Часть первая

Ч  А  С  Т  Ь     П  Е  Р  В  А  Я



ГЛАВА  ПЕРВАЯ

          До начала первой пары оставался ещё целый час, именно то самое время, которое Лика считала исключительно своим. 
          Дом уже досыпал последние минуточки, несмело зажигая там и сям подслеповатые окна, как бы промаргиваясь ото сна, стряхивая с себя ночную муть. Тихо бурчал кофейник, будильник тикал оглушающе громко, радио готовилось исполнить гимн, перхая странными звуками, словно, приступая к каждодневному ритуалу, настраивалось на должную тональность.
          Квартира была съёмной, Лика не любила её, однако ещё больше она не любила общежитие. Хотя там бывало довольно весело, народ иногда чудил презанятнейшим образом, многие из подруг по вечерам рассказывали всякие тамошние истории, глупо перемигиваясь и хихикая. Однако против натуры не попрёшь. Отсутствие привычки к публичной жизни сказывалось самым немилосердным образом. Вспоминая некоторые эпизоды того, общежитского, бытия, Лика по сей день краснела, заваривала кофе покрепче, открывала конспекты и  начинала усердно грызть «гранит науки».
          Лике нравилось учиться, но не нравилось учить, сколь это ни странно звучит для будущего педагога. Никак она не могла себя представить с указкой возле классной доски. И очки ей совершенно не шли. Впрочем, как и строгие прически.
          До начала пары оставалось сорок пять минут.
          — Тук-тук… Тук-тук… — донеслось неожиданно из прихожей.
          Лика скользнула туда и распахнула дверь, она никогда не спрашивала «кто там». Почему? Она и сама не знала. Как-то так повелось.
          На коврике сидел кот, рыжий, маленький и жалкий.
          — Ну, что же, заходи. Давно тебя дожидаюсь.— сказала Лика.
          Кот несмело прыгнул в квартиру. Прыгнул и замер. Кот был хотя и маленький, но уже знал, что не все любят его, а кое-кто и совсем не любит, к примеру, собаки, горластые дети, старушки с авоськами, голуби.
          — Надо срочно тебя помыть. — озабоченно произнесла Лика. — А звать я тебя буду… Чудовище!
          Кот отрицательно мотнул головой, он не хотел быть Чудовищем.
          — Вот как! Ну, тогда... Рыжик! — улыбнулась Лика.
          Кот смешно отряхивался от воды, фыркал и оставлял за собой влажные следы. Мокрый, но чистый, он выглядел смешно и уже менее несчастно, нежели двадцать минут назад.
          — Будешь сосиску? — спросила Лика. — У меня осталась одна.    
          — Муррф. — сказал кот, что по всей вероятности означало: «Конечно, буду!»
          Лика засмеялась.
          — Нет, ты не Рыжик, ты... ты Интеграл!
          Кот замер. Надо же так удачно угадать! Зелёные глаза его хитро прищурились, а лапы ухватили сосиску.
          — Мяуф. Муррф.
          «Пора бежать в институт!» — спохватилась Лика.
          — Не шали тут, Интик. Туалет вон там, имей в виду! А то знаю я вас, новосёлов! Так, я ушла! — английский замок щёлкнул джентльменскими внутренностями, в квартире наступила тишина.
          Сосиска внезапно кончилась, как это обычно и бывает с настоящими, вкусными продуктами. Кот обошёл новые владения с достоинством лорда. Хозяйка ему понравилась, а жилище нет. Разбежавшись, кот оторвался от пола и исполнил в воздухе «знак места». В помещении стало заметно свежее и чище. Последовал второй прыжок, хвост дёрнулся, выписывая руну «дагаз». В квартире похолодало и запахло озоном.
          На кухне что-то брякнуло. Кот осторожно выглянул из-за дверного косяка. На полу валялась ложка, а на краешке стола, свесив ножки, сидел его старый приятель шаман-таракан по имени Ахав, единственный демон, который умудрялся не раздражать кота своим присутствием.
          — Привет, Шанти! — сказал Ахав приятелю. — Ну, что на этот раз?
          — Мурр. — как всегда немногословно пояснил свою новую затею кот.
          — Ну, что ж, может быть, ты и прав. — задумчиво пробормотал шаман-таракан. — Что-то в этой Лике действительно есть. Я буду заглядывать к вам в гости. Ты не против?
          Шанти сверкнул зелёными глазищами и Ахав, махнув на прощанье лапкой, растворился в пространстве.

          За окном колдовски завывал ветер. Занавески слегка шевелились.
          «Здесь всё неправильно. — подумалось Лике. — Не может быть так пусто в комнате. Тут нет даже пыли. Дверь, окно, четыре стены. Пустота. И во всём общежитии никого. Как будто все ушли на фронт…»
          В дверном проёме внезапно появился чей-то силуэт.
          — Вот вы где! — услышала Лика голос за спиной. — А мы уж вас обыскались.
          В коридоре стоял светловолосый симпатичный парень в сером свитере, джинсах и красных кедах с белыми шнурками, на носу его сидели очки в тонкой оправе, а на плече — Интеграл, кот Лики.
          — Меня зовут Иннокентий. — представился парень.
          — Анжелика. — неуверенно отозвалась она, сомневаясь, стоит ли знакомиться с первым встречным.
          — Шшшшшанти! — отчётливо прошелестело по коридору.
          — А в этой комнате пока ещё совсем никто не живёт. Она для будущих молодожёнов. — пояснил Кеша и подмигнул Лике серым в крапинку глазом. — Вот вы замужем?
           — Отнюдь. — ответила Лика и внезапно забеспокоилась. — Интик! Где мой кот?
          — Он, — сказал Кеша, — упрыгал туда. — и показал пальцем в окно.
          — Инти! Интик! Кис-кис...

          Лика открыла глаза.
         «Какой нелепый сон. — подумала она. И взглянув на будильник подскочила в постели. — Люди! Я катастрофически опаздываю на занятия!»
          Пришлось сократить до минимума все обычные утренние процедуры. Подбегая к остановке транспорта, Лика увидела, что нужный ей автобус как раз отчаливает, и, всё сразу поняв, замедлила шаг. День определённо обещал быть неудачным. Не стоило суетиться.
          Под козырьком павильона в профиль к Лике стоял какой-то парень в чёрном плаще и шляпе. Почему-то он показался девушке знакомым. Лика едва  сумела подавить в себе намерение подойти и поздороваться. Однако отвести взгляд никак не могла. Незнакомец почувствовал его и повернулся. Разумеется, он был совершенно чужим для Лики, тем не менее, она вздрогнула, узнав его. Иннокентий из её сегодняшнего сна, вот кто это был!
          Некоторое время оба стояли, глядя друг на друга. Потом Иннокентий вдруг наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, и машинально подтолкнул пальцем оправу очков. Неуверенно улыбаясь, он спросил:
          — Извините, мы с вами, случайно, нигде раньше не встречались?
          — Ага. Встречались. В пустом общежитии, в комнате для будущих молодожёнов. — усмехнувшись ответила Лика. — Если я не ошибаюсь, вас зовут Иннокентий? Во всяком случае, именно так вы тогда представились.
          — Значит, это были вы? — воскликнул он, порывисто шагнув навстречу Лике. — Я не рассмотрел как следует ваше лицо, солнце из окна светило мне в глаза.
          Девушка, честно говоря, не ожидала такой реакции на свои слова, она всего лишь похулиганничала, давая такой ответ. Ей казалось, что он должен будет недоумённо пожать плечами и сказать, что ни в каком общежитии не был. А вот теперь всё становилось настолько невероятным, что такого просто никак не могло быть на самом деле.
          — Простите, — пробормотала она, — я пошутила. Это глупая шутка.
          — Постойте, но ведь вы Анжелика! Я хорошо расслышал ваше имя. Значит, всё это не сон!
          Они потрясённо смотрели друг на друга.

          В маленьком кафе «Виола» Кеша и Лика выпили несколько чашек кофе и съели по парочке пирожных. Чем больше они разговаривали, тем яснее им становилось, что всё произошедшее с ними это не просто так, а как раз та самая, так называемая Судьба. Ни дать, ни взять — сон в руку.
          В процессе беседы выяснилось, что Иннокентий работает в местном научно-исследовательском институте. Он с улыбкой назвал свою специальность: «сказочник». Жил он совсем недалеко от Лики, на соседней улице, в девятиэтажке. Обоим было ясно, что сегодняшняя их встреча это только начало. За какие-то полтора часа знакомства между ними возникла вполне определённая взаимная симпатия. Они не стали скрывать друг от друга обоюдного интереса и договорились встретиться здесь же в 18.00.

          — Как прошли ваши сегодняшние занятия? — поинтересовался Кеша, когда вечером они вновь устроились за столиком кафе. — Не попало за прогул первой пары?
          — Я на хорошем счету в институте. Мне пока что верят на слово. — улыбнулась Лика.
          — Вы отличница?
          — Можно сказать и так. — Лике сейчас неинтересно было говорить о себе и чтобы сменить тему разговора она задала по-настоящему волнующий её вопрос: — А что значит «сказочник»? Вы сказали, что работаете «сказочником», это как?
          Иннокентий усмехнулся.
          — Это, конечно, условное название. Вообще-то, я инженер. Но направление, которое мы в институте разрабатываем, потребовало от нас некоторых специфических индивидуальных адаптаций и соответственно наименований. — он поднял взгляд к потолку и рассмеялся. — О, боги! Каким пафосным языком я излагаю свои мысли! Постараюсь попроще. Отдел, в котором я работаю, называется НИИ, отдел Нетипичного Искусственного Интеллекта. Иначе говоря, мы создаём особые программы для обучения искусственных мозгов. И чтобы такие программы создать, надо идти нетрадиционными путями. Один из таких путей это как раз сочинение самых разнообразных, далеко не всегда логичных, текстов, которые потом анализируются, соответственно обрабатываются специалистами и используются в процессе обучения электронного разума. Условно можно назвать это сочинением сказок для ЭВМ. Вот этим и занимается «сказочник», представитель славной команды участников проекта, — Кеша с улыбкой посмотрел в глаза Лике, — а именно ваш покорный слуга, Иннокентий Игоревич Пономарёв.
          Девушка была заинтригована. Мало того, что этот парень был вполне симпатичен внешне, так он ещё оказывался на поверку таким интересным человеком!
          — А чего славная команда участников проекта хочет достичь в итоге? — полюбопытствовала Лика.
          — Того, чтобы, например, ваш планшет не просто служил, как типичная электронная машина, а мог свободно общаться с вами на равных, как индивид с индивидом.
          Девушка некоторое время осмысливала сказанное Кешей.
          — Звучит страшновато. — наконец произнесла она.
          — Вы знаете, — вдруг как-то растерянно признался Кеша, — мне и самому иногда не по себе становится, когда подумаю о возможных последствиях подобных разработок. Поэтому, я искренне надеюсь, что у нашей команды в итоге ничего не получится. И вообще, на самом деле, мне просто нравится сочинять «сказки», это моё истинное призвание, а в остальное я стараюсь не лезть.
          — Вот так люди и создают монстров, в обстановке невмешательства другими в их непонятные дела. — усмехнувшись резюмировала Лика.
          Возникла неловкая пауза.
          «Ого. — кисло улыбаясь подумал Иннокентий. — А девушка-то зубастая. Цапнула так, что хоть поднимайся из-за столика и откланивайся.»
          — Я бы, конечно, предпочёл работать где-нибудь в литературной сфере, — попытался он исправить положение, — но, увы, я ведь не писатель, а всего лишь «сказочник». И то неизвестно на какой срок. Может быть, уже завтра проект закроют, и всё для меня закончится.
          — И что тогда? — с любопытством взглянула на него Лика.
          — Безработица. Биржа труда. Голод. Холод. Самоубийство. Некролог в газете на последней странице. — Кеша пожал плечами. — Как-то так.
          Он медленно поднёс вытянутый указательный палец к виску и сделал губами «пхх!»
          — Нет! — решительно запротестовала Лика и улыбнулась. — Я вас спасу. Не позволю пропасть такому неординарному таланту! Кстати, насчёт таланта. Ужасно хотелось бы услышать хоть что-нибудь из ваших творений.
          — Спасибо за вовремя протянутую руку помощи! — шутливо склонился на стуле Иннокентий. — За такой благородный порыв я готов предоставить в ваше распоряжение все мои литературные перлы. Если желаете, могу скинуть их на флэшку.
          — Нет. — поморщилась девушка. — Я жутко устала читать учебники и другую вспомогательную литературу. Глаза уже болят. Предпочитаю услышать ваши произведения в устном авторском изложении. С толком, с чувством, с расстановкой, последовательно одно за другим. Пусть это станет своего рода предлогом для наших дальнейших встреч.
          Подобная перспектива заставила Кешу просиять.
          — Тогда, позвольте начать прямо сейчас, сударыня?

          ……….Маленький чугунный Чайник тосковал. Не то чтобы ему нечем было заняться, а просто на чердаке сложилась слишком уж тягостная обстановка. Чайник пробовал беседовать с прохудившимся Ведром, с треснутым Коромыслом, с сёстрами гнутыми Ложками. И даже со стариком Умывальником перекинулся парой словечек. И все его убеждали, что он тут оставлен НАВЕЧНО!
          Но Чайник не верил.
          — Меня обязательно заберут! — отвечал он упрямо. — Таких, как я, не бросают. Вот увидите, скоро на лестнице послышатся шаги и за мной придут!
          Из тёмного угла, где больше всего было пыли и паутины, раздался кашель, и на свет выполз патриарх чердака, дядюшка чугунный Утюг.
          — Эх, милок… Я вот тоже так думал в своё время. — сказал он Чайнику. — Но нас повсюду заменили более ловкие и молодые наши собратья, что используют магию под названием Электричество…
          И тут, словно гневно осуждая этот печальный факт, в вечернем небе ослепительно сверкнула молния, жутко прогремел гром и спустя пару мгновений погасли уличные фонари. На чердаке возникла пауза.
          Зато налетевший ветер яростно раскачивал ставшие в сумраке лиловыми тополя, бодался с печной трубой, дребезжал ставнями, подхватывал с земли опавшие листья и швырял их собаке в будку, сдувал почти горизонтально капли дождя, в общем, хулиганил, как мог.
          — Похоже, во всём посёлке свет вырубило. — хрипло произнёс кто-то невидимый в темноте.
          — Это нам на руку. — ответил ему кто-то другой. — Загляни-ка на чердак, на всякий случай. — добавил он сипло. — Да не свисти, а то денег не будет! Иди, давай.
          Лестница заскрипела под чьими-то ногами.
          — Воры! — встрепенулся Чайник и мгновенно приняв решение, вскинул себя на верхнюю полку, откуда удобнее было пикировать на врага.

          — Вот, товарищ участковый, видите? Вот он, бродяга.
          — М-да… удар тупым тяжёлым предметом по голове налицо. — милиционер уставился круглыми глазами на хозяйку дома. — Как же это вы его, Лидия Сергеевна? Такая субтильная с виду дама. Со страху, что ли?
          — Так не я это. — потупилась хозяйка. — Я со станции пришла, с работы. Пока шла по улице-то, темнотища была, хоть глаз коли. А как до дому приблизилась, значит, тут и фонари загорелись. Смотрю, во дворе чего-то не то. Полкан мой лает, ветер воет, возле крыльца человек с чугунком на голове сидит, а туточки, под лестницей, второй, лежит, не дышит… почти. А рядом прабабушкин утюг и дедов любимый чайник валяются. Ну, вот я и кликнула соседского Петьку до вас добежать. А может, это они сами между собой передрались, жулики-то?
          — Ну, опергруппа разберётся. — уверенно сказал участковый. — По всему видать, залётные уголовнички вас навестили. Да вы успокойтесь, Лидия Сергеевна, и давайте запишем пока, что и как было.
          Неожиданно мигнул свет, фыркнул, как конь, холодильник, телевизор сообщил местное время, а электрический новый блестящий чайник пыхнул тёмным вонючим дымком и скончался, прямо у всех на глазах, так и не вскипятив налитую в него воду.
          — Вот же дребедень китайская! — с досадою сказал участковый, поспешно вынимая электровилку из розетки. — Чай теперь, что же, в кастрюле кипятить?
          — Так я могу на газе согреть, вот дедов-то чайник целый лежит! Как раз и сгодится.
          — Да ведь это, вроде как, вещдок. — грустно пробасил участковый, грешным делом рассчитывавший испить пару стаканчиков до приезда опергруппы. — А вещдок руками трогать нельзя.
           — А мы скажем, что кроме утюга ничего больше и не было. — несмело предложила хозяйка.
           — Так оно, похоже, и впрямь на то похоже. — задумчиво произнёс милиционер. — Утюг, говорите, бабушкин?
           — Прабабушкин ещё! — поправила хозяйка, поднимая глаза на участкового. — А чай-то у меня… не просто чай! Сказка!
           — А и ладно. — улыбнулся старшина. —  Арину Павловну я с детства ещё помню. Хорошая была старушка. Пирожками угощала.
          Вскоре Чайник уже стоял на плите и млел от удовольствия, впитывая жар всем своим чугунным телом и возвращая его воде, в которой расправляла листочки запашистая трава, заставляя их делать напиток действительно волшебным.
          А дядюшка Утюг знал, что теперь-то уж точно его не вернут на пыльный чердак, а увезут в город, в милицию, хотя, даже и шандарахнув воришку по голове, он совершенно не чувствовал себя преступником, скорее, героем. И пусть в будущем ждала его полка в камере с вещдоками, с Топорами, Ножами и Кастетами, он совершенно этого не боялся, а тихонько улыбался, глядя на счастливого Чайника.
          «Вот и мы ещё разок сгодились! — думал дядюшка Утюг. — Может, и опять понадобимся на что. Как знать.»
          До приезда опергруппы оставалось совсем немного времени, пару раз чайку пошвыркать.      ……….
    
          Шаман-таракан, уютно устроившийся во внутреннем кармане плаща Кеши, вначале даже внимания не обращал на то, о чём разговаривали между собой хумансы. Он терпеливо настраивал накопитель на излучаемую ими энергию. И только когда приёмник начал поглощать её почти без потерь, Ахав расслабился и мало-помалу стал вникать в смысл беседы Кеши и Лики.
          «Чужая жизнь. Как всё равно радиопередача какая. Слушай себе, да посвистывай. Хорошо необыкновенно! А уж сколько эмоций поступает в мою «коробушку» при этом! Просто Эльдорадо да и только. Эка удачно мы с Шанти пристроились, эка удачно!»

          «Почему всегда, знакомясь с девушками, так тянет сочинять о себе небылицы? — размышлял по дороге домой Иннокентий. — Отчего бы не сказать прямо и откровенно, так, мол, и так, я обычный скромный человечек, ничего особенного из себя не представляю, и цена мне грош в базарный день? Начинаем городить невесть что, непонятно зачем… Впрочем, зачем — как раз понятно. Такую девушку жалко упустить. Хоть чем-нибудь её надо привлечь. Вот только что будет потом, когда всё раскроется?»
          Кеша восемь лет тому назад закончил тот же самый вуз, где сейчас училась Лика, и даже успел поработать учителем в одной из школ города. Но довольно скоро понял, что быть учителем — это не то, что быть чиновником, здесь недостаточно пронырливости и энергичности, здесь желательно иметь призвание. Кешу спустя некоторое время начало угнетать несоответствие между количеством затрачиваемой им энергии и уровнем получаемой за это зарплаты, не говоря уже о некоторых других аспектах учительской деятельности.
          В конечном итоге, он уволился из школы и с молодым энтузиазмом стал подыскивать себе другое поприще. Однако, дело забуксовало. Выяснилось, что нигде-то, по большому счёту, его не ждали с распростёртыми объятиями, невзирая на высшее образование, честно полученное им. А идти вкалывать грузчиком, или копать траншеи, Иннокентию казалось нонсенсом как раз таки по причине имеющегося в кармане диплома. Через полгода поисков достойной работы положение молодого специалиста приблизилось к критическому уровню отчаяния. Поэтому, когда по протекции одного из знакомых Иннокентия устроили в местный научно-исследовательский институт на должность кладовщика, это была уже несомненная удача, хотя, специальность казалась, конечно, далеко не героической. О своей работе тогда он мог сказать только одно — после школьного шума и гама здесь царили просто райские тишина и покой.
          Однако, с течением дней, недель и месяцев, всё утряслось самым естественным образом и оказалось, что не место красит человека, а наоборот.
          Именно тут и настигла его литературная муза. Неожиданно для самого себя Кеша время от времени начал «выпадать» из реальности и сочинять в таком состоянии небольшие рассказы, испытывая при этом всё растущее удовольствие. Он ни в коем случае не считал себя писателем, иронически определяя в этом деле свой статус как «сказочник-дилетант».
          Так что в этом отношении он ничуть не солгал Лике.

ГЛАВА  ВТОРАЯ

          У советника Гуан Ли было прескверное настроение. В пруду мерзко квакали лягушки. Из-за туч лениво выползала красная, как варёный рак, луна. Карп на тарелке остыл, вино имело привкус ослиной мочи.
         «Впрочем, — поймал себя на этой мысли Гуан Ли, — откуда мне знать, какой привкус у ослиной мочи? — он поморщился от собственной неосторожности в обращении со столь деликатными понятиями и стал размышлять дальше. — Всё, всё в этом мире предопределено! Ещё вчера цвели сады... Ещё вчера мы были вместе!  — пронеслась в его голове непонятная фраза. — Вместе?.. С кем вместе?»
          — О, боги! — вскричал обеспокоенный Гуан Ли. — Похоже, я одержим злыми духами!..

          На плите тихо посвистывал чайник. В пыльное стекло окна над занавесками был виден краешек неуютного северного неба.
          — Ещё вчера цвели сады… — фальшивя, пел Пономарёв.
          — Ещё вчера мы были вместе… — тихонько вторил ему из-под стола демон Ахав, хотя и незваный, но отныне постоянный Кешин квартирант.
          Демон был мелковат даже по их собственным меркам, имел длинные усы и восемь лап. Случайно увидевшие демона люди приняли бы его за таракана и это было бы ошибкой. Ахав тараканом являлся только внешне, а внутренне являлся он шаманом, причём — потомственным, и не в одном своём мире, но и повсюду, куда забрасывала его судьба. Невзирая на размеры, он был достаточно силён в магии, и кроме того любил и умел учиться всяким новым штукам.
          Вот и сейчас Ахав зорко наблюдал за Пономарёвым и параллельно пугал советника Гуан Ли. То, что Пономарёв и советник жили в разных слоях времени, лишь добавляло пикантности процессу обучения. Для Пономарёва советник из эпохи династии Мин был уже пятьсот лет как мёртв, для Гуан Ли же Пономарёва не существовало в принципе. Проекция одной и той же песенной фразы в мозгах двух индивидуумов, разнесённых по разновековым векторам, означала первый этап дистанционного управления. Пора было переходить ко второму этапу — объединение сознаний двух и более существ для последующего облегчённого извлечения из них знаний. Демоны планеты Индиг-Рал учиться любили, но весьма своеобразно, главным в их учёбе было банальное воровство чужих идей. В этом им не было равных во всей галактике.
          На родине Ахав голодал, не физически, воздерживаться от пищи он мог довольно долго, голод был иного рода — энерго-информационный. Все информационно-энергетические потоки на Индиг-Рале давно уже находились в руках Высших Демонов. Простым гражданам — иногда даже потомственным шаманам! — доставались такие крохи, что подобного унижения Ахав вытерпеть не мог. Сколько раз в своей жизни, шустро перебирая всеми восьмью лапами, Ахав стремительно мчался туда, где, по слухам, в продажу выкидывали свежую информацию или недорогую энергию. Голод гнал его, как ураган гонит пыль по дороге. Увы, чаще всего кто-то другой уже успевал заполнить этими продуктами свой накопитель, и шаман-таракан оставался не солоно хлебавши.
          И вот однажды, совершенно потеряв всяческую надежду и подумывая о самоубийстве, Ахав получил доступ к межпланетному порталу. Его дядя Ахахавий,  сообщил ему на смертном одре код доступа.
           Вот и пришёл, наконец, тот час, когда можно было возрадоваться. Ахав, чтобы не подавиться, решил поделиться радостной новостью со своим приятелем, ещё более несчастным существом, нежели он сам. И в один прекрасный денёк оба приятеля покинули Индиг-Рал, шагнув посредством портала на планету по имени Земля.
           Из леса, в который они телепортировались, инопланетяне вышли вместе, и до городской окраины добрались вдвоём. Но здесь их пути разошлись. Каждый должен был самостоятельно искать свою удачу…
          «Уфф, как сложно, оказывается, объединять чужие сознания! — подумал Ахав, когда Кеша неожиданно выскочил из-за стола и побежал в туалет. С сожалением упуская из сферы влияния и советника Гуан Ли, шаман-таракан чертыхнулся. — С первого раза не получилось. Придётся, видимо, попробовать ещё раз. Как-нибудь потом.»
          С этой мыслью Ахав, воспользовавшись отлучкой Иннокентия, скользнул туда, где раздавались звуки мерно капавшей воды, и где восхитительно пахло пономарёвскими носками, вернее, одним носком, который Ахав похитил накануне, приняв кратковременно образ и подобие мелкой серой мышки. Местечко, которое шаман-таракан облюбовал для проживания, находилось под раковиной водопроводного крана у самой стены.

          — Ты сделала генеральную уборку, что ли? — сказала Рита, усевшись на диван и недоумённо оглядывая знакомую комнату.
          Лика, наморщив лоб, вопросительно взглянула на подругу.
          — Не, ну так стало чисто у тебя, прямо. И обои как будто новые наклеены. — пояснила Рита. — Вообще другой вид!
          — Нафига бы мне это надо было? — пожала плечами Лика. — Чужая квартира, а я бы тут обои клеила! Просто попылесосила вчера.
          Шанти, удобно устроившийся на коленях своей хозяйки, только улыбнулся.
          — Зверь какой у тебя прикольный. — внимательно взглянула на него гостья. — Улыбается, как всё равно Чеширский Кот. Породистый? Где взяла? Купила?
          — Нет, — ответила Лика, — на лестничной площадке как-то, на днях, повстречались и он выразил своё желание делить со мною радости и печали. Чтобы и мне, и ему было не так одиноко в этом мире.
          «Браво, хозяйка! Браворавораворавораворрррр...» — одобрительно заурчал Шанти.
          — Ну, ладно. Давай рассказывай про своего Иннокентия, а то я уже вся в нетерпении! — переключилась Рита на повестку дня.
          Лика задумалась, медленно поглаживая кота маленькой, с короткими аккуратными ноготками, рукой.
          — Понимаешь, Ритка… он странный какой-то. Работает в непонятном учреждении и должность у него… такой вообще не бывает! — на вопросительное движение подруги Лика пояснила: — Сказочник. Он работает сказочником, представляешь? Сочиняет сказки. Это у него работа такая. Ну, вот как это может быть?
          — Женатый? Кольцо на пальце есть?
          — Ннет. — неуверенно произнесла Лика. Она не помнила.
          — Сфотографируй его в следующий раз и на почту мне скинь. Я проверю. Я всё-таки здешняя, некоторых «маньяков» в лицо знаю.
          Лика засмеялась, представив себе, как она будет снимать Кешу на камеру в фас и профиль, словно на полицейских фото.
          — И напрасно смеёшься. — обиженно сказала Рита. — Лучше перебдеть, чем недобдеть.
          — Не похож он на маньяка. Взгляд добрый. Да и вообще… — Лика замолчала. «И вообще, он мне очень понравился», хотела она сказать, но вовремя остановилась.

          ……….«Скорее верблюд протиснется сквозь игольное ушко, нежели богач попадёт в рай».
           Вначале Игла мысленно взбунтовалась. От обилия верблюдов, вечно снующих туда-сюда, ей было нестерпимо щекотно. Ведь Игла хоть и стальная, но по определению — женщина и, стало быть, любила ушами. А верблюд, он, во-первых, и есть верблюд, а во-вторых, клочки его шерсти, застревающие в ушке, это как минимум не гигиенично.
          И однажды она решилась на бегство.
          Полёт её был стремителен — 0,54 секунды и вот она, свобода! Ведь, что такое, собственно говоря, свобода? Это — полёт и отсутствие привязанности к чему бы и кому бы то ни было. Игла ощутила это в полной мере и ликовала. Но только до того момента, пока не поняла, что утеряла с приобретением свободы Путеводную Нить. От этакого открытия Игла чуть не сошла с ума. Но не будем забывать, что она была стальная, а значит, обладала «стальным характером», тем, который может противостоять и падению — полёту, и даже самой Судьбе!
          В мире ежесекундно пропадают сотни иголок, от самых маленьких до огромных, которыми суровые сапожники тыкают в подмётки разнообразных обувных изделий. Хоть у сапожников не забалуешь, но всё же факт остаётся фактом, чуть зазевался — бац! — и нет иглы. От этой вопиющей несправедливости некоторые сапожных дел мастера напиваются в хлам, а также в стельку. Насколько часто находится под хмельком сапожник, столько раз он, стало быть, и терял иглу. А может, наоборот. Это происходит всегда и везде в любую погоду, невзирая и несмотря на.
          Но! Во всех правилах без исключения есть исключения. Иголка имеет право как потеряться, так и найтись. И, надо вам доложить, делает это столь внезапно и стремительно, что человеческий глаз просто не успевает уследить за процессом. Тем более, если этот человеческий глаз находится под хмельком.
          В древней Месопотамии, по свидетельству очевидцев, у сапожных дел мастеров было широко распространено такое страшное проклятье: «Да чтоб тебе клизму поставили с патефонными иголками на полтора ведра!»
          Люди тогда были суровее, ближе к природе, и умели обрабатывать не только металлы, но знали также гончарный круг, а отсюда и колесо. Тем не менее, обладая высокой культурой и грамотностью речи, тамошние сапожники имели точно такие же проблемы с иголками, как и тутошние.
          Отсюда и родственность душ и преемственность традиционного уклада.     ……….

          Кеша смотрел на сидевшую напротив него Анжелику и ждал «приговора». Кафе «Виола» привычно уже приняло их под своё крыло. Народу было немного. На столике перед ними стояли две чашки кофе, мороженое в вазочках и пирожное на блюдце. Снаружи постепенно загорались огни в окнах домов, в уличных фонарях. Смеркалось по осеннему времени рано.
           — Очень занятно. — произнесла наконец Лика и видя ожидание на лице Кеши добавила: — Надеюсь, я не должна писать на ваши литературные опусы развёрнутых рецензий? Я могу обойтись простыми словами «понравилось», «не понравилось», и тому подобное?
          — Ну, конечно. — улыбнулся Иннокентий. — Вы же не экзаменатор, в конце концов. Вы очень добрый человек, Анжелика, поскольку согласились тратить своё время на выслушивание моих довольно-таки непритязательных этюдов. Которые, кстати, отнюдь не всегда могут вам быть по сердцу.
          — Нет, ну вот про Чайник мне, например, на самом деле очень понравилось! — тут же горячо заверила Лика.
          «Какое удивительное у неё лицо. — думал Иннокентий. — Есть в нём что-то… что-то этакое.»

          Рассмотрев хозяйку как следует, Шанти с удивлением понял, что её лицо похоже на кошачью мордашку. Широко расставленные зелёные глаза, короткий, ровный, слегка вздёрнутый носик, аккуратно очерченные губы, которые, казалось, вот-вот улыбнутся и скажут «мя-яу». Не хватало только округлённых ушей на макушке. Впрочем, их можно было мысленно легко дорисовать. И движения у Лики были по-кошачьи плавными.
          Шанти, чувствуя здесь подвох, нырнул в предысторию, пролистал соответствующие страницы и вскоре убедился, что так оно и есть — в прошлой жизни Лика была кошкой! Не веря в случайные совпадения Шанти понял, что всё неспроста, и теперь готов был не только покровительствовать своей нынешней хозяйке, но вдобавок почувствовал к Лике нечто вроде самой настоящей сердечной привязанности.
          Шанти, или Интик, Интеграл, как называла его Лика, разумеется, не был котом в обычном смысле этого слова. Не был он и волшебником, не очень-то любил иллюзии, хотя был вынужден постоянно ими пользоваться. Самая большая беда Шанти заключалась в том, что он являлся демоном примерно на одну треть, что на планете Индиг-Рал считалось почти преступлением. В результате, лишённый, как полукровка, едва ли не всех доступов к энергии и информации, Шанти влачил жалкое существование, и когда его собрат по несчастью шаман-таракан Ахав однажды предложил совершить бегство с планеты, кот согласился сразу. Терять было нечего.
          На Земле коту понравилось. Выбравшись из конечной точки портала, которая находилась в лесу, Ахав и Шанти проникли в город, где он мгновенно почувствовал волны накатывавшей со всех сторон энергии. Здешние жители («хумансы», как называл их Ахав) совсем не жалели своих эмоций, излучая эту драгоценную энергию бесконечным потоком во все стороны света. От этого у Шанти даже случилось счастливое головокружение.
          Первым делом следовало найти надёжное пристанище. Что ему и удалось после нескольких неожиданных и неприятных столкновений с обитателями города. Квартира, которую занимала Лика, кота теперь вполне устраивала, будучи доведённой им с помощью колдовских заклинаний до приемлемой кондиции. Сама девушка служила практически идеальным источником эмоциональной энергии. Информации вокруг тоже хватало с избытком.
          Правда, Шанти почувствовал неладное ещё тогда, когда хозяйка вдруг дала ему прозвище Интеграл. Коту с трудом удалось сдержаться, чтобы не выдать своего удивления громким «мяу». Планета Индиг-Рал и нынешнее его имя Интеграл непонятным образом попали в резонанс и это лишило кота некоторой части волшебных сил. Но это оказалось ещё не всё! Сокращение от Интеграл — Инти звучало очень похоже на настоящее имя кота — Шанти! Это лишило несчастного полукровку ещё некоторой части его необычных возможностей.
          Следующим неожиданным открытием Шанти было происхождение Лики от кошачьего племени. Возникшие в его внутреннем информационном поле резонансные напряжения грозили лишить недодемона и без того невеликих его возможностей и окончательно превратить в простого смертного. Две ночи Шанти размышлял о свалившихся на него проблемах. И решение, принятое им, оказалось потрясением даже для самого Шанти.
          «Лучше стать обыкновенным котом на Земле, чем быть недоделанным демоном на Индиг-Рале!»

          — Как известно даже абсолютным кретинам, бабочки внешне очень красивы. Не мудрено поэтому, что люди усыпляют их морилкой, затем прикалывают булавками к картонкам, вставляют эти картонки в рамки и очень гордятся коллекцией трупиков несчастных насекомых.
          Профессор пожевал губами и схватил пальцами из чашки горсточку квашеной капусты.
          — Так вот, значится… капуста! Капуста представляет собой древнейшее растение семейства крестоцветных. Она имеет большое разнообразие видов. — профессор отправил добрую порцию капустных листьев в рот и толкнул Пономарёва в бок. — Вы, батенька, совершенно не умеете пить. Между тем как питие есть веселие. Хотя, это, конечно, спорно. Питие есть повод для… для «научно хмыслей». Н-да…  о чём это я, то бишь? Ах, да, о коллекциях! Так вот! — палец профессора взмыл вверх, вероятно, к тем самым сияющим вершинам мыслительного процесса, о коих в трезвом виде он, со всей присущей ему по жизни скромностью, умолчал бы.
          Иннокентий открыл глаза. Вернее, один глаз, второй почему-то открываться не хотел, и Пономарёв тут же ощутил на себе всю прелесть монокулярного зрения, тем более что и очки его находились сейчас где угодно, только не на положенном им месте.
          — Так вот, голубчик вы мой, — с нежностью в голосе продолжил старик, — в упомянутой мною ранее коллекции представлены многие виды бабочек, есть даже уникальные экземпляры с острова Суматра из долины… долины… впрочем, это неважно. А вот бабочки-капустницы у меня нет! Представляете себе? — внезапно бурно расхохотался профессор, словно бы невероятно удачно пошутил. — И вот отчего бы вдруг такой пердимонокль, мм? — старик, выдохнув воздух, «принял на грудь» рюмку настойки и вперил, да, именно вперил взгляд в монокулярного собеседника.
          Пономарёв сейчас не мог понять столь тонких намёков и поэтому силился обрести полную картину мира посредством открытия второго глаза, но, увы, это пока не удавалось.
          — Так я вам отвечу! — профессор вновь хотел поднять палец ввысь, но взгляд его зацепился за некую сущность, которая не укладывалась в теорию бабочек-трупиков и любви к семейству крестоцветных — на холодильнике сидела бледная моль и о чём-то беседовала с довольно крупным тараканом. Старик моргнул и надавил пальцем на левый глаз. Моль исчезла, таракан остался на том же месте.
          — Уф... — простонал в этот момент, слегка придя в себя, Пономарёв. — Остров Суматра, Иван Борисович, это, конечно, клёво, но в доме всё-таки нужно иметь и мясные закуски.
          Знаменитая настойка профессора способна была свалить с ног и не такого дилетанта, каким был Кеша. Тем более, что, продолжая находиться под впечатлением от недавней встречи с Анжеликой, он не смог правильно рассчитать своих сил и потребил под дружеским влиянием Ивана Борисовича несколько больше, чем следовало.
          — «Прости ты меня, Кешенька, дуру грешную!..» — ехидно процитировал профессор фразу из кинофильма и замолчал, недоумённо уставившись туда, где ещё секунду назад находился таракан.
          …Хорошо, что квартира Ивана Борисовича была расположена этажом выше, иначе, покинув её, преодолевать лестничный пролёт Иннокентию было бы куда как сложнее.

          Сидя на холодильнике, в прострации, Ахав шевелил усами. То, что иногда люди его видели в ипостаси нелюбимого ими насекомого было не страшно. Страшно было другое. Его поразило количество мёртвых, засушенных бабочек в квартире профессора Обонянского. Представители Клана Бегущих, Клана Тигровой Зари, Остролистого Клана, и даже Клана Огненной Длани… Сотни погубленных ни за что ни про что существ!
          Шаман склонил голову, шепча Заклинания Покоя для ушедших безвременно. Он был жутко напуган. И поклялся держаться как можно дальше от изверга профессора.

ГЛАВА  ТРЕТЬЯ

          Иннокентий Игоревич Пономарёв страдал.
          Он сидел за столом в своей конторке, заполнял формуляры, хмурился и страдал. Но вовсе не от похмелья, как это логично было бы предположить. Отнюдь! Настойка профессора Обонянского обладала поистине волшебным свойством — невзирая на её количество, принятое вовнутрь, состояния похмелья у реципиента наутро не наблюдалось. Надо полагать, за рецепт подобного зелья Иван Борисович мог бы схлопотать и нобелевскую премию. Однако старику давно уже были чужды любые меркантильные соображения.
          Кеша страдал от любви. Он знал, что и сегодня, и завтра Анжелика будет занята и, стало быть, встреча их не состоится. Только послезавтра. А видеть эти зелёные глаза и слышать этот глуховатый голос вдруг стало для него очень важным.
          Честно говоря, Кеша всегда побаивался, что такое однажды может произойти. Потому, что два года супружеской жизни почти сразу по окончании института наложили неизгладимый отпечаток на отношение Пономарёва и к женщинам, и к браку. Однокурсница Валерия, сводившая с ума практически всю мужскую часть вуза, сделала тогда счастье Иннокентия, выйдя за него замуж, а спустя два года ещё больше обрадовала его, согласившись на развод. Такой удачи в следующий раз могло уже и не случиться! Поэтому в отношениях с женщинами Кеша был предельно осторожен, он хорошо помнил, к чему это приводит.
          И вот, похоже, наступал тот период жизни, когда перед Пономарёвым замаячили знакомые грабли. Но что было делать? Силы к сопротивлению ослабли уже после второй встречи с Анжеликой. Теперь Кеша начинал бояться, не слишком ли он стар для этой славной девушки, всё-таки тридцать лет это вам не двадцать! К тому же он не бизнесмен, не банкир, не госчиновник на приличном окладе. С другой стороны, однокурсница Валерия в своё время ведь выбрала почему-то из всех возможных вариантов именно его! Значит, что-то этакое есть и в Кеше. Надо надеяться и верить!

          ……….В костюмерной было тихо и немного душно. Висевшие на плечиках платья негромко шушукались, обсуждая свои былые «выходы в свет». Ботинки и туфли вспоминали лихую чечётку и сапожника Али Мансура, который пел им смешные песни, уменьшая тем самым боль от используемых для ремонта большой иглы и молотка.
          Здешние перчатки, однако же, помалкивали. Хотя, освоив метод дактилологии, они тоже общались. Но тайно. Как и положено наиболее выразительным предметам гардероба.
          А на антресоли стояла Шляпа, вернее, Шляпка с Вуалью.  Да и не стояла, собственно, а так, чуть выглядывала из шляпной коробки, бросая взгляды на покрытый благородной «седой» пылью Цилиндр со смешным прозвищем Шапокляк. Ведь ни для кого не секрет, что если Цилиндр немножко запылился, то с ним имеет смысл поговорить, прижав его к тёплой стенке. Такое знакомство не может не иметь благоприятных последствий. В крайнем случае, оно не повредит. Жаль только, что он, похоже, слишком эгоистичен и думает исключительно о себе. А правила этикета не рекомендуют Дамской Шляпке вступать в беседу первой.
          Впрочем, только не Шляпке с Вуалью, поскольку это одна из самых загадочных персон на свете. То, что безусловно запрещено соломенной шляпке, пусть даже она сделана из самой настоящей токильи, панаме, или федоре — дозволяется Шляпке с Вуалью, ведь это вполне себе эксклюзивная вещь в гардеробе!
          Вот, например, что мы, собственно говоря, знаем о Вуали?
          — О! — глубокомысленно протянет какой-либо напыщенный знаток предмета и, громко прокашлявшись, как начнёт, как пойдёт перечислять данные! Но, боги мои, как же это скучно — слушать сухие факты и цифры.
          А вот, между прочим, существует предание, что первую Вуаль придумали гномы, а вторую эльфы. Причём, гномы за вуалью прятали свои бороды, а эльфы глаза. Впоследствии же предприимчивые люди однажды соединили Шляпку и Вуаль в одно целое, разумеется, не для того, чтобы прикрывать какие-либо бороды, ибо у женщин они отсутствуют, а для пущей привлекательности и таинственности представительниц слабого пола.
          И вот так оно и пошло-поехало вдоль и поперёк с той самой поры.         
          Возвратимся, однако, в костюмерную комнату.
          Шляпке с Вуалью стало окончательно скучно дожидаться взаимного внимания и она легонько призывно свистнула. Но Цилиндр, хотя и не возражал против общения с себе подобными, был чуть-чуть глуховат. Кроме того, к слову, он был редким педантом и страдал кроликофобией — когда-то в прошлом он украшал собою голову иллюзиониста Эмилио Фианти, и беда в том, что не только голову, но также один из номеров программы.
          Вы видели когда-нибудь, как фокусники вытаскивают кролика из цилиндра? Ничего, кажется, сложного! Однако, бывают исключения.

          — …Трёх кроликов зараз! — предложил Эмилио.
          — Не вижу смысла усложнять номер. Десять франков вполне достаточное вознаграждение, фокус банален. Три выступления в неделю. — директор цирка был предельно лаконичен. Он сунул в рот сигару, поджёг её и выпустил голубой клуб дыма, давая понять, что разговор окончен. Но, подумав, добавил: — Деньги в кассе. Извольте получить. Авансация…
          Кролик Нюилюи не успел даже сделать глоток кофе, когда рука Судьбы безжалостно вырвала его из уютной обстановки в бесовский мир. Трость, пенсне, тапочки, всё осталось дома, и даже халат в полоску остался там! Свет бил в глаза. Рука крепко держала его за уши. А вокруг были страшные бесовские рожи. Они шумели, свистели, хлопали в ладоши, и это было нестерпимо! Кролик Нюилюи был не робкого десятка, но слишком уж неожиданно всё случилось. Поэтому он нечаянно обмочился прямо в тёмное нутро Цилиндра, из которого его вынули, отчего благородный головной убор испытал невыразимый словами шок.
          После двух-трёх минут зависания над пропастью Нюилюи бросили обратно, в колодезную округлость Цилиндра, и, оказавшись вдруг снова у себя дома, он нервно закурил, выпил остатки кофе, холодного и горького, водрузил пенсне на нос и тяжело задумался.
          «Похоже, это штучка из разряда параллельных миров.» — пришёл в итоге к неутешительному выводу умный кролик.
          В течение двух недель он установил периодичность своего попадания в бесовские руки. Это происходило через день, почти в одно и то же время. Разумеется, жить так дальше было невозможно. Если, конечно, не плюнуть на всё, перестав переживать и драматизировать ситуацию, когда ты совершенно беспомощен в Руках Судьбы и выставлен на посмешище абсолютно голым.
          Нюилюи плюнуть не мог. Он посетил оружейный магазин и приобрёл револьвер с пачкой патронов. Решительно дождался очередного своего появления в ревущем параллельном мире и хладнокровно выпустил четыре пули в обладателя огромной руки. Уже падая вниз оставшиеся три заряда он потратил куда попало. Попало в Цилиндр, отчего и появились в нём эти три небольшие дырочки снаружи, а кроликофобия в глубине души.
          Иллюзионист Эмилио Фианти, скорее всего, даже и не заметил бы покушения на свою персону, слишком уж громким был шум в цирке и мелкими пули из револьвера кролика, они не пробили бы даже замшу его перчаток. Но одна из пуль угодила ему прямо в глаз и, вскрикнув, он выпустил уши Нюилюи из пальцев, в результате чего кролик, на его счастье, упал прямо внутрь Цилиндра и провалился в свой мир. Навсегда. Больше про кролика Нюилюи история никакими фактами не располагает.
          Что касается иллюзиониста Эмилио, то бедняга окривел на повреждённый глаз, и по очень здравому размышлению вскоре оставил своё привычное занятие, перейдя на более благородное поприще служения цирку в качестве конферансье.
          Ну, а страдающий отныне кроликофобией Цилиндр впоследствии занял уютное местечко неподалёку от батареи центрального отопления в костюмерной комнате. Где мы его и оставим до поры до времени, равно как и Шляпку с Вуалью. Ибо что бы с ними ни случилось дальше, это будет уже совсем другая история.     ……….

          — Ой, как здорово! — в восторге захлопала в ладоши Анжелика, когда Иннокентий закончил излагать очередную свою сказку. — Просто супер!
         Пономарёву было так приятно слышать эту похвалу, что он даже покраснел от удовольствия. Впрочем, в полусумраке осенней улицы это осталось незамеченным.
          Девушка сияющими глазами смотрела на своего нового знакомого и улыбалась. Определённо, Кеша был совершенно необыкновенным человеком. Напрасно подруга Ритка советовала ей вести себя с ним поосторожнее и быть готовой к отпору в любой момент. Наперекор всем этим советам Лика сейчас чувствовала к Пономарёву большое доверие, и даже мысленно поблагодарила судьбу за встречу с ним.
          Что касается Кеши, то такого счастья он не испытывал уже очень давно. Любовь просто переполняла его сердце и будь он помоложе, наверное, наговорил бы много всякой радостной чепухи, а то и совершил бы какой-нибудь глупый поступок, навроде прыжка в реку с моста. Только возраст и некоторый жизненный опыт удерживали его от «полёта в стратосферу».
          Они медленно двигались вдоль по набережной, когда вдруг над головами их в небе вспыхнула ослепительная полоса и снег вокруг осветился багровым отблеском.
          — Ой, — воскликнула Лика, — звезда упала! Какая яркая!
          — Действительно, — поднял лицо кверху Кеша, — чуть не на голову нам.
          — Не успели загадать желание.
          — Лично я успел. — гордо произнёс Кеша. — Теперь обязательно сбудется… То-есть, я бы очень этого желал.
          Анжелика засмеялась. Кажется, она знала, что подразумевает её спутник. Несмотря на ноябрьскую темноту, ей удалось поймать несколько совершенно понятных взглядов, которые бросил на неё Иннокентий. Ошибиться в их значении было трудно. Да и интонации его голоса говорили о многом. Лика чувствовала вполне законную гордость за свой успех.
          Однако, время приближалось к девяти часам вечера.
          — Жаль, что мне уже пора домой. — совершенно искренне проговорила Лика. — Надо ещё успеть подготовиться к завтрашним занятиям.
          — Да, — грустно ответил Иннокентий, — очень жаль.
          Они находились неподалёку от Ликиной пятиэтажки. Некоторое время оба молчали. Потом девушка погладила Кешу по плечу ладошкой и шепнула:
          — До свидания… мой добрый сказочник!

          Шанти смотрел в окно. Луну закрыли тучи, но свет её всё же проникал в комнату, слабо обрисовывая рельеф мебели. Дверь на балкон была чуть приоткрыта, сквозняк несмело играл забытым на полу фантиком от карамельки.
          Лика терпеть не могла липких леденцов, мармелада, но к карамелькам местного производства питала слабость. Крепкий кофе, несколько карамелек со смешным бегемотиком, изображённым на обёртке, ну и какой-нибудь бутерброд, вполне сносный завтрак!
          Сейчас хозяйки не было и Шанти грустил. В небе медленно шевелились тучи. Просвет между ними становился всё шире и шире.
          Шанти насторожённо двинул ушами. Тени в комнате стали отчётливее, будто кто-то долил чернила в их и без того тёмные очертания.
          Шшух! С неба упала звезда! Шанти знал её. Звезда была не как все — Сумасшедшая, одна из тех, немногих, любивших экстрим и имеющих независимый характер, из тех, которым были скучны избитые истины и ортодоксальные траектории. И в этом падении горящей звезды было что-то дикое и завораживающее. Под светом таких звёзд даже дети зачинались необычные, их так и называли «Дети Индиго». Отблеск её падения багрово осветил комнату, фантик с бегемотиком подпрыгнул, толи от сквозняка, толи от чего-то ещё, пролетел по воздуху и упал на учебник по физике, именно он лежал верхним в стопке книг.
          Объёмная материальная проекция карамельного бегемотика внезапно выросла рядом с учебниками и начала перелистывать страницы.
          — Так-так-так, — сказал Ахав, появившись в комнате как всегда неожиданно, — немножко балуемся магией?
          Шанти улыбнулся и, ловко вскочив на стол,  пощекотал бегемотику пузико.
          — Хи-хи! — взвизгнул бегемотик. — Хррр! — и выдал скрипучим канцелярским голосом:
          «...Классическая механика состоит из трёх основных отделов: статики, кинематики и динамики. Статика занимается изучением законов сложения и условий равновесия материальных тел. Кинематика изучает механическое движение тел без учёта их масс и действующих на них сил...»
          —Ха-ха-ха! — вдруг довольно засмеялся Ахав. — Шанти, недодемонов ты сын. Это же ОНА!
          — Кто? — поинтересовался Шанти, сверкнув зелёным глазом. Кот хорошо знал — иногда шамана-таракана заносило в такие немыслимые дебри магии, что понять его слова и поступки становилось практически невозможно.
          — Это она, «G1.9+0.3», так называемая Проекция Сумасшедшей Звезды. — Ахав потёр лапки друг о дружку и подмигнул. — Попалась, голубушка, теперь-то мы тебя успокоим. — и подойдя к столу тоже пощекотал бегемотика.
          — Фрррр! — замелькали листы учебника, карамельный малыш трясся от смеха. Но всё было тщетно, у книги не доставало нескольких последних страниц и поэтому она стала банальной проекционной ловушкой третьего порядка.
          — Ай-я-яй. — огорчённо пробормотал шаман-таракан. — Не получилось. А раз не получилось, то и смысла нет объяснять, что именно должно было получиться в результате. Плюнем и забудем. Вот только бегемотика жалко. Ну, ничего не поделаешь. Пусть возвращается в себя.
          Бегемотик кивнул и фантик с его изображением скользнул в щель меж страницами учебника физики.
          — Будешь помогать Лике. — мяукнул ему Шанти, прихлопнув книгу лапой.
          За окном ярко светила луна.
          «Интересно, принесёт хозяйка сосиску, или нет? — подумалось коту.
          Но Ахав, покидая квартиру, точно знал, что Лика принесёт только пурпурную розу и хорошее настроение от свидания с Иннокентием Пономарёвым.

          — Жжжжж! — со скрипом запустился компьютер. — Тых-тых-тых. — набирал обороты кулер, выбрасывая сквозь сетку мелкую дисперсную пыль и забивая ею лёгкие Ахаву. Шаман-таракан откашливался, но был терпелив. Ибо цель оправдывала средства. Пока Иннокентия не было дома, следовало хотя бы  частично просмотреть накопленную им информацию. Вдруг на жёстком диске обнаружится что-нибудь чрезвычайно важное! Никогда не следует упускать своего шанса.
          Начертив в пространстве руну «дагази туризас» и воззвав к духам, Ахав припал наконец к цветастым папкам Пономарёвского архива, чуть ли не вгрызаясь в каждый бит информации. Мозг потреблял файлы со страшной скоростью.
          «Уфф... Как, оказывается, сложно быть компьютерным воришкой. — скопировав всё нужное в накопитель, подумал Ахав. — Завтра обязательно надо посетить городскую библиотеку. Не может быть, чтобы там я не нашёл чего-нибудь эксклюзивного. Наверняка будет чем поживиться!» — с этой приятной мыслью Ахав скользнул меж плашек памяти, выбрался наружу и отключив компьютер побрёл в тайное место, туда, где тихо капала вода из крана и удобно был устроен Кешин носок.   
          Теперь можно было расслабиться и переварить какое-то количество информации согласно демонским обычаям. Как говорилось у них на планете Индиг-Рал — сначала накорми мозг, потом поешь сам.

          Мир изменился внезапно. Раз! — и из бутылки вылез джинн.
          — Хоттабыч? — неуверенно поинтересовался Иннокентий.
          — Ага, он самый, Хренабыч. — хрипло представился жидкобородый джинн, сунув руку и почесав грудь под арбузно-полосатым халатом. — Заказывать чиво-нито будете?
          — Мне бы-ы... — задумчиво протянул Кеша.
          — Ожидайте. — деловито оборвал его джинн и растаял сизым дымом, оставив напоследок запах хорошо поношенных сандалий.
          В дверь постучали требовательно и громко. На пороге квартиры стояла тёща, с сумками, пакетами, красная, как варёная морковка.
           — Мамо? — задохнулся от противоречивых чувств Иннокентий.
           — Динамо! — гаркнула Ираида Васильевна. — Воду ставь, варнак, щас пельмени будем варить!
           Пономарёв поплёлся на кухню, искать более-менее чистую ёмкость.
           — Иннокентий! Это ты мне?! — раздался вдруг радостный рык Ираиды Васильевны.
           Вздрогнув, Кеша побежал в комнату, держа в руках кастрюлю и на ходу расплёскивая из неё воду. Тёща сидела на диване, прижимая к лицу огромный букетище пурпурных роз.
           — Это вам! Кому же ещё! — неуверенно сказал Кеша и в изнеможении отхлебнул из кастрюли.
           А в окно ему глупо улыбался джинн Хренабыч и показывал неприличный жест руками…

          — Ой! — вскрикнул Иннокентий и проснулся. — Где я?
          Он лежал в своей постели, окружённый ночным полумраком.
          — Да что же это такое! — с негодованием воскликнул Пономарёв, чувствуя, как от ужаса по спине пробегают мурашки. Бывшая его тёща Ираида Васильевна не могла присниться к добру.
          Мучительно застонав, Кеша повернулся на правый бок и постепенно успокаиваясь стал тихонько погружаться в сон.

ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ

          На подоконнике возлежал Шанти и спокойно дремал. С каждым днём он всё больше и больше входил во вкус нормальной кошачьей жизни. Удивительное дело, но кот перестал даже испытывать желание пополнять свои накопители информацией и эмоциональной энергией. Зачем, если и так он до отвала сыт материальной пищей, которой заботливо потчевала его Лика? Решение остаться здесь навсегда, вначале не слишком твёрдое, стало теперь куда как определённей.
          Шанти открыл один глаз и улыбнувшись посмотрел на цветочный горшок, стоящий рядом с ним на подоконнике.
          В горшке сидел кактус — декабрист. Горшок был установлен так, что сквозь стекло окна кактусу была видна часть улицы, кусочек двора и небо. С другой стороны висела плотная штора, из-за которой два раза в неделю появлялась рука Анжелики, поливая декабриста чуть тёплой водой, рыхля почву, или просто трогая кактус за мясистые побеги.
          Снег в этом ноябре был в пренебрежении, ночью он выпадал на сырую землю белым и пушистым ковром, который к полудню превращался в затасканный и заплёванный, истоптанный тысячами ног грязный лоскут, относительно нетронутый только у бордюров и в иных труднодоступных местах.
          Декабрист скучал, размышлял о других своих собратьях, которые существовали себе где-то там, в далёкой Мексике, или Гондурасе, и в ус не дули по поводу возможных пертурбаций.
          Отростки кактуса топорщились, декабрист ощущал в себе силы к новой жизни, но время ещё не пришло. Когда произойдёт качественный скачок? Тогда, когда за окном снег больше не будет похож на грязные тряпки, а на еле различимой из окна реке мороз превратит текучую воду в монолит, когда замёрзшая синица стукнет своим клювиком в покрытое узорами изморози стекло чётное количество раз. Вот тогда и встрепенётся декабрист, распустит свою косу, даря маленькое, домашнее «лето» миру жестоких вьюг и холодов. И какой бы силы ни выли метели за окном, как бы ни дули колючие ветры, он будет цвести! Потому что не может иначе.

          Разворачивалось утро, хлипкое, промозгло-туманное. Разодрав в клочья тучи, солнце пошло в последнюю, может быть, атаку. Лёд в лужицах истончился, в очередной раз грозя пешеходам промокшей обувью. Ветер с остервенением гонял лёгкий мусор по дорогам и дворам. Наступила та самая пора суток, когда большинство людей уже заняты каким-либо общественно-полезным трудом. Но! Никакая закономерность не достигает стопроцентного уровня, обычно есть исключения из правил. Отпуск, больничный, банальный прогул, или ещё что-либо невообразимо аномальное, не укладывающееся в привычные рамки.
          Вот нынче и Пономарёв стал частью этого исключения. А объяснялось всё очень просто — у Анжелики не было двух первых пар, и именно Кеша сразу уцепился за эту возможность хоть краткого, но свидания. Благо, что для подобного случая Кеша располагал отгулом, и вот, как стойкий оловянный солдатик, уже находился на боевом посту — в ожидании за столиком кафе «Виола».
          Когда в двери появилась Анжелика, Иннокентий счастливо вздохнул и приподнялся со стула. Однако, следом за ней вошла ещё одна персона и вдвоём они приблизились к немного растерявшемуся Кеше.
          — Познакомьтесь, — сказала Анжелика, — это Иннокентий. А это Маргарита, моя однокурсница и лучшая подруга.
          — Очень приятно! — в унисон произнесли оба и следом вся троица опустилась на стулья.
          Увы, Пономарёву вовсе не было приятно то, что время, которое он намеревался разделить с любимой девушкой, окажется испорченным присутствием какой-то неизвестной ему особы. Но что оставалось делать, как не изображать из себя комильфо? Иннокентий заказал три пирожных, три чашки каппучино, и попробовал начать «светский» разговор.
          — Ну, девчонки, что новенького у вас в институте? — осведомился он весёлым тоном, подумав при этом, что совсем не напрасно приснилась ему нынче ночью бывшая тёща, ибо в целом спланированное свидание уже пошло наперекосяк. Можно было ожидать и других сюрпризов.
          И тут неожиданно Маргарита взяла, что называется, бразды правления в свои руки. Как-то очень просто, свободно, она стала рассказывать одну за  другой разнообразные немудрёные истории, происходившие в их «альма матер», раз за разом вызывая на лицах собеседников улыбки. Кеша с любопытством слушал байки про отнюдь не чуждый ему институт и со всё возрастающей симпатией смотрел на девушку. Мало того, что Маргарита была по-настоящему красивой, она к тому же ещё владела грамотной речью, что в её возрасте довольно-таки редкое явление. И в какой-то момент Пономарёв с удивлением поймал себя на довольно дикой в данных обстоятельствах мысли. И тут же, спохватившись, постарался загнать эту мысль как можно глубже в бездны подсознания.
          Лика была не готова к такому повороту событий. Не получилось равной дружеской беседы, за столом воцарилась Маргарита и откровенно старалась произвести на Иннокентия впечатление. Более того, перехватив несколько его удивлённых взглядов на подругу, Лика поняла, что Ритка достигла своей цели. Суть ситуации стала напоминать пошлый водевиль.
          С совершенно испортившимся настроением Анжелика посмотрела на висевшие в простенке часы и произнесла как можно более непринуждённо:
          — Может быть, Иннокентий расскажет хоть что-нибудь? А то нам скоро уже пора идти на занятия.
          — Ой, конечно, конечно! — спохватившись, воскликнула Маргарита. — Я очень хотела бы послушать какое-либо из ваших творений, Иннокентий. — добавила она, обворожительно улыбнувшись.
       
          ……….Любые правила всегда хочется нарушить. На вопрос — зачем? — обычно раздаётся что-нибудь невразумительное. Но это уже потом. Вот сидит в людях что-то «неястребиное»! Именно так  произносил эту фразу один мой знакомый, царство ему небесное. Разговор у нас за столом получился однажды довольно своеобразный, что-то по мотивам правил дорожного движения.
          — Нету в людях полёту. — говорил он, прикуривая от плитки. — Нету! Вот взять ранешнюю жизнь! Стоишь, бывало, на разводе, телогреечка на вате, отрядный взад-вперёд ходит, глазами зыркает, собачки языками по земле метут! Морозишша! А из репродуктора: «Страна моя! Ты самая люби-ма-ая!» А немец уже под Москвой! «Тырр-пырр...» — трактор на нейтралке трясётся. «Первая пятёрка, ма-арш!»
          Или потом, в сорок третьем, — кто первый поднялся из окопа, тому и пуля. А всё же шли, с матом-перематом. «За Родину, Сталина» не орали, молча шли. От того и страшней супостату. Ох и резали их, касатиков!..
          А там ранение. Всё! Чистый перед властью. До Праги дошёл. Опосля уже, в Вильнюсе, баул скрал на вокзале… просто так, за ради озорства. И — привет! Нету более героя-фронтовика, старшины Пятровского. А есть Сашка-Крыльник, вор и фулюган, охочий до чужого добра. Хотя воровать грех большой, а как не скрасть у раззявы? Хоть портянки, да укради!
          М-да. А ты говоришь — «светофор». Да нет тут никто! Ни машин, ни людей. Кто может, тот и смел, а кто нет, тот так и помрёт, вроде того осла промеж двух охапок сена…
          А вдруг светофор — того, поломатый, нахрин, и чё тогда стоять-то? Ну?! Стой, не стой, карман пустой. Так что, смекай, или простоять впустую, или рыскнуть! Только опосля уж не бузись, коль споймают. Но и сам не признавайся. Менты, они те сказок надуют... — цигарка Сашки припогасла, сделав его лицо тусклым и каким-то печальным.
          — А вообще, зёма, плюнь на всё! — сказал он. — Плюнь и разотри. Будь сам с усам, хе-хе, и не воруй, главное, живи честно. Писай в туалетах, на собраниях речи толкай. Трудись. Труди-ись! Опосля исдохнешь, как коняга, от износу.
          Плитка пыхнула пару раз. Свет погас.
          — Щётчик выбило. — сказал Крыльник.
          — Опять накурил?! — послышался голос соседки Фисы. — Анчутка! Вот я участковому обскажу.
          Сашка улыбнулся незло, вытаскивая из мятой пачки папироску.
          — Давай, стакан не задерживай, пей, что ли. А ну, и вправду стуканёт?.. Зарезать её, что ли? Хотя, нет, грех. Сама преставится… Анфис Пална! Водку будете? — дурашливо «запел» Крыльник, склонив голову набок и прислушиваясь к шуму из коридора. — Припрётся ща. А водки и нету. Хе-хе... Вот те и движение молекул. Идём на рыск! Самогон, слышь, есть, с полбанки. Чего говоришь?.. Не будешь больше? Ну, нет, так и нет. Иди тогда отседова, нахрин. А мы тут на обочине подождём… пока «зелёный» мигнет, да, Фиса?
          И я ушёл. Не с обидой, нет, просто ушёл.
          А назавтра... Не проснулся он поутру. Вот так-то.
          Хоронили Крыльника без слёз, без речей. Только Анфиса, соседка его, была малость не в себе, сбылась её «мечта», жить одной без лихоимца и пьяницы.
          Да ещё светофоры держали «зелёную волну» до самого кладбища.     ……….

          Из городской библиотеки шаман-таракан вернулся совершенно ошалевший. Такое количество информации не под силу было одолеть зараз. Следовало приступать к долгой осаде.
          К тому же при проверке снаряжения выяснилось, что оба накопителя уже полны под завязку. Ахав вдруг понял, что напрасно так суетится, напрасно старается успеть побыстрее проникнуть во все мыслимые и немыслимые места с целью получения эмоциональной энергии хумансов и их информации. Никуда всё это от него не денется. Всё это имеется на планете в таком огромном количестве, что любая поспешность в овладении предметом вожделения просто смешна. Зачем нырять из эпохи в эпоху? Зачем объединять сознания здешних существ для упрощённого извлечения их знаний? Зачем вообще «ломиться в двери», если эти двери вовсе не заперты — заходи и бери, что хочешь!
          «Это всё моя невезучая жизнь на Индиг-Рале! — с горечью подумал шаман-таракан. — Из-за вечной беготни вдогонку за удачей выработалась привычка постоянно хватать и хапать, ловить момент, пускаться во все тяжкие, чтобы не прозевать и крошки добычи. Я весь издёргался, измучился, изнервничался, а чего достиг? Превратился в полного невротика!»
          Ахав кстати вспомнил раздражающую его медлительность кота Шанти. Вот, он не так прост, этот недодемон! Он уже всё понял и никуда не спешит. Значит, и Ахаву тоже торопиться незачем. Что самое главное? Самое главное теперь — заполнить свой банковский счёт на Индиг-Рале качественной информацией и энергией. Потом можно будет беспечно жить на родной планете в самом престижном районе столицы и пользоваться всеобщим уважением! Вот это и есть благословенная цель! А всяческая суета является лишь помехой на пути к её достижению. Дары здешней цивилизации надо брать спокойно, с достоинством.

          — Ну, что, как тебе мой «маньяк»? — нарушила затянувшуюся паузу Лика.
          Они сидели рядышком в аудитории, постепенно заполнявшейся студентами. Рита задумчиво взглянула на подругу.
          — По-моему, он очень простой, обычный парень. Ничего особенного.
          — Ничего особенного? — иронически интонировала свой вопрос Лика. — Что же ты тогда так… так выступала перед ним?
          Рита рассмеялась.
          — Во-первых, не выступала, а просто поддерживала беседу. Во-вторых, почему бы и нет? Что в этом плохого? Кому и почему от этого стало хуже?
          Лика не нашлась, что ответить. Начать обвинять Маргариту в нехороших намерениях было бы просто смешно. Даже если между ней и Иннокентием на самом деле «проскочила искорка», почему это должно обязательно задевать Лику? Кеша ведь ещё не подавал Лике никаких конкретных знаков своей любви и, стало быть, подразумеваемой при этом верности. Кеша пока ещё волен, как птица в облаках, захочет — полетит налево, а не захочет — полетит направо. За него ещё надо будет побороться, вот какая штука. К тому же, как ни крути, а Лика сама привела Ритку на это свидание, хотя могла бы и подумать своей головой — стоит ли? Мало ли, что Ритке захотелось взглянуть на сказочника! Прожила бы как-нибудь и без этого. А вот теперь, в результате неправильных действий Лики, ситуация потеряла всякую определённость и непонятно вообще, стоит ли  делить «шкуру неубитого медведя»?
          На кафедре появился доцент Агамонов. Он обвёл аудиторию суровым взглядом и принялся неторопливо читать лекцию.

          Дома Иннокентию не сиделось, он чувствовал себя слишком взволнованным событиями, произошедшими полтора часа назад в кафе. И ведь что самое удивительное — там не было произнесено вслух ни одной обидной фразы, ни единой колкости или какого-то оскорбления! Обычный весёлый дружеский трёп. И тем не менее, душевное состояние всех троих участников этой встречи было серьёзно нарушено, Кеша мог бы в этом поклясться. Ох, недаром ему нынче приснилась Ираида Васильевна, ох, недаром!
          Пономарёв поднялся этажом выше и позвонил в квартиру профессора Обонянского. Дверь гостеприимно отворилась и Иван Борисович впустил соседа к себе.
          — Ну, что, — деловито потёр он ладонь о ладонь, — прошу к столу! Для дегустации всё уже готово. Можем приступать.
          — Знаете, профессор, а я сегодня совершил предательство. — признался Кеша. — Пока что, правда, только мысленно… никто не пострадал… но сам-то я ощущаю гадость! Вот оно чего…
          — Эх, батенька, — задумчиво протянул Обонянский, — человеческий разум это штука чертовски сложная. Да ты проходи, проходи, чего встал-то? Присаживайся за стол. Давай, выпьем стартовую, и я тебе расскажу один любопытный сюжетец.
          Соседи и давние добрые приятели чокнулись рюмками.
          — В этом нашем мире всё настолько чертовски лихо закручено, что пройти жизненную дистанцию и не совершить ни одной подлости или глупости не удаётся никому! — начал профессор. — Я мог бы тебе привести сотню примеров из собственного бытия. Но это всё ерунда. Давай-ка, лучше ещё по одной! — Кеша хотел было что-то возразить, но Обонянский замахал на него руками, и в результате следующие две рюмочки замечательной настойки отправились в должном направлении.
          — Даже дети, сущие ангелы по сравнению с нами, чертями, и те подвержены порой недетским страстям. — продолжал профессор, лицо которого постепенно начало терять суровость выражения. — Я тут как-то зашёл в гости, к старому своему товарищу ещё по гражданской войне, вместе рубили белогвардейцев в конармии… Ну… это я шучу, конечно. Короче, сидим с ним на кухоньке, разговоры разговариваем про то, да про сё. А у него два внука, близнеца, в комнате соседней играются. И вот вдруг слышим оттуда вопли, крики. Ну, понятное дело, спешим на помощь. Забегаю это я первым и вижу  такую картину: два близнеца как раз в это самое мгновение тянут каждый к себе мягкую большую игрушку с криками «моё, моё!» Спустя буквально секунду — бамс! — и дело сделано, у одного в руке лапы, у другого голова от медведя.
          Самым смешным оказалось то, что таких игрушек было две, то-есть, два абсолютно одинаковых плюшевых медведя! Ну, как это принято, близнецам часто делают подарки таким образом, чтоб никому из них не было обидно. Но воевали парни за именно ЭТОГО конкретного медведя.
          Подивившись такой экспрессии, спрашиваю, стало быть, сорванцов, будут ли рвать второго? На что получаю ответ… Их папа вчера сказал, что —«нельзя делить шкуру неубитого медведя». А вот теперь, раз уже есть «убитый», то пусть делит.
          — Но почему же вы убили именно этого? — спросил я.
          — А мы никак не могли, — объяснили мне близнецы, — их различить и постоянно ссорились, кто из медведей чей? А ТЕПЕРЬ У НАС ЕСТЬ ОДИН ОБЩИЙ МЕДВЕДЬ И ШКУРА ДЛЯ ПАПЫ.
          Профессор грустно посмотрел на Кешу и весело подмигнул.

          Иннокентий сидел на своей кухне возле стола. Брезжил рассвет.
          За окном шёл снег, белый, как лист неиспорченной ещё никем бумаги.
          Кофе был чёрен как ночь. Стакан молока, кремовая пенка. Жёлтое с каплями влаги масло. Хлебец.
          Снежинки, кружась, падали, делая «чистый лист» более толстым, превращая его в «картон». К обеду, правда, всё опять раскиснет, обратившись в грязную кашу. Люди в оранжевых жилетах будут сгребать её ложками-лопатами в чрево ненасытной машины, машина будет давиться, перхать, как старый дед, оранжевые жилеты закурят, выпуская вонючий дым к небу.
          Может быть, пойдёт дождь, асфальт покроется пятнами, словно старый сифилитик, обнажая морщинки и трещины ямочного ремонта.
          Ветер рванёт и поднимет в воздух оставшиеся ещё кое-где на деревьях листья, понесёт их умирать в овраг…
          Чайник плюнул паром, приглашая повторно испить кофе. Вторая чашка обычно более насыщена смыслом, нет этой грозной обжигающей торопливости, логика приходит в порядок.
          Что же написать на «чистом листе»? Черкнуть ли эдак небрежно нечто восторженное, ободряющее?
          Или просто, без затей — ЛИКА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
          …А почему не — РИТА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
          Ведь от решения этого уравнения зависит буквально всё. И даже оранжевые дворники с этим не поспорят, нет?
           Свистит чайник… Что — чайник? Холодный, горячий… это вообще не важно, как и свисток, глупо отмеряющий время...
          Кофе, если он настоящий, хорош и холодный. Чего не скажешь о любви…

ГЛАВА  ПЯТАЯ

          «…Любое волшебство, будь то Магия Огня, Воды или Любви, невозможно без резистентной среды. И чем выше резистентность этой среды, тем сильнее сама магия. Хотя, волшебство это не совсем магия, это больше иллюзии, наговоры, несложные воздействия на психологическую составляющую, раскрепощающую или угнетающую волю клиента.
          С первостихиями дело обстоит сложнее, к примеру, вызвать дождь может и самый слабый шаман, но только потом дня три от него никакого толку не добьёшься. Перерасход энергии.
          Итак, отсюда мы переходим к следующему аспекту — амулетам, артефактам, талисманам…»
          Лика поморщилась и щёлкнула кнопкой транзистора. Боже, какую глупость иногда несут по радио.  Амулеты, талисманы. Тамулеты, алисманы. А вот коснись дело до чего-нибудь конкретного, никакие артефакты не помогут! Будь у тебя хоть тыща амулетов, а если предмет не учить, как следует, то и фиг сдашь экзамен.
          Рука отодвинула учебник и потянулась к пледу.
          — Кис-кис-кис. Интик!
          Мягкие, почти бархатные, но цепкие лапы кота ухватили край пледа. Мгновение и Интеграл устроился у Лики в районе плеча, засопел в ухо тепло и успокаивающе.
          Лика задремала. Хвост кота стукнул по подушке раз, другой. В комнате под самым потолком завертелся неяркий оранжевый шарик. Опускаясь по спирали, он выписывал разные фигуры, которые ещё некоторое время кружили в воздухе, а потом как бы проецировались на Лику, заставляя её то ёжиться, то улыбаться во сне. Ей снился Кеша, куда-то нёсший её на руках, и улыбавшийся такой славной улыбкой, что просто сердце замирало в груди.

          Шаман-таракан закрепил оба накопителя как следует и приготовился телепортироваться на Индиг-Рал. Теперь не обязательно было приближаться вплотную к порталу, чтобы воспользоваться его свойствами, энергии было предостаточно и для дистанционного включения аппарата. Ахав хмыкнул, представив себе картину того, как он тащился бы через заснеженный лес к заветному местечку.
          Произнеся вслух код доступа и направив определённое количество энергии в сторону портала, шаман-таракан почувствовал, как его подхватила и понесла куда-то магическая сила.
          Придя в себя, Ахав выбрался из полутёмного сарая дядюшки Ахахавия наружу и посмотрел вокруг. На первый взгляд ничего здесь не изменилось. Впрочем, почему и что здесь должно было измениться? Полуразрушенное поместье покойного ныне старика продолжало угасать от своей неприкаянности и ненужности никому.
          Шаман-таракан раздражённо поморщился и махнув лапкой торопливо направился по дороге, ведущей в центр провинции, ибо именно там был расположен филиал Энерго-Информационного Банка, где на счету Ахава лежала до смешного крохотная, с трудом накопленная им сумма.
          Управляющий филиалом демон дон Фьюрий с любопытством поглядел на Ахава.
          — Вас так давно не было видно, что мы уже начали волноваться. Но, судя по тому, что вы нас всё-таки вновь посетили, ничего из ряда вон выходящего с вами не произошло?
          — О нет, всё в порядке. — с деланной беспечностью произнёс шаман-таракан. — Вы же знаете, умер мой дядюшка по материнской линии. Старик оставил мне кое-какие деловые бумаги. Пришлось поездить по провинции, довести до ума некоторые его незавершённые прожекты. Ну, и выбить из недобропорядочных партнёров долги. — гордо посмотрел Ахав на финансового клерка.
          — Вот даже как! — с удивлением воскликнул дон Фьюрий. — Никогда бы не подумал, что Ахахавий занимался бизнесом… Впрочем, теперь-то я начинаю понимать, зачем старик брал у нас кредиты.
          Услышав эту новость шаман-таракан так и прирос к гладким плиткам пола. Дядюшка брал в банке кредиты! А единственным наследником его являлся Ахав! По закону все долги умершего родственника должен был теперь оплатить именно он. Пот прошиб несчастного шамана…
          — Проще было бы мне сдохнуть! Ну, дядюшка, ну, тихобздуй! — ругался в истерике Ахав, возвращаясь из банка обратно в родовое поместье. Оба его накопителя были опустошены в счёт долга. — Чтоб вам треснуть с такими процентами по кредиту! Эксплуататоры!
          Выходило так, что ещё трижды Ахав должен будет посетить филиал банка за здорово живёшь, и только в четвёртый визит его собственный счёт начнёт пополняться.
          «Какое счастье, что теперь я обладаю неистощимыми запасами энергии! — в какой уже раз с замиранием сердца подумал шаман-таракан. — Иначе бы мне каюк. Всю оставшуюся жизнь отрабатывал бы долги в минеральном карьере.»
          Говорят, что преступника всегда тянет посетить то место, где он совершил преступление. Эта мысль пришла в голову Иннокентию, когда он обнаружил, что машинально забрёл в кафе «Виола», вместо того, чтобы вернуться по окончании рабочего дня к себе домой.
          Сегодня в кафе делать было нечего. Лика по телефону ответила удивительно невыразительным голосом, что серьёзно занята, и поэтому в ближайшие дни на свидание прийти не сможет. И Кеша понял — дело плохо. Следовало предпринимать какие-то шаги. А может, и не следовало. Ситуация была весьма неопределённой. Надо же было Анжелике привести с собой эту Маргариту! Недаром говорят — третий лишний.
          «Выпить, что ли, кофе, раз уж всё равно забрёл сюда?» — рассеянно подумал Кеша и направился к дальнему столику.
          — Присаживайтесь, пожалуйста, ко мне. — остановил его женский голос.               
          Пономарёв повернулся, с недоумением посмотрел на произнёсшую эти слова девушку, которая в одиночестве занимала столик возле окна, и внутренне ахнул. Маргарита приветливо улыбалась ему и делала приглашающее движение рукой.
          — Здравствуйте, Рита. — Кеша опустился на стул. — Какими судьбами?
          — Да просто шла мимо, дай, думаю, загляну, погреюсь, заодно чашку каппучино выпью. Мы, кстати, в этом кафе раньше часто бывали с Анжеликой.
          Официантка принесла кофе и Иннокентию. Он медленно тянул напиток и не отрываясь смотрел в глаза Рите. Она в свою очередь поглощала каппучино и отвечала ему таким же взглядом. Шёл молчаливый диалог, из которого обоим становилось понятно, что они действительно интересны друг другу.
          В мозгу Иннокентия внезапно, как вспышка, возникло лицо бывшей супруги Валерии. О, как она была красива! Не только студенты, но и преподаватели-мужчины заглядывались не неё. Вот только в супружеской жизни это не помогло им абсолютно. Скорее, наоборот, помешало.
          — Ого. — неожиданно произнесла Маргарита. — Вы сейчас чуть не пронзили меня взглядом насквозь и насмерть.
          Кеша смутился. Неприятно, когда кто-то читает твои мысли.
          — Простите, Рита. Я просто вспомнил неприятную подробность из личной жизни. Неужели это так ярко отразилось в моём взгляде?
          — А я, знаете ли, немного ведьма, умею видеть то, что от меня пытаются скрыть.
          — Вот как? В таком случае, вы должны точно знать моё к вам отношение. Его я, кажется, вообще не смогу скрыть.
         — А как же быть с Анжеликой? — лукаво блеснула взглядом Маргарита.
         — Не знаю. — вздохнув, честно ответил Кеша. — Я просто не знаю.
         — Заплутавшийся влюблённый. — улыбнулась девушка. — Ну, для начала более тесного знакомства, расскажите мне какую-нибудь сказку. Пожалуйста.

          ……….Мощного телосложения женщина с встревоженным лицом сидела в кабинете доктора-психотерапевта.
          — Скажите, доктор, это так и должно быть?
          — Что именно?
          — Ну, вот это вот. Я ему — «мой руки перед едой», а он — «нельзя, у меня самые клёвые микробы, особенно один, по имени Василий, у него глаз на спинке и четыре пары ух». То-есть, ушей. Я вначале подумала, он шутит. А потом смотрю — никаких шуток, лицо серьёзное и щека дёргается! Да ещё и на вас ссылается, доктор.
          — Вы понимаете, какая штука… я ведь ему назначил время на сегодня, говорил, дескать, Александр, не забудьте вернуть мне моего Василия! А он, сами видите, забыл! А между прочим, Василий это наномикроб экспериментальный, только-только из пробирки. Немалых денег стоит.
          — Доктор… вы это серьёзно? Я думала…
          — Милочка, вам не нужно думать, вам нужно действовать! Посудите сами, ну зачем вам мужчина с экспериментальным наномикробом в организме? Вы же видите, у него уже начались некие изменения в психике. Уговорите Александра немедленно вернуть Василия в лоно… так сказать, медицинской науки. Кроме всего прочего, моя диссертация оказалась под угрозой!
          — Диссертация?
          — Вот именно, диссертация! Василий это уникальный наномикроб!
          — Глаз на спинке и четыре пары ушей. Я помню.
          — Это не совсем уши, милочка. Впрочем, неважно. Василий — микроб, делающий мужчин во всех смыслах более, более... ну, вы понимаете!
          — Признаться, не совсем.
          — Путь к сердцу мужчины лежит через…
          — Постель!
          — Кхм… сначала через желудок.
          — Интересная камасутра. Мне уже и самой любопытно стало.
          — Так давайте договоримся, что следующий курс лечения будет предложен вам, как человеку уже вникшему в суть дела, так сказать. Кстати, хотите кофе? У меня особый рецепт!
          — Ммм!.. Действительно, вкусно. Что вы добавляете? Ликёр «Бейлиз»? И такая обалденная пенка!
          — Пейте на здоровье!
          — Ну, так и что там с Василием?
          — Наномикроб «Василий», или, если быть более точным, реагент с высоким содержанием IBR qf-12/4 H, вырабатывает в человеческом организме дополнительные возможности к растворению сложных аминокислот и блокирует часть вредных шлаков. Снижает риск заболеваний почек, печени, и прочих важных органов, повышает мышечную массу тела и даёт дополнительные возможности выживания в агрессивной среде. Не говоря уже о возрастающей потенции. Но! Злоупотреблять этим препаратом нельзя! Могут возникнуть побочные эффекты, до конца ещё не выясненные, вплоть до абсолютно невероятных. Уговорите Александра немедленно придти ко мне. Лечебно-тестовый период, по сути, закончен. Нужно снять все параметры для того, чтобы я мог продолжить изыскания, а Александр —  чувствовать себя в безопасности.
          — Приложу все старания, доктор! Всего вам доброго, доктор! За кофе спасибо!
          — …Алло, Сашок? Ну, всё в порядке, приятель! Я уладил проблему. Сейчас твоя благоверная вернётся домой и отправит тебя ко мне. Жду. Неси коньяк.
          — Отлично, док! Я верил, что ты поможешь. Иначе бы мне из дому не вырваться, а Ксюшка обиделась бы страшно — как так, обещал прийти, а сам игнорировал! Ну, теперь-то всё должно быть в порядке.
          Доктор положил трубку и посмотрел в окно. На столе, в чашке с остывшим кофе плавал вразмашку клон наномикроба Василия — Василий Тёмный. Плавал кругами вдоль борта, взбивая густую пенку.     ………

          Особенно понравилось Рите то, как Иннокентий изображал голосом и мимикой персонажей сказки. Отсмеявшись, она извинилась и отлучилась в туалетную комнату. Иннокентий попросил официантку убрать посуду и расплатился. Он был намерен проводить Риту до дома и даже сделать попытку напроситься в вечерние гости. Он чувствовал сейчас к ней невероятное влечение. Будь что будет.
          — Привет, Кеша! Оказывается, ты тоже здесь. — раздался милый обычно голос, в данный момент, однако, подобный грому небесному.
          Пономарёв заторможённо повернулся на стуле и увидел… Анжелику!
          — А я от Маргариты иду. Занимались вместе. Вот, решила заглянуть в кафе, выпить чашечку каппучино.
          — Привет. — Иннокентий смотрел на девушку и мысли его кружились со сверхсветовой скоростью. — А я тут с коллегой по работе договорился встретиться. — озабоченно он посмотрел на часы и произнёс с досадой в голосе: — Ну, вот, уже почти час прошёл, а его нет. Нет больше смысла ждать. Пойду, пожалуй. — он поднялся и взял Лику под локоток. — Давай-ка я заодно провожу тебя до дома, а то время позднее уже, темно.
          — Может, выпьем кофе? — неуверенно произнесла она.
          — Я безумно устал тут сидеть. — объяснил Кеша. — К тому же у меня есть предложение получше. Мы идём к тебе.
          Маргарита, только что появившаяся и замершая у выхода в зал, проводила их взглядом и усмехнулась.

          Где-то далеко в небе набирает силу гроза.
          Ветер. Сначала приходит он, почти неощутимый, словно дыхание любимой. Он начинает заигрывать с листьями, целуя их столь же нежно, сколь желал бы сам быть обласкан ими. Но это только обманчивая прелюдия к более серьёзным действиям.
          Вот он уже становится резче, настойчивей, потом яростней, и листья в панике трепещут, изо всех сил стараясь удержаться на ветвях деревьев.
          Небо обвисает тучами, бьют небесные тамтамы. Бум! Бум! Крик ветра срывается на вой, он в бешенстве срывает шифер с крыш, грохочет по дворам перевёрнутыми мусорными баками, ломает толстенные тополя, роняя их и калеча ни в чём не повинные, просто попавшиеся под горячую руку автомобили.
          Рокот небесных тамтамов нарастает. Молнии протыкают синими венами пространство — шшшххх!.. Кажется, что работает вселенский дефибриллятор. Разряд! Ещё разряд! Словно кто-то пытается вновь запустить уставшее и остановившееся сердце. Но — увы…
          Пахнет озоном. Ветер, утихая, как бы стыдясь своих бешеных порывов, гонит, словно не находя теперь себе места, по дорожкам и закоулкам дворов мелкую пластиковую дребедень.
          Всё возвращается на круги своя.
          И вот уже аварийные службы чинят оборванные стихией провода, муниципальные работники растаскивают тушки тополей, агенты страховых компаний оценивают стоимость ущерба.
          А напуганный своим же безумием ветер убегает сначала в пригород, потом дальше, в бескрайние поля, неся лёгкую взвесь дождя на чёрную, жирную землю, исходящую теплом, туда, где тощие грачи, гордо вышагивая, ищут себе пищу, где по межам среди полос и прямоугольников вспаханной почвы стройные фигурки берёз обнимаются зелёными ветками, а в овраге звенит ручей.
          Примерно так можно было бы описать и душевное состояние Кеши. После невероятной бури, поднявшейся в нём под воздействием чар Маргариты, он попал в умиротворяющую ауру Анжелики, и теперь тихонько блаженствовал, ведя её под руку вдоль набережной.
          Отныне было ясно, что Анжелика относится к нему очень серьёзно. Может быть, даже любит. Сегодня она назвала его на «ты»! А ведь в предыдущую их встречу, и во время последнего разговора по телефону они ещё вежливо «выкали» друг другу. Совершенно ясно, что она появилась в кафе «Виола» не просто так, а именно в надежде его там найти.
          «И так далее, и тому подобное!» — оборвал свои далеко идущие мысленные построения Иннокентий.
          Они приблизились к Ликиному подъезду и вошли в него на этот раз вместе. И на пятый этаж поднялись вдвоём. Здесь Лика отперла дверь квартиры, обтянутую серым кожзаменителем, и Кеша шагнул через порог, как в новую жизнь. Где-то на краю сознания тоненько пропел слабый голосок: «Рита!» и всё стихло.
          В прихожей их ждал Шанти.
          — О! — сказал удивлённо Кеша. — А ведь я его знаю. — он наморщил лоб, что-то вспоминая, и затем улыбнувшись выпалил: — Точно! Этот хищник сидел у меня на плече. А ты его называла Винтик!
          Лика засмеялась:
          — Интик! Без буквы «в». Интик это уменьшение от Интеграл.
          — Кот по имени Интеграл. — понимающе протянул Кеша. — Это звучит гордо!
          Шанти снисходительно улыбался. Он чувствовал сильнейшее излучение эмоциональной энергии, исходящее от хумансов. Если бы сейчас он ставил задачей наполнение своих накопителей, то, пожалуй, вскоре в них не осталось бы свободного места. Однако, его отныне занимало совсем другое. Шанти видел, как взволнована и счастлива Лика, и это было самое главное на данный момент.
          Пономарёв же удивлялся произошедшей в нём перемене. Если при общении с Маргаритой мысли его непроизвольно начинали двигаться в сторону постели, то Анжелика внушала ему какую-то невероятную нежность и невозможность её обидеть.
          Когда он подхватил Лику на руки и она обняла его за шею, Кеша почувствовал, что девушка сейчас согласна на всё. Однако он знал — с этим маленьким существом надо обращаться бережно. Поэтому он с мучительным наслаждением просто стал ходить с нею, как с ребёнком на руках, из комнаты в комнату.
          Шанти очень нравился тот сверкающий золотистый ореол, который сейчас окружал обоих. Он видел, как из-за ножки дивана выглянул Ахав и нацелился своими накопителями, но зная, что это никоим образом не может помешать влюблённым, игнорировал действия шамана-таракана.

ГЛАВА  ШЕСТАЯ

          ……….Нильс любил смеяться, иногда даже без повода, тихо, почти беззвучно. Так же, как сейчас. Причиной мелковздрагивания плеч Нильса в данный момент была толстушка Мэган, девочка, живущая в доме напротив. Нильс был не против толстых девочек, хотя и не упускал возможности посмеяться над ними. Но только тогда, когда никто не видит, ведь, как ни крути, а: «Все Шелтоны — джентльмены! И это не обсуждается!» Так всегда говорил его папа, мистер Гордон Шелтон, и Нильс отчётливо видел в такие моменты пламенные буквы данного девиза, возникающие из пустоты прямо в воздухе. Особенно, когда в подтверждение этой догмы старик Гордон бегал за всеобщим любимцем, псом Крафтом, с бумажным пакетом для какашек в руке.
          А впрочем, песня не о том, а о другом.
          Девять лет! Ему исполняется девять лет. Это вам не шутка! Это, как-никак, СРОК!
          Нильс подумал: «Вот все удивятся, узнав такую сногсшибательную новость.»
          Все. В том числе и Те, о Ком говорить нельзя! Тссс! Молчок! Нильс старался и не упоминать о них всуе. Те, Кто живут за каминной решёткой, питаясь пеплом и теплом седых углей, Те, Кто бренчат в трубе, завывая порой, словно сотня волынок одновременно, чумазые люди, дети сумерек, острозубые гэмпси.
          Нильс улыбнулся, ведь как раз на 469-й неделе гэмпси обещали взять его к себе в гости, в Пепельную страну. Пройтись по мосту Пепельных Радуг, посмотреть Носящего Жёлтую Маску, покормить Птиц Ленга. Да мало ли чего ещё!
          Именно этого события Нильс сейчас и ожидал, наблюдая в окно за тем, как толстушка Мэган внезапно, как чёртик из табакерки, выскочившая из дверей, переваливалась уточкой, спеша куда-то наискосок через двор. Руки её забавно потрясали в воздухе, словно кому-то грозя.
          До перехода оставалось совсем чуть-чуть, угли в камине вот-вот должны будут вспыхнуть и подёрнуться седой пеленой. И тогда...
          Сердце Нильса взволнованной канарейкой трепыхалось в грудной клетке.
          На улице Cloth Fair наступали сумерки.

          Ещё совсем недавно Мэган очень любила его. Нет, не просто очень, а очень-очень! Но что-то случилось! Теперь он вызывал в ней столь противоречивые чувства, что от обиды слёзы наворачивались на глазах.
          «Так не может быть! Это, наверное, колдовство! — Мэган крутанулась волчком, чуть было не свалившись на пол. — Колдовство, точно! Кто мог заколдовать его? Кто?»
          Взгляд Мэган не предвещал ничего хорошего. Тот, кто посмел покуситься на её любимого, заслуживал... заслуживал… О! Мэган ещё не придумала «страшнючую кару», но уже знала, что она будет страшнюча, как никогда!
          В одном из окон расположенного напротив дома дёрнулись занавески.
          «Может, это ветер? Но откуда же ветру взяться внутри квартиры? Ах!.. Шелтон! Это же окно квартиры Нильса Шелтона! Неужели это он навёл колдовство?»
          Неужели?.. Так вот из-за кого Мэган теперь не может смотреть, как раньше, на любимый пудинг с восторгом! И хуже того — не может его съесть!
          «Ах, этот Нильс! Вот я ему задам!» — Мэган от негодования ещё раз крутанулась на каблуках и бросилась к двери.
           А из-за каминной решётки сквозь пепельную взвесь провожали её взглядом холодные глаза гэмпси. Ведь мало кому известно, но пудинг является катализатором для перехода по Пепельному мосту в Пепельную страну. А Нильсу было уже пора — угли в камине пыхнули искрами.
          Когда Мэган выбежала на улицу, её пудинг почти мгновенно почернел, обратился в прах и взвился тёмным султанчиком, втягиваясь в каминную пасть. Ещё пара мгновений и переход будет готов. Теперь нужна только жертва, нет, не кровь, а чьи-нибудь раздражение и злость. А этого добра у Мэган, уже приближающейся к дверям квартиры Шелтонов, сейчас было хоть отбавляй.
          Мастер церемоний гэмпси зловеще усмехнулся и начал читать заклинание перехода.
          На улице Cloth Fair было всё ещё спокойно.     ……….

          И тут раздался звонок мобильного телефона.
          Пономарёв взглянул на часы. До окончания обеденного перерыва оставалось десять минут. Жаль было отрываться от сочинения новой сказки, это грозило тем, что она так и не будет завершена, сколько уже таких, недописанных до конца, этюдов хранилось у Кеши в папочке на планшете. Недовольно кашлянув, Пономарёв, тем не менее, солидным задушевным голосом произнёс в трубку:
          — Слушаю вас внимательно.
          — Привет вам, мой рыцарь без страха и упрёка. — послышался иронический женский голос.
          — Ох. Здравствуйте, здравствуйте, Маргарита! — одновременно радостно и виновато воскликнул Кеша.
          — Однако, знаете ли, трудно было ожидать от вас подобной вчерашнему эпизоду негалантности. — весело сказала девушка. — Бросить свою даму в полном одиночестве! Фу! Как это на вас не похоже. Или я ошибаюсь, и именно это на вас и похоже?
           — Видите ли, дело в том, что вчера произошёл форс-мажор… — начал было объяснять ситуацию Иннокентий.
           — Знаю, знаю, можете не рассказывать. — перебила его Рита. — Но в результате мы ведь не довели по вашей вине начатое знакомство до логического продолжения, не так ли?
           — Я надеюсь, у меня будет шанс исправить ситуацию? — закинул пробный камешек Пономарёв.
           — Я, так и быть, предоставлю вам такой шанс. Но ведите себя отныне аккуратней, поскольку обижать мою персону я больше не позволю.
           — Готов на коленях вымолить прощение! — с пафосом выдохнул в трубку Иннокентий.
           — Вижу, вы можете быть гораздо лучше, если захотите. — усмехнулась Маргарита. — Однако, где и когда вы намерены исполнить это обещание? Для подобных целей кафе не подходит.
          Кеша на мгновение задумался. Из происходящего между ними шутливого диалога вряд ли можно было делать какие-то серьёзные выводы. Скорее просто выдерживая этот же лёгкий тон, нежели рассчитывая на что-то, он предложил:
          — Готов предоставить в наше распоряжение мои холостяцкие апартаменты, герцогиня.
          К его удивлению Рита согласилась.
          — Хорошо, князь. Где и в какое время мы с вами встретимся?
          И тут Иннокентия слегка затрясло от волнения. Неужели действительно, вот так просто Маргарита возьмёт и придёт к нему в объятия? А ежели нет, то зачем тогда ей вообще нужна вся эта комедия?
          «Спокойно, князь, спокойно. — мысленно сказал он сам себе. — Она же ещё совсем девчонка. Напридумывала себе чёрт знает чего, да к тому же, поди, элементарно соперничает с Анжеликой, вот и несёт её неведомо куда. Тут надо поосторожнее, старина, помягче, ты ведь никогда не был тупым бездушным сердцеедом, ты не оставлял за своей спиной обиженных насмерть женщин.»
          — Давайте встретимся возле «Виолы», в 18.00, раз уж всё равно это кафе такое для нас харизматическое. — предложил Иннокентий. — А до моей берлоги оттуда идти недалеко. Как вам такой вариант?
          — Договорились.

          Маргарита улыбнулась, вполне довольная состоявшимся разговором с Кешей, сунула планшет в сумку и вернулась на своё место. Присев рядом с Ликой, она некоторое время молча оглядывала заполнявшуюся студентами аудиторию. Но ей сейчас было весело и молчать не хотелось.
          — Как у вас дела с Иннокентием? — небрежно поинтересовалась она и тихонько рассмеялась. — Ох, Лика, видела бы ты себя сейчас со стороны! Такое ощущение, как будто у тебя с ним всю ночь был непрерывный секс.
          Анжелика повернула к ней лицо и Рита поймала её взгляд, настолько счастливо-отсутствующий, что ей стало даже немного не по себе.   
          — Эй, ты чего это, подруга? — Маргарита шутливо пощёлкала пальцами перед носом Лики. — Или у вас нынче действительно приключился крупномасштабный секс?
          — У нас было гораздо лучше. — мягко улыбнулась та.
          — Как это? — округлила глаза Рита. — Как это лучше? Ты о чём?
          Анжелика помолчала, продолжая улыбаться, потом нехотя ответила:
          — Это нельзя объяснить. Это надо пережить самой. Тогда поймёшь.
          — Итак, дорогие мои детишечки, — раздался в этот момент с кафедры зычный голос преподавателя, — сейчас я зачту вам сказочку. Поэтому закройте, пожалуйста, ротики, и распахните пошире ушки.

          Шаман-таракан нанёс очередной визит в городскую библиотеку. Благодаря тому, что он вовремя оказался вчера в нужном месте, а именно — в квартире у Лики, его энергетический накопитель был сейчас до отказа заполнен высококачественными эмоциями, которые влюблённые хумансы накануне излучали просто с невероятной интенсивностью. Дело оставалось за малым — добавить во второй накопитель побольше информации и можно было совершать очередной вояж на Индиг-Рал.
          Ахав осмелился даже мысленно предположить, что за доставку  такой исключительной чистоты энергии демон дон Фьюрий согласится скостить часть долга и, как знать, вероятно, уже в следующий визит на родную планету его личный счёт в банке начнёт-таки пополняться.
          Озабоченно шевеля усами, шаман-таракан том за томом скрупулёзно процеживал Большую Советскую Энциклопедию.

          ……….Улитка Буся очень любила тепло и мечтала как-нибудь пробежаться налегке по цветущему лугу, попить росы, попробовать на вкус сочную траву.
          Однако, быт её заедал, ведь на Бусе висел буквально весь дом, дом-раковина, небольшая, уютная, но требующая кропотливого каждодневного труда. Тащить хозяйство на себе — очень непростая задача.
          Тем не менее, как-то раз, на Ивана Купалу, или вскоре после того, собралась Буся исполнить наконец свою заветную мечту. Потому что в жизни каждой улитки однажды наступает такой момент, когда ей совершенно необходим глоток свежего воздуха, пусть недолгая, но свобода! И право на поступок! А какой он будет, Буся уже придумала. Не все улитки пользуются этим правом, большинству из них гораздо важнее ничем не нарушаемая рутина бытия. Собственно, так же всегда считала и Буся. Но на этот раз она решила иначе.
          И вот поутру она вышла из дому в самом наилегчайшем и почти прозрачном своём платье!
          А возле подъезда, на лавочке, как обычно, шевеля рожками, восседали две её пожилые соседки, которых звали Орля и Урля.
          — Поглядь-ко, Урля, Буська-то наша совсем потеряла стыд, вышла из дома нагишом!
          — Истину глаголешь, Орлюшка, молодежь нынче совсем потеряла стыд!
          — И куда родителя глядели!
          — Проглядели девку-то!
          Неодобрительно выпучив глазки соседки азартно осуждали и обсуждали неосторожную Бусю.
          А ей сейчас было наплевать и на дом, который ей вконец опостылел, и на соседок, всю жизнь сидящих на грибной диете, и на подобающее добропорядочной улитке поведение. Ей остро хотелось испить росы, свежей и прохладной, а также изведать вкус сочной луговой травы! И чтобы лёгкий шаловливый ветерок обдувал её тело со всех сторон.
          И ещё Буся очень хотела бы стать хоть ненадолго Бабочкой, иметь крылышки, такие же тонкие и элегантные, как занавески в её родной раковинке, и полететь высоко-высоко, над всей глупой суетой этого мира.     ……….
         
          «Какой он у меня удивительный романтик! — с улыбкой подумала Анжелика, прочитав одну из сказок в тетрадке, оставленной ей Иннокентием. — Откуда это в нём? Мы совсем ничего не знаем друг о друге. Хотя знакомы уже почти целый месяц. Впрочем, это даже к лучшему. Впереди ещё долгая и счастливая жизнь! И мы будем понемножку открывать каждый в каждом архипелаги и острова, моря и океаны, будем исследовать белые пятна и аномальные явления, проникать в тайны и загадки… Боже, как хорошо!» 

          Маргарита шла по вечерним улицам на свидание с Кешею своей элегантной походкой, почти не чувствуя довольно неприятного ветерка, который поднялся ближе к вечеру. На лице девушки играла улыбка. Всё-таки, что бы там ни было в дальнейшем, а своё веское слово она скажет. И ещё не факт, что в итоге Пономарёв предпочтёт Лику, совсем не факт.
          «Наивная простушка! Как это она сегодня выразилась? «У нас было гораздо лучше, чем секс!» Это как? Что за странная блажь?»
          Сейчас Риту буквально разбирал смех от нелепого хвастовства Анжелики.
          «Напридумывать себе можно всё что угодно. Этак и я могу заявить завтра — у нас с Иннокентием было гораздо лучше, чем просто секс! И поди меня проверь. И вообще, что может быть лучш…»
          Маргарита внезапно резко остановилась. Кончики пальцев её рук прижались к вискам. На лице отразился страх.
          «У нас было гораздо лучше… Боже мой… Да ведь это… Нет, не может быть. Это слишком ужасно… Нет, нет. Надо позвонить Лике, разобраться, узнать… Да ведь она теперь не станет со мной откровенничать! Она ничего не скажет! Боже мой, что же делать, что делать?»
          — Девушка, с вами всё в порядке? — раздался чей-то голос.
          Рита пришла в себя и увидела молодого мужчину в спортивной шапочке и лёгкой куртке, с улыбкой взирающего на неё.
           — Извините, — пробормотала она, — нет-нет, всё нормально.
           Она медленно пошла вдоль набережной, но через несколько шагов развернулась в обратном направлении. Хотя до кафе «Виола» оставалось всего ничего, но о встрече с Иннокентием теперь не могло быть и речи.
           — Мерзавец. — шептала Маргарита побелевшими губами. — Ах, ты мерзавец. Чем же ты её напичкал, какой гадостью? Или сразу посадил на иглу?
          Рита опять вспомнила это странно-блаженное выражение глаз Анжелики и её всю передёрнуло.
          «Однако, надо что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. С Ликой разговаривать бесполезно, она теперь в его власти. Пойти в полицию?.. — Рита задумалась было, но вдруг её осенила другая идея: — Вот! Точно! Это будет правильнее всего.»
           Она достала планшет и набрала номер.

          Иннокентий пришёл к «Виоле» на двадцать минут раньше назначенного времени. Войдя в заведение он заказал чашку кофе и две булочки. Слегка подкрепившись, снова вышел наружу и вдохнул свежий ноябрьский воздух.
          «Вот сейчас. Вот сейчас она появится из-за угла и…» — замирало сердце у Кеши.
          Однако, убегали секунды, уходили минуты, а предвосхищение его никак не оправдывалось. Кеша потихоньку начал мёрзнуть.
          «Ох, уж мне эта нелепая привычка женщин — вечно опаздывать на свидания! — сердито думал он, совершая короткие прогулки по площадке перед кафе туда-обратно. — Ну, ладно бы хоть лето было, а то ведь почти зима на дворе, этак и простудиться недолго, какая потом любовь? — Кеша взглянул на часы и присвистнул: — Уж полчаса прошли, а Германа всё нет.»
          Он вернулся в кафе и занял место за столиком возле окна, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим снаружи. Официантка принесла горячий каппучино и Кеша с наслаждением отдал ему должное. Спустя ещё некоторое время Кеша набрал номер Маргариты и услышал в ответ сакраментальное: «абонент временно недоступен». Через пять минут он повторил попытку с тем же самым успехом. Иннокентий, нахмурившись, задумался и неожиданно всё понял.
          — Так-так. — с улыбкой пробормотал он себе под нос. — А герцогиня-то обвела вас вокруг пальца, дорогой князь. Отомстила за вчерашнюю вашу «негалантность». Вуаля. — Иннокентий поднялся из-за столика и направился к выходу. — Ну, что же. Будем считать, что в этой нашей игре счёт покамест ничейный.»

          Управляющий филиалом Энерго-Информационного Банка демон дон Фьюрий вообще-то не имел права заглядывать в информационные счета своих клиентов. Этим делом занимались специалисты на более высоком уровне. Однако, дон Фьюрий в своё время получил особое тайное разрешение от ГУНО, Государственного Управления Нормализации Отношений, позволяющее ему производить выборочную проверку клиентов. Поэтому он недрогнувшей рукой вскрыл счёт шамана-таракана Ахава и обнаружил там весьма любопытную, на его взгляд, информацию. (Как раз ту самую, которую Ахав недавно скопировал с персонального компьютера Кеши.)

          ……….В сундуке лежало ровно пятнадцать Йохохошек и один мёртвый эсквайр. Тело его маленько уже завонялось, но все, кто проходил мимо сундука, полагали это за запах хорошего французского сыра.
          Доктор Ливси озабоченно почесал у кота за ухом.
          — Нет, ну вы себе как хотите, а это определённо лишай! Стригущий! — с негодованием воскликнул он, слегка грассируя. — Ай-я-яй! До чего довели благородное животное! 
          «Пусть только кто-нибудь поднимет мне веки!» — многообещающе думал Вий, ошибочно принятый в своё время за эсквайра.
          Доктор Ливси, как все британские джентльмены, страдал в большой степени снобизмом и практическим вандализмом. Хотя сам он говорил, что отнюдь не страдает этим, а наоборот наслаждается. Кроме всего прочего он не любил Йохохошек. И они платили ему взаимностью.
          А Билли Бонс, лежащий на верхней палубе, был не столько жив, сколько мёртв. На его глазах покоились тяжёлые медные монеты, в руке он крепко сжимал трубку фирмы Данхилл. Впрочем, немного отойдя от тяжёлого, мертвецки пьяного сна, он ещё в силах был разобраться с шутниками, положившими эти монеты на его веки. Так что Йохохошки готовились к худшему.
          — Пиастрры!! — раздался вдруг невыносимо пронзительный голос попугая Иешуа. — Вижу землю! Зёррнышко перрца. Каррамба.
          Ливси перевернул солнечные часы и выглянул в иллюминатор. Надо же — пристань! А ведь, казалось бы, ничто не предвещало.
          По пирсу шустро бегала мисс Марпл, увешанная бананами и кокосовой стружкой. Оживлённо напевая «Лондон, гуд бай...» она, тем не менее, как раз таки надеялась на обратное, и проклинала тот день, когда вышла замуж за плантатора Бэджойса и уехала с ним в эти богом забытые края.
          Корвет хлопнул парусами и пришвартовался. Время замедлило свой бег. Йохохошки с любопытством приоткрыли крышку сундука. Ливси хмыкнул и сунул в карман бриджей револьвер системы «Наган». Разведчику пора было приступать к выполнению задания Ми-6.     ……….

ГЛАВА  СЕДЬМАЯ

          Завтра, в воскресенье, Иннокентий с Ликой собрались сходить в театр, Кеша заранее приобрёл два билета. А сегодня, дабы быть совершенно готовым к планируемому мероприятию, он занимался приведением себя в соответствующий вид. Он достал из шкафа галстук, успел уже погладить любимую светлую рубашку, накрыл влажной марлей брюки и только намеревался провести по штанине утюгом, как из прихожей вдруг донеслась трель звонка. Кеша чертыхнулся, отключил утюг, сунул его на подставку и пошёл открывать дверь.
          На лестничной площадке стоял незнакомый плотного телосложения молодой мужчина в светло-серой куртке и такого же цвета кепочке. Круглое лицо, слегка курносый нос. Он улыбнулся и сказал обычное в таких случаях:
          — Здравствуйте.
          — Добрый день. — ответил Иннокентий, тоже изобразив улыбку.
          — Меня зовут Сергей. — продолжил визитёр.
          «Похоже, распространитель каких-то товаров.» — подумал Кеша и холодно представился.
          — Может быть, вы позволите мне войти, Иннокентий, и побеседуем, так сказать, не спеша? — предложил свой вариант Сергей.
          — Видите ли, — сказал по этому поводу Кеша, — а вы кто, собственно говоря, будете?
          Визитёр подумал самую малость и ответил:
          — Ваш родственник. Некоторым образом.
          Пономарёв мгновенно вспомнил историю, произошедшую несколько лет тому назад. Вот так же на пороге его квартиры внезапно объявился некий молодой человек и представился родственником со стороны матери. И впоследствии действительно оказался Кешиным троюродным братом, совершенно замечательным парнем, скромным до застенчивости. Оказавшись в городе проездом, воспользовался случаем, чтобы познакомиться с родичами поближе. Прожил у Кеши два дня, не доставив практически никаких хлопот, и отбыл по своим делам, оставив о себе самые лучшие воспоминания.
          Поэтому Кеша расцвёл в улыбке и воскликнул:
          — А! Вот оно что! Родственник со стороны матушки? Кузен?
          Сергей, опять подумав, ответил:
          — Нет. Скорее, шурин.
          — Так. — весело согласился Пономарёв и, поразмыслив, неуверенно добавил: — Но… шурин, это же, вроде бы, брат жены?
          — Что-то типа этого. — подтвердил визитёр.
          «Во как. — пронеслось в голове у Кеши. — Брат бывшей жены, ни с того, ни с сего, нарисовался. Преданья старины глубокой, дела давно минувших дней.»
          Предложив гостю в прихожей снять куртку, он провёл его на кухню, где они оба и приземлились за стол.
          — Ну, как там Валерия поживает? — пришлось поинтересоваться из вежливости Кеше.
          Сергей подумал и осторожно сказал:
          — Ничего, спасибо. Валерия поживает нормально.
          — Ну, я очень рад. — постарался как можно душевней произнести Иннокентий. — Как-никак, бывшая супруга. Нет, нет, да и вспомню наши с ней совместно прожитые дни. До сих пор жалею, что не сложилось.
          «Чёрт его знает, зачем пришёл? Надо, на всякий случай, быть с ним повежливее, и о Валерии помягче вспоминать. А то вдруг скандалить начнёт.»
          Пономарёв как раз перехватил странный взгляд Сергея, брошенный на него при упоминании о бывшей жене.
          — Что, она всё так же, в школе преподаёт? — спросил Кеша. — Когда я увольнялся оттуда, она-то, вроде, не собиралась?
          Шурин вдруг облегчённо вздохнул, улыбнулся, будто вспомнил нечто забытое, и подтвердил:
          — Да, да, продолжает учительствовать, всё в порядке. — посмотрел в глаза Иннокентию и заинтересованно произнёс: — Ну, что мы всё о Валерии, ты сам-то как поживаешь, где работаешь теперь, не хочешь назад, в школу вернуться?
          «Что-то я никак не могу вспомнить этого брата. — озабоченно скрипел мозгами Пономарёв. — Вообще, у Валерии, кажется, и не было никакого брата. Или это не родной брат, а двоюродный, или там какой-нибудь сводный? Вот же ситуация, блин! Ну, что, паспорт теперь спрашивать, что ли?»
          — Да нормально я поживаю. — между тем отвечал он на вопросы шурина. — Работаю в институте, инженером. В школу возвращаться не собираюсь. Не моё это.
           — Жа-аль. — огорчённо протянул Сергей. — Я, ведь, собственно, чего пришёл-то. Мы с товарищами, они, кстати, очень серьёзные и деловые люди, организовываем частную школу-пансионат. Вот, по совету Валерии, хотели пригласить вас к нам на преподавательскую должность.
          — Ах, вот оно что! — дошло до Иннокентия. — А я-то, понимаешь, голову ломаю, зачем понадобился брату своей бывшей жены? Грешным делом, подумал даже, что скандалить будете.
          — Ха-ха-ха! — рассмеялся Сергей. — А вот и ничего подобного! Да и зачем теперь-то прошлое ворошить? Быльём поросло.
          — Точно. — согласился Кеша. — Так это… может, тогда, по чуть-чуть? За знакомство.
          — Я, вообще-то, непьющий.
          — Так и я норму знаю! — убедительно произнёс Кеша.
          — Ну… ладно.
          Пономарёв открыл холодильник и в ужасе отшатнулся, увидев пустое его нутро.
          — Сергей… вы, это… подождите пару минут. Я тут последнее время серьёзно занят был. Запустил немного хозяйство. Сейчас сбегаю в магазин. Пару минут! — уже на ходу крикнул Иннокентий, набросил на плечи куртку и выскочил на лестничную площадку.
          Не успела хлопнуть дверь, как Сергей поднялся из-за стола и быстро прошёлся по комнатам, внимательно разглядывая обстановку в квартире. Похоже, что осмотр его удовлетворил. Кивнув самому себе, он вернулся на кухню и, уже присев снова к столу, обратил внимание на листок бумаги, видневшийся из-за занавески на подоконнике. Протянув руку, Сергей взял его и поднёс к глазам. Аккуратными крошечными буквами там было написано:

          ……….— Шур-бур-мур! — маленькая Ведьмочка захлопнула Книгу Заклинаний, подождала эффекта, и погрустнела. — Мдя… не получилось...
          На плите, тем временем, что-то хлюпнуло, шмыркнуло и в воздухе запахло тёплой солёной влагой.
          — Ой, матушки, батюшки, акашки-макашки, чуфыры-муфыры! — маленькая Ведьмочка всплеснула руками. — Ой, чего чичас буди-ит! — и в притворном ужасе сморщила нос.
          А на плите в котелке уже плескалось Чёрное Море, над волнами летали чайки, крича зазывно и плаксиво, гудели плывущие куда-то пароходы, дельфины, выскакивая из воды, провожали их умными взглядами. За линию горизонта опускалось солнце...
          Но тут в котелок спикировала муха. Запахло жареным. Котелок дёрнулся и упал с плиты. Растерянная муха бродила по разлившимся остаткам Чёрного Моря и приговаривала:
          — Це-це-це. — тряся отбитой при падении гузкой.
          Ведьмочка шмыгнула носом и быстро-быстро пробормотала великое заклинание:
          — Муха, муха Цекотуха, позолоченное брюхо, муха по полу пошла, муха денюжку нашла.
          Котелок заблестел серо-серебряным светом, остатки Чёрного Моря свернулись в правильный треугольник и вписались в его окружность, а чайки стали орлом, орлом получившейся в итоге ведьминой денежки. Что касается мухи, то она от таких чудес поспешно улетела.
          А довольная Ведьмочка быстро собралась и пошла в лавку, где прикупила на эту денежку всяческих всяк, потому что деньги не стоит копить, их надо тратить.   ……….

          Сергей изумлённо поднял брови. Перевернув листок, он прочёл на обратной стороне:

          ……….Подозрение сидело в буфете и жрало варенье. Ему было очень вкусно. Однако, следовало соблюдать известную осторожность, поскольку после того, как Подозрение, чрезмерно объевшись сладкого, выпадало из буфета, оно хлопалось об пол и разбивалось на тысячу маленьких  несуразных подозреньиц. А это было крайне обидно. Ведь потом приходилось месяц, а то и два, притворяться молью, мелкой осенней мухой, сухим тараканьим трупиком, да паучком-домовичком. И всё только для того, чтобы наконец сложиться в Целое где-нибудь в тёмном уголке, потом пробраться в буфет и умыкнуть ещё одну баночку варенья.     ………..

          — Во даёт! — покачал головой Сергей и коротко хохотнул. Поднявшись из-за стола, он положил листок на подоконник и стал задумчиво смотреть в окно на обесцвеченный снегом двор.
          — Здравствуйте. Вы кто будете?— раздался осторожный голос позади. Сергей вздрогнул от неожиданности и обернулся. На него в упор смотрел пожилой, если не сказать старый, мужчина, заросший седой щетиной, проникший в квартиру совершенно бесшумно.
          — Здравствуйте. Я родственник Иннокентия. Сергей. — представился он, слегка поклонившись.
          В этот момент в прихожей зазвучали шаги и весёлый Кешин голос:
          — Вот и я! Буквально две минуты!.. О! Иван Борисович! — обрадовано воскликнул Пономарёв, входя на кухню. — Вы очень кстати! Познакомьтесь, это мой шурин, Сергей, а это мой сосед и лучший друг Иван Борисович!
          Тут же Кеша вынул из пакета и поставил на стол бутылку армянского коньяка, батон свежего хлеба, полкило голландского сыра, лимон.
          И вскоре уже коньяк был разлит по рюмочкам, хлеб порезан на куски, сыр располосован на ломтики, а лимон на дольки.
          — За знакомство! — сказал Иннокентий и пиршество началось.
          Как это обычно и бывает, вначале все чувствовали себя немного скованно. Однако, когда коньяк закончился и профессор принёс бутылку своей замечательной настойки, дело пошло на лад. Обсуждению были подвергнуты очень многие аспекты современной жизни. Споры становились всё ожесточённей. Но постепенно Иван Борисович начал брать верх над «неопытной молодёжью». В конце весёлого вечера, перепутав уже политику с киноиндустрией, и собственную жизнь с услышанными где-то историями, профессор воодушевлённо взмахивая руками рассказывал:
            — А вот ещё бывает так, спишь себе без задних ног, дрыхнешь, как сто сурков одновременно, потом — бац! Проснулся. А денег нет! Да фиг бы с ними с деньгами — вообще нет ничего! Ни куртки, ни шапки с часами, то-есть, полный песец! Остался один голый организьм!
           А?!! Вот сюжетец! Все уорнер бразерс и остальные голливуды за тыщу лет такого не придумают. Хотя, у них там был слабенький вариант со Шварценеггером, где он ещё рычал: «а ну, фраер, гони мне свои штаны и мотоциклетку»... Ну, так у него на это и каркас вон какой здоровущий, заграничный, ему, ясен пень, без штанов и мотоциклетки никуда.
          У нас, это самое, особенная стать. Ну, если верить, конечно, товарищу Тютчеву. Хотя, как все соплеменники, я не исключение, люблю впадать в крайности, то-есть, уснул одетым — проснулся голым. Это обратно доказывает, что нам не по пути с западными демократиями. У них там вон мотоциклетки угоняют, полицейские участки громят. И вообще, нет порядку. Одна демократия повсюду, никакого тебе выбора, то-есть, куражу никакого!
          Да вот, к примеру, Нью-Йорк, пятница. В крайнем случае, понедельник. Я там был. И вот, значится, поесть охота шашлычка-а! А — хрена вам... Жри ихние хот-доги и пиво из пластикового пакета соси. А иначе — полис: пиу-пиу! Айл би бэк, детка! Отдавай свои штаны! Ну, вроде как демократический штраф гони. В долларах.
          То ли дело у нас — сидишь себе в парке на лавочке, культурно выпиваешь, варёную куру кушаешь, ну или там перченый шпиг поглощаешь. Мигают огоньки в обманчивой дали. Цветомузыка тебе и танцы под духовой оркестр. Но строго до 23:00! Потом тишину нельзя нарушать. Всем спать!
          А наутро, бывает, проснёшься и думаешь: чего-то, вроде, организму не хватает. Не беда! Главное, что люди кругом хорошие. Подскажут, чего не хватает. А дальше — жизнь продолжается!..
          После этих слов Иван Борисович аккуратно уронил голову на столешницу и тихонько, интеллигентно, захрапел. Иннокентий с любовью взглянул на профессора, потом перевёл глаза на Сергея и произнёс:
          — Железный старик! Гений. Мне бы хоть третью часть его умственных способностей, цены бы мне не было.
          — Да уж. — согласно кивнул раскрасневшийся как маков цвет Сергей и сделал попытку подняться на ноги. — Ну, пора мне, Кеша, идти же. Я же не просто так. Меня же люди ждут. Где же мой телефон? — неловко пошарил он рукой вокруг. — Вот же ведь же!
          — Да я тебя провожу. — успокоительно произнёс Пономарёв. — Пошли.
          Он помог Сергею подняться, довёл его до дивана и уложив, накрыл сверху пледом.
 
          Начальник местного отделения ГУНО комиссар фон Шварфарш открыл лежащую перед ним на столе папку с надписью на лицевой странице «Личное дело демона Ахава» и взглянул на стоящего возле двери дона Фьюрия.
          — Значит, говорите, пахнет антиправительственным заговором? — недобро усмехнулся он.
          — Не берусь судить, ваше превосходительство. Но крамола налицо. Магистр Ливси упоминается несколько раз в самых невероятных ситуациях. Чего стоит, например, то место, где он, якобы, чешет недодемона кота за ухом! Это то-есть наш уважаемый Магистр Ливси! — дон Фьюрий негодующе всплеснул руками. — Немыслимо!
          — Да-а. — нахмурился хозяин высокого кабинета. Пролистнув несколько страниц, он поправил на носу очки и начал читать.
   
          ……….«— В голове не так уж много места для ума. — сказал один человек другому. — Все глупости начинаются со слов «А помнишь?»
          — С ослов? Каких, то-есть, ослов? — не расслышал собеседник.
          — Господи, с кем я еду? Да ещё в одном купе.
          — Провалы в памяти? — поинтересовался попутчик.
          — В каком смысле?
          — Сами же говорите, что не помните, с кем едете. Вас как по батюшке?
          — Ким Кимович. — ответил Ким Кимович.
          — А фамилия?
          — Кимович и есть фамилия, а отчество я не помню.
          — Я могу помочь вспомнить. — усмехнулся собеседник. — Это как раз по моему профилю. Позвольте представиться, Яков Моисеевич Гольдберг, психотерапевт.
          Дверь отъехала в сторону, всунувший голову внутрь проводник уныло оглядел купе.
          — М-да… И тут пусто. — и он закрыл купе на ключ.
          Попутчики молчали. Запоздало вскинулся Яков Моисеевич:
          — Но позвольте… то-есть, как это пусто?!
          — Я же говорил, в голове не так много места. — усмехнулся Ким Кимович. — Вам пора на выход! Сейчас будет станция «23-й километр».
          — Мне надо в... в...
          — Конечная. Двери закрываются. — прошелестело по вагону. — Поезд идет в парк. Следующая — «станция метро Бауманская».
          — Бессмыслица какая-то! Я вообще на авиалайнере лечу!
          Ким Кимович посмотрел на психотерапевта с укором и показал пальцем:
          — Вон, смотри, смотри, видишь, цифры?
          — ???
          — Просто, мы с вами в коме.
          — В Коми? Алдан?! Экспедиция, вертолёты, волки… Ах, да-да, что-то припоминаю!.. Нас спасли?
          — Спасли только вас.
          — А вы, простите, кто?
          — Я тот, кто не дал тебе сойти с ума. Я твоё второе «я».
          — И что мне… нам… теперь делать?
          — Ждать, надеяться и верить, что медицина научилась оживлять тех, кого раньше просто увозили в мертвецкую...»

           — Это всё? — спросил профессор.
           — Всё. — грустно вздохнул реаниматолог.
           — Вот этот показатель меня настораживает… тут осталась какая-то непонятная активность… Что скажете, коллега?
           — Что тут скажешь. Мозг умирает.
          Профессор Доуэль задумчиво покусал карандаш.
          — И всё-таки, я должен буду проверить ещё раз.
          — Ну, на то вам и голова дана, профессор. — усмехнулся реаниматолог.
                Отрывок  из  несуществующего  черновика   романа   
                А. Беляева  «Голова   профессора   Доуэля».  1923 г.     ……….

          Фон Шварфарш аккуратно закрыл папку и задумчиво взглянул на дона Фьюрия.         
          — Странная информация. Очень странная. Где, интересно, Ахав такую раздобыл? Насколько мне известно, в высших сферах общества он не вращается. Ведь он у нас из захиревшего рода. Да и по жизни никогда ничем особенным этот шаман не выделялся. Обычный прах под ногами Великих Демонов. — комиссар снял очки и бережно положил их на стол. — И вдруг появляется такая неординарная информация на личном счету в банке! Уж не совершил ли он несанкционированный прыжок в Неизведанное Пространство?
          — Ахав рассказывает, будто бы он ездил по провинции, улаживал дела с компаньонами его ныне покойного дядюшки. Дескать, получал с них долги. — вставил своё слово дон Фьюрий.
          — Ну, что ж, — рассудительно сказал фон Шварфарш, — это вполне может быть правдой. Но это следует проверить. Вот что, милейший дон Фьюрий, — строго взглянул он на банковского служащего, — как только у вас там снова появится этот шаман-таракан Ахав, немедленно дайте мне знать.

ГЛАВА  ВОСЬМАЯ

          ……….Пряник это вам не печенье. Пряник это праздник! Толстый, ароматный, имбирный, медовый, с гвоздичкой в петлице. Мм! Барин и барин — в красивой глазури, лежит, поглядывает лениво на окружающий мир, думу свою сладкую думает.
          И тут — бац! Пряник прямо с прилавка хватает грязными пальцами какой-то гаврош. Толстый пучеглазый полицейский свистит, надрываясь, в свисток, приказчик проворно бросается на защиту собственности. Но ловкий гаврош уже перепрыгнул чахлую оградку кустов и прямо в полёте откусил Прянику полбока.
          В кондитерской царит лёгкий переполох, хозяин спешно предлагает посетителям роскошный лимонный пудинг «из самой Британии», на прилавке меняются салфетки, всё должно быть чинно-благородно, аккуратно и благоуханно, почтенные посетители не должны страдать!
          …А в кустах на чуть пожухлой траве лежит жестоко надкусанный Пряник. Ему зябко, неуютно. Он страдает, осознавая, что жизнь его может закончиться под забором, как у распоследней заплесневелой корки. Ему страшно от того, что его, такого румяного, пахнущего дорогущей корицей и имбирём, теперь сожрёт какая-нибудь блохастая тварь, обдавая смрадным запахом из пасти.
          Но ещё остаётся надежда на спасение. Ещё верится, что вот-вот придёт выручка!
          Увы! Что-то уж больно долго не слышно шагов приближающегося благодетеля, не видно его желанного силуэта.
          Обидевшись на весь белый свет, Пряник делает попытку закатиться под широкий лист лопуха, дабы спрятать свою новенькую глазурь от нескромных взглядов осеннего солнца. Здесь он гордо-байронически намеревается засохнуть всем назло, в тоске и печали.
          Однако, из-за неумелости движений и неточности расчёта, Пряник юзом скользит под откос и вскрикнув падает в нору.
          Прямо в лапки радостно попискивающих мышат, мышат-сироток, чьих родителей накануне сожрал кондитерский кот, отлучённый от хозяйских харчей за порчу наисвежайших сливок.     ……….

          На кухню заглянул Сергей. Он выглядел великолепно. Умытый, расчёсанный, выбритый электробритвой, той самой, которой Кеша ни разу в жизни ещё не пользовался, так и валявшейся в шкафу со дня, когда её Кеше подарили по случаю какого-то праздника.
          — Просто заново родился! — весело заявил Сергей.
          — Так и должно быть.  Во-первых, мы вчера на самом деле очень хорошо посидели. А во-вторых, смотри во-первых. — сказал Иннокентий, отложив в сторону планшет, на котором только что набирал текст своей очередной сказки. — Мне так кажется.
          — Я тоже так думаю. — согласно кивнул шурин и сразу посерьёзнел. — Однако, как ни крути, а время поджимает. Пора мне отчаливать.
          — Кофе на посошок? — предложил Кеша.
          — Спасибо. С удовольствием.
          Спустя двадцать минут Сергей вышел из подъезда Кешиной многоэтажки и зашагал по заснеженному за ночь тротуару. Идти было недалеко.

          Шанти по пятам следовал за Ликой, норовя потереться о её ногу. Девушка, напевая, доставала из платяного шкафа предметы своего гардероба, прикидывая напоследок, что именно из всего этого правильнее будет использовать для сегодняшнего похода в театр.
          В момент очередной примерки перед зеркалом из прихожей донёсся звонок.
          — Кто бы это мог быть, как ты думаешь, Инти? — задумчиво произнесла Лика, откладывая свои богатства в сторону.
          — Ммурф. — вкрадчиво ответил кот.
          — Ты полагаешь? — с серьёзным видом нахмурила брови Лика и, не выдержав, звонко рассмеялась. — Ну, вот мы сейчас и посмотрим.
          В дверном проёме возник Сергей.
          — Ой! — взвизгнула Анжелика и повисла у него на шее. — Серёжка! Ты почему не предупредил, что приедешь?
          — Извини, котёнок, — ответил Сергей, целуя её в щёку, — я буквально на пару часиков к тебе заглянул, я здесь проездом, по делам. А ты почему не спрашиваешь «кто там»? Вдруг это бандит какой-нибудь пришёл, а ты ему так гостеприимно дверь распахиваешь!
          Вскоре они уже сидели рядышком на диване, перед ними на небольшом столике лежали наготове конфеты, булочки, и исходили паром две чашки кофе.
          — Ну, как ты тут поживаешь, сестрёнка? — улыбаясь, Сергей внимательно осматривал обстановку комнаты. — Как-то выглядит здесь всё по-другому. Ремонт, что ли, сделала? Мм?
          — Нет. Но ты не первый, кто это говорит. Ритка тоже обратила внимание. А мне даже непонятно, о чём вы? По-моему, всё тут, как обычно. Да и вообще, основная моя задача проста — учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал мне любимый брат! А делать ремонт это неактуально.
          — Во! Правильно. — одобрил Сергей. — Тем не менее, всё-таки странно… А кот, кстати, у тебя просто замечательный. Красавец!
          Шанти сделал очень любопытное движение передними лапами, словно что-то нарисовал в воздухе, и брат Анжелики замер от удивления с открытым ртом.
          — Интеграл у меня очень умный! — гордо произнесла Лика. — Он посообразительнее некоторых людей будет.
          — Мало того, он ещё и артист к тому же! — придя в себя, рассмеялся Сергей. — Можно вас погладить, сударь? — вежливо обратился он к Интику и тот милостиво подставил свою спину.
          — Я вижу, ты сегодня занимаешься личным гардеробом? — обратил внимание на горку сложенных на столе платьев Сергей. — Решаешь, не пора ли всё это отправить на свалку?
          — Нынче вечером я намереваюсь сходить в театр. — великосветски произнесла Лика. — Должна же я хоть иногда отрываться от учебников и культурно просвещаться.
          — Разумеется. — согласился брат и небрежно поинтересовался: — И кто у нас будет спутником? Маргарита? Или какой-нибудь симпатичный однокурсник?.. О! — лукаво рассмеялся он. — Вот мы и покраснели. Вижу, что насчёт какого-то студента я попал в точку.
          — Ну и что же. Да, — сказала Анжелика, — я иду не одна. У меня есть мужчина. Он очень славный, между прочим.
          — Нет, ну вы видите, растёт сестрёнка! — озабоченным голосом сообщил кому-то в пространство Сергей. — Прямо не знаю, что и делать… Ну, расскажи, расскажи про него. — заинтересованно повернулся он к Лике.
          — Зовут его Иннокентий. Возраст тридцать лет. Работает инженером. И вообще, он меня любит.
          — Конечно, любит! — воскликнул Сергей весело. — Как можно не любить такую красавицу, дурак бы он был. Но… в тридцать лет, промежду прочим, у людей, обычно, уже есть семья и дети. Почему же твой Иннокентий оказался исключением?
          Лика не нашлась сразу, что ответить. Но подумав, всё-таки решительно тряхнула головой:
          — Может быть, он и не исключение, может быть, у него есть семья… Но он меня любит! Правда, правда! Я точно знаю! — постаралась она придать голосу убедительность, видя, что брат недоверчиво качает головой. — Ах, Серёжка, я не знаю, как тебе объяснить…
          — Ну, что ты, котёнок, — ласково приобнял он расстроившуюся сестру за плечо, — я ведь не против твоего выбора. Только, пожалуйста, будь поосторожнее. Постарайся, всё-таки, узнать об этом человеке побольше, прежде чем терять голову. Чтобы потом какие-то сюжеты из его жизни не стали для тебя неприятным сюрпризом.
          — Ты так говоришь, как будто уже заранее знаешь о нём что-то нехорошее.
          — Да не о нём, — грустно сказал Сергей, — а вообще, о жизни. Не забывай, что я старше тебя на целых пятнадцать лет, а это, понимаете ли, ба-альшой срок!
          Он потрепал Анжелику по плечу и весело засмеялся.
          — Давай-ка я тебе лучше расскажу, что отмочил намедни мой сын, а твой любимый племянник, Ромка.

          В провинции как всегда царила сухая прохладная погода. Шаман-таракан благополучно добрался от поместья ныне покойного дядюшки до здания банка. Он отряхнул пыль со своих ног и вошёл в просторный вестибюль. Вежливый служащий проводил его до кабинета дона Фьюрия.
          — Очень! — воскликнул управляющий, поднимаясь из-за стола. — Очень рад вас видеть в добром здравии, господин Ахав! Прошу присаживаться.
          Ахав пристроился на краешек стула и с недоумением взглянул на радушное лицо управляющего. Предыдущая встреча была менее сердечной. Впрочем, это вполне объяснимо. Сегодня банк уже определённо получит прибыль, в отличие от не совсем понятной ситуации прошлого раза. Есть из-за чего придти в хорошее расположение духа.
          — Итак, не будем терять драгоценного времени. — дон Фьюрий потёр ладони и предвкушающе посмотрел на посетителя.
          Шаман-таракан продемонстрировал свой нынешний вклад.
          — Я надеюсь, — произнёс он, — что качество этой энергии будет оценено соответственно.
          Дон Фьюрий был потрясён. У него даже слегка задрожали руки, когда золотистое свечение заполнило комнату. Управляющий упал на стул и некоторое время приходил в себя.
          — Я и не надеялся когда-нибудь вновь увидеть такое сокровище. — хрипло произнёс он. — Это энергия высшей пробы… Уважаемый господин Ахав, позвольте объявить вам… — дон Фьюрий поднялся на ноги, выпрямился и торжественно закончил фразу: — Весь ваш долг перед банком полностью погашен. Я вас поздравляю! Отныне вы являетесь одним из самых желанных клиентов нашего филиала!
          Управляющий звонком вызвал помощника и распорядился принести чай, бисквиты и бутылочку кьянти.
         — Не желаете ли сигару? — спросил он, склонившись в сторону посетителя.
          Ахав почувствовал, что вот теперь-то и наступило наконец его время, вот теперь-то он и начинает полноценную жизнь. Волны счастья прокатились по его спине. Он приободрился, поудобнее устроился на стуле и задумчиво поглядев на услужливого управляющего произнёс:
          — Благодарю вас, дон Фьюрий. С удовольствием закурю.

          Иннокентий приложил к уху мобильник.
          — Здравствуй, Кешенька! — услышал он голос матери, Алевтины Васильевны. — Как у тебя дела, сыночек? Всё ли нормально? Что-то давно ты к нам не приезжал. Мы тут с отцом уже волноваться начали. Давай-ка собирайся и прямо сейчас ждём тебя. Выходной же сегодня.
          — Здравствуй, мама. — ответил Кеша, доглаживая вторую штанину. — У меня всё нормально, не волнуйся, просто занят был немножко. Приехать не смогу, я сейчас как раз в театр собираюсь… Как это с кем? С красивой женщиной, разумеется!
          Возникла небольшая пауза. Затем, что-то обдумав, мама спросила:
          — Кеша, сыночек, а есть хоть какая-то надежда, что вы с этой красивой женщиной подарите нам с отцом внуков?
          — Знаешь, мам, — улыбаясь, произнёс Иннокентий, — на сей раз я бы и сам этого очень хотел.
          — Ну, тогда ступайте в театр. — решительно благословила Алевтина Васильевна. — А потом приходите вместе к нам в гости.
          — Хорошо. Мы постараемся.

          В 15.00 Сергей вышел из подъезда пятиэтажки, попрощавшись с сестрой и договорившись о встрече на новогодние каникулы. У него было ещё одно дело в городе, касавшееся бизнеса. Сейчас он шёл забрать автомашину со стоянки и навестить некую важную персону.
          На ходу Сергей позвонил по мобильнику.
          — Алло. Это Вербин. Здравствуй, Маргарита. Как дела? Всё нормально? А, чёрт!.. — он подскользнулся и с трудом удержал равновесие. — Да, нет, ничего особенного, просто чуть не брякнулся, скользко тут… Ну, ладно. А что касается Иннокентия и Анжелики, то бог миловал, твои опасения не подтвердились. Да, я проверил. Собственноручно, как же ещё! По-моему, у них серьёзные отношения, во всяком случае, что касается Анжелики. Пономарёв, в общем, тоже производит хорошее впечатление, думаю, он с ней не просто так балуется. В любом случае, это их личное дело, вмешиваться каким-либо образом, я, естественно, не намерен. Для меня главное, чтобы у сестрёнки всё было хорошо. А пока что оно именно так и обстоит.
          — Извини, что напрасно тебя обеспокоила. — донёсся виноватый голос Маргариты.
          — Что ты, Рита! — с жаром воскликнул Сергей. — Ты умничка! Ты всё правильно сделала. Я очень тебе благодарен. С меня подарок!.. Да, кстати, я никому ничего не сказал. Обошлось и так. Так что, всё это остаётся между нами. Ну, ладно, будь здоровенькой, моя красавица, до свидания!

          ……….День у Артемия Филипповича не задался. Будучи попечителем богоугодных заведений, то-есть, достаточно серьёзным чиновником, Земляника оплошал — согласился на селфи с дворником Никанором, исключительно смеха ради. Причём, Никанор был в костюме Адама и верхом на метле. Но не в этом, в общем-то, дело, в наше время никого голым задом удивить практически невозможно. Просто фото попало в прессу, а там уж канальи журналисты раздули из мухи слона величиной до небес.
          И вот, пренеприятнейшее известие — нагрянул ревизор. Одним словом, богадельня, она и в Африке богадельня, чёрт бы её побрал!
          — Дай-то всевышний, чтобы пронесло. — думал Земляника, прячась в людской и со злостью глядя на пьяного Никанора, которому было всё до фонаря.
          На столе стояли щи, что странно — с мясом.  Артемий Филиппович и рад бы был ими закусить, да жаль, не доставало здесь очень важного ингредиента, а запас спирта оставался только в больнице, под присмотром сестры-хозяйки. Из смеси спирта со щами получался «габерсуп», блюдо полезное и питательное, если не нюхать, а сразу хлебнуть из чашки и заесть горбушкой чёрного хлеба. От подобного лечения, кстати, в городке и больных было немного. Отведав в больнице «габерсупа» все они становились оживлёнными и радостными, все хотели жить и здравствовать. Все, кроме Никанора. Потому, как оный Никанор, не желая смешивать благородный продукт с чем бы то ни было, вылакал весь имеющийся спирт ещё ночью. Отчего и бегал с утра по двору в чём мать родила, прикрывая срам метлой.
          — Землянику будете?.. — послышалось со двора. — Увольнять?.. — а дальше неразборчиво: — Ду… ду… ду…
           — Поторопись! — голос Хлестакова был неприятно высок тембром.
           — Господи, — перекрестился Земляника, — Пресвятая Богородица, спаси и сохрани, раба твоего, зело грешного!
           Тут Никанор, словно нарочно, всхрапнул и гулко испортил воздух.
           — Ш-ш-ш-ш! — вскинулся на него Земляника.
           Но шаги ревизора удалялись. Хлопнула дверь. Артемий Филиппович прислушался. На этот раз, вроде, пронесло.
           «Доигрались! К нам едет ревизор! Пренеприятнейшее известие, господа… ёксель-моксель…»     ……….
 
          Комиссар фон Шварфарш походил по кабинету, подвигал нижней челюстью туда-сюда. Весь сегодняшний день время от времени он вынимал из ящика стола папку с личным делом шамана-таракана, открывал её и прочитывал отдельные документы. В нём всё более и более крепло убеждение, что негодный демон совершил проникновение в Неизведанное Пространство, поскольку информация, содержащаяся в этих документах, была абсолютно неприложима к событиям, происходящим на Индиг-Рале. Даже упоминавшийся там некий доктор Ливси, похоже, не имел никакого отношения к настоящему Магистру Ливси. Отсюда следовал логический вывод, что данная информация получена «извне». Но, насколько было известно комиссару, Ахав ни разу не обращался за разрешением покинуть планету.
          Следующее предположение фон Шварфарша вообще не лезло ни в какие рамки приличий — по всему выходило, что у шамана-таракана имеется личный портал! Нет, в этом не было никакого криминала, гражданам Индиг-Рала разрешалось владеть подобными устройствами. Криминал заключался в другом: у самого комиссара фон Шварфарша НЕ БЫЛО ПОРТАЛА! У него, у лица, приближённого к Великим Демонам, не было! А у какого-то захудалого шамана, оказывается, был. Спрашивается, где справедливость?
          Комиссар опять подвигал челюстью. Справедливость должна быть восстановлена. Он вызвал к себе следователя ле Прюлле.
          — Что-нибудь выяснено о местонахождении недодемона Шанти?
          — Нет, ваше превосходительство. Как в воду канул. Все трущобы обыскали. Свидетели утверждают, что в последний раз его видели вместе с Ахавом.
          — Они, ведь, кажется, частенько общались? Впрочем, с кем же ещё захудалому демону и общаться.
          — Исчезновение Шанти произошло вскоре после похорон дядюшки шамана-таракана. — вставил следователь. — Подозреваю, что здесь может быть какая-то связь.
          — Вполне возможно, ле Прюлле, — задумчиво произнёс фон Шварфарш,  — вполне возможно.
          В этот момент зазвенел телефон.
          — Комиссар ГУНО слушает. — снял трубку комиссар. Через несколько мгновений он заинтересованно зашевелил усами. — Так, так. Что вы говорите?! Энергия высшей пробы? Любопытно. Хорошо, спасибо.
          Фон Шварфарш положил трубку и повернулся к следователю.
          — Значит так, ле Прюлле. Сейчас берёте с собой кого-нибудь в помощь и отправляетесь к городскому банку. Оттуда в сторону поместья Ахахавия должен будет выйти шаман-таракан. Даёте ему возможность удалиться на порядочное расстояние от банка, затем останавливаете и вежливо — слышите, ле Прюлле? — ВЕЖЛИВО предлагаете проследовать к нам, в отделение. Не думаю, что он будет сопротивляться. Поэтому ни в коем случае не пугайте его! Объясните, что, мол, дело касается… ну, например, уточнения некоторых незначительных формальностей, выяснившихся в связи с кончиной его дядюшки. Привести Ахава сюда и доложить мне немедленно.
          Следователь ле Прюлле козырнул и выскочил из кабинета.
          Комиссар фон Шварфарш подошёл к окну. Челюсть его двигалась медленно, словно перемалывая какой-то лакомый кусочек пищи.

ГЛАВА  ДЕВЯТАЯ

          Маргарита ответила Сергею: «до свиданья», бросила мобильник на стол, упала на диван и уткнувшись лицом в подушку заплакала, вздрагивая всем телом. Эти несколько дней нервы её были натянуты, как струны. То ей казалось, что Лика совершенно нормальна, то вдруг какие-то особенности поведения подруги заставляли сжиматься от страха её сердце. Ничего конкретного было не разобрать. Тем более, что Лика мягко, но неуклонно старалась уйти от общения.
          И вот, наконец, всё стало на свои места. Слава богу, Маргарита ошиблась, вот что было самое главное в этой нелепой истории. Никаких наркотиков не было! Но теперь ей стало очень обидно за себя. Получается, пока они там миловались-целовались в своё удовольствие, Рита тут с ума сходила, по их же вине! Впрочем, трудно сказать определённо, по чьей вине. Но, тем не менее, всё равно обидно.
          Девушка перевернулась на спину и мокрыми от слёз глазами смотрела в потолок. Нет, она не чувствовала никакой злости на влюблённых. Было, пожалуй, даже хуже — отныне она просто не находила себе места рядом с ними. Ещё несколько дней тому назад она преспокойно закрутила бы любовь с Иннокентием, продолжая весело общаться с Ликой и ничем себя не выдавая. Но теперь что-то сломалось.
          «Зачем мне всё это? — равнодушно думала Рита. — Для того, чтобы что-то доказать Анжелике? Или самой себе? Глупо. Если они любят друг друга… Да пошло оно всё.»
          Девушка вспомнила, какими глазами смотрел на неё Кеша. О, тут не было ни малейшей фальши, можно было поклясться, что он без ума от Риты. И это так её заводило! Но ошибочное обвинение его в совершении преступления как-то странно подействовало на воображение девушки, и сейчас ей не хотелось даже видеть этого человека. Почему? Ответа не было. Произошла какая-то страшная глупость. Глупость, и ещё раз глупость.
          Надо взять себя в руки и просто переждать некоторое время. Ни в коем случае не навязываться ни Лике, ни тем более Иннокентию. Пусть решают свои вопросы. Это её больше не касается. Очень хорошо, что Вербину удалось во всём разобраться без утечки информации. Никто ничего не узнает. Не узнают, какой она оказалась дурой. Впрочем, не такой уж и дурой. Не зря Сергей так благодарил её. Это как раз тот случай, когда лучше перестраховаться, чем пустить дело на самотёк, уж он-то понял! Недаром сразу бросил все свои дела и примчался в областной центр спасать сестру!

          Кеша и Лика возвращались из театра, после просмотра спектакля. Погода радовала. Было тихо, в воздухе кружились редкие, крупные снежинки. В свете уличных фонарей картина выглядела почти сказочной. Было решено прогуляться до Центральной площади и оттуда автобусом добраться до дома.
          Влюблённые шли не спеша, рука в руке, мимо заснеженных дворов, тонкошеих фонарных столбов, витрин и зданий. Им было о чём поговорить и о чём помолчать. Мир и покой царили вокруг.
          Однако, кому-то ТАМ, наверху, эта сцена почудилась слишком уж идиллической, и было решено внести в неё элемент дисгармонии.
          Улица, на которую повернули сейчас Кеша и Лика, оказалась практически безлюдной, лишь издали им навстречу двигались две тёмные фигуры. В какой-то момент Иннокентий вдруг ощутил некий внутренний дискомфорт, сделал попытку его заглушить, однако помимо своего желания насторожённо стал наблюдать за приближавшимися двумя мужчинами, один из которых был довольно-таки здоровенный малый. По принципу «не гляди в глаза Вию и он тебя не обнаружит» Кеша начал негромко что-то рассказывать Лике, игнорируя надвигавшуюся угрозу. Поэтому, когда рядом раздался чужой грубый голос, Пономарёв даже внутренне вздрогнул от некоторой ожидаемой неожиданности.
          — Земеля, дай закурить!
          Кеша на ходу повернулся к незнакомцам и вежливо-отстранённо ответил:
          — Я не курю.
          И тут же был схвачен за рукав куртки так, что чуть не вертанулся вокруг своей оси. Теперь он стоял лицом к лицу с обоими, немножко ошалевший от такого поворота дел.
          — А чё не куришь? — лениво поинтересовался амбал. — Спортсмен, что ли? — он с острым любопытством сверлил переносицу Иннокентия маленькими злыми глазками.
          — Ну да, — сказал Кеша, — вроде того, спортсмен.
          Он не видел Лики, она оставалась за его спиной, но чувствовал всем своим существом, как девушка сейчас напугана.
          — Подруга, может у тебя найдётся сигаретка? — проговорил мимо Иннокентия амбал, криво усмехнувшись.
          — Она тоже не курит. — сказал Кеша, ещё надеясь как-то разрядить ситуацию.
          — А ты теперь вообще замолкни. — презрительно глянул на него амбал и собирался не то ещё что-то добавить, не то уже что-то сделать, однако Пономарёв его опередил.
          — Да и ты тоже особо не базлай. — проговорил он негромко.
          — Опа. — раздался голос доселе молчавшего второго незнакомца. — А ведь невежливым быть нехорошо.
          — Я учту. — ответил Кеша, даже не взглянув в его сторону. Он продолжал держать «на прицеле» главного, как ему казалось, противника.
          Амбал посмотрел по сторонам, затем протянул руку и взял Кешу за отворот куртки.
          — Слышь, земеля, — выдохнул он, приблизив своё лицо, — а давай-ка зайдём на минутку во-он туда, за поворот?
          — Пошли. — мгновенно согласился Кеша. Будь он сейчас один, вполне вероятно, что противникам вряд ли удалось бы его догнать, поскольку на ноги он был довольно лёгок. Но рядом находилась Анжелика, и никаких вариантов не существовало.
           Анжелика, обомлевшая от всего происходящего, как в дурном сне наблюдала удаляющиеся две фигуры, невысокую, нескладную Кешину, и широкоплечую, мощную незнакомца.  Вот они как бы даже неторопливо миновали фонарный столб, вот дошли до угла здания, вот здоровяк исчез за поворотом, вот следом за ним шагнул Иннокентий, вот мелькнула в голове мысль «может быть, закричать во всё горло?» И в следующий момент из-за поворота вышел… Кеша и почти так же неторопливо двинулся в обратном направлении.
          — Опа! — с удивлением произнёс второй незнакомец, всё это время стоявший рядом с Ликой.
          — Исчезни. — холодно взглянул на него Иннокентий, подойдя и взяв девушку под локоток.
          Незнакомец отскочил в сторону и, оглядываясь, торопливо зашагал  туда, где по идее сейчас должен был находиться его приятель.
          — Что ты с ним сделал? — потрясённая произошедшим спросила Анжелика.
          — Стукнул. — коротко пояснил Кеша. — Без лишних слов.
          — Пойдём скорее отсюда! — заторопилась девушка, увлекая за собой Пономарёва.
          — Ну, что ты, ну, что ты, малыш? — с нежностью повернулся он к ней. — Ну, успокойся, всё нормально. Мы у себя дома, никто нас не тронет. — Кеша остановил Лику и поцеловал в холодные щёки. — Гуляем себе дальше, спокойненько, благопристойненько.
          Видя, что девушку продолжает трясти от пережитого, Пономарёв приобнял её за плечи и предложил:
          — А давай-ка я тебе сказку расскажу! Самое время для хорошей, доброй сказки.
          Правый кулак, вначале почти никак себя не проявлявший, начинал болеть всё сильнее и сильнее.
          «Хорошо хоть в перчатках был, — подумал Кеша, — а то ещё сломал бы кисть, чего доброго.»
          — Итак, — сказал он вслух, — сказка про женчину! Слушайте, и не говорите, что не слышали!

          ……….У одной женчины в жизни всё было стабильно, то-есть, вот что ни возьми — стабильно аж до жути! Всё-всё!..
          Окромя любви.
          Уж она и так, и сяк. А стабильности в этом вопросе нет, хоть ты тресни. То один мущина навроде понравится, следом — бац! — другой, а где другой, там и третий без очереди суётся. От этого страдала женчина очень. Так страдала, что порой на работу свою даже смотреть не могла. Прямо через силу только и работала. А работала она в ЗАГСе. Молодожёнов поздравляла с началом новой жизни. Слова говорила соответствующие. Так и так, мол, товарищи брачующиеся, бла-бла-бла, обменяйтесь кольцами, роспись, число… Фотография в фас и профиль. Шутка.
          От такой стабильности не было у неё щастья. Всё-всё было, а щастья не было у неё. Ну, так вот, значится, и решила она в отпуск сходить. Трое лет в отпуске уже не была. А начальство-то не отпускает в отпуск! Сезон, мол, начался. Самый, то-есть, улов! Брачующиеся косяком прут. Только успевай поворачивайся. Решила тогда женчина, раз отпуск не дают — забеременеть вне зависимости от. Пусть свободного времени на любовь не предвидится, ну так хотя бы дитя родится, своя кровиночка всё же!
          Тут сразу вопрос стал ребром: от кого беременеть? Кандидатур-то не дофига, штуки три-две. Митрич, сосед по даче, видный деятель на почве изготовления домашнего вина; Гордей Эфиальтыч Штоксельт, женский врач, золотой души человек, даром, что нерусский; ну, и Петюня, гражданин без вредных привычек, не курящий, не пьющий, даже с балкона не плюющий! Малость только того, ростом подкачавший, метр и семь вершков сверху.
          Стало быть, дело-то решила женчина не откладывать в долгий ящик, а прямо в пятницу и забеременеть. Ну, а потом уже родить, как только срок приспичит.
          Сделала причёску себе, маникюр, там, педикюр. Брови нарисовала. Ну, приоделась по-праздничному. Не каждый же день беременеешь! Это тебе не интрижка для здоровья, понимаешь, а сурьёзный шаг! Ну и пошла суженого ловить. А в голове мысль:
          «Вдруг оне... не согласные окажутся? Вдруг, помехи какие-нито возникнут? Али опоздаю невовремя?»
          От таких мыслей начала женчина незаметно для себя скорость продвижения увеличивать. Кому ж охота опоздать-то невовремя! Разогналась, как первая ступень космической ракеты. Да так и столкнулась в коридоре с мущиной, прямо лоб в лоб! Будто танки под Прохоровкой! Ажно искры из глаз у обоих!
          Пришла в себя, смотрит — а мущина-то и не дышит совсем. Глаза под лоб закатил и ножкой так: дрыг, дрыг… дрыг, дрыг…
          «Отходит, видать, сердешный!» — подумала женчина. Вспомнила она тут инструктаж по технике безопасности и давай ему искусственно помогать изо рта в рот. И что вы себе думаете? Ожил мущина! Руками ка-ак вцепился в женчину и не отпускает. Лопочет только что-то непонятное по-немецки:
          —  Си, си, сеньора! Си! Бонджорно, сеньора!
          А руки так и шарят по организму. Хотела она его того, двинуть легонько по лбу. Но тут у ней жалость проснулась, всю ж помаду, почитай, на него, ирода, истратила. А без помады, понятно, беременеть можно, но дискомфорт всё же, какой-никакой, а уже налицо.
          Что делать??? Взяла мущину под белы рученьки и к себе утащила. Сам-то он идти не хотел. Бормотал только:
          — Грациас, сеньора, грациас!
          Ну, а ночью всё и случилось у них, как-то само собой.
          Теперь у женчины порядок со стабильностью. Да и мущина доволен. Он, как выяснилось, приехал русский язык изучать. Уже пять слов знал по-нашенски. Одно, правда, матерное. Но это не беда — чем не фольклор! А тут, значится, и обучение ускорилось. Для начала женчина его расписываться научила. Прямо в ЗАГСе. Ну, а затем и пошло, и поехало! Не в лесу же — среди людей живём!     ……….

          Амбал открыл глаза. Приятель встревоженно тряс его за плечи.
          — Отвали. — промычал амбал и сел. Что-то было не так. Он потрогал челюсть. Похоже, сломана. — Вот, сука, — в отчаянии простонал он, — с одного удара!.. Как уже достали эти спортсмены! Боксёры долбаные. С виду хлюпик, а вломил так, что лампочка стряхнулась… Да отвали ты! — с досадой отпихнул амбал приятеля, пытавшегося помочь ему подняться на ноги. В голове гудел набат.

          Если бы кто-то догадался записать видеосюжет о том, как Ахав зашёл в банк и как потом вышел оттуда, а затем показал бы этот сюжет ему самому, Ахав был бы весьма удивлён. В первой части картины в банк суетливой неуверенной походкой вбежал явный неудачник со всеми признаками безнадёжной нищеты в облике. Но уже во второй части картины из банка по мраморным ступеням снизошёл на грешную землю вполне довольный жизнью и собой джентльмен. То, что его внешность была слегка потёртой, не значило ровным счётом ничего. Эта потёртость говорила только о том, что господин просто не придаёт подобным пустякам особого значения.
          Эффект, произведённый им на управляющего банком, весьма серьёзно приободрил самого Ахава. Голова его слегка кружилась от обилия всевозможных прожектов, вихрившихся сейчас в мозгу. Шаману-таракану то и дело приходилось сдерживать свою привычную быструю походку и переходить на величавый гордый шаг. Пришла пора менять привычки.
          «Поместье Ахахавия будет восстановлено в полном объёме. — выстраивал свои мысленные планы шаман-таракан. — Посредине лужайки возникнет большой фонтан, а в нём на постаменте статуя моего дорогого дядюшки в полный рост! Ведь именно благодаря ему род шаманов не будет нищим, напротив, мы достигнем такого уровня благосостояния, что…» — тут у Ахава просто захватывало дух и разум отказывался ему повиноваться. 
          У развилки дороги, поджидая клиента, непринуждённо беседовали ле Прюлле с двумя помощниками.
          «Заведу себе несколько жён. Наплодим кучу ребятишек благородной крови! — продолжал мечтать Ахав. — Да что там! Я и на Земле заведу себе гарем, пусть хумансы порадуются нашей плодовитости!»
          — Здравствуйте, многоуважаемый Ахав! — чей-то голос вывел шамана-таракана из состояния мечтательной эйфории.
          Ахав сразу узнал этого господина. Встреча с ним не сулила ничего хорошего. К сожалению, возможность убедиться в этом предоставлялась Ахаву в жизни уже неоднократно. Нищий гражданин всегда на примете у сотрудников ГУНО. Однако… сейчас-то шаман-таракан уже не был нищим! Пусть господа из ГУНО об этом ещё не осведомлены, но Ахав не имеет права пресмыкаться перед кем бы то ни было.
          — Здравствуйте, здравствуйте. — довольно пренебрежительно наконец произнёс он. — Давненько не виделись. Как поживаете, мистер ле Прюлле?
          — Да мы-то всё в трудах, — заулыбался гуновец, — всё в трудах утопаем праведных. Вот, кстати, и с вами очень удачно встретились. Позвольте уж воспользоваться моментом и настоятельно пригласить вас к нам в отделение. Не подумайте ничего плохого, дружище, просто надо уладить некоторые бюрократические формальности, возникшие в связи с кончиной вашего дядюшки.
          Ахава покоробила фамильярность собеседника и он мысленно пообещал ему большие неприятности в недалёком будущем.
          — Ну, что ж, господа, — спокойно произнёс он, — я принимаю ваше приглашение. Пойдёмте.
          «Вот так-то, милейшие!» — с гордостью подумал Ахав, заметив на рожах гуновцев удивление и кислые ухмылки. 

          Шанти полюбил это место на подоконнике, возле горшка с кактусом. Отсюда сквозь стёкла окна можно было смотреть во двор и неторопливо размышлять. Там, на улице, суетились хумансы… впрочем, это название уже раздражало кота, он более охотно называл их людьми, что было правильнее по самой сути происходящего. В конце концов, Шанти серьёзно намеревался ассимилироваться в эту цивилизацию и посему следовало перенимать все её наименования и условности вплоть до самоидентификации. Что толку, например, упрямо придерживаться никому не нужного имени — Шанти? Кто здесь будет к нему так обращаться? Разве что Ахав. Но у того своя жизнь, свои дела, и вообще он, скорее всего, однажды окончательно вернётся на Индиг-Рал. Поэтому, лучше всего будет принять имя Интеграл и производные от него прозвища глубоко в сердце, и изгнать оттуда отжившее свой срок имя Шанти.
          Из прихожей донёсся звук отпираемого замка и Интик спрыгнув с подоконника побежал встречать свою обожаемую хозяйку.
          Лика вошла раскрасневшаяся от морозца и сердечного прощания с Иннокентием. Она весело взглянула на всё понимающего кота и сказала:
          — Я люблю его. Слышишь, Интик? Я его люблю!
         
          Автомобиль Сергея Вербина мчался по загородному шоссе. Он уезжал из областного центра очень довольный итогами незапланированного вояжа. Как выяснилось, у сестрёнки всё обстоит нормально, и Иннокентий оказался на поверку вполне симпатичным парнем, с таким не грех и породниться. Что касается важного чиновника, разговор с которым состоялся в неформальной обстановке, то он против всех ожиданий поддержал планы Сергея на расширение сети магазинов в области. И теперь Вербин мчался домой, к жене и ребятишкам, предвкушая, как обрадует завтра на совещании своих партнёров по бизнесу.
          Сравнительно везучий по жизни сейчас Сергей дополнительно был гарантирован ещё и тем самым рисунком, который, рассмешив его, изобразил в воздухе кот Шанти, ибо сей магический знак означал «да пребудет с тобою удача!»

ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ
         
          — Что главное в скрипке?
          — Профессор, я не силён в музыке. Ну… пусть будут струны.
          — В скрипке, мой милый друг, главное — Имя! Имя и Душа! Без Души нет Музыки, а без Имени — Славы! Именно так!
          — К чему все эти сентенции, если я не музыкант?
          — О, вот тут и кроется ваша ошибка! В жизни любого индивида главное — Гармония! Гармония, а не какие-то там семь нот. И звуки, извлечённые из скрипки, сделанной по технологии табуретки, не могут быть гармоничны априори!
          — А как же мастерство, Иван Борисович?
          — Позвольте наполнить беседу смыслом.
          Пузатый графинчик с достоинством склонил голову к двум рюмкам-подружкам и радостно забулькал.
          — Вы слышите, Кеша, слышите? Это ведь тоже звуки. Но — НЕ музыка! Хотя и гармония, гармония, так сказать, вкуса. Тут явно присутствует мастерство, ибо виноделие столь же почитаемо среди людей, как игра на скрипке или виолончели. Руки мастера тоже инструменты, как и смычок. А Душа? Уверяю вас, она тут в каждой капельке, в каждом оттенке! Ваше здоровье!
          — Хорошо сказано, профессор! Но ведь вы… то-есть, мы… надеюсь, не алкоголики?
          — Отнюдь. Мы — ценители редкостей!
          — Редкостей? Какое же имя у этого напитка?
          — Вот мы и подошли к самому главному! Это, Кешенька, не совсем алкоголь, вернее, совсем не он, хотя спирт тут присутствует, он, собственно, единственная земная составляющая!
          — А остальные, что же, внеземные? — Иннокентий на секунду усомнился в том, что они с Иваном Борисовичем не алкоголики, ведь нести бред после первой рюмки это прерогатива именно «бойцов всем видимого фронта».
          — Всё дело вот в чём, — профессор Обонянский распахнул дверцы кухонного шкафа, — взгляните на этот прибор.
          — Но это же… самогонный аппарат! — озвучивание абсолютных истин был конёк Пономарёва.
          — Э, батенька! Это только кажущееся сходство. — Иван Борисович усмехнулся и открыл подачу воды, она зажурчала, вскоре агрегат покрылся инеем. А дальше из змеевика в сосуд, внешне несколько напоминающий маленькую древнегреческую амфору, ударила струя ледяного пара. «Амфора» покрылась снаружи вязью морозных узоров. Профессор закрыл подачу воды.
          Иннокентий смотрел во все глаза. Стенки «амфоры» заплакали каплями оттаивающей изморози. Осторожно взяв, Обонянский наклонил и встряхнул её, внутри что-то стукнуло, брякнуло и на ладонь профессора выпали два кристалла, белый и тёмный.
          — Вот, дорогой мой друг Кешенька, это — Алабастрон, потомок того сосуда, который достался мне при удивительных обстоятельствах… — Иван Борисович улыбнулся, что-то вспомнив, и продолжил: — Так вот, уверяю вас, что кроме мастерства и души есть ещё одна составляющая Гармонии, и это — магия!
          Иннокентий рассмеялся, он не верил ни в какую магию, ну, кроме любовной, пожалуй, и то виной тому были нынешние обстоятельства его жизни.
          — И совершенно напрасно смеётесь, молодой чемодан. — профессор был большим поклонником «СоюзМультФильма» и этим очень импонировал Пономарёву. — Сосуд Алабастрон есть магический артефакт. И это факт. Как получаются собственно кристаллы, я ещё не раскрыл, но это дело техники и…
          — …денег. — вставил Иннокентий, каким-то шестым чувством понимая, что это уже не просто трёп, а нечто большее. Но Обонянский охладил его попытку свести всё к шутке, бросив два кристалла в чашку, где они  вдруг стали оплывать, теряя чёткость граней, потом раздался звук «пффффф!», и в чашке остался серого цвета порошок.
          Профессор вновь распахнул дверцы шкафа — Алабастрона внутри конструкции самогонного аппарата не было!
          — Это какой-то фокус, Иван Борисович?
          — Это не фокус, друг мой, это трагедия. — вздохнул Обонянский и разделил порошок, находящийся в чашке, на две неравные части, одну из которых он осторожно ссыпал себе на ладонь. — Оставшийся порошок будет позже добавлен в ту самую настойку, которая так услаждает нашу плоть, он и придаст ей столь почитаемые нами качества. — пояснил Иннокентию профессор. — Прошу следовать за мной. — сказал он и утянул Пономарёва в залу.
          Там, рядом со спальным местом, диванчиком, «видавшим виды», стоял гончарный круг. Профессор любил на досуге лепить посуду, считая, что это заряжает его позитивом. Высыпав порошок в тазик с разведённой розовой глиной, Обонянский закатал рукава и размял пальцы, словно музыкант.
          — Давайте-ка вашу руку, Кешенька. Надёжнее лекарства я вам всё равно предложить не смогу.
          Он аккуратными и быстрыми движениями зачёрпывал розовую глину и обмазывал распухшую кисть Иннокентия, которая, собственно и привела Пономарёва в квартиру профессора, поскольку от боли он просто уже не мог найти себе места дома. В надежде получить хоть какое-нибудь лекарство Иннокентий и постучался в дверь соседа пол-одиннадцатого ночи. Узнав причину повреждения, профессор в восторге от подвига Кеши схватился за его руку, чтобы потрясти её, чем заставил бедного парня взвыть нечеловеческим голосом. Спохватившись, обозвав себя старым дураком, Иван Борисович тут же налил Кеше и себе по рюмке обезболивающего и подобно опытным врачам начал «забалтывать» больного. Таким образом лечение и затянулось за полночь.
           — Ну, вот. — полюбовался своей работой Иван Борисович. — К утру, я полагаю, будете в порядке. Тьфу-тьфу-тьфу. — и достав из аптечки бинт, он превратил Кешину кисть в некое подобие мумии. — Ну-с, а теперь смотрите сюда. Ловкость рук и никакого мошенства.       
          Через некоторое время новый глиняный сосудик Алабастрон был готов.
          — Обжига не требуется. — ответил профессор на выразительный взгляд Иннокентия, хотя спросить тому хотелось о другом, что вскоре и прозвучало:
          — А где же, всё-таки, САМЫЙ ПЕРВЫЙ Алабастрон, тот, который достался вам при удивительных, как вы говорите, обстоятельствах?
          — Видите ли, Инноке-ентий. — голос профессора дал петуха. — Гхм... Прошу пардону. Тот, первый, Алабастрон я… — Обонянский потупил взгляд. — …ну, в общем, украл. Не совсем, конечно, трактовка события может быть и более мягкой, но тем не менее. Вот, прочтите. — профессор вытер полотенцем измазанные глиной руки, достал с полки и протянул Иннокентию небольшую книжицу.
          «…Но святой, увидев змия, осенил себя крестным знамением и со словами «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа» устремился на него. Великомученик Георгий пронзил гортань змия копьём и попрал его конём. Затем святой убил змия мечом, а жители сожгли его тушу за городом. Двадцать пять тысяч человек, не считая женщин и детей, крестились в тот день».
          Иннокентий поднял глаза на Ивана Борисовича.
          — Битва сия произошла в Коломенском, — пояснил профессор, — где сейчас музей-заповедник. — видя непонимание Пономарёва, Иван Борисович продолжил, словно читал лекцию в университете: — На юге Москвы расположилось село Коломенское, которое является известным историческим музеем-заповедником. Здесь между православных святынь находится аномальное место, которое называется Голосов овраг. Местные жители, во все времена, старались его обходить стороной. В овраге лежат два больших камня весом по несколько тонн каждый — Конь-камень и Девий камень. По легенде, эти камни образовались в результате боя Георгия Победоносца со Змием. Змий разодрал брюхо коня, внутренности выпали и окаменели — так образовался Девий камень, а голова коня стала Конь-камнем, ещё называемым Гусь-камнем… но это не существенно. — Обонянский откашлявшись продолжил. — Камни почитались ещё с языческих времён — считалось, что в них живут духи. Здесь проводились обряды, божествам поклонялись и приносились жертвы.
          — А при чём здесь...
          Но Обонянский излагал, не замечая реплики визави:
          — Кроме того, Голосов овраг представляет собой временной портал, правда, непонятно куда направленный. В Софийском временнике описано вот такое событие. В 1621 году у ворот государева дворца появился небольшой отряд татарских всадников. Их пленили стрельцы, охранявшие ворота. Пленные рассказали, что они воины хана Девлет-Гирея, войска которого пытались захватить Москву в 1571 году, но были разбиты. Отряд крымцев, спасаясь, спустился в глубокий овраг, окутанный туманом. Татары погрузились в него, а вышли обратно лишь через 50 лет!
          — Где-то я уже это слышал. — Иннокентий пальцем потёр переносицу, что являлось признаком лёгкого душевного волнения.
          Но профессор молча увлёк его обратно на кухню, чтобы наполнить ещё раз беседу смыслом. Графинчик сделал очередной поклон, теперь уже в пояс, как бы намекая завершить «дозволенные речи».
          — Давай, не чокаясь. — Иван Борисович осушил рюмку и продолжил: — В мистику и прочую лабуду я по молодости лет не верил, и в Коломенское прибыл вместе с институтскими коллегами изучать тектонический разлом, империя выделила средства и мы пахали! — подбородок Обонянского принял столь гордое выражение, что у Иннокентия прошла волна патриотизма по всему телу.
          — Ну, и как водится у всех, кто хоть раз работал на государство, день приезда как бы не считался рабочим днём, — сообщил профессор, — все вновь прибывшие начали обустраиваться, распаковывать оборудование, и так далее, а я решил прогуляться, и чёрт меня понёс в Голосов овраг, сам не пойму зачем.
          — Вы тоже попали в аномалию? — у Пономарёва ёкнуло сердце.
          — Не совсем. — профессор снял и протёр очки салфеткой. — Дело в том, что в этом овраге я услышал музыку. Нет, не так — МУЗЫКУ! Это было… — он покрутил головой. — …непередаваемо! Я ощущал её не только ушами, а буквально всем телом, и через какое-то время понял, что она МАТЕРИАЛЬНА! Я её ОСЯЗАЛ. Я её пил и не мог напиться, я буквально стал ею!
          — А как же, э-э, Алабастрон? — Иннокентий немного запутался в словопостроениях профессора.
          — Да я и стал им! — выдохнул шёпотом Иван Борисович, сделав большие глаза. — А он стал мной. Алабастрон — это сосуд моей души, наполненный Гармонией, именно поэтому он исчезает, и я леплю его вновь и вновь из глины, ибо из неё был создан и Адам!
          — Ага… Вот так, значит… А при чём тут тогда воровство?.. — Кеша впал в прострацию от слов профессора.
          — Если ты помнишь, на Голгофе был распят не только Иисус, но и Варавва, вор по специальности.
          — Эка вы куда хватили. — пробормотал Иннокентий.
          — По материнской-то линии я Варава… — грустно прошептал Обонянский. — В Донецкой области есть хутор Заветное Желание, где живут одни Варавы. Всё селение — греки. Мама моя оттуда родом.
          — Но на кресте был Варавва! И он был не грек, а иудей.
          — Точных данных нет. — профессор устало опустился на стул. — Хотя Алабастрон, сосуд души моей, явно греческий. Да и скрипку я уважаю… с детства…

          Ле Прюлле вышел из кабинета начальника и холодно сказал доставленному в отделение ГУНО Ахаву:
          — Мистер фон Шварфарш дозволяет вам войти.
          Шаман-таракан, хоть и чувствовал себя ни в чём предосудительном не замешанным, тем не менее, слегка волновался. Он кивнул следователю и постучавшись открыл дверь.
          — Да-да, господин Ахав, проходите и присаживайтесь! — фон Шварфарш проследил взглядом за тем, как посетитель выполнил его указания и откашлялся. — Это очень хорошо, что вы, будучи добропорядочным гражданином, нашли в себе мужество собственноручно прийти и рассказать нам всё, как есть. — благожелательно произнёс он.
          У шамана-таракана буквально глаза вылезли на лоб от такого начала беседы.
          — Но… собственно… — пробормотал было он, однако руководитель отделения согласно покивал головой и сказал:
          — Конечно, конечно! Чистосердечное признание и всё такое будет играть в этом деле не последнюю роль. Вполне можете на это рассчитывать. Даю вам в этом своё слово. А слово фон Шварфарша стоит дорого! Так что, дорогой вы наш, вам и карты, так сказать, в руки.
          Ахав слегка завёлся.
          — Понятия не имею, о чём вы говорите. Если меня в чём-то обвиняют, почему нельзя сказать об этом сразу?
          — Да потому что тогда не получится явка с повинной! — всплеснул руками фон Шварфарш, с состраданием глядя на непонятливого посетителя. Который, впрочем, уже перешёл в категорию обвиняемого. — Я же объясняю, что в ваших собственных интересах добровольно рассказать всё, что вы сделали, и тогда отношение к вам будет соответственное. Нуте-с?
          Ахав заёрзал на стуле. Что происходит? Чего от него добивается этот лощёный жук? Как теперь себя вести? Шаман-таракан потерял всю свою невозмутимость и растерянно взирал на сиятельного гуновца.
          — Ну, что же, — выждав положенное время разочарованно произнёс руководитель отделения, — будем считать, я в вас ошибся. Вы собираетесь ломать тут комедию. Вы полагаете, будто нам ничего не известно об этом деле!
          — Да о каком деле? — в отчаянии выкрикнул Ахав.
          Фон Шварфарш медленно вынул из ящика стола папку и раскрыл её. Достав оттуда документ он молча протянул его Ахаву.

          ……….Передвинуть на столе хрустальный шар чуть в сторону, слегка изменить наклон головы, чтобы пламя свечи отражаясь в хитро расставленых по комнате зеркалах создавало иллюзию танцующей змеи…
          Мадам Констрик Татьяна Михайловна (в миру ведьма Аглая) вздохнула. Увы, прошли те времена, когда чуть переменив позу, или многозначительно улыбнувшись, она в салоне «Иллуна» зарабатывала в разы больше, нежели сейчас. Годы идут. Людей, которые хотят платить за её искусство, становится всё меньше. А кушать, как хотелось раньше, так хочется и сейчас.
          Запах тяжёлых, дурманящих благовоний постепенно выветривался, оставляя по себе лишь нотку тревоги.
          «Антураж — наше всё!» — подумала Констрик, обводя рот жирной бесцветной помадой.
          На пороге возник посетитель. Вернее, сначала его трость, затем нога в дорогущем ботинке Aubercy с бриллиантовой монограммой, далее кисть руки в перчатке и…
          — Мессир! — это было единственным словом, произнесённым ею за весь сегодняшний вечер. Подскочив со стула, Констрик сделала идеальный книксен, одновременно погасив свечу взглядом. В помещении воцарились полумрак и тишина. Ведь деньги не любят свидетелей и шума. А именно сегодня пришло время платить по счетам, в том числе и за аренду помещения…
          День растворился в сумерках, где-то над мечетями Мариенплац месяц зацепился рогом за верхушки минарета. Через пару часов у Старой ратуши соберутся правоверные к вечерней молитве. Дервиши начнут привычный обход от центра Мюнхена к окраинам.
          А фрау Констрик, проводив хозяина, устало вздохнёт, выпьет чашечку кофе, горького йеменского, и, полуприкрыв глаза, в который уже раз будет удивляться этому безумному, безумному, безумному миру, в котором так причудливо смешались все расы и народы, все религии и понятия. В пальцах её будет поблёскивать маленький бриллиант, отпавший и закатившийся под стол с туфли Мессира, и случайно обнаруженный ею.     ……….

          — Что это такое? — недоумённо спросил Ахав, закончив читать.
          — Я полагаю, это вы должны объяснить, что сие значит. — впился в него взглядом фон Шварфарш. — По той простой причине, что эта информация была найдена на вашем счету в банке. Ну-ну, не смотрите на меня так! — прикрикнул сиятельный гуновец. — Нашему ведомству разрешено производить проверку счетов произвольно выбранных граждан. Так что всё было сделано в рамках закона. И я, кстати, вовсе не обвиняю вас в хранении подобной информации, это ваше право. Я просто интересуюсь, откуда она была вами получена, только и всего. Потрудитесь объяснить.
          — Это информация досталась мне в наследство от покойного дядюшки. — пробормотал Ахав. — Я не знаю, где он её раздобыл.
          — Охотно вам верю. — улыбнулся фон Шварфарш. — Равно как и тому, что предоставленная в банк энергия, погасившая все долги вашего дядюшки, была вами истребована от его нечестных партнёров по совместному бизнесу. Ведь так было дело?
          — Да. — уныло кивнул шаман-таракан.
          — Ну, вот и прекрасненько! — обрадовано потёр ладони гуновец. — Я вам верю. Да-да. — подтвердил он с надеждой взглянувшему на него Ахаву. — А вы, наверное, думали, что руководитель отделения ГУНО собирается выкручивать вам руки? Ха-ха-ха! Ничего подобного. Отнюдь. Ещё один вопросик и вы вообще можете быть свободны.
          Шаман-таракан с облегчением перевёл дыхание и услышал:
          — А вопросик такой. Куда вы дели тело убиенного вами недодемона Шанти?

ГЛАВА  ОДИННАДЦАТАЯ

          Во вторник Лика обратила, наконец, внимание, что Маргарита держит её на некотором расстоянии, и хотя совсем ещё недавно Лика сама старалась дистанцироваться от подруги, сегодня это вдруг неприятно поразило её. Она чувствовала себя сейчас настолько счастливой, что никакие попытки со стороны, казалось, уже не смогли бы повлиять на её теперешнее мировосприятие. Поэтому Лика была готова делиться своим замечательным настроением с кем угодно, тем более с лучшей подругой. А та, словно нарочно, взяла и отошла в сторону.
          На перемене Анжелика подошла к Рите и, словно между ними ничего особенного не произошло, обратилась к ней:
          — Привет, Ритка. Знаешь, мы тут с Кешей в воскресенье ходили в театр. Такой классный спектакль оказался!
          Маргарита, криво усмехнувшись, ответила:
          — Привет-то привет. Но для вас у нас ничего нет. И можете идти хоть в цирк, смотреть на клоунов.
          — Да брось ты, Ритка! — попыталась пробиться сквозь стену отчуждения внутренне ахнувшая Лика. — Что случилось-то? Какая-то ерунда! Давай плюнем и забудем. Чего дуться друг на друга из-за чепухи!
          — Нет, подруга, — покачала головой Маргарита, — это не чепуха, это любовный треугольник, и третий здесь лишний. У вас с Кешей всё хорошо, я вижу… Что ж, я рада за вас, будьте счастливы. Но нам теперь лучше разойтись по разным орбитам, иначе однажды ты застукаешь своего милого дружка в одной со мною постели…
          — Он не ляжет с тобою в постель! — быстро возразила Анжелика, слегка побледнев.
          Маргарита посмотрела ей в глаза и усмехнулась:
          — Могу спорить, что не только ляжет, но ещё и обеими руками вцепится в кровать, если кто-нибудь попытается его оттуда вытащить.
          Некоторое время девушки меряли друг дружку взглядами, затем молча разошлись, каждая в свою сторону.
          «Вот тебе и помирились. — ошеломлённо думала Лика. — Но… неужели она права насчёт Иннокентия? Откуда такая дикая уверенность?»

          Интеграл, как это уже вошло у него в обыкновение, лежал на подоконнике и смотрел в окно. Он слышал звуки, издаваемые сидящим рядом в горшке кактусом-декабристом. Скоро тот расцветёт, а пока что свирепо тужится, словно преодолевая последствия хронического запора.
          Кот улыбался. Ему было откровенно хорошо. И почти уже не хотелось вспоминать о том, что где-то там, в неизвестном секторе вселенной, продолжает существовать планета Индиг-Рал с её ужасающей цивилизацией насекомых-демонов, подчинивших себе все другие расы. Теперь Инти уже имел возможность сравнивать обе планеты, он внимательно изучал попадающую к нему информацию, и знал, что, например, в отличие от земной оси вращения, ось Индиг-Рала располагалась строго вертикально и именно поэтому на планете был такой стабильный климат. Насекомые-демоны захватили лучшую, самую тёплую часть суши, они жили на территориях, прилегающих к экватору и не знали тех бед, которые выпадали на долю других существ, вынужденных приспосабливаться к вечным холодам средних широт. Конечно, эти мелкие и слабые по сути узурпаторы давно были бы поставлены на положенное им место, но дело в том, что они обладали мощными магическими знаниями и никто из более крупных представителей живого мира Индиг-Рала не осмеливался стать поперёк их дороги, а те, кто когда-то бунтовал, давно уже превратились в прах под ногами Великих Демонов. Вообще, на планете сейчас не оставалось животных величиной больше кошки, да и те постоянно подвергались дискриминации и выдавливались всё дальше и дальше в самые холодные места суши. Определённо, дело шло к тому, что в какой-то момент на Индиг-Рале останутся исключительно насекомые-демоны.
          Ничего удивительного в желании кота поселиться на Земле, таким образом, не было. Как только он понял по какому принципу устроена здесь жизнь и какую роль предстоит играть лично ему, Инти сделал выбор. Подобно ревностному неофиту кот изучал теперь свои нынешние обязанности и возможности, одновременно стараясь вытравить из сознания всё, что было связано с Индиг-Ралом.

          ……….Мишка был оченьнепоседлив (именно так, в одно слово) и постоянно отвлекался на «всякую ерунду», как говорила бабушка Костямихална. Бабушка не любила, когда её называли бабушкой, а требовала, чтобы величали по имени-отчеству — Катерина Михайловна. Но Мишка, ещё в самом «начале детства», поименовал её Костямихална, и с той поры совершенно не хотел звать иначе. Из-за этого отношения его со старшим поколением были несколько натянутыми.
          Катерина Михайловна была строга и справедлива, ну а какой же может быть женщина — педагог с тридцатилетним стажем? А Мишка находился в том счастливом возрасте, когда тайны педагогики ещё неведомы. Читать он научился сам, пока сидел в кабинете зубного врача и изучал плакаты на стене. Как это получилось, он не знал, может, от страха, что ему сейчас вырвут зуб, может, ещё от чего-нибудь, но после лечения он уже умел читать.
          А с цифрами было и того проще — во дворе кто-то догадался пронумеровать краской группу здешних голубей от единицы до девяти. Через полдня Мишка уже умел считать, складывать и отнимать, делить, и решать уравнения с иксом и игреком. Хотя не понимал, как именно это у него выходит. Просто голуби с цифрами и голуби без цифр складывались и отнимались, делились и умножались сами собой, чем очень забавляли Мишку, а когда ему всё это надоедало, он делал — «ыых!» и разгонял голубей по ближайшим крышам.
          — Главное, результат! — постоянно повторяла Мишке Костямихална, давая ему карандаши, тетрадь и ставя перед ним вазу с яблоками из папье-маше. — Рисуй! — говорила она и уходила пить чай с настоящими баранками.
          А Мишке было наплевать на этот натюрморт, ему хотелось сделать кораблик и уплыть в какую-нибудь загадочную страну, где не нужно рисовать мёртвые яблоки, писать непонятные закорючки  и заниматься другими не менее глупыми вещами.
          Поэтому Мишка тихонько прокрадывался на балкон и начинал делать разминку — разминал сигареты в руке, нюхал их и плевался с балкона. Так раньше всегда поступал его папа. И сигареты, собственно, были его, но однажды он решил бросить курить и бросил. А сигареты спрятал Мишка, потому как Костямихална всегда повторяла, что «всё стоит денег!»
          Наверное, плеваться с балкона не стоило. Но Мишке нравилось. И ещё соседская девочка Таня говорила, что в слюне есть какие-то «ферменты», не изученные наукой. И Мишке было интересно, разобьются они, при падении, об асфальт или нет?
          Он представлял, что вот сейчас приедет «Слюнявая полиция», обведёт плевок мелом и будет расследовать «преступление века». Пойдёт по квартирам с опросом. Интересно, что скажет Костямихална, узнав, что в Мишкиной слюне были неизвестные науке ферменты?
          Спрятав сигареты, Мишка вернулся к столу и нарисовал помидоры в салатнице и маленького гуся, просто так, из вредности. Выходные заканчивались и скоро Мишка вернётся домой! Дома и солома едома, так говорил их сосед Лексеич. Мишке стало смешно и он дорисовал Лексеича с соломой в зубах.
          А внизу, к подъезду тихо подкатила машина, Мишкин отец украдкой курил, сидя за рулём, быстро и без «разминки». На самом деле бросить курить у него никак не получалось. Но тёще об этом знать было необязательно.
          На заднем сидении машины лежал подарок, небольшой парусник в коробке, и парочка апельсинов.
          Раздался звук клаксона. Папка приехал! Мишка схватил рисунки, нечаянно уронив мёртвые яблоки на пол, и побежал во двор, успев крикнуть Костемихалне:
          — Пока-пока, бабуля. Я тебя тоже люблю!
          Впереди была ещё целая жизнь! Вереница событий и приключений.     ……….

          — Ну, вот, примерно, как-то так. — улыбнувшись закончил рассказывать Пономарёв.
          — Ты меня любишь? — вдруг спросила Анжелика.
          Они с Кешей сидели рядышком на диване. Кот Интеграл деликатно вышел в соседнюю комнату.
          — Люблю. — просто ответил Пономарёв и взглянул девушке в глаза. — Я тебя люблю. — повторил он. 
          Некоторое время оба были увлечены поцелуем.
          — Давай займёмся сексом. — прошептала Лика. — Прямо сейчас.
          Не стоит преувеличивать, будто все мужчины постоянно только об этом и мечтают. Кеша, например, сейчас вовсе не мечтал о таком продолжении вечера. Вообще, настроение — это довольно тонкая материя, и оно должно соответствовать предложенному действию. А ежели оно не соответствует, тут недалеко и до конфуза.
          Пономарёв замер, потом кашлянул, улыбнулся и мягко произнёс:
          — Знаешь, Лика, ты для меня так много значишь, что  я должен вначале как следует обдумать твоё предложение… то-есть, нет! Я неправильно выразился! Не обдумать, а… как бы это сказать… я должен быть внутренне готов к этому счастью, потому что не хотел бы, чтобы у нас что-то пошло не так, поэтому…
          — А если на моём месте сейчас была бы Маргарита, ты ей сказал бы то же самое? — перебила невнятное объяснение Кеши Анжелика.
          — Каким боком сюда попала Маргарита? — растерянно пробормотал Пономарёв. — Что-то я ничего не понимаю.
          — Да ладно. Проехали. — махнула рукой девушка и позвала: — Инти, Инти, кис-кис-кис! Иди сюда, мой славный котище!
          Интеграл с разбегу вскочил хозяйке на колени и Кеша оказался вытолкнутым из этого пространства. Он немного подумал, поднялся с дивана и, заложив руки за спину, подошёл к столу, где лежали учебники, тетради и прочие канцелярские принадлежности студентки второго курса Вербиной Анжелики Павловны. Окидывая всё это богатство взглядом Иннокентий лихорадочно пытался собрать свои мысли воедино, однако, получалось плохо.
          «Ой, как всё запущено!» — крутилась в голове идиотская фраза.
          Заметив выглядывавший из-под учебника уголок Кеша зацепил его ногтем и вытащил на божий свет фотографию, на которой Анжелика была снята в обнимку с каким-то круглолицым парнем.
          «Постой, постой. — вдруг ёкнуло сердце у Кеши. — Да ведь это же…»
          Пономарёв взял снимок двумя пальцами и повернувшись продемонстрировал его Лике.
          — Кто это рядом с тобой? — внешне спокойно поинтересовался он, чувствуя, как внутри начинает что-то клокотать.
          Девушка улыбнулась, хитро посмотрела на Кешу и ответила вопросом на вопрос:
          — Неужели непонятно? А если посмотреть внимательней?
          Пономарёв впился взглядом вначале в лицо Анжелики, потом перевёл глаза на фото, и спустя несколько мгновений до него вдруг дошло, что Лика и парень рядом с нею очень похожи друг на друга. Кеша вопросительно произнёс:
          — Родственник?
          — Это мой брат Серёжка. — рассмеялась довольная произведённым эффектом девушка. — Иди ко мне и больше не смей ревновать.
          Иннокентий обмяк и повиновался. Интеграл снова галантно покинул комнату, а Кеша, словно вознамерившись наверстать упущенное, начал дозволять себе ранее собой же самим недозволенное. Однако, Лика, хихикая, шлёпала его ладошками по рукам и отталкивала, словно намекая, что поезд ушёл.

          «Шурин! — размышлял возвращаясь домой Иннокентий. — Вот тебе и шурин. Оказывается, никакой он мне не шурин, этот Сергей, а вовсе даже брат Анжелики. Хотя… — вдруг дошло до Кеши. — …если мы с нею, допустим, поженимся, то Сергей действительно станет моим шурином! Вот это номер. Он что, именно на такую возможность и намекал?»
          Пономарёв не смог удержаться и громко рассмеялся, спугнув в подъезде гулкое эхо. Он уже поднимался по лестнице на свой этаж.
          «Это что, зелёный сигнал светофора? Я теперь персона грата в клане Вербиных? — Кеша вдруг вспомнил подробности знакомства с Сергеем и поморщился. — А я как последний балбес рассказал ему про мою бывшую жену. Вот зачем, спрашивается? Но ведь до чего же ловко он поворачивал наш разговор! Прямо опытный разведчик, да и только!»
          Войдя в квартиру, Пономарёв так и сяк, на разные лады анализировал имевшуюся у него теперь информацию, но ничего тревожного в ней не находил. Кое-что оставалось непонятным, но ведь так бывает всегда, в жизни невозможно проникнуть во все нюансы предлагаемых ситуаций.
          «Ну и ладно. Ну и хорошо. — наконец пришёл к выводу Кеша. — Будет день, будет пища. Пусть всё идёт, как идёт, куда-нибудь да придёт… А Маргарите, кстати, надо позвонить. Что-то здесь неладно. Зачем Лика её упомянула? Это неспроста.»
          Не откладывая дела в долгий ящик, Иннокентий опустился на диван и набрал номер Риты. Вскоре в трубке послышался вопросительный голос:
          — Да-да, кто это?
          Кеша ответил шутливым тоном:
          — Привет вам, герцогиня, от опечаленного поклонника!
          — А-а… это вы, князь. — как-то безрадостно отозвалась Рита. — Ну, и чего изволите?
          — Собственно… я изволю всего, чего мы с вами лишились в результате недоразумения.
          — Недоразумением вы называете Анжелику?
          Иннокентий чуть не поперхнулся от такой пощёчины.
          — Нет. — сразу посерьёзнев сказал он. — Недоразумением я называю то, что вы не явились на свидание, которое сами мне и назначили.
          — Тысяча извинений, князь. — насмешливо произнесла Рита. — Однако, обстоятельства изменились, и самым кардинальным образом, поэтому свидания нам больше не грозят.
          — Но почему? — совершенно выбитый из колеи пробормотал Кеша. — Я… я очень надеялся на встречу! — вскрикнул он.
          Ответом были гудки.
          Иннокентий был ошарашен тем, что Рита вот так запросто взяла и оборвала разговор. Первым движением его было вскочить и помчаться выяснять причины, побудившие поступить её столь жестоко. Но, во-первых, он не знал адреса девушки, во-вторых, был уже поздний вечер, а в-третьих, перед мысленным его взором неожиданно промелькнула картина чего-то подобного происходящему сейчас, но случившегося достаточно давно, и именно вот это «в-третьих» заставило приподнявшегося было с дивана Кешу тяжело плюхнуться обратно.
          Некоторое время он сидел и смотрел перед собой остановившимся взглядом. Потом усмехнулся, бросил мобильник рядом с собой на диван и, скрестив руки на груди, сунул ладони подмышки.
          «Н-да, студенточки мои дорогие и горячо любимые… — подумал Кеша. — Словно и не было всех этих долгих лет, и вот опять я, как шальной, бегу за своей ненаглядной, почти не веря во взаимность и ничего на этом пути не замечая… Хотя теперь ненаглядных у меня две. Две последовательницы лучших традиций незабвенной Валерии. Вот только я уже не двадцатилетний парнишка, а, так сказать, более поздняя версия того самого Иннокентия. Так куда же это я намереваюсь нынче добежать? И чего вообще полагаю достичь в данном конкретном случае? — Кеша провёл ладонями по лицу. — Н-да. Спору нет, Маргарита удивительно очаровательное существо. Однако, что будет, если у нас с ней действительно завяжется роман? А будет конец отношениям с Анжеликой. Однозначно. Ежели же попробовать гнаться «за двумя зайцами», то… ай-я-яй, как нехорошо получается. И вообще. И в частности. — Кеша почувствовал всю нелепость ситуации. — Но где же выход? Ведь это чёрт знает что такое получается! Так и с ума сойти недолго.»
          Пономарёв вскочил на ноги и стал ходить взад-вперёд по комнате.
          «Ну, ладно. Давай попробуем рассуждать с точки зрения фаталистической. Итак, что мы имеем в анамнезе? Я, кажется, не на шутку влюблён в обеих девчонок. При этом с Анжеликой наши отношения идут на лад, хотя и не без некоторых вывертов с её стороны, ну да шут с ними, на то она и женщина. Что же касается Риты, то оборванный внезапно ею разговор, похоже, ставит точку в нашем едва наметившемся сближении. Отсюда следует очень простой вывод — лучше всего предоставить событиям возможность идти естественным ходом. Таким образом, Анжелика останется со мной, а Маргарита исчезнет с глаз долой, а чуть попозже и из сердца вон. Время лечит! Разве же это не самый правильный выход из сложившейся ситуации? Претендентка номер два снимает свою кандидатуру? И прекрасно! И замечательно!»
          Перед мысленным взором Иннокентия предстал образ  Маргариты и сердце тупо заныло в груди.
          — Ну, ладно… не прекрасно, и не замечательно. — прошептал он. — Не ври себе самому.
          Он судорожно схватил мобильник и набрал номер телефона.
          — Алло! Беата? Ну, здравствуй, это я. Конечно же, не просто так звоню, а с самыми лучшими намерениями. Что ты говоришь, сын как раз уехал на соревнования? Стало быть, я прихватываю с собой ликёр, коробочку конфет, и мчусь к тебе? Ну, всё, лечу, до встречи, Беаточка!

ГЛАВА  ДВЕНАДЦАТАЯ

          — И как это мы с тобой до сих пор умудрились не пожениться? — сказал Пономарёв, лаская ладонью грудь Беаты. — Это было бы так естественно.
          — Я сама удивляюсь. — улыбнулась лежавшая рядом с ним в постели женщина. — Столько лет знакомы, а вот, поди ж ты! Обходимся как-то без нелепых формальностей.
          — Я тебя помимо всяких там справок и квитанций нежно люблю! — Кеша поцеловал Беату в висок и вдохнул аромат её волос. — Ах, милая, как же мне хорошо с тобою, как спокойно. Но ведь ты не выйдешь за меня замуж, нет?
          — Даже не надейся. — ласково ответила Беата. — Ты же знаешь мой взгляд на это мероприятие. Твоё место, королёк, только в постели, ну, иногда у моих ног, для разнообразия.
          — Да. — согласился, вздохнув, Кеша. — На большее меня и не хватит, откровенно говоря. 
          — Как мило с твоей стороны быть столь самокритичным! Это такая редкость в наши дни.
          — Цени меня! — страстно зашептал в ухо Беате Кеша. — Цени меня за это, милая! Я так устал, я так нуждаюсь в твоей поддержке.
          — Что, довели до слёз молодые девушки? — с сочувствием в голосе спросила Беата.
          — Ой, довели. — сокрушённо признался Пономарёв. — До цугундера довели меня молодые девушки.
          — А ты гони-ка их прочь.
          — А и то верно! — согласился Кеша. — Прогоню-ка я их прочь.
          — Но что же это мы с тобой о грустном-то речь завели, сладкий мой? Лучше расскажи мне, по нашей доброй традиции, сказочку. Наверняка ведь что-то новенькое сочинил за это время. — Беата повернулась на бок, лицом к Кеше, и приготовилась слушать. — Расскажи.
          — Конечно, милая. — улыбнулся Пономарёв. — В конце концов, на то я и сказочник, чтобы оправдывать это высокое звание и доверие полагающихся на меня людей.

          ……….Утро выдалось трудным. Сначала не хотелось подниматься, но вовсе не потому, что утро и пора, а из простой человеческой вредности вперемешку с ленью. Увы, человек не слишком властен над временем, и иногда кажется, что день тянется, точно резина, а иногда наоборот, например, в утренние часы минуты столь же стремительны, как… ну, скажем, стрижи в полёте.
          Это утро было именно таким, минуты летели стремглав, а человек совершенно не хотел просыпаться.
          — Динь-донг. — раздалось в тишине и настойчиво повторилось: — Динь-донг.
          Странный он сегодня, этот звонок, гудит, словно набат. Ноги нехотя втиснулись в тапки и человек пошёл на звук. Кто в такую рань может звонить? Распахнув дверь, человек уставился в пустоту лестничной площадки, просыпаясь уже окончательно.
          «Хулиганьё.» — придумалось определение произошедшего и человек уже почти захлопнул дверь, когда взгляд его упал на ведро, стоящее сбоку у порога.
          «Пустое ведро к худу.» — добавилась ещё одна мысль.
          Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ведро не было пустым,  в нём наличествовали штук пятнадцать совершенно одинаковых картофелин и пачка соли с надписью «Елецкая помол номер 5».
          Человек потёр глаза, такого сюрприза он совершенно не ожидал и оттого как-то даже растерялся. Ну, кто мог в седьмом часу утра позвонить и оставить непонятный подарок?
          Однако, стоять в дверях собственного жилища было холодновато, да и глупо. Ведро с солью и клубнями перекочевало в квартиру, а вернее, в самую её сакральную часть — на кухню. Человек же пошёл умываться, бриться и всячески готовить себя к трудовым подвигам.
          Тем временем в ведре происходило следующее.
          — Первый пост, доложите обстановку!
          — Локация неизвестна, кэп. Но, судя по всему, мы где-то в обитаемых мирах, населенных гуманоидами.
          — Второй пост?
          — Кэп, с момента последнего перемещения прошло пять тысяч миллисекунд, и я чувствую рядом наличие ашдвао!
          — Третьему посту! Приказываю взять пробу ашдвао, провести тест на пригодность.
          — Кэп! Тут всё в норме! Ашдвао подходящая, кроме того неподалёку обнаружены запасы топлива и сера с древесиной!
          — Внимание! Всем снять скафандры! Приготовиться к выполнению миссии!
          Когда человек вышел из ванной комнаты, на плите в кастрюле кипела вода, в которой булькали гладкие розовые клубни. В мусорном ведре лежали лентой картофельные очистки. Соль с надписью «Елецкая помол номер 5» вытекала из чуть надорванного края пакета и вздымалась вверх по дуге струйкой бело-голубых кристаллов. Кристаллы падали в бурлящую воду и растворялись в ней, напитывая тела картофелин смыслом.
          Капитан был доволен, высадка прошла в штатном режиме.     ……….

          Фон Шварфарш ошибся, предполагая, что шаман-таракан растеряется, услышав обвинение в убийстве, и начнёт что-нибудь мямлить в своё оправдание, совершая одну ошибку за другой, вследствие чего будет быстро припёрт к стенке и согласится на условия, предложенные ему в качестве милости сиятельным гуновцем. Вместо всего этого Ахав вдруг рассмеялся и воскликнул:
          — Какое тело? Какого убиенного Шанти? С чего вы взяли? Да мы с ним просто… — и резко замолчал.
          — Да-да? — мгновенно подхватил руководитель отделения ГУНО. — Что же вы «с ним просто»? Заканчивайте свою мысль.
          — Мы с ним просто… знакомые. И ничего больше. — недовольным голосом проговорил Ахав. Он вовремя сообразил, что нельзя связывать себя с котом, иначе потянется некая ниточка, которая приведёт его не туда, куда ему хотелось бы.
          — То, что вы с недодемоном находились в приятельских отношениях, нам известно. Неизвестно, куда делся Шанти после вашей последней с ним встречи. И, прошу вас, не сочиняйте ерунды, пожалуйста, поскольку свидетели видели вас вместе с котом накануне его исчезновения. Печальные выводы из чего напрашиваются сами собой.
          — В тот раз я одолжил недодемону некоторое количество энергии, по-приятельски, после чего он ушёл через заросли, находящиеся за поместьем  моего дядюшки. Куда он отправился и что с ним приключилось дальше я понятия не имею. И не смейте обвинять меня чёрт знает в чём. Тем более, что, насколько я понял, тела его вы не обнаружили. — говоря таким образом, Ахав чувствовал себя всё уверенней. — А значит и никакой речи об убийстве не может быть. Это лишь ваши предположения и ничего больше. Что же касается меня, то всё это время я был занят улаживанием дел моего ныне покойного дядюшки Ахахавия. И следить за перемещениями кота Шанти мне было недосуг. Да и неинтересно. Посему ещё раз повторяю — не смейте обвинять меня в убийстве, которого не было! Я состоятельный гражданин, в конце концов, я демон, а не пыль под ногами! Я жаловаться буду.
          Фон Шварфарш с досадой пошевелил челюстями. Осада проклятого недомерка затягивалась. Пора было приступать к следующей фазе допроса.
          — Ну, жаловаться, это ваше право, уважаемый Ахав. Я ведь всего лишь чиновник, исполняю свой служебный долг. Могу в чём-то и ошибаться. Но, вот например, возвращаясь к информации, которую вы получили в наследство от дядюшки, смею вас заверить, что она добыта не на нашей планете. Информация эта принесена извне. Каким же образом, позвольте вас спросить? Уж не совершил ли ваш дядюшка несанкционированное проникновение в Неизведанное Пространство? — комиссар впился колючим взглядом в Ахава. — А давайте-ка начистоту, милейший. У него что, был в наличии портал? Портал, не указанный в налоговой декларации? Портал, за незаконное пользование которым следует наказание по соответствующей уголовной статье. Отвечать за что теперь придётся вам, как наследнику! Особенно, если вы и сами уже воспользовались этим порталом. А сдаётся мне, вы им таки воспользовались! — фон Шварфарш гневно глядел на съёжившегося шамана-таракана. — Ну, что же вы молчите? Давайте, придумывайте какую-нибудь очередную версию.
          «Всё. Пропал. Конец всем моим мечтам. Конец и мне самому. Теперь запрячут в темницу пожизненно. — с отчаянием думал Ахав. — Надо во что бы то ни стало добраться до портала и телепортироваться на Землю. Это единственный мой шанс остаться на свободе. Думай, Ахав, думай!»
          Мозги шамана-таракана заработали так, что шум «шестерёнок» едва не пробился наружу.
          — Я вижу, вы полностью осознаёте тяжесть совершённого вами преступления. — вкрадчиво произнёс фон Шварфарш. — Однако… существует ещё возможность всё исправить. Нет, нет, не чистосердечное признание, это ерунда. Я предлагаю вам сделку. Очень выгодную и вам, и мне. Коротко говоря, — комиссар склонился к Ахаву и загудел негромко и доверительно, — вы предоставляете портал в полное моё распоряжение. Понимаете? Я сделаю его легальным, используя для этого имеющиеся у меня каналы и связи. Понимаете? Сделаю легальным. И официально оформлю на своё имя. Да, да, НА СВОЁ ИМЯ! — среагировал комиссар на несогласное движение Ахава. — НО! Я позволю вам время от времени пользоваться им, когда в этом будет возникать необходимость. Понимаете? Позволю.
          Фон Шварфарш внимательно следил за выражением лица обвиняемого.
          — Это единственный выход для вас, господин Ахав. Понимаете? Иначе я даю делу ход. — мягко прибавил он.
          — Я согласен. — вздохнув сказал шаман-таракан.

          — Поднимайся, милый. — над Кешею склонилась Беата. — Пора пить утренний кофе и разбегаться по работам.
          Пономарёв улыбнулся, сладко потянулся и утро началось. Спустя некоторое время, сидя на кухне за столом напротив Беаты, он с удовольствием поглощал приготовленный ею завтрак. Беата, как всегда аккуратная и элегантная, улыбалась в ответ на взгляды королька.
          Познакомились они давным-давно, когда однажды Кеша пришёл вместе со своей женой Валерией на приём к врачу-гинекологу. Этим врачом и была Беата Королёва. Спустя некоторое время они случайно встретились зимой, в холоднющую погоду, на улице, и Беата неожиданно пригласила замёрзшего Кешу к себе домой на чашку горячего кофе. Пономарёв был потрясён тем, что он увидел в трёхкомнатной квартире своей новой знакомой. Говоря просто, денег на обстановку Королёва не жалела, тем паче, что зарабатывала она очень прилично. Мало того, молодая женщина ещё увлекалась живописью, и Кеша с изрядным удивлением и восхищением рассматривал работы Беаты, частично развешенные по стенам в роскошных рамах, а частично хранившиеся в виде аккуратно сложенных холстов. Не будучи специалистом в области изобразительного искусства Кеша даже не пытался провести какой-то анализ картин Беаты, а просто искренне признался:
          — Мне очень нравится. — и на этом поставил точку.
          Однажды, когда Пономарёв уже вполне был вхож в этот дом, Беата узнала, что он родился 29-го февраля. Восторженно ахнув, она задумалась и затем предложила ему выбрать любую из своих работ в качестве подарка. С тех пор «Этюд в синих тонах» украшал собой большую комнату в квартире Кеши. На обороте холста художницей было написано: «Моему уникальному другу в его не менее уникальный день рождения!»
          Связь их продолжала существовать во времени и пространстве. На вопрос, почему Беата называет его корольком, она объяснила, что называет так всех, поскольку настоящий Король погиб на войне, а остальные мужчины, какими бы они ни были замечательными, не имеют ни малейших шансов взять его имя и занять его место рядом с Королевой. Беата с прелестной серьёзностью обыгрывала значение своей фамилии так, словно и впрямь являлась представительницей августейшей династии. Из её слов Кеша сделал вывод, что прошлое женщины омрачено какой-то трагедией, но решил не лезть к ней в душу, справедливо полагая, что всё нужное она расскажет при случае сама.
          Именно Беате во время очередного их свидания Пономарёв доверил оценить несколько написанных им к тому времени сказок. И именно она с восторгом посоветовала ему ни в коем случае не бросать этого занятия, и продолжать в том же духе, поскольку, по её мнению, сочинения Кеши весьма своеобразны и как минимум забавны.
          Беата была старше его на шесть лет, однако, это не имело абсолютно никакого значения. Периодически Кеша полушутя-полусерьёзно предлагал ей выйти за него замуж, с грустью понимая, что этого никогда не произойдёт, Беата останется «вещью в себе». Впрочем, это нисколько не портило их бережного отношения друг к другу.
          Вот и сейчас, сидя на кухне Беаты, они общались всё с той же неизменной взаимной симпатией.
          — Ну, что же, Кешенька, — грустно произнесла Королева, — когда-то мы теперь ещё увидимся? Видела я тут, на днях, тебя под ручку с новой твоей пассией. Ничего, красивая девочка. Боюсь, уведёт она моего королька от меня насовсем.
          Пономарёв не знал что ответить.
          — А может быть и нет. — ласково взглянула на него Беата, и неожиданно заключила: — Но, в общем, и тот, и другой вариант меня устроят. Се ля ви.
          Кеше на это только и оставалось, что слабо улыбнуться.
          — А расскажи-ка ты мне лучше, сладкий мой, какую-нибудь подходящую к случаю сказку, на посошок. — попросила Беата, оперевшись о столешницу локтями и устроив подбородок на ладонях.

          ……….В этом полупустом зале уже почти ничего не оставалось, так, пара колченогих стульев, да покрытый слоем пыли стол.
          — У-у-у! — крикнул Алёшка из дверей в неухоженное пространство.
          — У! У! У! — заметалось эхо по стенам.
          Это было какое-то неправильное Эхо, оно могло причудливо исковеркать слово,  вывернуть его наизнанку, но при всём при том оставить смысл понятным для слушателя. Или наоборот, повторить всё в точности, до буковки, растягивая гласные, однако тут же становилось ясно, что произнесённое «корова» — это уже как бы и не корова, а скорее, собака, или вообще змея. Никто так не умел играть со словами, как Эхо в этом зале.
          А внизу, от широкого крыльца здания по горячему от солнца асфальту отъезжал старенький ГАЗик, набитый доверху альтами, скрипками, духовыми инструментами, пианино и барабанами. Музыкальная школа переезжала в новенький особняк. В оставляемом же здании было  решено открыть филиал Общества слепо-глухо-немых.
          «Скучно, наверное, теперь тут станет Эху.» — подумал Алёшка, таща один из колченогих стульев к выходу.
          А Эхо кралось за ним, тихо бумкая в такт шагам мальчика.
          Словно бы прощаясь.      ……….

          Сегодня Лика озаботилась делом отнюдь не каждодневным. Занятия завершились рано и по дороге из института она завернула на рынок, где купила все необходимые ингредиенты для приготовления блюда, коим предполагала хорошенько угостить Иннокентия. Раньше они с мамой часто лепили по выходным пельмени, у них даже рецепт был свой, особенный, и те, кому довелось попробовать их пельмешек, оставались в полном восторге. Иннокентий же был холостяком, поэтому, скорее всего, питался кое-как, а то и всухомятку. Для него это будет настоящий праздник!
          Первым, для кого это оказалось праздником, был, конечно, кот Интик. Уже в момент приготовления Ликой фарша, он смекнул к чему идёт дело, и с помощью нехитрой магии облегчил её работу, дабы в течение всего процесса получать маленькие, но очень вкусные порции.
          Девушка чувствовала себя совершенно замечательно, напевая, она просто летала по кухне, и даже сама  лепка пельменей, которая обычно довольно-таки утомительна, сегодня не представляла абсолютно никаких проблем. И в момент, когда тесто с фаршем были израсходованы, Лика с удивлением обнаружила, что лист битком заполнен симпатичными пухленькими «пупсиками».
          — Ого. Вот это мы даём стране угля. — она задумалась, но тут же повеселела. — Что сразу не съедим, то Кешка с собой возьмёт, дома приготовит! Так ведь, Интик?
          — Муррф! — произнёс кот с таким выражением, которое говорило: «и ты ещё спрашиваешь!»
          Пельмени были вынесены на балкон и оставлены на морозе.

          Фон Шварфарш хмуро взглянул на доставленного к нему шамана-таракана.
          — Значит, господин Ахав, вы решили всё-таки повалять дурака? — мёртвым голосом произнёс он. — Надеетесь как-нибудь выпутаться. Ну-ну.
          Шаман-таракан непонимающе воззрился на комиссара.
          — Что-то не так? — заволновался он. — Я же всё-всё…
          — Молчать! — неистово зашипел фон Шварфарш. — Нет там никакого тайного знака! Я лично проверил. Дурачить меня вздумали?
          — Есть там знак! — твёрдо произнёс Ахав. — Схема нарисована мной правильно. А если не нашли, значит, вы просто не поняли меня. Я же не зря объяснял, что это поместье не обычного демона, а потомственного шамана, и там всё защищено специальными заклятьями. Я же говорил, возьмите меня с собой! Я привёл бы вас точно к порталу, минуя все препятствия. А раз вы желаете самолично его достичь, раз вы мне не верите, то вначале снимите имеющиеся там заклятья, и тогда увидите, что тайный знак нарисован именно в той каморке, которую я указал на схеме.
          — Прах вас разбери вместе с вашим дядюшкой! — глухо зарычал комиссар, но видно было, что он поколеблен в своей уверенности. Помолчав  он продолжил несколько даже жалобным тоном: — «Снимите заклятья»! Легко сказать. На это уйдёт не один день, а то и месяц. Кроме того, я должен буду прибегнуть к помощи магов-специалистов, а это в принципе невозможно! Никто не должен знать про портал, иначе всё становится бессмысленным. Что, вы этого не понимаете? — в бессильной ярости взвизгнул фон Шварфарш.
          Ахав покорно открыл ему код доступа к порталу, нарисовал схему подземелья, находящегося в поместье Ахахавия. Именно там и была расположена каморка, где на стене изображён тайный знак, который по сути был кнопкой. Ею и следовало запустить механизм, открывающий дверь в комнату, служившую воротами портала. Вчера комиссар скрытно посетил поместье Ахахавия, проник в подвал, откуда вёл ход в подземелье, добрался до самой каморки, обозначенной на схеме, и кое-как протиснувшись в неё обнаружил полное отсутствие тайного знака на стенах.
          Взбешённый неудачей, он сегодня готов был растерзать шамана-таракана. Однако… действительно ведь Ахав накануне предупреждал о невозможности преодолеть заклятия, наложенные ещё его дядюшкой. Только он, как наследник, мог их миновать. С этим трудно поспорить. Значит, будь оно всё неладно, придётся ещё раз возвратиться в поместье, ведя под прицелом шамана-таракана, и прихлопнуть его прямо там, в подземелье, сразу, как только он откроет дверь в комнату с вратами портала. Вернее, чуть позже, когда фон Шварфарш удостоверится в подлинности кода доступа.
          Как всё это невыносимо сложно и муторно! Легче прямо сейчас взять и отправить мерзавца Ахава в казематы навечно… Но что это даст, кроме морального удовлетворения?
          «Нет, милейший фон Шварфарш, надо держать себя в руках, ибо игра стоит свеч, на кону стоит самое невероятное богатство, которое только можно вообразить!»
          — Ну, что же, — комиссар задумчиво взглянул на шамана-таракана, — не будем откладывать дело на завтра, идёмте в поместье Ахахавия прямо сейчас.            

ГЛАВА  ТРИНАДЦАТАЯ

          — Таким образом, — профессор Обонянский поднял вверх указательный палец, — логично будет предположить, что, поскольку в космосе существуют чёрные дыры, значит где-то есть и белые дыры! Не говоря уже о синих, зелёных, оранжевых и прочих аналогах вышеуказанным!
          Иннокентий даже не пытался возражать. Во-первых, это всё равно было бы бесполезно, а во-вторых и в-главных, ему очень понравилась подобная многоцветная гипотеза Ивана Борисовича. Хотя, вообще-то, двадцать минут тому назад беседа их была начата с обсуждения женских достоинств.
          — Стало быть, по-вашему, если мужчина влюблён одновременно в трёх женщин, это не есть плохо? — попытался вернуть разговор в его изначальное русло Иннокентий.
          Профессор крякнул и изумлённо взглянул на собеседника.
          — Собственно… как это вам удалось столь элегантно связать одно с другим?.. Впрочем, это неважно. — махнул он рукой. — Космос и Женщина… А есть ли между ними вообще разница? Вот в чём вопрос, достойный обсужденья!.. Однако, прежде, чем мы коснёмся этой прелюбопытнейшей темы, предлагаю тост за милых дам! Гусары пьют стоя!
          Пономарёв с удовольствием присоединился к профессору. Затем оба опустились на стулья и некоторое время отдавали должное замечательным самодельным пельменям, которыми накануне снабдила Кешу Анжелика.
          — Ваша милая знакомая, — восхищённо воскликнул Обонянский, — просто умничка, в гастрономическом смысле этого слова, вот что я вам скажу, Иннокентий!
          — Не только в гастрономическом. — гордо поправил Кеша.
          — Тогда зачем же вам, мой друг, нужны ещё две женщины? — воззрился на него с удивлением Иван Борисович. — Ведь, это вы себя самого давеча подразумевали, не так ли?
          — Ну, допустим. — допустил такую возможность Кеша.
          — Эх, Иннокентий… — вздохнул задумчиво профессор и надолго замолчал, покалывая вилкой пухлый бок радушного пельменя, оставшегося на его тарелке.
          Пономарёв уже начал недоумённо поглядывать в сторону собеседника, когда Иван Борисович вдруг очнулся, посмотрел вокруг отстранённым взглядом и нетвёрдой рукой наполнил рюмки.
          — Предлагаю тост за любимую и единственную. — грустно сказал он. — Кстати, Кеша, как ваша рука, не болит? Если я правильно понял, вы тогда именно Анжелику защищали?.. Ну, вот. — удовлетворённо кивнул он и повторил: — За любимую и единственную!
          — До сих пор вспоминаю. — передёрнулся Кеша, опустошив рюмку и отправив на язык тающий от сока пельмень. — Как я ему в тот раз врезал! Вы знаете, Иван Борисович, я сто лет уже от спорта далёк, а руки-то, как говорится, помнят!.. Только, значит, зашли мы тогда с этим уродом за угол, я ему и крикнул, негромко так, — «эй». Он немного впереди был. Услышал и обернулся ко мне лицом. «Ну, чё?» — спрашивает. Тут я и нанёс апперкот прямо в это его «чё». Вложился по максимуму. В такой ситуации лучше всего бить первым. Главное, не промахиваться, иначе… иначе… В общем, я не промахнулся. Только зубы лязгнули и показалось мне даже, что он прямо взлетел в воздух, прежде чем грохнуться на землю. Я и смотреть не стал, что там с ним, сразу понял — не поднимется. Пять… ну, может быть, десять секунд прошло, а я уже обратно шёл, к Анжелике. Второй-то придурок рядом с ней остался, мало ли чего мог сотворить, но нет, к счастью, оказался умнее своего дружка. — Кеша покачал головой. — И чего людям неймётся, не пойму никак.
          — Идиоты потому что. — мудро объяснил профессор. — У меня вот тоже ситуёвина была в молодости. Познакомился я, как-то раз, с девушкой, в санатории. Она спортсменкой оказалась, фехтовальщицей на шпагах. А я тогда с тросточкой ходил, ногу в геологической экспедиции сломал, только-только выздоравливать начал. И вот, значит, идём мы с ней вечерком по аллее в парке. Я тросточкой своей дюралевой постукиваю. Беседуем исключительно наикультурнейшим образом о том, о сём. И вдруг — бах! — из кустов акации вываливаются на нас двое оболтусов лет этак под двадцать пять и с ходу дава-ай куражиться! А я и так-то невелик росточком, тут ещё, как на грех, хромоногий вдобавок! Положение, в общем, аховое. Пока я соображал куда ловчее ситуацию поворачивать, знакомая-то моя выхватывает у меня из руки тросточку и ка-ак давай мутузить этих охломонов! Понимаешь ты, они вроде бы и здоровые с виду ребята, а сделать ничего не успевают, так она их ловко вокруг себя наворачивает этой тросточкой. Я и оглянуться не успел, а оба уже улепётывают вдоль по аллее, только пятки сверкают! И тут, значит, она мне и говорит, хорошо, мол, Ваня, что ты их не испугался. А у самой белокурый локон вздыбился и торчит эдак воинственно вбок.
          Иван Борисович коротко хохотнул и покачал головой из стороны в сторону.
          — Представляете, Кеша? Берёт она меня под руку и шагаем мы дальше, как ни в чём не бывало, интеллигентно беседуя. А я, главное дело, чувствую, что тросточка неудобная стала, глядь, а трубка-то дюралевая — погнута! Во как в жизни бывает!.. И тем же вечером, на берегу моря, мы с ней утонули в объятиях друг друга… — профессор помолчал, глаза его подозрительно заблестели. — Так я, верите ли, Кеша, даже стихи потом стал сочинять под впечатлением этого санаторного романа. Вот я вам прочту одно стихотворение, только его и запомнил, почему-то. Слушайте.

                Она вела нас за собой
                В атаку, яростно-весёлых,
                В доспехах рыцарских тяжёлых,
                Верхом на лошади гнедой.
                На шлеме розовый плюмаж
                Её мелькал в бою повсюду,
                Подобный маленькому чуду.
                «Фламинго!» — клич взносился наш.
                А на привалах, по ночам,
                Доспехи сняв, омывши тело,
                На ложе опускалась смело
                Она по очереди к нам.
                — Так не бывает под луной, —
                Мне возразят (возможно, с матом), —
                Чтоб в день она была солдатом,
                А в ночь подругой и женой!
                Однако же БЫЛА она!
                Я говорю про то, что знаю.
                Ведь и поныне вспоминаю
                Как сладкий сон те времена…               

          — Браво! — не сдержался Кеша и захлопал в ладоши. — Браво, Иван Борисович! Вот не ожидал от вас!
          — Ну, что вы, Иннокентий, — раскраснелся профессор, — стишок так себе, барахло… все мы в молодости баловались… неловко вспоминать… Кстати! — вдруг воскликнул Обонянский. — Ведь вы уже несколько раз намекали на какую-то вашу творческую деятельность, да я, признаться, всё мимо сознания пропускал. Так уважьте старика, прочитайте что-нибудь из своих сочинений. Очень уж хорошо мы сегодня сидим!
          — С удовольствием, Иван Борисович. Только у меня не стихи, а проза.
          — Оно и к лучшему. — махнул рукой профессор.

          ……….Пришёл как-то раз Виталя в гости. Ну, как в гости. По делу, конечно. Кто же ходит в гости просто так. Смешно даже. В баню Виталя собрался, вот оно чего. Собраться-то собрался, глядь, а веника нет. А какая нынче баня без веника. Срам один, а не баня... Ну и зашёл к соседу-то, товарищу своему, значится.
          Спрашивает его, Уразбай, мол, а нет ли у тебя..? Даже договорить не успел до конца.
          — Есть. — отвечает Уразбай. И бутылку водки на стол шарах! — Ну, чего к порогу прирос? Проходи, присаживайся к столу, Виталий, гостем, однако, будешь.
          Как тут отказаться? Уважил Виталя хозяина, соседи всё ж таки, люди не окончательно друг другу чужие. Опростали сосуд единым духом. И то сказать, чего там пить-то, поллитра каких-нибудь. 
          И опять Виталя намекает, про своё-то дело, мол, нет ли у тебя..?
          — Есть. —  отвечает, не дослушав, сосед. И вторую поллитру достаёт.  И песню ещё заводит на неизвестном Витале языке. Ну, надо полагать,  веселей чтоб было в окружающем пространстве.
          Виталя обратно же уважил. То-есть, чтоб без драки. Да и жаль, дескать, если добро пропадёт скоропортящееся.
          Ну, и опять своё-то дело пытается до логического конца довести, мол, а как бы нам того, то-есть, чтобы ага? Ты ж меня уважаешь, Уразбай?
          Сосед молча достаёт... третью поллитру. В смысле, «разве могут быть сомненья, я и сам всё это видел, это ж наш с тобой секрет!»
          И в этот раз Виталя обратно уважил. Ну, не в грязь же лицом! И на последнем рывке выдохнул:
          — Может… в баньку?
          — А водка есть? — с готовностью поинтересовался сосед.
          — Ну дак! — утвердительно повёл плечами Виталя. И тоже песню запел. Но уже на русском языке. Поскольку владел могучим и великим в совершенстве. И с песней этою отправился топить баню. Уразбай тоже. Каждый свою, то-есть.
          Уразбаева-то баня быстро так разгорелась, удачно. Сначала крыша, ну а потом и всё остальное. Скорее всего, замыкание по электрической части приключилось от искры. Не успел он и глазом моргнуть, как уже практически и помылся, и попарился.
          Виталя же, пока дошёл, почему-то через всё село, до родной хаты, опять вспомнил, что веника для бани ведь как не было, так и нет! Давай он тут кричать соседу через забор, чтобы Уразбай с собою веник прихватил. Глядь, поглядь, а у того дымище с огорода валит под самое небо! Что за чудеса? Когда уже успел иллюминацию устроить?
          Ну, через забор-то перескочить, это пара пустяков. Особенно, когда штакетины уже настолько от старости лет подгнили, что просто ломаются под тяжестью тела. Прошёл, стало быть, Виталя сквозь пролом и видит, что закопчённый Уразбай сидит на ящике промеж грядок морковных и пожарных дожидается. Пристроился и Виталя рядом.
          Приехали специалисты, потушили возгорание. Почти вся банька целая осталась. Единственно, что нужно починить, так это построить новую, и больше ничего!
          — Вот у нас всегда так. — удовлетворённо констатировал Уразбай.
          — На том стояли и стоять будем. — согласился Виталя. — А как насчёт веничка? Я ж чего приходил-то к тебе, сосед, я хотел веничек у тебя одолжить для баньки.
          — Сам видишь. — показал пальцем Уразбай на обугленные брёвна. — Выбирай, какой больше ндравится.
          — Нда. — понимающе загрустил Виталя. — А водка есть?
          — А чего ей не быть?
          И дальше всё уже пошло совсем хорошо. Ещё и в баньке как следует помылись у Витали, не ходить же всю неделю грязными. Вот только веничками похлестаться не удалось. За неимением.     ……….

          Комиссар фон Шварфарш осторожно двигался вслед за Ахавом по утопающим во мраке коридорам подземелья. В левой лапе он держал факел, в правой парализатор, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок.      
          Шаман-таракан совершенно не сомневался в том, какая участь его ожидает в конце пути. Если, конечно, задуманный им план не сработает. Ахав мысленно произносил заклинания, а вслух время от времени бодро покрикивал:
          — Уже скоро! Сейчас придём! Осталось совсем чуть-чуть!
          — Знаю, что скоро придём. — с досадой бормотал комиссар, невольно всё-таки заражаясь энтузиазмом шамана-таракана.
          «Ишь, как старается, дурашка! — думал он. — Надеется, поди, что всё закончится благополучно. Не тут-то было!»
          Они подошли к той самой каморке, где по уверениям Ахава на стене был нарисован тайный знак. Шаман-таракан до половины туловища втиснулся в узкий проход и громко и радостно завопил:
          — Вот! Что я говорил! Вот он, тайный знак!
          Он даже сделал какое-то движение, словно пытался изобразить некий танец торжества. Это выглядело смешно и нелепо. Но фон Шварфарш не засмеялся, а затрясся от нетерпения и заорал:
          — Где?! Где?! А ну, пусти меня, идиот! Я хочу видеть! — схватив Ахава за ногу комиссар яростно выдернул его из прохода и отшвырнул в сторону: — Сидеть здесь! — фон Шварфарш сопя и пыхтя стал протискиваться в каморку.
          После определённых с его стороны усилий комиссар благополучно влез в маленькое помещение и выпучив глаза принялся изучать древние, выложенные кирпичом, стены. Он подносил свой факел поочерёдно к каждой из них раз, и второй раз, и третий раз подряд, напрочь отказываясь понимать, что именно сейчас тут происходит.
          Когда до него наконец дошла суть положения, в которое он попал, комиссар не издал ни звука. Он развернулся и осторожно выглянул в коридор. Однако Ахава там уже не было.

          ……….Впервые о необычном способе фаршировки я узнал лет примерно в пять. Продуктом фарширования был СУНДУК!
          Ингредиенты, впрочем, ничуть не уступали ему в своеобразии: в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — игла,  на конце иглы — смерть Кощея.
          Помню, бабушка, читавшая мне эту кулинарную историю на ночь, выговаривала более правильно по смыслу — смерть Тощея!
          …А наутро на столе были чудные блинчики, фаршированные всякой вкусной всячиной! То-есть, никакого сравнения с вышеупомянутым конгломератом.     ……….

          Иннокентий задумался. Начало сказки было забавным. Откуда-то изнутри налетал знакомый вихрь, который сейчас должен был подхватить и унести его в мир фантазий. Но, увы, этого не произошло. В дверь раздался громкий стук и чей-то голос закричал:
          — Иннокентий Игоревич, вы здесь?
          «Где же ещё?» — с досадой подумал Кеша и, взяв себя в руки, поднялся навстречу посетителю. В работе кладовщика есть своя прелесть, в конце концов. Выдавать народу материальные ценности это вам не шуточки. Надо обладать целым набором вполне определённых качеств, чтобы как следует справляться с этим нелёгким делом. С известной долей самоиронии Кеша называл себя Кладовщиком От Бога.
          Возвратившись спустя полчаса за стол, Пономарёв с грустью понял, что очередная сказка осталась без окончания. Вдохновение уже подвигало его другим маршрутом.   
          «Ну, что ж. Вуаля.» — подумал Кеша, открывая в планшете чистую страницу и принимаясь быстро печатать текст, который буквально рвался на волю.

          ……….— Простите, тут не занято? — спросил Аркадий Ильич у гражданина, примостившегося на краю лавки в парке.
          — Не занято. — сквозь зубы произнёс человек.
          — Уф, я так устал, знаете ли, вечер уже, а присесть некогда, всё дела, дела, дела.
          — Не занято. — повторил собеседник и добавил после паузы: — Но окрашено.
          Аркадий Ильич ошалело посмотрел на гражданина.
          — Так что ж вы, батенька, сразу-то...
          — А вы, милейший, и не спрашивали. Ничего, зато теперь нас тут двое таких. Хе-хе-хе.
          — Вы чокнутый! — Аркадий Ильич попытался встать, но почувствовал, что приклеился.
          — Теперь можно и познакомиться. — улыбнулся собеседник. — Влад Цепеш, к вашим услугам.
          — Рогачёв. — скрепя сердце, представился в свою очередь Аркадий Ильич. —  Будем знакомы… таким образом.
          — И мне очень приятно! — улыбнулся Влад, протянув руку, чтобы обменяться рукопожатием.
          «Цепеш… Цепеш? Что-то мне это напоминает… — вертелось в голове у Аркадия Ильича. — Брр! Какие у него холодные пальцы!»
          — Перекусить не желаете? — спросил он Влада. — У меня тут, с собой, в портфеле, ростбиф с кровью.
          — Было бы просто великолепно. — усмехнулся собеседник. — А то, что с кровью, так это вообще мечта! — в неярком вечернем свете блеснули его клыки.
          «Так это же Дракула! — взорвалось в мозгу Рогачёва. — Вампир!..»
          — На сегодня всё! — послышался голос ниоткуда. — Просыпайтесь. — чуть слышные шаги, запах нашатыря, Аркадий Ильич открыл глаза. — Ну, вот, всё в порядке, как я и говорил.  Сеанс гипноза отрицательных результатов не дал. Вам совершенно не нужно бояться мясной пищи. Это нонсенс — бояться отбивных, ростбифов и стейков!
          — Но, профессор, это так и есть, я их боюсь!
          — Анализы в норме. Организм в полном порядке, кроме того, вы мужчина и вам необходима белковая пища.
          — Боюсь! Понимаете, я боюсь даже пельменей и котлет. Панически...
          — Сходите-ка, дружок, в церковь. А медицина тут… — профессор развёл руками. — Ступайте домой, поздно уже. Вызвать вам такси?
          — Да ничего, — пробормотал Аркадий Ильич, — я тут пешочком через парк и дома.
          — Ну, тогда желаю всяких благ. — сказал профессор, снимая халат и расстёгивая запонки белоснежной рубашки.
          «Интересный случай. — подумалось ему. — Да нет, просто уникальный в своём роде. Ведь вот вроде и человек солидный, и собеседник неплохой, а нате вам — котлет боится!»     ……….

 ГЛАВА  ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

          Разумеется, Ахав не стал дожидаться, пока фон Шварфарш поймёт, что его надули и с рёвом вырвется из каморки, подобно дикому вепрю. Шаман-таракан быстро-быстро бежал по коридору к запасному выходу из подземелья. В глубине души он ликовал, что задумка удалась исключительно хорошо. Однако, следовало поторопиться и добраться до сарая, где в действительности находился портал, до того момента, как комиссар отправится в погоню. Кто его знает, этого фон Шварфарша! С виду-то он вроде бы довольно неповоротливый, но в состоянии бешенства может оказаться способным на чудеса проворности. Так что, с облегчением мы вздохнём только достигнув сарая, думал беглец.
          Ахав поднялся по ступеням к выходу из подземелья и приоткрыв люк выглянул наружу. Слева от него тянулся полуразрушенный временем забор. По ту сторону забора начинались густые заросли дурной травы. Через открытое пространство справа виднелся вожделенный сарай. Можно было, конечно, нырнуть в сорняки и спрятаться где-нибудь до поры, до времени.
          «Но ведь будут искать. — с тоской подумал Ахав. — И меня, и портал. И хотя бы что-то одно да обнаружат. В любом случае мне несдобровать. Лучше всё-таки рискнуть и сделать рывок до сарая. Там я освобожусь от всего этого ужаса. Хотя блохе понятно, что где-то тут спрятана засада, и шанс погибнуть очень велик.»
          Шаман-таракан вдохнул воздуха, выдохнул и осторожно выкарабкался наружу через люк. Приникая к земле он шустро понёсся в сторону выбранной цели. Некоторое время вокруг царили тишина и спокойствие. Ахаву показалось даже, что фон Шварфарш сегодня окончательно поверил ему и в поместье они действительно пришли с ним вдвоём, следовательно, никаких сотрудников ГУНО здесь нет и в помине. Но, разумеется, это было не так. Хотя гуновцев комиссар задействовал втёмную и они не знали подоплёку дела, но приказ открыть огонь на поражение, в случае попытки бегства шамана-таракана, они получили.
          Уже на середине пути Ахав услышал громкие крики и постарался прибавить ходу. Дверь сарая выросла в его сознании, оттеснив абсолютно все другие мысли. Вокруг начали свистеть шипы с парализующим составом.
          — Ммм! — застонал шаман-таракан, получив удар в заднюю лапу, и боднув головой дверь, он влетел в сарай. Крутанувшись на месте, Ахав хлопнул задвижкой. Теперь преследователям придётся потратить некоторое время на взлом двери, а он воспользуется этим, произнесёт код доступа и покинет навсегда родную вероломную планету.
          «Ай-я-яй, как плохо, что они меня всё-таки задели!..» — обожгла ледяным холодом запоздалая мысль.
          Сотрудники ГУНО были профессионалами и выбить дверь для них не составило особого труда. Однако, ворвавшись в сарай они никого там не обнаружили. Шаман-таракан Ахав, уже теряя сознание, произнёс код доступа и портал швырнул его бездыханное тело на планету Земля, в квартиру Иннокентия Пономарёва.
          И напрасно подоспевший и разогнавший всех своих сотрудников комиссар фон Шварфарш в отчаянии будет вновь и вновь повторять перед кольцеобразным камнем две строчки из древнего шаманского заклинания, которые Ахав подсунул ему в качестве кода доступа. Нефритовый портал останется глух к его мольбам.

          ……….Бить людей, безусловно, плохо! И некоторые так и делают — бьют плохо. В этом-то и беда.
          «Вот бы дать тебе хорошенько!» — эту фразу хоть раз в жизни слышали практически все. Кто не слышал, поднимите руку. Время ещё есть, даст бог, услышите.
          Теперь о главном. Вот, например, если хлопнуть по лбу словарём Даля, а потом БСЭ, человек поумнеет? Не смейтесь, не спешите, ибо в этом вопросе заключён очень-очень глубокий смысл. И философский и общественно-педагогический.
          Человек, он ведь очень постепенно овладевает знаниями, навыками, умениями. Никогда так не бывает, что он родится и сразу: «Маманя! Я тебя лю!» Или начнёт ничтоже сумняшеся цитировать афоризмы из Библии, или каких-либо других мудрых источников. В момент ранней младости его, конечно, Далем по лбу бить никак нельзя! Его тогда исключительно надо кормить и укладывать спатеньки до лучших времён. В надежде, что он вырастет и станет… станет… Ну… тут мечты родителей весьма определённы. Если бы они сбылись, на Земле, пожалуй, не осталось бы ни пастухов, ни слесарей, ни грузчиков. Повсюду бродили бы армии голодных музыкантов, народных артистов, чемпионов по фигурному катанию, банкиров и тьма тьмущая никчёмных политиков-алкашей вкупе с бездарными госчиновниками, да ещё впридачу к ним миллиончиков этак сто юристов с глазами гиен. Жизнь бы кончилась!
          Однако, забудем лирическое отступление и перейдём непосредственно к факту «просветления» при помощи словарей и энциклопедий, путём удара фолиантом конкретно в лоб.
          Мало кто знает, что сей метод уже описан в литературе, в повести «Баранкин, будь человеком!», где как раз приводится случай, когда в некоей стране человека ударили по голове, и он вследствие этого враз заговорил на иностранном языке. Кроме того, в кинофильме о Петрове и Васечкине эта тема животрепещуще визуализирована в назидание мудрым.
          Право слово, тут есть над чем задуматься профессорам и академикам. Не говоря уже о народных мыслителях. Не исключено, что недалёк тот час, когда овладение всем могучим наследием учёных станет возможным для каждого, кто согласится пройти несложную процедуру. И чем крепче окажется голова аспиранта, тем большее количество знаний можно будет в неё вбить!     ………. 

          — Значит, эта девочка — провинциалка. — разочарованно повторила Алевтина Васильевна и сокрушённо вздохнула. — Иннокентий… ну ты же прекрасно понимаешь, что эти провинциальные особы как раз и ставят перед собой цель во что бы то ни стало задержаться в крупном городе. Неужели не ясно?
          — Ой, мама, — с удивлением взглянул на неё Кеша, — ты так говоришь, словно я натуральный князь и мой брак с Анжеликой будет мезальянсом! А между тем, я далеко не дворянин.
          — Как знать, Кешенька, как знать. — со значением сказала Алевтина Васильевна. — Ты ведь никогда не интересовался своей родословной. А между тем, мы люди не простые…
          — Да! Мы люди золотые! — хохотнул Игорь Петрович, с интересом наблюдавший за происходящей беседой. — Особенно я, потомственный рабочий. На троне, конечно, не сиживал, но двор в посёлке мои родители имели, это точно. Получается, дворяне мы, как ни крути!
          — Вот! — обиженно воскликнула мама. — И вот так он всегда. Сидит, сидит, молчит, а потом ка-ак брякнет что-нибудь. Рраз!  — и ты моментально вне игры!.. Да ну вас к лешему, делайте, что хотите. Только потом не жалуйтесь.
          Алевтина Васильевна рассерженно ушла на кухню.
          — Батя… ну ты-то как, не против? — с надеждой взглянул на отца Кеша.
          — Я, Кешка, одно тебе скажу. Если сейчас не женишься, помрёшь холостяком. Это стопудово. Так что действуй по своему усмотрению. Тебе уже, как-никак, тридцатник, не пацан какой-нибудь. А мать побурчит, побурчит, да и успокоится, и потом ещё полюбит твою Анжелику, как родную дочь, вот увидишь! А для начала давай-ка, приглашай свою кралю к нам, праздновать Новый Год.

          ……….Было у отца три сына. Первый был, Второй был и Третий был… в очках. Самый любимый, тем не менее.
          Ну, так и вот, значится.
          Женился Первый сын. Второй — следом. А третий, в очках который, всё чего-то никак. Не нравились ему женщины… вернее, нравились, но по причине слабого зрения опасался он, что попадётся ему сюрприз, как у Первого, или, не дай бог, как у Второго! У Первого жена с детьми оказалась. Аж с тремя. У Второго вообще — туши свет! Мужик попался, молодой, из Таеланду. Второй её (его) из турпоездки с собой привёз. Потом уже, как протрезвел окончательно, сокрушался, конечно, что было сил. Но куда деваться, видать, судьба такая.
          Вот поэтому решил Третий сын осторожно к поискам невесты подходить, буквально наощупь. А тут и случай как раз подходящий подвернулся. Новый Год нагрянул!
          Нарядился Третий сын  Дедом Морозом. В мешок подарков напихал, в прошлые новые года ему надаренных, и давай, значит, по городу ходить, острым глазом на девчат поглядывать.
          Исходил весь город вдоль и малость поперёк. В мешке оставался уже один подарок, пудреница, навроде, или мыльница, короче, коробочка с порошком белого цвета. А так как народ у нас очень гостеприимный, то устал парень. От принятого на грудь веса. Вышел из какого-то подъезда на свежий воздух, продышаться малость.
          Смотрит — в сугробе ноги торчат, красивые такие, женские. Сначала испугался, думал, вдруг ноги отдельно от женщины лежат! Без очков, в кармане спрятанных, видно ему было плоховато. Пошшупал для надёжности руками. Уфф! От души отлегло. Целая по всем параметрам женщина! Малость только подвыпимшая. Потянул парниша носом. А аромат такой вкусный от неё, прямо новогодний! Мандаринковый. И ликёрошный. И шампансковый чуть-чуть. Сразу понятно, что без детей женщина попалась. С детями-то женщины обычно или совсем не пьют, или только водку, и что характерно — селёдкой закусывают.
          Чтобы лицо ейное разглядеть как следует одел парниша очки. И хоть они сразу же запотели от мандаринковых выдохов, но всё ж таки понравилась ему незнакомка. Потянул он её рукою за косу русую... а коса возьми и оторвись напрочь! Парень оторопел. Видать, правду говорят, что женщины могут боль сильнее мужиков терпеть. Потом вспомнил, что депиляцию-то женщины постоянно делают. Привыкают, поди. Потом ещё одно вспомнил — что главное в женщине это глаза! Глаза, оне ведь зеркало Души. Решил в Душу заглянуть, стал женщине этой веки разлеплять. Смёрзлись ресницы! Ахнул он и дышать начал ей прямо в лицо.
          Тут конечно не каждой понравится, когда  незнакомые мужчины в лицо дышат. Вот и женщине этой, видать, не понравилось. Стукнула она его прямо в очки ладонью. А в ладони кокошник был зажат…
          Спросите — откуда кокошник-то? Так всё просто на самом деле! Это же не просто женщина, это Снегурочка была ничейная, без Деда Мороза! Не досталось ей в жизни Деда Мороза по какой-то причине.
          Но ведь недаром же говорят, что в Новый Год мечты сбываются! Вот так и встретились два одиночества.     ……….

          Иннокентий улыбнулся и сохранил текст на планшете.
          С кухни донёсся какой-то странный звук. Словно пробка вылетела из горлышка бутылки. Кеша прислушался, но всё затихло. Ему стало интересно, что бы это могло быть?
          Он поднялся с дивана и вошёл на кухню. Внимательно обвёл взглядом помещение и присвистнул — на столе вверх лапками валялся дохлый таракан. Кеша попытался связать в одно целое услышанный им звук и это насекомое, но у него ничего не получилось.
          — И как тебя сюда угораздило попасть, семён? — пробормотал Пономарёв и смахнул тараканий трупик в мусорное ведро. А раз уже всё равно ведро оказалось в руке, заодно вынес и опорожнил его в мусоропровод.

          ……….Никто так не любит цветы, как бабочки. Ну, ещё пчёлы, пожалуй. Но у пчёл много забот, а цветы это просто часть их работы. Бабочки же совсем другое дело! Они живут недолго и поэтому ценят каждый миг своей удивительно яркой, но короткой жизни. Вот и сейчас одна из них порхала между разных цветков, наслаждаясь их ароматом и танцуя изящный танец.
          — Трын. — послышалось вдруг где-то неподалёку. — Тррынн!
          Бабочка сбилась с очередного па и приземлилась от неожиданности на полянку, где в траве сидел медвежонок. Именно он издавал непонятный звук.
          — Зачем вы это делаете? — растерянно спросила его бабочка.
          Но мишка не ответил. Сделав на прощание еще один «трын», он деловито удалился в кусты орешника.
          «Наверное, это был глухой медвежонок.» — с грустью подумала бабочка, и уже совсем собиралась лететь дальше. Как вдруг медвежонок вернулся. Вернулся, держа в лапе пучок травы.
          — Вот. Это тебе! — сказал он и протянул траву бабочке.
          — Слава небу, не глухой! — обрадовалась бабочка  и отрицательно покачала головой: — Мне не нужно столько травы. Тем более, она скоро завянет.
          Но медвежонок был настойчив, протягивая траву бабочке.
          — Ты понюхай, чем пахнет! — восхищённо говорил он. — Это же не просто так, а Трын-трава! И она никогда не вянет. Просто не успевает, её целиком скашивают зайцы.
          — Зачем? — бабочка не могла понять такие сложности.
          — Зимой питаются, наверно. — предположил медвежонок. — А может, набивают ей матрасы…
          Но этих слов бабочка не знала. И перед её мысленным взором появились весёлые зайцы, каким-то образом набивающие непонятно что неизвестно зачем Трын-травой. Голова её вдруг закружилась и бабочка, медленно опускаясь в заросли, стала засыпать.
          — Э-эй! — встревоженный медвежонок хотел было подхватить бабочку, но побоялся сломать её крылья. — Ты чего это?..
          Но бабочка уже танцевала совсем в другом месте. И там не было ни медвежонка, ни зайцев с матрасами, а была только она и бесконечное поле, усыпанное самыми разнообразными цветами…
          На полянке остался стоять медвежонок, сжимая в лапе траву, с которой тихо шелестя опадали мелкие запашистые семена, безвредные почти для всех обитателей леса. Кроме, как оказывается, бабочек.     ……….

          Интик вёл себя довольно странно. Он подбегал к Анжелике, глядел на неё круглыми глазами, издавал звук «мяу» и шёл в сторону окна. Там он останавливался и некоторое время смотрел на задёрнутые шторы. Затем возвращался к хозяйке и снова говорил «мяу», после чего повторял поход к окну.
          Лика штудировала конспекты. Приближалась сессия и надлежало как следует подготовиться к этому испытанию. Она старалась отрешиться от всего окружающего и максимально углубиться в тексты лекций. Однако Инти добился своего и девушка обратила внимание на необычные манёвры.
          Отложив конспект в сторону, она с интересом взглянула на кота и произнесла:
          — Ты хочешь мне что-то показать?
          Инти отошёл к окну.
          — То-есть, я должна выглянуть на улицу?
          Кот переступил с лапы на лапу.
          Лика сладко потянулась и спрыгнула с дивана.
          — Ну-ка, что там у нас такое? — с любопытством сказала она, распахивая шторы, и взвизгнула от восторга: — Ой! Кактус! Кактус расцвёл! Ура!
          Декабрист выпустил коротенькую светло-зелёную косу, на которой сидело несколько крошечных белых цветочков.   
          — Муррф. — подтвердил Интик важность произошедшего события. Он кое-что понимал в красоте!

          ……….Первая часть. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Поэтому мужика нужно кормить. Что тут не ясно?
          Вторая часть тоже незамысловата — да не оскудеет рука дающего.
          Ну и далее уже часть третья Марлезонского балету. А именно — того, кто кормит, нужно нет-нет, да и похвалить. Иначе всё пойдёт насмарку.
          Вот, например, пересолила жена щи. Чего делать будешь? Скандалы закатывать? Еду в помойное ведро лить и приговаривать: «Вот мама моя варит, так уж варит, не то что пальчики оближешь — локти»?
          И чего таким демаршем добьёшся? Ясен пень — спать будешь, как собака Павлова, в лаборатории, то-есть, в коридоре на паласике, и не применённой по назначению слюной давиться!
          Потому как у женчины стресс нарисовался от твоей реакции. А стресс, он ведь снимается сексом и едой. Учёные доказали. Ну, ещё водкой. Однако, поскольку  женчина не пьющая, а от секса в этот раз принципиально отказывается, ей остаётся одно — душеспасительный ночной забег к холодильнику!
          А мужику вообще остаются только муки. Сексу, как уже было сказано, нет. Жонка ушла в Ночной дожор. Ну, просто аллес капут! Слюна неизрасходованная так и брызжет в паласик.
          А всего-то стоило поднапрячься, да щи похвалить! Мол, отродясь такой вкуснотищи не едал. Мама моя и то так не может. И всё!
          И не надо было устраивать демонстрацию! Мужик, он же думать должон!  На то ему и голова дадена соответствующая.     ……….

          Он открыл глаза. Высоко, под самым потолком, тускло горела лампочка в зарешеченном светильнике. С трудом оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лежит у подножия огромной мусорной кучи, в засохшей апельсиновой корке как в колыбели.
          «Где же это я?»
          Откуда-то сбоку чувствовалось дуновение тёплого ветерка. Ахав застонал и пополз навстречу ласковому течению воздуха. В стене, в пространстве меж кирпичей, откуда вывалился кусок раствора, зияла щель, оттуда-то и тянуло теплом. Шаман-таракан, почти совсем уже закоченевший, втянулся в это спасительное укрытие и сразу почувствовал, что его клонит в сон.
          «Ладно. Главное — живой. Там видно будет, чего дальше делать. А пока что надо здесь отогреться и отдохнуть.»
          Ахав блаженно расслабился и вскоре уснул.

          ……….Сновидения лежали в куче, грустные, им было холодно и досадно. Ведь наверняка где-то в другой куче и сны другие, весёлые, цветные, лёгкие! Но здесь была куча Забытых сновидений. Ведь не секрет, что большинство людей не помнят своих снов, забывая их почти сразу по пробуждении. А попадают такие сновидения именно сюда, в зачарованное место.
          На подоконнике сидел рыжий кот. Ему было скучно, поскольку в доме, где он жил, всё им уже было изучено вдоль и поперёк.
          За окном сгустился сумрак, небо хмурилось, ветер во дворе хлопал простынями, словно фрегат, входящий в гавань, парусами. От луны был виден лишь острый краешек. Наступало время сновидений.
          Обитатели дома отходили ко сну по-разному. Кто-то ворочался в кровати, кто-то скрипел зубами, кто-то уже храпел во всю ивановскую. Коту не было дела до всего этого. Он давно понял и смирился с тем, что люди существа очень странные, умудряющиеся не замечать вещей столь очевидных, что иногда становится за них как-то даже неловко.
          А на краю крыши сидело привидение. Самое настоящее. Привидение болтало ногами и ухало на пролетающих мимо комаров и летучих мышей. Комары на это внимания не обращали, они твёрдо знали, чего им надо и упорно летели к цели. А летучие мыши охотно попискивали в ответ и делали круги, одновременно прихватывая оказавшихся поблизости комаров.
          У привидения на данный момент не было жилья, отчего оно испытывало некоторую экзистенциальную меланхолию. Единственное место, где хотело бы поселиться привидение, охранял рыжий Страж. Вот и сейчас он выглядывал в окно и тихо стучал по подоконнику хвостом.
          Девочка внезапно проснулась. Её напугал какой-то необычный сон. Она тревожно обвела взглядом комнату и увидела, что её Рыжик сидит на подоконнике и смотрит в ночь.
          «Какой странный сон я сейчас видела! Но что же это было?.. Ах… не помню…» —  подумала девочка, зевнула и перевернувшись на другой бок вскоре снова тихонько засопела носом.
          А в зачарованном месте прибавилось ещё одно сновидение. Куча Забытых сновидений стала ещё чуть-чуть тяжелее, однако, не настолько, чтобы масса стала критической и в результате приобрела мощь и силу, позволившую бы ей превратиться в СОН ВЕЩИЙ.     ……….

          — Ах, Кешка, ну какой ты всё-таки ненасытный! — рассмеялась Анжелика, когда они наконец отпрянули друг от друга. — То никак тебя не расшевелить, то хоть беги от тебя и прячься.
          Иннокентий улыбаясь смотрел на неё. Без очков он не различал мелких черт и поэтому девушка казалась ему сейчас ослепительно прекрасной и совершенной во всех отношениях.
          — Но, в общем-то, ты негодяй. — вдруг безапелляционно проговорила Анжелика. — Да-да, негодяй.
          Иннокентий сделал непонимающее лицо.
          — Предохраняться надо! — взглянув на него пояснила она свою мысль. — Вот забеременею я, и что тогда делать будем?
          Кеша улыбнулся, положил ладонь на живот девушки и стал поглаживать его.
          — Это будет хорошо. — сказал он так, словно давно уже всё обдумал. — У тебя появится прелестный округлый животик, и за это я буду любить тебя ещё сильнее. Ты станешь выглядеть даже красивей, чем сейчас. Мы будем часто обниматься, чтобы малыш чувствовал, как мы любим друг друга, и как он нам нужен. Потом он появится на свет. У него будут ножки и ручки, и пальчики на руках точь-в-точь такие же, как у взрослых, но совсем, совсем крошечные, и это будет чудо! В своё время мы станем водить его в детский сад, потом в школу. Когда он вырастет, то подарит нам внуков и жизнь как будто бы начнётся сначала! И тогда мы с тобой… Что? Что такое? Чего ты ржёшь, глупая? — засмеялся вслед за Ликой и Кеша.
          — Ну, Кешка, — проговорила наконец девушка, — ну, фантазёр. Самый настоящий сказочник!
          — Почему же фантазёр? — рассудительно произнёс Пономарёв. — На этот раз я не сказку сочиняю, а говорю чистую правду. И можешь мне поверить, именно так всё у нас с тобой и будет! Хоть я и сказочник.
          Анжелика прильнула к нему и прошептала:
          — Ты мой самый любимый на свете Сказочник!


      
                Октябрь — декабрь 2018 года, Новосибирск