Самарканд. Фин. техникум. Вера Горелик. 1948 г

Мемуары моей мамы.
Глава 11. 
 
   Рахмат довел меня до квартиры и сказал, что его ждет Джамал. Он приглашал меня на танцы иногда, но я категорически отказывалась. Во-первых, я боялась к нему приблизиться, чтобы он не привык ко мне прикасаться, а во-вторых, я не в состоянии была покупать часто туфли. Мои одноклассники за лето изнашивали из-за танцев по 2 пары туфель, а я всего лишь одну пару. Я очень экономила, у меня всегда в запасе было несколько десятков рублей на всякий непредвиденный случай.
   Не помню, как я провела Новый 1949-й год. Старалась быть отличницей. Помогала девочкам в выполнении домашних заданий. Ходила пешком к маме в совхоз на выходной день. В субботу мы всегда учились и только 1 день могли отдыхать; но что это за отдых, если в субботу вечером приходишь к маме, переночуешь и надо возвращаться вечером в техникум, чтобы к 8 часам утра в понедельник быть на уроке. Bсе уроки мне нравились, кроме "Финансы и кредит", который прочитав 1 раз, ни за что не получишь 5. Но учитель Иссак Давидович Красный (еврей) был очень любезен со мной и я старалась не подводить его. Я дома всегда пересказывала урок громко, чтобы Шамюнова Рита и Аманова Рано могли что-нибудь запомнить. Когда кто-нибудь из учащихся не мог ответить его урок, он говорил:"Я не понимаю, ну почему же Петрякова Галя знает всегда урок, а ты не знаешь? Ну, что, у нее голова больше, чем у тебя, что ли? Так нет, у нее голова меньше, чем твоя, так ведь?" - обращался он ко всей аудитории. Все молчали. А меня коробило от этих слов. Я не любила, когда меня хвалили учителя. Но, приходилось терпеть. На перемене я говорила всем, что мне неприятно слышать похвалу в свой адрес, поэтому читайте по два раза и если что непонятно, спросите у меня и мы вместе выучим урок. Двоечников у нас было всего два человека: Партизанка и Райка Чехляева, а троечники: Рано и Нафикова, а остальные учились на 4. Те, кто рвался в отличники, дружили со мной.
   Они старались прийти пораньше на урок, чтобы я успела им рассказать, разъяснить то, что они не могут понять. Однажды я открыла учебник по политэкономии и оттуда выпали 25 рублей. Я удивилась, откуда взялась эта купюра, кто мог положить? Это уже было похоже на подкуп. Никто этого не заметил, но я задумалась; все бедные, кроме Нины Ожеговой и Веры Горелик. У Нины мать гл. бухгалтер Центральной сберкассы Железнодорожного района г. Самарканда; она может Нине все рассказать, и "Финансы и кредит", и "Политэкономию" и другое. Остается Вера Горелик. Мама у нее малограмотная, сестренка Софа в школе учится, отец работает модельером на обувной фабрике, он всегда занят, ему не до Вериной учебы. А тем более, я недавно у них была, по настойчивой Вериной просьбе:"Галя, пойдем к нам, хоть один раз в год, все в общежитии к тебе обращаются за помощью, а до меня очередь не доходит, я далеко живу. Пошли, узнаешь как я живу, вместе выучим все уроки."
Я не смогла отказаться. Мне очень хотелось узнать, что это за люди, евреи. Я часто видела на базаре Веру, когда она продавала из-под полы босоножки и туфли. Она прятала от милиции обувь, проходила по толпе, предлагая обувь, тут же сходу примеряли люди и покупали, я видела, за 50 рублей пару. Я виду не подавала, тем более, я никогда ни о чем не спрашивала. Она знала, что я надежная, никому не скажу, не прятала от меня. Все было очевидно. Папа приносил, дочь продавала. Видно, это был у них основной заработок. В воскресенье она продавала по 5-6 пар.
   Мы пришли к ним домой до обеда. Дома была одна мать. Полная, среднего роста, с сединой в волосах, в фартуке до колен, с засученными рукавами платья и в тапочках, типичная домохозяйка. Она с радостью встретила нас у порога, взяла у Веры портфель и, ласково обводя меня взглядом, без конца приговаривала:"Вот хорошо, что вовремя пришли, я уже обед готовлю, папа и Софа на обед прийдут, так что вы свободно позанимаетесь. Это же Галя, да? Я догадалась, Вера мне рассказывала. Вера, помойте с Галей руки и располагайтесь здесь, я вам дам на пол постелить, и пока я приготовлю шницель, вы что-нибудь сперва закусите." Она нарезала нам лук, посолила, добавила уксус, нарезала хлеба и мы с Верой легли на одеяло, прямо на полу и стали макать хлеб в блюдце с луком и уплетать. Мы были обе голодные и моментально съели лук.
   Я предложила Вере заняться уроками, выучили политэкономию до обеда. Мама подала к столу шницель с гарниром, капуста с картошкой, и мне показалось, что вкусней я не ела. Не помню, на первое блюдо что было, а шницель запомнился. В столовой мы иногда брали котлеты, но на шницель, бифштексы, рамштексы денег не хватало. Потом мы продолжили учить уроки. Вера меня проводила довольная за калитку. Домик стоял на отшибе, рядом домов не было. Навстречу шла почтальонша и протянула письмо Вериной маме; мать достала из кармана 3 рубля и дала почтальонше. Так безоговорочно она взяла деньги, видать не в первой. Моя мама никогда не давала денег за письмо. Эта отличительная черта евреев навсегда осталась в моей памяти. Еще мне нравилось видеть их вечером в парке. Их папа, обняв Веру и Софу с обеих сторон, важно гулял и рассказывал им что-то очень смешное. Они были на вид солидные. А мать была всегда дома.
   И вот, вспомнив про все это, я подошла к столу Веры в аудитории и тихо спросила:"Вера, это ты мне положила 25 рублей?" Вера покраснела слегка, видно, боясь, что я ей верну деньги и хитро сказала :"Нет, нет, Галочка, что ты, это твои..." И об этом никто, кроме Лены Коньковой, не знал. Лена меня приглашала к себе, она жила в доме у тети, и старалась всячески меня увлечь, то шипучку делала, то жарила яйца утиные, то спрашивала :"Что ты хочешь, Галя? Может у тебя нет денег на трамвай?" Вот тогда я не вытерпела и рассказала ей про Веру Горелик и 25 рублей которые я так и не нашла кому вернуть. -"А ты мне еще предлагаешь деньги на проезд. Не унижай меня. Если у меня нет денег, то я пойду пешком и с удовольствием."
   Незаметно кончилась зима.