Танки на крышах. Ч. 1, гл. 27 б

               
                27б

         Но какое-то провидение наверное все-таки меня вело. Я наткнулся на страницу с перечнем отелей и номерами их телефонов. Мне они были абсолютно не нужны и не интересны, но я почему-то прочел их все. И тут я нашел! Вот он! «Хараре». «Хараре инн»! Тот самый отель с холодным пивом, который находился за стенкой от офиса Павла! Я вспомнил его название! Оттуда рукой подать!
         Я вскочил, быстро похватал только багаж Павла и, заперев номер, вылетел из отеля с такой скоростью, как будто спасался от погони. Зацепив первого же таксиста, я назвал ему нужный мне отель и развалился на сиденье.
   - Но мне нужен не сам отель, - добавил я. - Там я покажу, куда надо ехать.
   - О’кей, - коротко сказал водитель и, взглянув на меня, как-то загадочно улыбнулся.
         Отель мы нашли быстро. Сделав еще несколько петель по узким улочкам, которые я так и не узнавал, мы все-таки выехали в такое место, откуда я разглядел их дом с зелеными полосками на балконных барьерах. Моему счастью не было предела. Я спасен! Может быть, и Павел успел уже вернуться.
         Залетев на нужный этаж, я ворвался в дом. Железная входная дверь в квартиру днем не запиралась на замок, но войти можно было, только зная, как ее открыть. Я, разумеется, это уже знал. Но в доме оказалось пусто. Не совсем, конечно. Кругом были расставлены знакомые атрибуты их жилья, на полу валялись, как всегда, в полном беспорядке детские вещи и игрушки, но в доме никого не было. Воздержавшись от предположений, я вышел на балкон и, разглядывая знакомый пейзаж, выкурил сигарету. Но и через полчаса никто не появился. Я решил не ждать больше. Разложив сумки на видных местах, я выскочил из дома и опять схватил такси.
   - Отель «Конкорд», - сказал я молодому водителю. - Но там меня надо подождать. Я заберу вещи, а потом назад до этого места. О’кей?
   - О’кей, - ответил водитель, и тоже как-то странно и с интересом на меня посмотрел.
         Но мне было не до анализов. Мы опять попетляли по каким-то улицам и подъехали к отелю «Конкорд». Я быстро поднялся, собрал свой багаж и стал его  выносить. И только тут обратил внимание, что та картонка с луком и стрелами, подсохнув за ночь, подозрительно изменила свою конфигурацию. Я быстро разлепил скотч и развернул картон. Мой самый дорогой и любимый сувенир, видимо, не выдержал хамского обращения при запихивании его в багажный отсек автобуса. Вот почему я слышал тот треск. Лук и одна стрела были  безнадежно сломаны, и реставрировать их не было решительно никакой возможности.
          Я забрал зонт, потом свернул картонку с останками лука и стрел и поставил к стене в углу номера.
   «Прощай, дорогой друг, - сказал я мысленно, помянув его минутой молчания. - Что ж, будем начинать все сначала».
         Вернув ключ дежурному и вежливо поблагодарив персонал отеля, я погрузил свой багаж и самого себя в такси и проделал обратный путь. Таксист помог мне выгрузиться, а потом назвал цену, от которой я на мгновение замер. Но торговаться не стал. Сознание того, что я все-таки выпутался из этого безумного «лабиринта», оказалось выше. Таксист газанул и вскоре скрылся за ближайшим углом.
         Я кинул взгляд на сумки и чемодан. Весь мой багаж можно было тащить только четырьмя руками. Даже пятью, потому что большая сумка с содержимым весила килограмм тридцать и требовала двух рук, как минимум, причем принадлежащих разным людям. И все это на пятый этаж? Что это я там говорил о порохе в дубайском «аэростадионе»?
         Но стоять, бесконечно разглядывая свои сумки и мечтая о каком-то подъемнике, сказочном ковре-самолете или возможностях Геракла, было глупо. Я схватил две сумки, те, что полегче, и донес до первых ступенек лестницы. Поставив их там на виду, вернулся и взял тяжелую сумку и чемодан. Донес, несколько раз больно стукнув себя сумкой по лодыжке. Затем опять взял две первые сумки и поднял по лестнице на полэтажа до площадки. Вернулся, опять взял большую сумку и чемодан. Это оказалось шире пропускной способности лестницы. Сумка терлась о стену, а чемодан застревал в решетке перил. Перемена мест слагаемых сумму не меняла. Пришлось оставить чемодан. С трудом, но поднял сумку. После нее чемодан показался мне кошельком. Теперь все это предстояло поочередно, опять в три ходки, поднимать еще на один пролет, до второго этажа.
         Так постепенно, с короткими передышками, я поднялся до третьего этажа. Но уже пошатываясь и стуча по стенам, перилам и лодыжкам всеми углами всех сумок и чемодана. И вдруг, когда я с теми двумя сумками уже стал подниматься на следующий этаж, там открылась дверь и из нее стала выходить целая арабская семья из пяти человек. И все, включая двух детей и старушку-маму кого-то из родителей, примерно 56-го размера. А папаша может быть даже и 60-го. И они, и я остановились и уставились друг на друга. Разминуться на узкой лестнице возможности не было никакой. Но главное – их было больше, и среди них женщины и дети. А кроме того, они были у себя дома, в своем городе, в своей стране. Мне ничего не оставалось, как спуститься на предыдущую площадку и разнести свои баулы по стенам и углам. При этом даже молодой и крепкий папаша не сделал ни малейшего движения, чтобы мне чем-то помочь. Они молча наблюдали за мной, и когда я, выпрямившись, жестом показал, что путь свободен, продолжили свое шествие. Уже спустившись ниже, та широкая бабушка что-то сказала, из-за чего вся семья, не останавливаясь, но обернувшись ко мне, дружно рассмеялась.
         Я присел на одну из своих сумок и перекурил. На лестнице было тихо. Предстояло пройти еще два этажа, и надо было двигаться.
         Когда я уже донес большую сумку до последних ступенек последнего этажа, произошла еще одна из тех хреновин, которые по законам случайностей иногда вторгаются в нашу жизнь. 
         Мои руки уже не держали крепко, и рукоятка сумки выскользнула из моих ослабевших и онемевших пальцев. Подпрыгивая и издавая громкие звуки, моя сумка покатилась по наклону вниз и, набрав приличную скорость, врезалась в угол чемодана, все еще сиротливо стоявшего внизу. Чемодан из прочной пластмассы с закругленными углами, будучи гораздо легче сумки, проделал какой-то немыслимый пируэт с переворотом вокруг всех своих основных осей и, приобретя сообщенную ему энергию, громко обстучал стены и двери площадки, а потом, нaбирая скорость, помчался по следующему пролету на следующий этаж.  Не вверх, конечно. Я бросился за ним вдогонку. Долетев до площадки, чемодан еще раз проделал ту же хулиганскую выходку и бросился еще ниже, потом еще.
         Если бы не тот самый молодой отец семейства, которому вдруг приспичило за чем-то вернуться, мой чемодан мог бы беспрепятственно скользить до самого низу. А может быть, и до такси.
         Увидев с грохотом летящий на него чемодан, араб не выставил ногу, как это делают футболисты, и не отпрыгнул в сторону, как это сделал бы я на его месте. Ему почему-то пришло в голову, что достаточно подпрыгнуть и пропустить этот «снаряд» под собой. Но прыгать он прекратил, по-видимому, еще в ранние школьные годы, когда был максимум 44-го размера. Высоко и на продолжительный промежуток времени подпрыгнуть у него не получилось, поскольку его вес абсолютно соответствовал габаритам. Чемодан, обладая достаточной кинетической энергией, просто отодвинул кзади его ноги, которые на долю секунды воспарили в невесомости. Араб грохнулся всей своей тушей на брюхо, а чемодан оказался под его ногами. Их веса хватило, чтобы окончательно лишить его той самой энергии, и он, наконец, остановился. В этой позе и застал их подбежавший я.
         Араб еще какое-то время сверкал на меня гневным огнем своих черных глаз из-под черных бровей и «из-над» черных усов и бороды, а потом стал медленно подниматься, перевалившись на бок. Воспользовавшись этим, я выдернул из-под его ног своего беглеца и, принеся поверженному не одну тысячу извинений и благодарностей, с неожиданно откуда-то взявшейся прытью, через ступеньку побежал наверх. По дороге мне встретились те, кто на громкий стук в их двери выглянули на лестницу, но никого не увидев, недоуменно застыли в проемах.
         (Шуток нашей хулиганистой ребятни в Африке не понимают).
         Я летел наверх со своим чемоданом и только коротко кидал:
   - I am sorry!
         Додумывать остальное я предоставлял им самим.
         О себе, как о живом существе, я с помощью своего чемодана заявил сразу почти всем жильцам этого дома.