КРИК

Надоело ждать, надеяться и верить,
Надоело жить одним лишь днем,
Каждый день входить в чужие двери,
Возвращаться в чуждый сердцу дом,
Полный одиночества и плача,
Первобытного и дикого чуть-чуть,
Всетерпенья. Ну а как иначе? –
Вот, опять пытаюсь обмануть
Я себя, ведь тот, кого в нем нету,
Все-то не нашел меня в толпе,
Не открыл мне путь к Амура свету…
Снова замыкаюсь я в себе,
Лишь успев построить полумачту
Изувеченного в шторме корабля:
Я еще ХОЧУ любить, а это значит,
Что пока живу не зря…

Взяв листок бумаги, он попытался сделать самолетик, но ничего не вышло – трясущиеся руки лишь измусолили эту «первооснову», превратили ее в нечто, ужасно похожее на его теперешнюю жизнь… Дааа… Как-то нехорошо получается, нужно что-то делать, избавляться от этого невроза, от всего, что наболело-накипело в душе, от дурацких депрессий, от постоянного чувства одиночества, от состояния «где-то между», в конце концов, от ощущения «дырявой крыши»… Ну, конечно же, нужно каким-нибудь образом соскоблить с себя всю накопившуюся будничную копоть, но КАКИМ?!! Ведь это так удручало его больное сознание, давило ежедневным серым ливнем изнутри… Все-таки решившись сделать уже что-нибудь отчаянное, из ряда вон выходящее, он оставил порядком надоевшее обиталище, вместе с ним своих «тараканов», медленно, но верно превращающихся в некое подобие динозавров, и вышел из квартиры…
Холодный ветер пытался сбить его с ног, зарезать острыми порывами, оглушить пронзительным свистом, но не тут-то было: он знал из утреннего выпуска прогноза погоды, что надеть. Казалось, ничего не изменилось со времени его последней «вылазки», хотя, нет, небо стало еще темнее, затянутое мрачной пеленой угольной пыли и сажи. Да уж, прям, «дыханье сперло»! И он зашагал, ежась от усиливающегося ветра, от своих кошмаров, пытаясь спрятаться в капюшон, как будто кусок ткани мог скрыть его от самого себя…
Никогда не нравилось ездить в общественном транспорте: вечная давка, холодно зимой, душно летом, того и гляди, карманники на тебе разживутся. И в этот раз все было по-старому. В дверях на выходе чуть не выдавили из троллейбуса, но это – полбеды, чуть позже какой-то парень так больно протоптался по ноге, что хотелось развернуться и ударить стулом по его голове, жаль, стула под рукой не было. Развернулся, чтобы «одарить рублем» обидчика, но, о Боже, не ожидая от себя, расплылся в улыбке восхищения. Ну, откуда берутся такие?! Где и делают Аполлонов вроде этого, виновато переминающегося с ноги на ногу?!.. Фигура, черты лица, улыбка – все казалось идеальным… Нет, зачем ты на меня смотришь? Я этого не переживу, мне надоело разбрасываться чувствами, оставаясь потом один на один с пустотой в душе… Почему я не могу отвести глаза?! Это же так легко… И тяжело – он просто утонул в синеве его веселых озер. Не легкомысленных, а именно веселых, полных мудрости и нежности, глаз… Пора выходить. Чуть не проспал свою остановку. Опять увлекся кем-то, кому на меня просто-напросто наплевать, кто даже и извиниться-то не захотел… Ладно, потороплюсь, а то надо же хоть изредка на работе появляться… Темно уже, страшновато, хотя времени еще немного, но, увы, зимой у нас смеркается рано… Все эти мысли так закрутились в голове, что он даже не заметил, как кто-то спросил у него закурить. Опомнившись, достал сигарету и с деланной улыбкой протянул ее незнакомцу. Уже, было, тронулся дальше, но заметил на себе его пристальный взгляд… Не может быть!!! Это же тот самый, с голубыми озерами, вернее, глубокими глазами, короче, тот самый парень из троллейбуса! Но как?! «А спичку можно?» – с усмешкой произнес Парень. Ничего не говоря, протянул подожженную зажигалку, еще раз рассмотрел при трепещущем свете огня Его лицо… Кажется, я влюбился. Но это же абсурд, я даже имени его не знаю… «Меня Димой зовут», – заулыбался Парень, будто бы пробурив его своим игривым взором, внезапно наткнувшись на последнюю мысль… Ну, что же я застыл истуканом?.. «А как тебя зовут?» – спросил Парень, притворившись, что не заметил его замешательства. «Сергей… зовут… меня…». В этот миг Сергей готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не стоять с Ним наедине, пытаясь выдавить из себя что-нибудь вразумительное. Но… не провалился, и, как оказалось в дальнейшем, к счастью…

Сейчас они вспоминали эту встречу, дружно покатываясь от смеха. Сидели в кафе, отмечая «годовщину» самого знаменательного события в их жизни, – два месяца прошло с того дня… А на улице пахнет весной, все оживает, наливается бодрящим ото сна соком, да и ветер уже не кажется таким злобным. Может, еще и любовь «греет». О, любовь! Это странное чувство, иногда именуемое болезнью, закружило их в безумном вихре страсти, и, казалось, не отпустит никогда. Так оно и было. Сразу после перекура тогда, рядом с работой Сергея, не сговариваясь, пошли куда-то, не понимая ничего. Долго бродили по холодному городу, и, спустя часа два, как ошпаренные, наперебой начали расспрашивать друг друга о жизни. Выяснилось, что Сергей работал в одной очень известной фирме дизайнером, а Дима поднялся по карьерной лестнице до менеджера в каком-то магазине электроники. Было просто до неприличия приятно ощущать потом руки обожаемого (уже!) человека на своем теле, когда тот лихорадочно пытался растереть водкой Сергея. В конце концов, не в силах больше терпеть жжения внизу живота, подхватил свою (почему это так сразу стало в порядке вещей?) вторую половину и отнес в ванную… Этого им не забыть никогда, все, как в тумане, но, самое главное, озаренном розовым отблеском расцвета еще одной искренней любви. А дальше строили планы на будущее, делились самыми сокровенными мыслями, любили друг друга, жили полной, счастливой жизнью. Столько прекрасных моментов подарили им те два месяца, проведенных вместе. И сейчас, после бокала обоюдно любимого мартини, было особенно приятно об этом вспоминать. Подъезжая к дому, Дима заметил в окне на кухне свет. Странно, он не мог оставить его включенным: уезжали засветло, поэтому даже светильник в коридоре был без надобности… О, нет! Мама приехала! Что делать? Как же он мог забыть?! Просто столько всего произошло, как тут не забудешь...
Наталья Сергеевна обещала сыну навестить его как раз в начале весны, тогда Дима был очень рад этому, не видел мать уже целых два года. Она все говорила, что работы в школе много, а добираться из новоиспеченной заграницы («надо же было развалить такую страну – СССР!!!, чтоб им всем пусто стало») нелегко, волокиты с документами много, времени нет на это. Долго сидели перед дверью в подъезд, размышляя, как и что будут говорить маме Димы, наконец, решились рассказать всю правду. В квартире было как-то странно, вроде бы, горит свет, а комнаты наполнены звенящей тишиной, будто ни души нет. Прошли в кухню – там никого. В зале – тоже… Подходя к спальне, Сергей услышал тихий женский плач. Не решаясь зайти, постучал в дверь. В комнате все стихло… Немного подождав, собравшись с духом, оба взялись за ручку двери, нацепили на лица улыбки – и шагнули в неизвестное.
Наталья Сергеевна всегда была приверженицей нормальной семьи, где было бы трое детей. Ей так давно хотелось внуков, но первый сын оказался неспособным продолжить свой род, у дочери были одни выкидыши, и посему все надежды возлагались на «младшенького». Так ведь он и пообещал «обязательно родить целую кучу карапузов», но, видно, не судьба. Да нет, как же это не судьба, зря она, что ли, «отдала ему лучшие годы своей жизни»?!.. НЕТ, все это ей просто кажется, ее сын нормальный, «аномалия», как называла Наталья Сергеевна все, что претило принципу «нормальной» семьи, – это просто мираж, плод ее воображения. Ну и что, что на столе в его комнате стоит букет цветов с подписью «Любимому Димочке от Его преданного Сережки». Это же может быть просто шуткой, в конце концов. А что тогда здесь делают фотографии в рамочках, на которых ЕЕ сын в обнимку с каким-то пацаном!!!
В таких думах застали Наталью Сергеевну «ее сын» и «какой-то пацан». Молчание – самая тяжкая пытка, заставляет непроизвольно краснеть, чувствовать себя виноватым… Заговорил Дима, подошел, чтобы обнять мать, та подняла голову, пристально посмотрела на него красными от слез глазами, но все же приняла объятия, ответив взаимностью. А это уже признак того, что еще не все потеряно. За чаем состоялся длинный и нежеланный разговор втроем. Все прояснив, Наталья Сергеевна попыталась разложить по полочкам полученную информацию в своей, привыкшей к математическому порядку, голове, и, кажется, даже начала смиряться с «аномалией». Самое главное – он счастлив, а больше мне ничего и не нужно – и опять слезы градинами посыпались из ее глаз. Дима и Сергей уже вдвоем успокоили кое-как маму, Сергей ей даже начал нравиться, видный такой парень… Хорошо, не зря растила сына, давая ему все самое лучшее, воспитывая, как самого маленького и самого любимого в семье ребенка… Да и человек вроде бы интеллигентный, порядочный – такого б мужа дочке, а не этого алкаша! Ну да ладно, пора и впрямь успокоиться, все одно – этим ничего не изменить, видно же, что души друг в друге не чают. И сразу стало так легко, как будто та давящая напряженность просто рассеялась. Долго еще сидели в кухне, рассказывая о своих делах, расспрашивая о семьях, о том, «как вы тут, бедные, живете-то хоть», о том, кто у Сережи родители; смеялись, радовались друг за друга… Уснули, только когда в окна заструилось предрассветное марево нового дня.
Наталья Сергеевна прогостила целых две недели. Все боялась, что на работе «дадут нагоняй» за столь долгое отсутствие. Расставаться не хотелось, было страшно, что больше, может, и не увидит «свою кровиночку» с Сереженькой, как она стала его называть; даже привязалась к нему, как к сыну. Вот ведь парадокс: всю жизнь казалось, что с ней такого никогда не случится, поэтому всегда смотрела с укором на молодых «аномальных», стоящих на остановках города, а тут вдруг все резко поменялось. Теперь даже думается, что это вполне нормально, ведь какая разница, кто кого любит и как это проявляется, главное, что любит. Счастливую маму Сергей и Дима дружно и весело проводили домой, организовав совместный выход в ресторан. Там опять был смех, слезы (уже не от отчаяния, а от тоски расставания), разговоры, танцы до упада, в общем, «оторвались по полной программе».

После отъезда мамы Дима стал задерживаться на работе все дольше и дольше, пропадая там иногда и на всю ночь. Сергей постоянно нервничал, но верил, что просто у любимого много работы, что у них в компании настали тяжелые времена. Дима приходил домой уставший до смерти, шел в душ, потом жевал что-то, зарывшись в холодильник, и сразу же валился на кровать, погружаясь в забытье. Однажды утром, перед тем как уйти на работу, Сергей тихо спросил:
– Кто?
– Что, кто?!
– Ну, кто у тебя? Кто у тебя кроме меня? Только, пожалуйста, не ври мне, я все пойму…
– Да никого у меня нет, – отмахнулся Дима.
– Тебе даже поговорить со мной некогда, не говоря уже о чем-то большем, я устал ждать тебя каждый вечер, надеясь, что вот сегодня ты придешь хотя бы не в полночь. Почему ты так со мной поступаешь? Разве я заслужил такого отношения?..
– Слушай, мне не до тебя сейчас, извини, мне пора, – оборвав на полуслове, Дима хлопнул входной дверью.
В этот день Сергей не пошел на работу, а, давясь комком обиды, отправился в бар. Изрядно напившись, решил податься в ночной клуб – надо же, как долго я проторчал в этой пивнухе, хех, ничего, пусть поволнуется, если ему вообще есть до меня дело, вот возьму и не приеду сегодня домой… В клубе было, как всегда, много народа, душно, как в бане, но Сергей решил стойко вынести все тяготы и, разомлев от жары и выпитого, уснул на кожаном диванчике рядом с барной стойкой. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо: «Молодой человек, Вам плохо? Может, отвезти Вас домой?» – мужчина лет сорока пяти тщетно пытался привести Сергея в чувства. «Да какой дом?! – Нет у меня его…» – не ожидая от себя, пролепетал Сергей. «Ну, давайте, я Вас к себе отвезу», – предложил мужчина. «Будь, что будет», – подумал Сергей, махнув на все рукой, и произнес: «А, поехали!» После пяти минут колыханий в авто Сергей почувствовал себя нехорошо и решил, что лучше уж болеть дома, чем в гостях. Вежливо попросил мужчину увезти его по адресу, тот согласился неохотно, но подвез прямо к подъезду. Сергей практически вывалился из машины, доковылял до квартиры, провозился с ключом, кое-как «заполз» домой, где его ждал «горячий прием». Не успев ничего понять, Сергей увидел перед глазами мерцающие звезды, потом почувствовал адскую боль, а затем его осенило – ведь это же Дима так «рад» его видеть. Подавив в себе слезы, рассмеялся злобным хохотом:
– И ты тоже здравствуй, любовь моя!
Еще один удар сбил Сергея с ног:
– Так вот как ты развлекаешься в ожидании меня! Что, развеялся?! Натрахался с этим стариканом? Отвечай!
– И вовсе он не старикан, а мужчина в самом расцвете сил! – съязвил Сергей. Ему хотелось чем-нибудь задеть Диму, да так, чтоб ему тоже стало больно. На ходу начал сочинять:
– И, между прочим, очень даже ничего в посте… – очередной удар не дал ему договорить.
– Убьюууууууууууууууууу! – взревел Дима, – я тебе покажу, ничего, шлюха, ненавижу, всю жизнь мне испортил, а ведь я хотел, как и все, нормальной семьи, детей, а не тебя, тварь!..
Так обидно Сергею еще никогда не было, он собрался с силами и сквозь слезы, медленно поднимаясь с пола, произнес:
– Я тебя всегда любил и буду любить, ничего у меня не было ни с кем, кроме тебя, а за твои слова… да пошел ты к черту, урод!.. – и выбежал из квартиры.
Пулей вылетел из подъезда, понесся вдоль улицы, устав, присел на лавку в парке и тихо зарыдал. Казалось, он никогда не успокоится…
Из глубины парка приближалась кучка подростков, ищущих, где бы и чем поживиться, а то еще выпить хочется, да денег нет…
– Эй, дядя, есть закурить?
– …
– Ты че, немой, что ли? Пацаны, а давайте его обшарим?
– Пошли вон, малолетки! – заорал Сергей…

Майские рассветы по-особому прекрасны. Нет ни малейшего движения, ветер еще не поднялся, молодая листва деревьев даже и не начала, подрагивая, пробуждаться от ночного забвения, воздух наполнен ароматом свежести прохладного сибирского утра. Нет ни гари автомобилей, ни шума толпы, все залито ровным холодным светом пробивающегося солнца с одной стороны неба и бледнеющей луны, окруженной чуть теплящимися звездами, с другой. Просыпаться в такое время – одно удовольствие. Принимая на себя неимоверную волну энергии отдохнувшей природы, волей-неволей выпрыгиваешь из бездны темного царства грез…

…Сначала Дима вообще не понял, что произошло: стоял у окна, смотрел, не появится ли его Сережа, весь извелся за этот вечер и ночь. Телефон не отвечает, знакомых всех обзвонил – они его не видели, на работе он не появлялся. Уже думал в милицию обращаться, а тут у подъезда остановился черный BMW, за рулем которого – какой-то старик, и из этой самой машины выкатил Сергей, еле держась на ногах. В Диме все вскипело, заклокотало от ярости: ну, только зайди, мы с тобой поговорим о прекрасном… А потом – все, как в пьяном угаре. Накричал на него, вроде, даже ударил пару раз… И вот, опять он куда-то убежал. Ну, зачем я ему наговорил столько гадостей?! Да он сам виноват – за что боролись, на то и напоролись… Да нет же, я виноват, что так все получилось. Но я ведь хотел, как лучше. Это что же получается? Я кручусь целыми днями, как белка в колесе, пытаюсь сделать все для того, чтоб только ему было хорошо, а он устраивает тут сцены ревности, да еще приперся непонятно с кем под утро… Пытаясь хоть как-то подавить чувство вины, Дима все больше и больше накручивал себя, распалялся, додумывая, чем занимался Сергей в его отсутствие… И не пойду я его искать, пусть делает что хочет! Достал уже! Все, ложусь спать, все-таки на работу завтра, вернее, уже сегодня… Чудо-методика самовнушения сделала свое дело, раздув в Диме титаническую гордыню, овладевающую им целиком и сразу, всем без остатка, не оставляющую ни одного, даже самого темного уголка души для зубастой совести. Окончательно успокоившись, Дима побрел в спальню. Мертвенно холодный шелк простыней встретил его, пройдясь по венам леденящей бритвой одиночества, пускающей кровь даже самым сильным мира сего… Дети… много детей, карапузов… странный парень, ой, оттоптал его руку… да почему руку? – телефон же не звонил… еще надо отчет приготовить на послезавтра… смотрит на меня… тридцать три коровы, тридцать три коровы… это же, вроде, Шаинский, а, может, и Мэри Поппинс сочинила… нет, она не могла этого сделать… значит, я ему тоже нравлюсь… хорошо… проваливаюсь в кровать… скользко, болото какое-то… нет, это озеро… только что была ночь – и уже утро… кувшинка проснулась… красивая, какая огромная – наверно, с меня ростом… и не надо ничего, сижу и любуюсь… что за шум? Поезд идет, но тут их не должно быть, это же вода, как он по ней поплывет без плавников?.. «And I will always love you…» – она еще и поет!.. здорово, но это не она, ой, нет!.. стойтеееееее! Не надо!!!..
Кувшинка от столкновения с поездом разлетелась вдребезги, возвращая Диму в реальность. На тумбочке разрывался сотовый – так вот откуда песня…
– Да…
– Алло? Вы знакомы с гражданином РФ Сафоновым Сергеем Александровичем?
– Да, а это кто?.. Подождите, я ничего не понимаю…
– Дело в том, что он сейчас находится в реанимации, в первом отделении скорой помощи…
Ударом по голове, ножом по сердцу прозвучали эти слова, сняв остатки сна. Быстро собравшись, в каком-то сомнамбулическом состоянии приехал в больницу.
– Его дворник нашел в парке, у него ножевое ранение в области печени…
– У кого, у него? Какое ранение, какой дворник? Что вы мне говорите, нет у него никакого ранения…
– Послушайте, успокойтесь, случай тяжелый, но шансы есть…
– Где он? – одними губами произнес Дима. – Где он? – переходя на крик, встал с кресла в приемной и тут же сел – ноги не слушались, в ушах зазвенело. – Пустите меня к нему!!! Где он?! Отдайте мне его!!!.. – отталкивая дежурного, побежал по коридору.
– Постойте, куда вы? Вам туда нельзя! Сейчас же вернитесь! Он в реанимации, ему нужен покой! Да послушайте же!..
Тут все оборвалось. Пришел в сознание, уже лежа на кушетке. Сразу же подскочил – резкая головная боль. Попросил дежурного, чтобы провели к Сергею. После слезной мольбы дежурный согласился пойти на нарушение распорядка.
– Только недолго!
– Хорошо, я мигом!..
Зайдя в палату, сразу же припал к постели, где неподвижно лежало какое-то подобие Сергея. Бледная кожа, синяки под глазами…
– Сережа, Сереженька!.. Вернись, пожалуйста! Проснись!.. Я тебя Богом прошу, очнись, я все для тебя сделаю! Хочешь, я с работы уволюсь? Будем вместе всю оставшуюся жизнь!.. А дети, да и ладно, не надо нам детей, и без них можно прожить!.. Пожалуйста!.. Ну, хочешь, я на колени встану?.. – прижавшись щекой к холодной руке, упал на колени, продолжая рыдать. – Пожалуйста, прости меня, я дурак, я тебя люблю, люблю больше жизни, больше всего на свете, только не бросай меня!.. Прости, прости, прости!..

Отдаляясь от одра, улетая в Неизведанное, пытался прокрутить в голове все моменты, которые связывали с этим миром, с Ним, которые могли бы удержать его здесь, в больничной палате среди каких-то трубочек, аппаратов, меланхолически белых стен, рядом с тем, кто сейчас надрывно ревел, прижавшись к нему. Странное чувство… Захватывает всего с ног до головы, правда, звучит это сейчас как-то иронично: смотрю сверху на свое тело, а оно – как будто и не мое вовсе… А что же тогда я?.. Что бы то ни было, себя я не вижу. Только чувствую неповторимую легкость, мне так хорошо, хотя нет, все-таки не хорошо, что-то щемит в том месте, где должно быть сердце, видимо, по привычке. Да, вот оно! Наверное, любовь… Любовь вечна, знают все, но понимают суть этих двух слов, только прочувствовав, испытав сей великий дар на себе, поняв, что нет смысла ни в чем, даже в жизни, без любви. Можно ходить по улицам, на работу, на учебу, есть, спать, веселиться, но все покажется просто существованием, не жизнью. Всегда нужен кто-то, ради кого ты это делаешь… Ой, а где это я? Но я же не хотел!!! Просто задумался – и вот, уже я не в больнице, нет, нет, я этого не хочуууууу! Верните меня обратно, к Нему, к моему милому Диме, пожалуйста, умоляяяяйууууууууууу!!..
И это последнее, что оставил во вселенском тлене Сергей, один из многих, решивших, что любовь может все: крик, знаменующий начало жизненного пути… Повиснув в Нигде, он так и не вырвался из груди… А после не было абсолютно ничего… Даже пустоты…