ТО. Глава 3. Неожиданная встреча

Посередине часовни стоял высокий мужчина в длинном монашеском одеянии из грубой серой шерсти. Человек повернулся на звук шагов, и новый хозяин Пейна сразу узнал странника. Гуго встретил его лет пять назад в Испании, в высоких горах, через которые он пытался бежать, преследуемый мавританскими разбойниками после разгрома ими того самого торгового каравана, идущего из Арагона в Кастилию, в котором, волею случая, неопытный еще юноша, оказался одним из охранников.
Гуго вспомнил, как в тот страшный час, лишившийся всего, потерявший надежду на спасение и загнанный страхом смерти за границу вечных снегов, изнемогая от полученных в стычке ран, он уже не мог идти и замерзал насмерть в беснующейся пурге на ледяном перевале, и странный монах, появившийся словно из-под земли, спас его, проведя по тайной тропе к удивительному горному монастырю. Монастырь тот был весьма необычным, не похожим на все другие монастыри, какие де Пейн видел до этого. Гуго пробыл там достаточно долго, но того, что происходило с ним в стенах той обители, как, впрочем, и то, какому святому она была посвящена, Гуго не помнил. Он тогда впал в какое-то странное болезненное состояние, и сознание его помутилось. Должно быть, то были лихорадка и бред, вызванные потрясением от потери друзей, ранами и обморожением. Но добрые монахи выходили его, и в одно прекрасное утро он смог добраться до Хаки (7) , где был зачислен в отряд, идущий на войну с маврами…
Гуго хорошо запомнил только то, что сказал тогда странник, спасший его: «Для тех, кому предназначен путь горний, случайностей не бывает. На их дорогах все происходит к сроку. Не раньше и не позже. Помощь Божия никогда не опережает события, но никогда и не опаздывает». И вот сейчас этот странный монах снова стоял перед ним в тишине древней часовни.
За прошедшие несколько лет странник почти не изменился. Та же стройность фигуры, те же правильные черты обветренного лица, не выдающего возраст: можно дать от сорока до шестидесяти. Все тот же серый плащ с капюшоном и того же мышиного цвета монашеская одежда под ним, та же небольшая дорожная сумка через плечо, тот же самый добротный деревянный посох в руке. Тот же небольшой серебряный крест на груди поверх рясы из грубой шерсти. И тот же алмазный отблеск затаенного огня в голубой глубине ясных глаз. Разве только в аккуратной бороде и в темных волосах монаха появилось чуть больше седины? Впрочем, Гуго и в этом не был уверен. Казалось, что время над монахом не властно. Он весь был каким-то удивительно опрятным, подтянутым и ухоженным и этим совершенно не походил ни на других странствующих монахов, грязных и дурно пахнущих, ни на оборванного проповедника павликианина, совсем недавно встреченного Гуго де Пейном в Лангедоке. Не похож был пилигрим и на приходских священников, носящих тонзуру (8) в половину головы, глаза которых давно утратили блеск. Осанка странника была гордой, глаза блестели, и всем своим видом, правильной речью и манерами этот «божий человек», стоящий сейчас перед молодым рыцарем, напоминал, скорее, некогда могущественного дворянина, удалившегося от мира, нежели простого монаха. Как бы там ни было, де Пейн никак не ожидал увидеть этого человека здесь, так далеко от места их прошлой встречи.
— Приветствую тебя, добрый рыцарь, — первым поздоровался монах и слегка наклонил голову.
— Приветствую и вас, добрый странствующий брат. К сожалению, не знаю вашего имени, но хорошо помню, как вы выручили меня в горах Испании. — Так же вежливо, с поклоном, поприветствовал пилигрима Гуго.
— Зови меня братом Мори. Или просто Мори, если угодно, — сказал странник.
— Какими путями оказались вы здесь, любезный брат Мори? — спросил де Пейн, не сумев сдержать своего любопытства.
— Вообще-то, я прибыл из Труа, чтобы встретиться с тобой, шевалье (9) Гуго де Пейн, — просто ответил брат Мори.
— А я думал, что вы живете где-то там, в Испании, — проговорил рыцарь.
— Я много путешествую, — сказал пилигрим и улыбнулся.
— Но как вы узнали мое имя, ведь тогда, в горах, я, кажется, так закоченел, что даже не представился? — удивился Гуго.
— Тебя хорошо знает один твой тезка, Гуго де Блуа, граф Шампанский, который и отправил меня в это поместье с небольшим поручением, — произнес монах.
— Как, вы знакомы с моим сюзереном!? Но я даже не успел заехать к нему! — удивился молодой рыцарь.
— И, тем не менее, граф уже осведомлен о твоем возвращении в родные края, ибо Господь посылает нам вести вовремя, — сказал брат Мори.
— Что ж, тогда по праву хозяина этого места приглашаю вас воспользоваться кровом и угощением замка Пейн. — Предложил Гуго первое, что подсказывало сердце, хотя ни хорошего крова, ни, тем более, вкусного угощения, у него на самом деле не было.
— Спасибо, буду рад, — произнес монах, которого не пришлось долго уговаривать.

За разрушенными стенами замка Пейн сгущалась вечерняя мгла. С ближних болот дул холодный ветер. Тучи, идущие с севера, наползали на бледную убывающую луну.
Тусклый огонек в верхнем этаже башни едва ли был заметен снизу. В довольно большой комнате с четырьмя узкими окнами-бойницами, около очага, в старых, грубо сработанных дубовых креслах сидели двое. Справа, вытянув к огню ноги, расположился хозяин. Слева, напротив него, сидел гость — таинственный странствующий монах Мори в своем неизменном дорожном одеянии.
Гуго де Пейн время от времени протягивал руку к аккуратно сложенным поленьям, которые он сам нарубил днем из сучковатого, наполовину сгоревшего, длинного бревна-тарана, найденного в замковом дворе, и подбрасывал одно из них в огонь. Он только что рассказал монаху свой странный, повторяющийся сон о всадниках и двух скрещенных грядах облаков, надеясь, что брат Мори, может быть, подскажет, как толковать кресты на знаменах и крест в небесах.
В старом очаге пылал огонь, дым от которого уходил через отверстие в потолке. Багровые отсветы ложились на предметы, непонятными, зловещими тенями плясали на стенах. Монах Мори смотрел прямо в центр огня, широко раскрыв глаза и почти не мигая, как будто видел там, в сердце пламени, нечто, подсказывающее ему странные фразы. Гость говорил медленно, с паузами, как бы дожидаясь пока в глубине очага появится следующее предложение. Приятный густой голос монаха словно зачаровывал Гуго, так, что хотелось слушать не отрываясь и с нетерпением ожидать каждого нового слова:
— Мне многое понятно в твоем сне, добрый рыцарь, и я могу истолковать его. Во сне ты смотрел на небо, а небо означает благодать Божьею. Облака на небе являют препятствия на пути твоем к Благодати, а знак креста, в который во сне твоем облака сложились, кроме всего прочего, обозначает перекресток Путей. И ты сейчас стоишь перед таким перекрестком, ибо вскоре предстоит тебе сделать важный выбор и выбрать направление пути твоего. Во сне тебе была приоткрыта дверь в будущее, и в этом сне ты видел картину из предстоящего тебе на пути твоем. Ты избран для великого и угодного Богу дела. Ты один из тех, кому выпала честь зажечь свет истины во тьме и нести его к цели Возрождения Знаний. Ты сильный, но станешь неизмеримо сильнее. Путь светлого рыцаря лежит перед тобой. И этим путем тебе предстоит идти в земной жизни. Готовься. Впереди ждут тебя великие труды и страшные битвы. Перемены близятся. Скоро соберется огромное войско под знаком креста и уйдет на Восток, в Святую Землю. Реки крови прольются. И ты, сын мой, будешь там.
Монах замолчал, и какое-то время тишину нарушало лишь потрескивание дров в очаге и завывание ветра снаружи башни. Затем заговорил рыцарь:
— Но для чего нужно проливать реки крови? Для чего и какие знания нужно возрождать? С кем биться? С неверными? Но это только для нас они неверные, а для них неверные, напротив, мы, христиане. Я путешествовал и воевал. Пять лет назад, в 1089-м, в Барселоне, по призыву папы (10) я принял крест и в Испании сражался против мавров в королевском отряде Санчо Рамиреса, но война есть война, и она жестока с любой стороны. А до этого, совсем еще юношей, благодаря покровительству и рекомендации графа Тибо Шампанского, я охранял торговые караваны, идущие из Шампани на Юг, до самых мавританских владений. Я был юн и жаждал приключений. Я учился жить у купцов и у воинов, у людей бесстрашных, умудренных большим опытом и готовых на все ради торговли. Готовых даже вести дела с магометанами ради выгоды. И, несмотря на то, что наш караван на пути в Кастилию все же разгромили разбойники, и я тогда чуть не погиб в незнакомых горах, где спасся только чудом, благодаря вашей помощи, добрейший брат Мори, я говорю «спасибо» судьбе, потому что с теми караванами я повидал места вовсе неведомые франкам. Я научился говорить на иберийском языке и стал понимать арабский. На базарах в Валенсии, в Кордове, в Гранаде и в Толедо я мирно беседовал и с маврами, и с арабами, и с турками, и с персами, и с последователями пророка Мухамеда, и с приверженцами учения Зороастра и даже с манихеями. И я убедился, брат Мори, что все они такие же люди и имеют право на выбор своих путей, пусть даже они и не верят, как мы, в божественность Иисуса Христа
Монах внимательно посмотрел на рыцаря, затем сказал:
— Да, ты молод, но видел и слышал уже немало, хотя и понял пока немногое. Поэтому сначала ты должен усвоить, что мир разделен надвое, и научиться различать, что есть Свет, и что есть Тьма, что есть Добро, и что есть Зло. И только поняв причины, ты сможешь сделать сознательный выбор, сможешь решить, хочешь ли ты противостоять злу открыто и тайно? Хочешь ли ты выйти из под власти привычного и познать мир таким, каким он является на самом деле? Решишься ли ты отбросить внешнее во имя Истины?
— О чем это вы? — недоуменно спросил де Пейн.
— О твоем выборе. О выборе между Богом и Сатаной. Сделал ли ты его, человече? Отверг ли ты Сатану? — Задавая вопрос, Мори пристально взглянул на собеседника, и в глазах монаха Гуго увидел странный огненный блеск.
— Разумеется. Мне не нравится Сатана, — ответил рыцарь.
— И только поэтому ты отвергаешь его? А вдруг, ты ошибаешься? Ведь говорят, что Сатана — это падший ангел. Причем, ангел прекраснейший и сильнейший, — произнося это, Мори казался явно заинтересованным темой. «И к чему он задает такие вопросы, если ответ на них ясен для любого христианина?» — подумал Гуго, и ответил:
— Пусть говорят что угодно, но раз Господь отверг его, то и я отвергаю.
— Что ж, в таком случае, твой выбор зиждется на авторитете Господнем, но не на понимании, — сказал брат Мори.
«Какой странный этот монах!» — подумал рыцарь и произнес:
— Но вера и не требует понимания. Главное — верить. Разве не так говорят отцы церкви?
— А имеют ли они право говорить так? — После этой фразы монаха Гуго опешил. Несколько долгих мгновений он не знал, что и ответить, потом вымолвил:
— Вы монах, брат Мори, у вас на груди поверх одежды висит крест (11) , а значит, вам и виднее. Вы гораздо ближе к церкви, чем я. Я же мирянин, простой рыцарь и мало что смыслю в церковных делах.
— И неужели ты никогда не задумывался об основах этого мира? — спросил пилигрим.
— Об основах? — переспросил Гуго.
— Да, да, об основах. О началах и причинах сущего, о цели каждой человеческой жизни и о пути развития всего человечества, о добре и зле, о Боге и Сатане? — продолжал задавать теологические вопросы монах.
— Я полагаю, что об этом все написано в «Священном Писании», — ответил Гуго.
— И что же ты понял из него? Для чего живет на земле человек? Что такое добро и зло? Кто такие Бог и Сатана? — Не унимался брат Мори.
— Ну, человек живет, чтобы плодиться и размножаться. Добро — это христианство, а зло — язычество. Дьявол есть падший ангел, а Господь Бог наш — Иисус Христос, — наконец промямлил де Пейн.
После этих слов молодого рыцаря монах улыбнулся и проговорил:
— Что ж. Ты ответил так, как ответит, наверное, любой обычный христианин, непосвященный в тайны устройства мира.
— О каких тайнах вы говорите, брат Мори? — задал вопрос рыцарь.
— Я говорю о тех величайших тайнах, что сокрыты в седой глубине времени, о тайнах, что спрятаны за словами Священного Писания, я говорю о вещах, давно забытых людьми и недоступных, к сожалению, давно уже, пониманию большинства. И причин тому много, — страстно произнес монах, и в глазах его вновь сверкнули огненные искры.
— Позвольте же узнать, что это за тайны, — заинтересованно проговорил Гуго и придвинулся ближе к монаху, словно опасаясь, что их могут подслушать.
— Всему свое время, друг мой. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе, как зарождался этот мир, как произошло Разделение Сил, как впервые случилась Великая Битва, как в огне минувших эпох бился Свет с Тьмою, как наступали полчища ужаса, как падали ангелы, как погибали в страшных муках величайшие воители прошлого, как уходили в пучину океанов Благословенные Земли, — тихо сказал брат Мори.
— Но откуда вам известно все это? — спросил рыцарь.
— Из истории, — ответил пилигрим.
— Но меня тоже учил истории один пожилой отшельник, и он говорил, что история началась с правителей Вавилонских и с фараонов Египта, а до этого у людей не было ни знаний, ни государств, — сказал де Пейн.
— И твой учитель был прав. История нынешнего человечества начиналась именно так. Но это не первое человечество на Земле. До него были и другие, — произнес странник.
— Как же так? — удивленно проговорил молодой рыцарь.
— С тех пор, когда на Земле в первый раз появились люди, мир изменялся в результате противостояния сил Света и Тьмы уже не однажды, и тьма, к сожалению, победила в последней Великой Битве. И именно потому сейчас мы все живем в мире, управляемом силами зла. А великое и светлое прошлое забыто, ибо память о светлом мире тьма вытравляла тысячелетиями. Очень немногое сказано в Писании о временах Рая, о временах до Потопа, о великих временах Первых Людей. Подумай, какими знаниями они обладали, если Ной смог построить такой ковчег, что не только выдержал ужасные бедствия Потопа, а и позволил спасти всех тварей по паре. Ты только вдумайся, что означает сие. Какой это был корабль.
От неожиданного видения рыцарь даже открыл рот: ему вдруг отчетливо представился великанский корабль размером с гору, почему-то весь из сверкающего металла. А монах, между тем, продолжал:
— Так вот, лишь единицы передавали из поколения в поколение память о прошлом и пронесли крупицы светлого знания через века. И я один из тех, кто еще кое-что помнит и знает. Возможно даже, когда-нибудь я расскажу тебе все, что знаю сам о тех далеких событиях, но сейчас время это еще не пришло. Лучше поговорим о тебе, — сказал брат Мори.
— Да, что уж обо мне говорить! Я только что вернулся с войны, родители мои мертвы, а замок разорен. И я даже не представляю, что делать дальше! — воскликнул Гуго.
— Вот об этом я и хочу сказать тебе. Ибо дано мне провидеть, что путь Рыцаря Света лежит перед тобой. Но путь этот тернист и опасен. Ибо зло повсюду. Глаза и уши властелина тьмы смотрят и слушают из мрака ночного, из коры деревьев, из старых стен, сквозь тела недобрых тварей и злых людей. Смотрят и слушают отовсюду, где есть почва для темных ростков. Ведь все сущее в нашем мире несет в себе как Свет, так и Тьму, как добро, так и зло, как Господа, так и Сатану. И там, где того или иного больше, создается определенная почва, определенная атмосфера, светлая или темная. И каждый человек в своей жизни обязательно делает внутри самого себя выбор между Богом и Сатаной, — произнес монах.
— Значит, и дьявола можно выбрать? — спросил рыцарь.
— И многие, к сожалению, выбирают. Чаще неосознанно. Посмотри на тех, кто убивает невинных, вероломствует, обирает себе подобных, развратничает и богохульствует, издевается над слабостью и глумится над бедностью. Эти люди не дают себе отчета в своих деяниях, они не ведают, что творят, тьма застилает им глаза. Они думают, что выбрали свет и закон, а, на самом деле, ими, как марионетками, напрямую управляет князь тьмы, и хаос разрушения является для них законом. И идут такие люди прямо во врата ада. Душам их уже не спастись, — уверенно проговорил брат Мори.
— Но даже самым закоренелым грешникам церковь отпускает грехи, — напомнил Гуго.
— Церковь отпускает грехи на земле. Но отпущены ли они на небе? Ты можешь это проверить? — страстно произнес монах.
— Но Христос прощал даже тех, кто распинал его, — сказал де Пейн.
— Потому что те, кто делал это, лишь выполняли чужую волю. Но простил ли он Каиафу, простил ли Иуду? Можно простить многих, но не всех. Те, в душе коих не осталось света и доброты, не могут быть прощены, и с таковыми нужно сражаться во Имя Божие, — так говорил странствующий монах Мори. И все, что он говорил, навсегда запечатлевалось в памяти Гуго. Они беседовали долго. Речь пилигрима была пропитана глубоким знанием Священного Писания и философии отцов церкви, но были в ней и моменты, сильно напоминающие учения зороастрийцев, манихеев и катаров о добре и зле, хотя в его устах все это звучало совсем по-другому и гораздо более убедительно.
И в ту ночь молодой де Пейн впервые за долгое время спал спокойно. Он понял, что каким-то необъяснимым образом монах знает о его, Гуго де Пейна, тайных размышлениях и душевных исканиях, но Гуго не удивлялся и не боялся этого. Он чувствовал, и почему-то даже был уверен, что загадочному пилигриму можно полностью доверять. Более того, с появлением монаха, Гуго не покидало странное чувство, что он находится под защитой, и пока брат Мори рядом, не может произойти ничего плохого.

7 Хака — столица королевства Арагон.
8 Тонзура — (лат. tonsura) остриженное место на макушке у католических духовных лиц, символ отречения от мирских интересов. С давних пор существовал обычай, по которому кающиеся остригали себе голову наголо; затем этот обычай переняли монахи, а в VI в. и все христианские духовные лица. Обычай ношения тонзур духовенством узаконен четвертым толедским церковным собором 633 г. Различали два основных вида тонзур: тонзура апостола Павла, когда наголо остригалась передняя часть головы, и тонзура апостола Петра, делавшаяся на макушке в форме кружка.
9 Шевалье — в средневековой Франции одно из обращений к рыцарю, буквально означающее «всадник».
10 Имеется в виду призыв папы Урбана II к крестовому походу против мавров в 1089-м году. Не путать с позднейшим призывом этого же понтифика к крестовому походу на Иерусалим в 1095-м.
11 Крест поверх одежды разрешалось носить только лицам духовного звания.