Сердцем своим я пулю словил. Глава 4

     начало:  http://www.proza.ru/2010/12/15/886               

                «Сердцем своим я пулю словил…»


                Часть 2


                Глава четвертая


                1

    Согласно всем законам жизни Олег Шарипов должен был умереть. Но война и человек на ней не всегда подчинены обычным законам жизни…

     Ранним утром хирурги вновь были в реанимации.  Раненый советник уже пришёл в себя,  а вот старший лейтенант Шарипов по-прежнему балансировал на грани жизни и смерти. Решено было ещё оставить его на аппарате искусственного дыхания.
 
-Мы сделали всё, что могли. Теперь единственная надежда на молодой организм этого парня.

   Иван Владимирович дал ещё несколько указаний анестезиологу-реаниматологу капитану Гренцу и стремительно вышел из палаты. Невский и Копытов поспешили за ним.  Начинался новый рабочий день, другие раненые, заполнившие отделение, тоже нуждались в перевязках и уходе.

   Каждые два-три часа Невский забегал в реанимацию, но Семён Гренц  неизменно отвечал: «Никаких изменений. Состояние стабильно тяжёлое».
 
    Вечером всё же перевели Олега на самостоятельное дыхание. Это была первая обнадёживающая новость.

  Трое суток прошли в тревожном ожидании.

   Олег пробуждался долго, медленно, словно всплывал на поверхность после  глубокого погружения. Сознание прояснилось, и он открыл глаза. Ослепительно белый потолок. Белое, настоящее окно.  Шарипов  решил, что приснился родной дом – уже много дней, просыпаясь утром, видел только брезентовый свод палатки или высокое звёздное небо.

   Олег скосил глаза, увидел несколько коек, на ближайшей к нему кто-то спал. Сразу понял: госпиталь. Перед глазами возникла картина последнего боя: он первым выскочил из укрытия, за ним бойцы его взвода. Все они рассылали свинцовые потоки в двигающихся навстречу душманов.  А что потом?  Сердце тревожно заныло.
 
    «Меня ведь ранило! Иначе, почему бы я оказался в госпитале!   И, кажется, мне здорово досталось – всё тело стало одной большой раной. И слабость. Чудовищная слабость», - Шарипов попытался пошевелиться, но не смог. В то же мгновение острая, оглушающая боль скрутила тело. Олег переждал, пока улягутся её пульсирующие токи.

   Он устремил взгляд в потолок, пытаясь удержать в поле зрения этот белый квадрат. Удержал. Только размылся цвет его, стал вроде пустыни.

  На соседней кровати заворочался и глубоко вздохнул сосед. Шарипов вновь скосил глаза, увидел устремлённый на него взгляд, покашлял немного и произнёс:

-Браток, не сочти за труд, кликни сестричку. Пить охота.  Невмоготу.

   Сказал, и сам испугался своего тихого и скрипучего голоса. Но сосед понял его и крикнул:

-Сестра!

  В тот же миг на пороге возникла женская фигурка.

-Дай попить, сестричка, - уже более уверенно произнёс Олег.

   Девушка тихо ахнула, всплеснула руками и подбежала к раненому. Взяла с тумбочки поильник и поднесла к губам  офицера. Он сделал два глотка и с благодарностью моргнул. Потом добавил: «Милая, принеси зеркальце, хочу взглянуть на себя».

   Сестра-анестезистка Зина Митячкина кивнула и выбежала из палаты. Она вернулась не одна, а с целой свитой мужчин в белых халатах.  Высокий врач  приблизился к кровати, взял за руку и, слегка заикаясь, спросил:

-К-к-как  дела, г-г-герой?

-Нормально. Только слабость сильная.  Всё кружится перед глазами.  Что со мной было?

-Тебя ранили пулей  в г-г-грудь  четыре дня назад.  Мы тебя прооперировали. Теперь всё будет хорошо. Набирайся г-г-главное сил. А мы тебе поможем.  А теперь спи, а зеркальце тебе Зиночка  завтра принесёт. Договорились?

  Олег слегка кивнул и закрыл глаза. Сон быстро смежил его веки.

   Он уже не слышал, как Иван Владимирович  обсуждал с Семёном Гренцем новые назначения лекарств для него. На лицах врачей  тревожное ожидание уступило место радостным улыбкам.  Но окончательную победу пока рано праздновать.  Это понимали все.

                2

    На седьмой день Шарипов  уже хорошо и уверенно говорил.   Стал выпивать по полстакана чая или компота в сутки. По-прежнему ему переливали одногруппую кровь и кормили питательными растворами через вену.   А однажды он даже попросил сестру подать ему маленький кусочек хлеба.  Незабываемые ощущения!

   Олег опять начинал чувствовать вкус к жизни. Давалось это ему легко. И даже, сам не зная как, он находил её ещё более знАчимой, чем раньше, нежной и золотистой, поджаренной в самый раз, как этот кусочек хлеба, хрусткий, упругий на зубах и тающий на языке. Аппетит воскресшего.

   На двенадцатый день  у постели Олега собрались все врачи хирургического отделения. К тому времени он был уже переведён из реанимации в послеоперационную палату.

-Привет, Олег, - Иван Владимирович осторожно пожал раненому руку. – Как  наши дела?

-Более-менее.

-Хороший ответ. Будем готовить тебя к отправке в Союз. Я уже заказал борт прямой. Наверное, через неделю и отчалишь.

   Борисов отогнул одеяло и стал рассматривать шов на груди.

-Чудненько. Всё зажило первичным натяжением. Мы ему когда швы сняли, пару дней назад? – начальник взглянул на Невского.  Тот кивнул головой. – И наденьте вы, Нина Ивановна, на него трусы. Вы старшая сестра или кто?  А-то он у нас, как Аполлон возлежит, девок наших смущает.  Так ведь, Зинуля? Ты, Олег, ей шибко понравился, гляди, как она тебя глазами «пожирает». Боюсь, Олежек, отобьёт она тебя у жены твоей.

   Девушка густо покраснела и спряталась за широкую спину старшей сестры отделения. Все засмеялись. Начальник аккуратно укрыл Олега одеялом:

-Вопросы к нам есть?

-Вы так и не сказали, какое у меня ранение было.

-Не буду скрывать, Олег, очень тяжёлое ранение.  Пуля попала в твоё сердце.

-А где эта пуля? Подарите мне её.

-Увы, не можем. Она так и осталась там.

-В самом сердце? Но такого не бывает.

-Бывает. Наши возможности госпиталя не позволили пулю достать. Нужен аппарат искусственного кровообращения. Вот поднимешься на ноги, окрепнешь, потом в любом центре сердечно-сосудистой хирургии  тебе её извлекут.

-Как же мне теперь-то жить с пулей? Выходит, сердцем своим я пулю словил… Положение безвыходное.

-Нет, я бы сказал иначе: Пуля нашла твоё сердце. Ты должен жить дальше. А там уже всё будет зависеть от характера – сумеешь ли начать жизнь заново. И время здесь не поможет. Нет, время не может излечить полностью, оно лишь способно вернуть человека к жизни, поставить на ноги. А как сказал кто-то из писателей, «безвыходным мы называем такое положение, единственный и правильный выход из которого нас почему-то не устраивает». А в твоём случае выход есть – ты должен забыть о пуле.  Не думай о ней. Читай книги, пока живи жизнями книжных героев. А поднимешься на ноги – активно включайся в труд.  Чем больше ты будешь работать, тем лучше и легче тебе будет. Помни об этом, и как следует, за работу берись.

-Да я не большой был любитель читать.  Всё спортом занимался. А тут такой удар судьбы. До книжек ли? А на счет работы пока и думать боюсь. Но ваш совет запомню.

-Это хорошо, что спортом. Он и сделал твоё сердце крепким и выносливым. Вон как пулю твою проглотило и не подавилось. Я вот, наоборот, книги читать люблю. Много хорошего из них почерпнул. Даже взял за правило выписки понравившихся мыслей делать.  Ты тут удар судьбы упомянул. Так вот, кажется, Бальзак по этому поводу писал: «Удар судьбы подобен  удару балансира на монетном дворе, он выбивает на человеке его стоимость». Вот и покажи всем, что ты не три копейки стоишь.  Кстати,  ты не один такой уникум. Сейчас тебе Михаил Васильевич  иные примеры поведает.

   Копылов покашлял и обстоятельно рассказал о подобных случаях, добавив много неожиданных подробностей, явно придуманных только что для того, чтобы  вселить уверенность Олегу. Это удалось – взгляд Олега повеселел.

-Ладно, мы пойдём. Да, а книгу тебе доктор Невский подберёт для чтения. А ты помни, что я тебя предупредил на счёт наших девчонок. Ох, и горячие они. Не поддавайся на их уговоры, а-то на танцы тебя потащат. Знаю я их. Я вот Зине обещал жениха подыскать, но от каждой кандидатуры нос воротит, а тобой, смотрю, заинтересовалась. Но твоё-то сердце занято, и не только твоей женой, но и пулей.

  Иван Владимирович подмигнул и вышел из палаты, за ним вышла вся группа в белых халатах.

   Так, наверное, и надо жить на земле. Не оберегать человека, стыдливо обходя его горькую беду и умалчивая о произошедшем, а говорить ему прямо в глаза и при этом грубо шутить. В этой грубости, в самом этом тоне человеку, наверное, нет обиды. А обида, по-видимому, всегда есть в другом: в твоём сострадании, в твоей мягкости, в жалости…


                3

         Разговор о жене взволновал Олега. Все предыдущие дни он старательно избегал мыслей  о ней.  Сейчас  Шарипов отчётливо понял: только любовь может удержать его на этом свете. Это он понял  каким-то бессознательным чутьём. Эх, Люда-Людочка, как далеко ты сейчас.

   Незадолго до ранения старший лейтенант на досуге прочитал сильно потрёпанную книжку, которую нашёл в боевой машине пехоты. Сейчас он вспомнил этого лейтенанта Травкина  из повести Э. Казакевича  «Звезда». Так же, как и он, Шарипов писал домой письма жене и родителям уже после рейдов. Что же он напишет им теперь?

   Обычно сообщал, что служба идёт нормально, настроение бодрое, просил не беспокоиться. Странно, но мама каким-то образом узнала о его первом ранении. «Материнское сердце всё чувствует, - писала она. – Пиши всё как есть и береги себя. Зря не рискуй».

    Олег, конечно, понимал её материнские чувства. И, рассказывая ей в письмах о солдатах, о сослуживцах вдали от Родины живших одной семьёй и выполняющих одну задачу, задавал себе вопрос: «А имел ли он право не рисковать?»

    Да, они жили здесь одной семьёй. В Афганистане всех русских, всех украинцев, всех литовцев, узбеков, таджиков, казахов зовут одним словом – шурави. В глазах других народов мира все мы давно семья единая, одна семья. Наши истинные друзья давно не делают различия между нами. За это нас любят и уважают друзья, за это нас ненавидят и смертельно боятся враги наши…

   Вот и его родители прожили много лет в счастливом браке, не смотря на различие в национальностях. Его отец Рахман родился в полуразваленной сакле у станции Бырказан, неподалёку от Кзыл-Орды. Здесь, в родном кишлаке, он познакомился с белокурой девушкой Лизой, которая стала его женой. Война застала его во Львове. Он собирался в отпуск, о чём написал жене, и с нетерпением ждал приказа. Но отпуск был отложен на многие годы. 22 июня под городом Рава-Русская принял первый бой.

    Фашистские автоматчики появились неожиданно. Но атака врага была отбита. Эта маленькая победа вселила уверенность.

    Потом – окружение. Немцы расстреливали их из пулемётов, забрасывали бомбами и снарядами, утюжили танковыми гусеницами. Рахману Шарипову  было поручено отвечать за полковую документацию. Он осознавал, что сам может умереть, но документы в руки врага попасть не должны. Уверен был, что завтра подойдут наши войска и отбросят фашистов. А пока он с несгораемым ящиком пробирался на восток.
 
   На семнадцатые сутки они вышли из окружения. От полка осталось меньше роты. Когда Рахман разыскал штабную землянку, начальник штаба части майор Жавлиев  не поверил своим глазам:

- Шарипов? А мы тебя в без вести пропавшие записали.

    Майор взял со стола толстую пачку похоронок и одну из них протянул лейтенанту:
-Сохрани, Рахман.

  Но  он разорвал бумажку на мелкие части и выбросил в окно.

    Шарипов-старший мог  умереть сотни раз.  Когда ходил в ночную разведку. Мог просто замерзнуть на сорокоградусном морозе.  Но за ночь  прошагал десятки километров по пояс в снегу, обморозил уши и щёки, он добыл нужные сведения и получил благодарность от командира дивизии.

       Он мог умереть, когда водил в штыковую атаку артиллерийский дивизион. Утром 26 ноября 1941 года Шарипова назначили начальником штаба дивизиона 122-миллиметровых гаубиц.  Офицер успел прибыть в расположение подразделения, узнать, что несколько часов назад погиб его командир, из трёх комбатов в живых только один, в расчётах осталось по два-три бойца, а снаряды почти на исходе. И тут фашисты пошли в атаку.

   Он выскочил из окопа, за ним бойцы-артиллеристы, и остановили немцев у безымянной высоты «на Калужском направлении». А точнее говоря, у самой Москвы.  И лишь после атаки Рахман вдруг заметил, как безжизненно болтается левая рука и потемнел, потяжелел рукав шинели. От потери крови он потерял сознание.
 
    За войну Шарипов был ранен ещё дважды, но каждый раз возвращался в строй. Войну закончил в Берлине.  А потом была дорога домой.  И встреча с любимой женой.   Родились дети. Старший сын и дочь выросли и вылетели из родного гнезда, живут в разных частях большой страны. Младший Олег  последним покинул отчий дом.

   Отец часто рассказывал сыну о своём боевом прошлом, поэтому так хорошо знал Олег его ратные подвиги.


= продолжение следует =

http://www.proza.ru/2010/12/18/820