оперы госпожи Доримены Паскаль. В последнее время ее мучали приступы лихорадки, и она почти не вставала с постели. Моретти дни и ночи напролет не покидал свою богиню и старался хоть как-то отвлечь ее от мрачных предчувствий и гнетущего ожидания смерти. Гордая и независимая на сцене, сильная и высокомерная в кругу завистников, в простой жизни Доримена оставалась обычной женщиной, мечтающей о счастье и любви. Упрямый молодой итальянец смог покорить ее сердце не смотря на ту бездну различий, что зияла между ними: как богатый аристократ, он делал ей незабываемые подарки, а в качестве верного поклонника стал ее опорой, поддержкой, другом и покровителем. Любовь Моретти к стареющей диве была огромна. Рединг знал об этом и не мог не восхищаться силой чувств своего нового знакомого, к которому он уже успел так привязаться.

  Певица приняла долгожданных гостей с великой радостью и почувствовала себя немного лучше.
- Мне удалось выполнить ваше поручение в срок, мадемуазель. Теперь вы можете быть спокойны: эта девушка споет Джульетту в ближайшее воскресенье, - лорд представил Элизу хозяйке дома.
- Замечательно! Я так рада за вас и за ваш театр... Вы ей довольны?
- Безусловно. Просто чудо, что мисс Смит отыскалась среди десятков не найденных и не признанных талантов.
- Сделайте одолжение, сэр. Расскажите все по-порядку, - попросил Моретти.
- Я сообщил Рэмсфуту, что ищу сопрано для вечера у Стаффорда, и он привел ко мне целую сотню голосящих женщин. Разумеется, настолько талантливых, что это бы меня устроило, не нашлось. Тогда я был вынужден отправить запрос в Италию на поиск новой примадонны, а пока довольствоваться тем, что прислал бы сюда Бирмингем. Кстати, завтра я встречаю Лину МакДональд, меццо-сопрано, которую в Опере ждет постоянное место.
- Значит, состав театра обновляется? Думаю, это к лучшему. Старые должны уступать дорогу молодым, - заметила Паскаль, - Шарло, дорогой мой, расскажи, пожалуйста, мисс Смит то, о чем она еще не знает.
- Мисс Смит, - произнес Моретти с бесконечной печалью, - Доримена... моя Дори смертельно больна. Она с трудом играла и пела в последние месяцы, но не могла подводить бывшего владельца театра, мистера Франкмана, который не удосужился найти ей достойную помощницу, если не считать миссис Итан, всегда желавшую самой выступать в ведущих партиях. О тех скандалах, что разворачивались в стенах театра и ее дома, никто не знает, но они подтачивали силы Доримены и вынуждали сильно переживать... Лорд Рединг, клянусь вам, я бы выкинул из труппы эту завистницу и клеветницу, если бы только мог. Сколько раз она желала Дори самого худшего! А во время исполнения «Нормы» и «Лукреции» притворялась такой доброй и отзывчивой! Tempesta! Che diavolo!.. - итальянец не на шутку разозлился, - Простите, сеньорина, но других слов не подобрать!
- Успокойся, Бог ей судья. А вас, девочка моя, я хочу благословить. Пусть Господь даст вам сил, терпения и таланта, хотя они ведь присутствуют у вас, верно? Петь так нелегко, но, думаю, лорд Рединг поможет вам.
- Спасибо, госпожа Паскаль, - фигурантка исполнила почтительный реверанс.
- И всегда помните, дорогая, на первом месте у вас должна быть сцена, зрители, как у любой актрисы... Но вы - не просто актриса, вы певица! И главное в вашей жизни - это музыка. Музыка, запомните!
- Я никогда не забуду, что вы мне сказали.
- Музыка! Музыка! - Доримена повторяла снова и снова, - Если бы я могла посетить премьеру, то была бы самой счастливой на свете. Но вы не откажете мне в удовольствии?
  Элиза смутилась, взглянув на Рединга. Тот одобрительно кивнул. Она прошла в середину комнаты и без какого-либо сопровождения исполнила небольшой куплет из оперы на французском.
- Очаровательное дитя, - прошептала госпожа Паскаль, - Скромная, выдержанная. Прекрасно поет. Вы ведь знаете, милорд, что ей нет цены.
- Безусловно, - отозвался Рединг, - Вас, наверное, не удивит то обстоятельство, что ее мать некогда выступала в Королевской Опере?
  Доримена вопросительно взглянула на директора театра. Лорд шепотом продолжил:
- Перед вами дочь мисс Гарфорд. Дженни Гарфорд, помните?
- Что вы говорите? Теперь... да, теперь я узнаю ее. Невероятно!.. В таком случае, я могу уйти со спокойной душой.
- Мадемуазель, для меня было великой честью работать с вами. Вы навсегда останетесь в памяти людей как великая певица. Такой Лукреции, как вы показали, еще не видел никто, - Рединг поклонился приме с величайшим почтением, - Однако я все же надеюсь, что Господь дарует вам здоровье и силы.
- Вы не хотите прощаться со мной, но все же прощаетесь, - вздохнула Паскаль, сжимая руку Моретти, - Да, я умираю... как Виолетта. Но такова цена, которую я заплатила за сцену, за музыку. Прощайте, милорд. Да благословит и вас Бог... на те добрые дела, что сотворяете для других.

  Элиза допела свои строки, получив аплодисменты присутствующих, и гости удалились, оставив Доримену и Моретти. В тот вечер бывшая фигурантка Королевского театра мисс Смит вернулась домой очень поздно. Экипаж подвез ее до мрачной калитки, и робкими шагами девушка поднялась к себе наверх, отворив скрипучую дверь старого чердака. Пожилые обитатели окраины Ист-Энда уже видели очередной сон, когда через несколько минут после своего прибытия Элиза спустилась вниз.
- Миссис Патери, - тихо обратилась она к жене привратника, - вы можете, пожалуйста, дать мне зажженную свечу?
- Зачем тебе? - нелюбезно буркнула та, - Не видишь, нахалка, я сплю!
- В комнате очень темно, мне нужно посмотреть кое-что...
- На, возьми, только оставь меня в покое. Ночь давно на дворе. Да не устрой пожар!

  Лизетта снова поднялась наверх, но на этот раз возвращаться не спешила. Прошло около часа, прежде чем мистер Патери почувствовал запах дыма, доносящегося с чердака. «Что там творит мелкая курица?», - проворчал он шепотом и с большим беспокойством стал взбираться по скрипучей лестнице, то и дело сам себя подгоняя. Стояла глухая ночь, все дома вокруг погрузились в густой мрак, и только он, бедный старик, должен был покинуть теплую постель и скитаться по темноте из-за какой-то глупой девчонки. Патери неистово ругался по себя, но когда, наконец, отворил дверь в комнату наверху, застыл от возникшей перед ним картины. Мисс Гарфорд лежала на своем ложе в углу, там же, где ее совсем недавно признал Рединг, с открытыми, ничего не видящими глазами, а ее дочь кидала в маленькую печку письма и конверты, вываленные на пол из ящика. Услышав скрип, она обернулась, лицо ее было мраморным.
- Мистер Патери, моя матушка умерла сегодня. Она попросила сжечь эти письма, не читая их, - голос мисс Смит прозвучал неестественно.

  Привратник с трудом кивнул, пораженный увиденным, перекрестился и отправился обратно. Он разбудил свою жену и сообщил ей трагическую новость. Вместе они освободили заваленный проход, чтобы вынести тело, и пошли к соседнему дому за гробовщиком, который также выполнял обязанности местного священника. По-прежнему молча, по-прежнему в темноте. На дворе было холодно и веяло могильной сыростью, особенно в такую ночь. Печальная процессия из нескольких людей провожала великую некогда приму в последний путь. Ни один из них даже не представлял, на чьих похоронах присутствует. Дженни Гарфорд, ставшая безымянной нищенкой, тихо окончила свои дни, зная, что ее дочь обретет долгожданное счастье на сцене и в жизни. Так просто - так печально...

  Мисс Смит пребывала в каком-то оцепенении, словно не понимая, что происходит. Ее большие глаза смотрели одинаково равнодушно на землю, на черное небо, на стоявших рядом людей. Они были ей хорошо знакомы: с самого рождения она знала и семью Патери, и гробовщика из соседнего дома, и его единственного сына Карла, который тоже сюда пришел. Но отношения между ними сложились холодными, как камень, и никогда не принимали другой формы. Каждый из них был для нее чужим. А теперь, со смертью матери, она осталась совсем одна в неродном мире, потому что истинной отчизной Элизы являлся театр.

  Девушка не заметила, как молчаливые фигуры, погруженные в свои мысли и недолго окружавшие ее, тихо разошлись. В темноте виднелся лишь силуэт Карла Файтера.
- Знаешь, Лизетта, я тут давно хотел тебе сказать, - раздался его задумчивый голос, - Да вот времени не было... подходящего...
  Высокий худой юноша с соломенными волосами немного приблизился к мисс Смит. Он был одним из тысяч бледных, замученных с детства тяжелой работой лондонцев, что населяли грязные кварталы Ист-Энда тех времен. Молодой, но изношенный внутренне и внешне, он смотрел на стоявшую рядом певицу рассеянным взглядом, с трудом выговаривая слова, и мял в руках потертую шляпу, похожую на него самого.

- Я парень хороший, ты меня знаешь, честно зарабатываю на хлеб. Мой отец - добрый, порядочный человек... Пусть мы гробовщики, но у каждого свое ремесло. Я тут подумал, что нехорошее это дело... Ведь ты совсем одна осталась, а я твой единственный друг, - Карл снова выдержал длинную паузу после очередной фразы.
- Я не понимаю, - еле слышно ответила Элиза, хотя она и не пыталась вникнуть в то, о чем говорил ей приблизившийся молодой человек, потому что не слушала его слов.
- Ну... в общем... Я сказал обо всем отцу, еще давно... Что мол так вот и так, останется бедная Лизетта одна, может с голоду помереть или заболеть чем, не приведи Господь... А отец мне, значит, и отвечает тогда: «Олух ты, Карл! Женись на ней да и дело с концом». Я человек простой, приукрашивать свою речь не умею... Не то что твои писаки.

  Сын гробовщика уставился на девушку ожидающим взглядом. Он пытался донести до нее нечто важное столь неумело, что она вряд ли бы прониклась его искренностью, но по-другому объясниться с ней Карл не мог. Лишь бы Элиза наконец поняла его! Конечно, момент был выбран самый не подходящий. Но ведь именно сейчас она пребывала в одиночестве и должна была осознать, что в лице молодого человека ее ждала помощь и поддержка. Карл был готов взять ее к себе и любить.
  Мисс Смит молчала. Файтер пытался рассмотреть ее лицо, но свет был слишком тусклым. Наверное, она сомневалась в его словах. Может быть, обдумывала свое решение. Не в силах ждать, юноша заговорил быстро и эмоционально:
- Станешь моей женой и сразу же бросишь эту дурацкую Оперу!.. Все равно ты не выступаешь там нормально, сама ведь говорила... Это только кривляния для богатых, не больше! Твоя матушка оставила тебя, и теперь никакая Опера тебе не нужна. Ну?.. Скажи что-нибудь!.. - он трогательно и робко коснулся ее руки.

  Девушка вздрогнула и отпрянула. Она думала сейчас о чем-то совершенно другом. Карл почувствовал, как от нее веет холодом.
- Нет. Я не могу. На меня столько всего обрушилось за эти дни, как ты не понимаешь? Мне нужно время. Время...
  Юноша вздохнул. Но терять надежду он не собирался.
- Хорошо, думай. Я... я всегда с тобой, - он сделал к ней еще один шаг.
- Мне холодно и пора идти, - она бросила на Карла равнодушный взгляд и поспешно скрылась в темноте.