Тяжелые ангелы, как они есть 4

ДНЕВНИК СМИТА-37

«25» октября 2010 г.
6 утра. Я выспался давно. Хождения по сугробам укорачивают сон. Лучше, чем рейнджеры, обстановку на границе не знает никто. Сегодня пойду на скалы (или к валунам) выбивать тезисы, выжигать огнеметом постулаты белого человека: Боль не вечна. Умирать не больно. Умирать без сожаления. Умирай молча. Умри, но не сдохни! Но в жизни киноэпопея Смита еще только начинается. Ты устойчивой базы дух...

Люди в черном – арктические войны. Одежда мобилизованных должна быть черной! И побеждают всегда ландшафты. Несоблюдение параграфа – это запущенность ситуации. Запись в Личное дело. Жизнь есть опасный план. Попробуйте сбить боеголовку с Траектории – не получится. Если боеголовка будет ядерной, то она сдетонирует в любом случае. Попробуйте сбить новую, прорывную, тяжелую, жидкостную баллистическую ракету шахтного базирования.

В философии, музыке, литературе давно пора освободиться от зоологических ветвей, подправить карты блокировки. Безусловно, метафизик леса иногда тоже «человек». Но, тем не менее, он не должен участвовать в антибелых проектах.

Железобетонные столбы. Кодекс, рассеченный трассером. Дикая Ницшеанка на «новозеландских», опасных территориях (Sleeping dogs, 1977). Тяжелые ангелы, по зигзагообразной траектории. Там (то есть здесь) – и нежность, и чистота, и человечность. Танцующие принцессы, выскакивающие из воды. Подводный старт в наклонном положении. На инфразвуковой частоте. Отсечение баскервилей на подступах к Побережью. Рассредоточение павианов. Топор первобыта. Вывести разгонный блок по уровням дарования (а чистота человеческая – это дарование!) – вот чем сегодня нужно заниматься. А то одни жабы, равнины, нет полета и географии. Новая раса нужна. Высокая идея и, не «побоюсь» этого слова – высокая мораль как кристально чистый источник (вернее отсчет) информации. Мораль нашего времени – это устройство для умертвления животных. 

У застывших героев нет отношений. Помнится, у ранних французских экзистенциалистов в ходу был термин «бескорыстное действие». С тех пор, как «со всего размаха» (!) ударили тяжелой граненой бутылкой по хрустальному черепу Холтоффа, олицетворявшего зло (как тут не вспомнить Chrystal Night, которой не было), – многое изменилось. Хотя мир и не стал светлее, но был создан интересный, литературно-кинематографический прецедент. Здесь нет голой, онемевшей фотографии, здесь действительно снимают Кино! Поэтому, уже сегодня, пора говорить о «безупречном действии»: «Штирлиц поднялся, не спеша подошел к Холтоффу, тот протянул рюмку, и в этот миг Штирлиц со всего размаха ударил Холтоффа по голове тяжелой граненой бутылкой». Рейнджер, делающий триумфы. Культовый персонаж. Триумфатор Смит.

Итак, знаковый Холтофф был наказан безупречным. Легенда о хрустальных черепах: хрустальный череп – это экзотический предмет. Аукционный дом ошибся. 

«26» октября 2010 г.
Никогда не понимал женщин в золоте, алмазах и сапфирах, но без элементарной гигиены, во всех смыслах. Не все золото, что блестит. Разлагаясь на ходу. Иногда поражают «современный» цинизм, удушающая новонаркотность, барханы. Вульгарность и натурализм – вот что поражает в феминистках (современных солдатских куклах). «Не бейте женщину кнутом!» – сказал классик. И я спрашиваю себя: куда мы идем? Негритячья музыка – лиловый Нюрнберг – лиссабонский сговор, – это все один, знакомый ряд. Зато Кристофер Местос – герой-разведчик нашего времени. Александр Белов – Иоганн Вайс.

Действительно, теория опасности уже создана. И ядерный, действительно европейский, военизированный (а именно – экзистенциальный) опыт по Дневникам возможно проследить. С этой мысли начинаются Тяжелые ангелы, как они есть. В том виде, в каком я застал Экзистенциализм – русский, французский и в меньшей степени американский (экзистенциальный) позитивизм, – меня не устроил. Русско-французскую слабость я увидел в стенаниях и рефлексии, в том числе боготвари. Но попытки перебить на философских тропах «тварь дражащую» были. Кстати, мой заключительный вопрос в «Экзистенции» о новых именах на экзистенциальном небосводе остался без ответа. И это странно. Была вспышка. Были имена. Все. Имен больше нет.

По-прежнему методично разворачиваются тезисы автобиографической новеллы (или философского очерка) – Реванш. Это работа-тевтон. Она так задумывалась, такая есть и такой же и останется.

Сколько еще осталось у тебя резервных дней? Но это неважно. Когда экспедиция начата – нет смысла оборачиваться назад. В твоем распоряжении весь мир. Белый фосфор как воплощение. О «резервных днях» герою следует вспоминать каждое утро. И об «Отваге быть» – тоже! Задача героя – войти в триумфальную, сериальную реальность и быть одним из них. Героями, Смит, не рождаются – героями умирают.
...........................

К вопросу об «опустившемся звере» и «вое-поведении». «Я просыпаюсь с воплем». С этим спецы-новеллисты сейчас и разбираются. Количество опустившихся людей и зверей (не только внешне) превысило все «нормы» и пределы. Если они существуют. В «Преступлении и наказании» один из героев рассуждает о неизбежном проценте – в прорву, Хо Ши Мин’ этапы, проституцию. Действительно, любой статистик расскажет о стабильных уголовно-статистических цифрах. Но не до такой же степени.
Помнится, Уилл Рэнделл (Джек Николсон) в фильме «Волк» (1994) по этому поводу на фуршет-рауте рассуждал, причем далеко рассуждал, настолько далеко, что его жена-изменщица потупила взор: «... да, и мы это видим... стоматологи насилуют пациенток, жены отрезают... пенисы своим мужьям...». Чтобы сбить напряжение и тягость, один из присутствующих нашелся: «Пора, пора наполнить бокалы!» Очень удачная фраза.
И все снова «хорошо», – как рассудила, после ночных полетов, одна из героинь «Неоконченной пьесы для механического пианино».

Спекулянт Резун («Аквариум») и нефтяной жулик с проплаченной героизацией (заметьте, ворованными деньгами!) – c душераздирающим воем-поведением – всегда напоминали мне трудных подростков, в которых воспитатели обязаны были вбить очевидности: не кради, не спекулируй, не предавай. Ничего, когда-нибудь и у Резуна слетят бакенбарды вместе с ушами – со стальной, ледорубной позиции. Что-то их, traitors, много в последнее время развелось. На всякую резунскую, щербаковскую, третьяковскую «немораль» со временем всегда находится другая (свинцовая, например) Мораль. В данном случае Закон (а приговор никто не отменял) – в соответствии с моральными ожиданиями, то есть равен Возмездию.Такое случается редко. И это приятно.

Герои востребованы во все времена. Взять, например, фильм «Меня зовут Арлекино» (1988). Что изменилось? Ничего. Актуализация! На улицах по-прежнему «страшно» ходить не только киноактерам. Киноактеров, как выяснилось, в жизни бьют. А не нужно эксплуатировать отрицательных, играть их с упоением и сладострастием. Неужели не стыдно, – хотя бы перед своими детьми? – Папа, ты какого урода на Экране сыграл?! Да уж лучше застрелиться. Вот и случается перенос, Экран-наоборот. Контрольный в ухо. Жизнь – занятная Вещь. Даже Актриса.
..........................

Apocalypse Now, 1979. Культовая Драма. Ветер и Лев. Это было, есть и будет время энергии, становления и военного куража – на противовес проституированным событиям и тенденциям, глупым тенденциям. Это было, есть и будет время и бремя белых людей в Индокитае. Наша западная граница – это районы джунглей и гор, – заметил Оскар-латифундист. «Дождь шумит, а я слышу джунгли, и гул самолётов впридачу...».

Билл Килгор пытался донести мысль об очаровании воздушных рейдов над трехъярусными джунглями и крошеве партизан с Борта, о прелести перестрелок и рукопашных, об очищении белых песчаных пляжей, о Безупречности, о напалме по утрам, о танцевальном серфинге на волнах Южно-Китайского моря... Но он не был понят даже на Берегу, под пулями, даже Уиллардом! Вот что сегодня «угнетает». Серфингист Килгор пытался остановить уничтожение актом творчества. Белый фосфор как воплощение. Жаль, что Уиллард этого не понял и сбежал на патрульном катере, прихватив доску для серфинга.

Захватить плацдарм и весело покататься на шестифутовой волне, – под заглавную тему боя. Smell of napalm in the morning. Погоня за опасными красотками. Красотки коварны и притягательны. Площадка обрывалась в пустоту. Ни ограждения, ни перил. Сорок пятый этаж. «Рад, что вам нравится. Я убрал ограждение, потому что меня интересует смерть».

В идеологию волкодава (егеря-охранителя) уже введено немалое количество элементов. Так что хоть завтра возможно – и уже окончательно – еще дальше, в тайгу. С чистой совестью, чистыми руками и холодной головой. В белой рубашке, пошитой валькириями с Побережья. «Но вначале мы захватим Манхэттен».

Егерь! Идеология не должна иссушать. Больше жизни! Не нужно выхватывать из сумки винтарь и судорожно передергивать, с metal-лязгом. Целик, мушка, колодка прицела, таблица превышения траекторий над линией прицеливания – это все чушь и чьи-то надутые щеки. Учись стрелять навскидку, на полудобивание-в-упор (так бы сконструировал Мартин Хайдеггер) – и только в живот. Без медицинской помощи. Все уже давно передернуто. Внимание! Обрез не должен болтаться в какой-то там сумке. Это и есть егерская стрельба – сквозь черного цвета плащ.

«Никогда я не был на Босфоре». Любопытно узнать – а что там делать человеку белой расы? Нужно смотреть – куда едешь, зачем едешь. Уже очень скоро я снова уеду в свое Рио-де-Жанейро, где все ходят в белых штанах. Там никого нет. Там нет курильщиков опиума, воровского оскала и других недобитков. Там ледяная пустота, звенящая тишина, замерзший северный приток Вишеры и белый пароход. Северное видение нашей планеты. Морская славянская богиня и волшебная Ницшеанка. Северная Атлантида. Белые арийские субмарины, посещающие фьорды. Арийский, мореходный «рабовладельческий» путь. Остров Буян (Рюген), Лаба (Эльба), Липецк (Лейпциг), Небо над Берлогой (Небо над Берлином). Там нет академической лжи и преподавателей-проституток. Там никого нет и не может быть.

«27» октября 2010 г.
Вот что говорит Нилу Макколи Нейт (Jon Voight): «Ты у медномордого, Винсента – как кинозвезда. Хорошо делаешь то, хорошо делаешь это… Он сам хорош, что понял это» (Heat, 1995).

Уважение там, где есть расстояние. Есть расстояние – есть уважение. Но бывает наоборот. Нет расстояния – и сразу уважение. В азарте. Потому пинкертон и закричал: «Осаживай! Осаживай!», – когда осознал неизбежность столкновения дилижанса со стадом. Сразу захотелось осаживания и уважения к Дистанции – Бэну Уэйду, Чарли Принсу, Бучу Кэссиди и Сандансу Киду. Бэн Уэйд заставил себя уважать – в тот момент. Кто такой пинкертон (даже с мужественным лицом) и Бэн Уэйд? Вот что такое пафос дистанции!   

– Когда ты успела так постареть?
– Будь ты проклят, Бэн Уэйд.
– Запомни, даже с мужественным лицом, пинкертонец всегда останется пинкертонкой. За это вам и платят два доллара в час. Это тебе не в обиду.
3:10 to Yuma, 2007. (Это мой военный хит).

У егеря нет и не должно быть «прикрытия». Как это все несерьезно. И нет поддержки – ни с воздуха, ниоткуда. По северной тайге в одиночку ходят единицы. Под единицей понимается боевая единица. Без тылового обеспечения и расслабляющего прикрытия, делающего человека неоправданно наглым. Нет, я не против «наглости», направленной на добрые, белые дела. Здесь, в бездонности болот и лесов, прилегающих к Побережью, ты сам, в одном лице – первый и второй дивизионы, и «кадровик» особых качеств, и егерская школа в верховьях Вишеры. Именно такой тип «доброго» всегда ждали и ждут здесь, на Драконовых горах. «Со смертью доброго весь мир осиротел…».      

Одиночник, готовящийся единолично гоняться за врагами по лесам! Гоняющийся по лесам Егерь… Перечитай Томаса Карлейля и Макса Штирнера. Белый разгон. Пока (но только пока) не отвлекайся на прекрасных принцесс. Звезды-ловушки.    

Ситуация «Ты – опасность» пусть станет метафизической поддержкой. (Они тоже боятся). Когда ты-Единственный в черноте и без костра. Без огнестрельного оружия. Полная чернота. Волк, медведь, шерстистоволосый по Геккелю – да все, кто (или что) угодно – могут быть в полуметре, но ты их не увидишь. Но ты – Опасность! (Попробуй!) Но сначала тренировки. Три-четыре года. Ты – в черном. Без костра. С ножом. Встретимся, одиночник, на перевале Дятлова, нет, там уже все затоптали. Это очень уральская, мрачная, лесная история. В ней есть некий Вызов. 

К северу от верховья Вишеры есть привлекательный глухой район, простирающийся на триста километров в длину и сто пятьдесят-двести пятьдесят километров в ширину. Там и встретимся – без «поддержки», навигации и уведомлений спасательных служб. Без вертолетов, аэролодок и болотоходов. Соглашайся! К истокам притоков. Такое бывает раз в жизни. И вряд ли повторится. Я хочу опровергнуть теорию подходов через Главный хребет в европейском направлении, пойду с запада на восток, вдоль рваной кромки материка, обходя завалы, озера, посты и дозоры, болота и снова посты; через долины, покрытые густыми лесами, березовые джунгли, через сильную заболоченность, заросли кустарников, по сырой елово-пихтовой тайге с толстым моховым покровом, через вывороченные ветром стволы, утыкаясь в выход скал, прижимаясь к скалам, перелезая через скалы, и выйду в район пересечения, придерживаясь юго-восточного направления, – а ты… Я не знаю, с какой стороны придет Отражение – от волевой и метафизической накачки. Вот где настоящая Жизнь! В ожидании лавин.

После непролазной тайги ты выберешься на Плато, Смит в черном камуфляже. Джон Смит всегда предпочитал свободный характер местности.

«Я не хочу умирать в Техасе. В Чикаго, – может быть. Можешь найти меня там», – рассуждает (сообщает) перед смертью Хики в длинном плаще, с мощным длинноствольным автоматом (Christopher Walken/Last Man Standing, 1996). Это прекрасно, Хики. Это по-нашему. Это в нашем, старом добром стиле. Примерно так и рассуждают герои «Аэлиты» Джона Смита. 

В культовом фильме «Взвод» (1986) Элайас (Willem Dafoe) несется в одиночку по лесу Вьетминя наперерез вьетконговцам. За несколько минут до этого…

– Разреши, пойду с тобой.
– Нет, один я буду бежать быстрее (!), – отвечает перед смертью от руки «своего» Элайас.
Но сначала на бегу он срежет вьетконг! Белый волк, покрытый шрамами… Вьетнам заменил нам счастливые детские годы.

Идеология пистолета-пулемета, путь гладиатора:
Действие злое, искреннее и достоверное – действие «на стоицизм». Такие, как ты, скорее получат пулю, чем... Настоящий (Real) творит без оглядки, и его не так-то легко сбить. – Это не игра, Чарли, семь человек убито, хочешь быть восьмым? – Я не принадлежу Чикаго. И я не из двадцать девятого года. – Что ты говоришь? Тогда зачем ты это делаешь? – Потому что я делаю, что делаю. Идея белой смерти – идея неба, идея-шедевр, милитаристический шедевр – да, время было и есть радикальное... ( см. «Белый фосфор как воплощение»). Так формируются сверхлюди.

В будущем справедливое решение проблемы видится так. Действующий егерь – это пока еще не лесной, antipartisan-einsatz специалист. Кандидат в лесные специалисты или действующий егерь (что одно и то же) с целью проверки забрасывается на неизвестный, глухой лесной остров посреди обширного болота. Туда же завозится произвольно выбранный по алфавиту контингент из колоний пожизненного содержания. Пятерых, по одному из пяти колоний. Дать им по ножу и сказать: «Завали» или «Сделай его». Ничего не обещать. Не нужно перед ними дополнительно прыгать и скакать. Наскакались. Контр-охотника вооружить ножом Смерш-5 и сказать: «Ликвидируй – всех» (мы же не на бирже). Ничего не обещать. Егерь не нуждается в обещаниях. Егерь сосредоточен на задании. О смерти ты не думаешь, была возможность – вся твоя Жизнь!

Итак, с этого момента – момента согласия на Идею белой смерти (идею неба), егерь, независимо от Исхода, приобретает статус einsatz-специалиста. С этого момента лесной специалист превращается в ударную, наступательную экзистенц-систему по рыскающей траектории. «Здесь вы босс». Ударение на «вы» в Перевозчике. Watchcon-1. Military attack. На маршрутах Джона Смита, ядерщика Смита: это чудовище рванёт не где-то в пустыне, верхом на взрывной волне, красочные вспышки с клубами пламени и дыма.

It’s a final countdown (Europe). Здесь, в белой тайге, депрессивной музыке не место. Здесь нет «темы Райха», здесь нет монотонных «фаз». «И тебе здесь не место!», – так утверждает белый герой, выгоняя предателя жизни из своего дома.

Действительные работают на передовых, арктических базах. В ружье! Экранных уродов должны играть именно уроды, ненавистные элементы, а настоящих – действительные, герои. Тогда, и только тогда, все станет на свои места. Ты запомнишь меня навсегда, «туловище обезьяны». Уничтожение есть акт творчества. Синематограф. Остановить зло актом творчества. Так что Ее, Ницшеанку, – «дикую», ведающую идеологическим отделом на «плантаторских территориях» – поставим на арийское, ударное направление.

Лесной остров закордонить спиралью, разработанной Брюсом Кокрэйном. Оцепить смершевцами-одиночниками категории «волкодав». Местность бойни осветить разноцветными переливами для удобства идентификации. Но лучше по черноте. Звуковой салон оставить. Шерстистые, они такие предсказуемые.

«А ничего, что эти не убивали: столько на них крови и слез наших девок, что пусть сядут на исполнение пожизненного». Осмотр места происшествия: «Голые трупы на черном; одежда сгорела. Женщины, дети... Счет изнасилованных в станице идет на сотни. Удаль, вольница выдавлены страхом… Всех, кто протестовал – элементарно уничтожали. И так – всюду и везде». Полтора суток свалка на окраине станицы, растянувшаяся на добрый километр, была оцеплена... вручную перелопачивали утрамбованные экскаватором отходы. Только к ночи из-под завалов мусора были извлечены останки двух человек. Но станичники предполагают, что это могут быть студентки, которые приезжали учиться в местные профессиональные учебные заведения. Жители вспоминают, как несколько лет назад в станицу приезжали безутешные родители, у которых пропали дочери. Хроника глумления над студентами медицинского училища печальна. Полютовали.

Никто не отслеживает перемещения, нет учета педофилов, здесь и сейчас. Поэтому и отстреливать на лесных, кинематографических полигонах, в класс-фантастике, боевиках-новеллах – будут также, без учета.

Таким образом, пять колоний быстро превратятся в четыре, три и так далее. Серия «Дананг». Прелюдия. Metal-ритмы. Автодепортация. Забой животных. Таким образом, хотя бы частично, будет восстановлена справедливость. Таким образом, будет изрешечен j.-underground. Страна не может и не должна содержать убийц детей. Естественную убыль изуверов списать на Страсбург и подавление бунтов. И плевать на Лондон, левых параноиков и другие фантомные приложения. Эта фантомная боль… Все свободны. Это с их подачи плодится и кормится мразь, антидетская преступность, ублюдство. У кормила уголовного «мира».

Однажды я приехал в город за снаряжением и случайно, в предместье, стал невольным свидетелем так называемой воровской сходки (волчьего толковища). У грязной реки на возвышении стоял забор. Вот у самого забора, сбившись в кучу, стояли мартышки. Задние, внизу, вытягивали шеи, поворачивали уши, в надежде уловить, что там вещает пахан. Это было невероятное для нормального человека зрелище и очень удобная позиция для стрелка. Всех можно было положить. Две-три очереди в упор – и актив срезан. Естественная мысль волкодава. С преступностью на Урале покончено. Бойня в Пуэрто Валларта. Без пощады. И «Некуда бежать». Но я прошел мимо. По набережной Орфевр. Как законопослушный егерь. Мой зарегистрированный пулемет остался на подступах, в ста пятидесяти километрах от городского рассадника, и в трехстах километрах от южной оконечности Заповедника, в надежном сейфе.

(Окончание следует)