Грех бомжа Митяя

Крупными  хлопьями  снег  залетал  в  темные  провалы  окон  и  растворялся  во  мраке  и  огне.
Отсветы  пламени  причудливыми  узорами  отражались  на  стенах.
Возле  костра,  разведенного  почти  в  центре  комнаты,  зябко  кутались  в  рухлядь,  принесенную  из  малозначительных  мест,  три  бомжа.

В  костер  неотрывно  смотрел,  завернувшись  в  рваное  одеяло,  тощий  и  долговязый,  похожий  на  жердь,  Африканыч, - Почему  никогда  не  устаешь  смотреть  в  огонь?  Можно  смотреть  часами    в  огонь  и  воду.  Эх,  братцы,  не  видели  Вы  как  на  закате  в  тропиках  море  меняет  свой  цвет,  из  сине - зеленого  превращаясь  в  лазоревый,  а  затем  вода  темнеет  и  становится  почти  черной.  За  борт  залетают  летучие  рыбки,  лови  себе  сачком  и  суши  к  пиву.
Митяй,  ты  когда-нибудь  видел,  как  рыбки  летают?

Плотный,  с  бычьей  шеей,  и  мощными  натруженными  руками,  Митяй  буркнул  что-то  невразумительное,  и  продолжал  готовить  нехитрую  снедь  к  ужину.

- Ну,  конечно,  откуда  тебе  видеть  те  красоты.  Деревня!

- Может  быть,  он  видел  другую  красоту  природы,  которая  ему  больше  по  душе, - отозвался  Профессор,  тщедушный  субъект  в  очках  и  замусоленном  пальтишке.

- Да,  что  Вы  оба  понимаете  в  морских  делах,  сухопутные  крысы, -  Африканыч  пустился  в  свои  извечные  воспоминания  о  прошлой  морской  жизни.

Профессор  снисходительно  посмеивался,  а  Митяй  угрюмо  молчал.

Уже  несколько  месяцев  они  втроем  коротали  свой  век  в  экстримальных  условиях.  Африканыч  и  Профессор  постоянно  вспоминали  свою  прошлую  жизнь,  когда  они  имели  чистые  носки  и верный  кусок  хлеба.  И  с  ними  жили  их  любимые  люди,  которых  они  не  сумели  сберечь.
Они  делились  своей  болью,  чтобы  иметь  силы  и  дальше  жить,  поддерживая  друг  друга.

Митяй  о  себе  ничего  не  рассказывал.  Он  пришел  из  ниоткуда,  и  наверно,   со  временем  уйдет  в  никуда.
Сказал,  что  раньше  жил  в  деревне,  имел  хозяйство,  а  затем  погорел.
Но  товарищем  был  верным,  и  некоторые  обнаглевшие  бродяги,  пытаясь  обидеть  Профессора,  натолкнулись  на  железные  кулаки  Митяя.

Наконец,  Митяй  закончил  свои  приготовления,  и  пригласил  товарищей  к  импровизированному  столу.
Профессор  ахнул,  на  поцарапанной  треснутой  столешнице,  которую  они  использовали  вместо  стола,  были  разложены  на  салфетках:  колбаса  двух  сортов,  сыр,  хлеб,  банки  с  солеными  огурцами  и  бычками  в  томате.

- Откуда  такое  пиршество?

- Да  вот,  остались  какие то  деньжата  от прошлых  времен, -  Митяй  вытащил  из  карманов  куртки  две  бутылки  водки, - сегодня  у  меня  День  поминовения!

Африканыч  вскинулся  было  что-то  сказать,  но  Профессор  предостерегающе  поднял  руку.

- Грех  на  мне  тяжкий!  Не  замолить.  Убивец  я! – лицо  Митяя  затвердело,  и  он  разлил  по  чашкам  водку,  а  затем,  не  дожидаясь  друзей,  выпил  залпом.


-  Три  года  назад  бандиты  порешили  мою  семью,  и  я  один …
Понимаете,  я  один  выжил!  Жена  и  двое  младшеньких  сразу  погибли,  а  старший  жил  еще  несколько  дней.
Лучше  бы  я  сдох,  а  они  жили!  Всё  отдал  бы  за  это!
Потому, что  погибли  они  по  моей  вине,  из-за  моей  тупости  и  упрямства!

Африканыч  поспешно  налил  водку  в  металлическую  кружку  и  вручил  Митяю.

- После  развала  колхоза  достался  мне  целый  гектар  земли,  а  земля  у  нас  на  Оренбурщине  знатная,  богатая  земля.
Вначале  доли  вроде  были  умственные,  а  затем  землю  выделили  натурально.
Но  никто  землю  не  брал,  все  продавали.
А  я  решил  фермерствовать,  я  же  сызмальства  на  земле  хлеборобствую.  Механизатором  работал,  трактористом  и  бригадиром.

И  пошло  дело  ладом,  пять  загонов  сделал,  пристройки  к  дому.
Кредит  взял,  прикупил  овечек,  старый  трактор  взял  и  отремонтировал.
Старший  сын  очень  помогал,  Родька,  ему  тогда  уже  семнадцать  стукнуло.

Помыслил  я  огурцы,  свеклу  и  капусту  выращивать.  Тяжело!  Согласен!
Но  зато  при  удаче  можно  и  хорошую  копеечку  получить.
Родька  у  меня  очень  на  технику  способный  был,  всякие  поливалки  и  сеялки  придумывал.

А  потом  эти  приехали,  толстомордые  со  стриженными затылками,  продавай,  говорят  им  свой  участок.  Их  хозяин  замыслил  строить  коттеджный  поселок  для  богатеев,  и  мой  участок  ему  нужен.  А  деньги  предложили,  просто  на  смех  курам.
Ну,  я  их  и  послал.

Они  опять  приезжали,  два  мордоворота,   я  их  хорошо  запомнил,  и  давай  угрожать, - не  отдашь  землю,  сгоришь  со  всем  своим  выводком.
Тут,  я  не  выдержал,  и  навтыкал  обоим,  еле  уползли.

Милиция  приезжала,  угрожала  судом  за  побои,  и  тоже  посоветовала  продать  землю.

И  такая  меня  злость  взяла,  что  мне  христарадничать  что-ли  идти!  Эту  землю  мой  дед  на  войне  защищал,  а  я  убоюсь  каких  то  зачуханных  бандитов.
Не  понимал  я  тогда,  что  эти  бандиты  уже  всю  российскую  землю  под  себя  прибирают.  Везде  стон  и  плач  слышен,  как  во  время  татарского  нашествия.
А  милиция  от  этих  бандитов  кормится,  а  их  главари  в  правительстве,  а  то  и  губернаторствуют!

Ровно  три  года  назад  в  этот  день  под  утро  загорелся  мой  дом,  я  к  двери,  приперли.  Главное,  черный  ход  и  ставни  окон  также  приперли,  значит, заранее  готовились.

Через  минуту  уже  так  полыхало,   что  ничего  не  было  видно  из-за  огня.
Мальчиков  мы  вынесли  через  окна,  сами  обгорели - жуть,  а  жену  свою,  я  уже  мертвую  вытаскивал.

Что  было  потом,  не  помню.  Очнулся  в  больнице.  Обгорел  сильно,  руку  сломал.

И  мне  сообщают  врачи, - Мужайтесь,  дескать!  Сыновья  Ваши  угорели,  жена  погибла,  старший  сын  в  реанимации.
Родька  потом  в  скорости  умер,  почки  отказали.  В  больнице  нужных  лекарств  не  было.

А  я  здоровый  бугай,  выжил,  себе  на  несчастье!

Месяц  лежал  в  больнице,  милиция  посетила  и  сообщила,  что  в  возбуждении  уголовного  дела  отказано.  Не  нашли  они  состава,  хотя  соседи  мне  потом  рассказывали,  что  бензином  от  горелых  бревен  еще  с  неделю  воняло.

Зато  явились  знакомые  мордовороты  в  больницу,  принесли  купчую,  сказали,  чтобы  подписал,  если  жить хочу.
А  я  как  бы  заледенел,  жить  не  хочу,  но  и  защитить  себя  тоже  не  могу,  еле  двигаюсь.

Подписал  здоровой  рукой,  а  один  из  них,  тот  что  со  щеками  как  у  хомяка,  вытащил  фотографию,  разорвал  в  клочья,  и  говорит, -  это  тебе  на  память,  червяк  земляной.
Я  её  потом  склеил.

Митяй  вынул  из  внутреннего  кармана  и  положил  на  столешницу  небольшую  фотографию,  где  были  изображены  два  серьезных  светловолосых  мальчика  дошкольного  возраста,  улыбающаяся  женщина,  и  крепкий  парень,  очень  похожий  на  Митяя.
А  сам  Митяй  там  был  совершенно  другой,  моложе  на  десять  лет,  со  светлым  и  радостным  лицом.

-  Душу  мне  выжгло  этим  пожаром,  одна  гарь  осталась.

Митяй  с  размаху  ударил  литым  кулаком  по  соседней  табуретке,  и  она  рассыпалась  вдребезги.

- Знакомых  мордоворотов  я  встретил  поздно  вечером,  когда  они  шли  из  ресторана  к  своей  машине.  Узнали  меня,  загоготали,  не  опасались,  значит.
А  я  им  брюхо  вскрыл  этим  ножичком, -  Митяй  с  силой  воткнул  в  столешницу  самодельную  финку, -  сначала  завалил  хомячка,  а  покуда  второй  завозился,  отыскивая,  с  перепугу,  ствол,  я  и  ему  легонечко  вскрыл  брюхо.
Опыт  у  меня  имеется  немалый,  сколько  я  свиней  порешил,  куда  более  достойных,  чем  эти  боровы.

А  затем  смотрел,  как  эти  сволочи,  уничтожившие  мою  семью,  пытаются  удержать  свои  кишки.  Смотрел,  как  они  копошатся,  и  мне  их  было  совсем  не  жалко. И  только  когда  понял,  что  они  отправились  в  ад,  я  ушел.

Их  хозяина,  авторитета,  я  застрелил  через  две  недели,  на  заимке,  куда  он  возил  своих  ****ей.
Сутки  лежал  в  засаде,  не  жравши,  не  спавши.
И  разрядил  дробовик  картечью  ему  в  его  наглую  холеную  харю.  Полголовы  снесло.

Узнали  меня  или  нет,  не  знаю.  Я  надел  лыжную  шапочку  как  в  фильмах  про  бандитов.

Думаю,  у  них  хватало  своих  врагов.
Но  оставаться  мне  там  было  и  не  с  руки.
С  тех  пор  бродяжничаю,  и  не  знаю,  ищут  меня  либо  нет.

Я  не  жалею,  что  убил  этих  гадов.  Иначе,  просто  не  смог  бы  дальше  жить.
Милиция  с  этими  бандитами  была  заодно,  это  я  точно  выяснил.

Но,  гореть  ли  мне  в  аду?! 
Ведь  убивец  я,  тяжелее  греха  не  придумаешь,  три  души  на  мне,  пусть  черные,  но  живые!
Но  не  мог  я  простить  по - христиански,  не  мог!!!


Африканыч  встал  и  заглянул  в  глаза  Митяю, - Это  война,  Митяй.  Не  ты  её  начал.  И  по  другому,  ты  поступить  не  мог  как  мужик,  что  же  спускать  все  этой  падали.
На,  выпей  еще  дозу  успокоительных  капель.

Митяй,  тяжело,  с  надрывом,  заплакал,  как  плачут,  не  умеющие  этого  делать  мужчины.

- Великий поэт  Востока Фирдоуси  сказал  по  этому  поводу, -  «Чтобы  быть  справедливым  возмездье  могло,  лишь  злом  воздавать  подобает  за  зло».
Мой  отец  во  время  войны  уничтожил  больше  тридцати  фашистов  и  не  тужил,  а  Вы,  батенька,  только  троих,  и  расстраиваетесь.

Давайте  ужинать  Митяй,  мы  с  Вами.
А  с  нами  Бог,  как  говорили  в  старину.

Профессор  ободряюще  улыбнулся  своим  друзьям.