О совести и страхе. небесная парочка, ч. 3

     Вообще в селе народ был добрый и честный. Один их случаев поучительной щедрости и честности поверг девчонок однажды в приятный шок. Одного из кавалеров, Васю, девчонки  попросили сводить их на чей – нибудь огород, чтобы они могли вдоволь нарвать, а точнее сказать - наворовать, морковки и репы. Он неожиданно быстро и охотно согласился. Девчонки даже успели подумать, как легко он согласился на не очень хорошее дело.
     Привёл он их на огороды, которые были разбросаны в конце села.Нарвали девчонки морковки и репы, возвращаются домой, а совесть–то покоя не даёт:чужое всё–таки взяли. Идут, мучаются угрызениями совести, а кавалер их спокоен как удав, даже счастлив. Во, думают, какой! Решили спросить, не жалко ли ему тех, на чей огород их водил. Нет, говорит, не жалко. На свой, признаётся, огород водил вас. Для вас, говорит, ничего не жалко, больше живота не съедите, да и на вашу жадность посмотрел. 
     Призадумались они, прилично ли вели себя, совсем устыдились. Устыдились,потому что о нём плохо думали сначала, а ведь сами шли на плохое.
 Мама Васи,обнаружив пропажу, подняла шум, рассказывала соседкам, что кто–то в её огороде покуролесил. Соседки сказали, что их огороды целы, никто на их урожай не посягал. Мама Васи ещё более запечалилась, пытаясь угадать, что это за напасть на неё свалилась, кто это, а главное, за что на неё такой обозлённый, решил рассчитаться таким странным образом. Девчонки не выдержали, сжалились, рассказали ей, как было дело. Поругала она Васю, а сама довольна, что он таким успехом среди девушек пользуется и, что на чужой огород не повёл своих подружек, не устыдил её перед соседками.

     В комнате, куда поселили Леду и её подружек Катарину и Ольгу,было всегда чисто и даже как–то возвышенно. Хозяйка, сухонькая приветливая старушонка, жила через коридор, в другой половине дома. Говорили, что сын у неё блаженный, несколько лет назад подпалил дом. Старушку удалось спасти, а дом сгорел дотла. Совхоз старушке отстроил новый дом. Сыну дали условный срок заключения и отправили на поселение в Эжву.
     За приезжавшим изредка сыном старухи всем миром устанавливали тайный и явный контроль, на всякий случай грозили ему всякими карами.
Да что блаженному… Он в свою очередь грозил всем изнасилованием, но был тщедушен, хиловат, убог, поэтому его слов всерьёз никто не воспринимал. Напоминали ему при случае, будто отвешивая пощёчину,о том,что его силы хватило лишь на то, чтобы в ненужном месте в ненужное время чиркнуть спичкой. И тут же строго стращали:-Вот ещё раз чиркнешь и всё:  секир башка. Больше совхоз не расщедрится. Сидеть ты и так сидишь, потом отстреливать  придётся…  как крайне неисправимого.
     Сын старухи впадал в уныние, начинал бормотать что–то из Евангелия,возведя глаза к небу и сложив руки на груди лодочкой.
     Хоть и не боялись девчата блаженного сына, приехавшего погостить к матери, но на всякий случай по одной в доме старались не оставаться:бережёного, как известно, бог бережёт.