Голубой источник

От автора: «Все персонажи и события вымышлены, все сходства и совпадения с живыми или умершими людьми или вымышленными персонажами, а также совпадения с реальными или вымышленными событиями в прошлом, настоящем или будущем совершенно случайны. Рассказ является исключительно художественным произведением. Благодарю за внимание, удачи!»

0.
Личное дело Немова И.А., приложение №1 – предсмертная записка.
«Я, Иван Немов [вымарано около двух третей листа].
Перечитал и понял – написал чушь. Шелуха и даже хуже: какие-то наивные сопли. Ребята! Всё проще, правда! Никто за вас не разберется, так что думайте. Одно скажу твердо. Вам будут говорить, что я болен, ненормален, преступник и провокатор. Не верьте. Мне нечего предложить в ответ, кроме дел – потому прошу: смотрите и думайте. Мне почти нечего терять. Именно потому я делаю то, что делаю –  чтобы сделать хоть что-то важное. Иногда разрушение – лишь средство для созидания. Особенно, если не остается иных методов. А у меня – ещё и времени.
При жизни я так и не успел сделать что-нибудь значимого, важного, заметного. И от того испытываю невыносимый стыд. Но, раз всё для меня скоро кончится, возможно, в смерти удастся оправдаться. Нет времени на уговоры. Веришь? Нам по пути. Нет? Не судьба. Но, может, ты тоже прав… Всё, пора! Удачи! 13.10.201Х, Иван Немов. »

1.
Вагон дрогнул, рванул в бок. Что-то в подполе отдалось злым лязгом, заскрипело. В черноте незамысловатого подземного пейзажа мелькнули два малиново-красных сигнала, оставляя яркие хвосты. Угрюмое молчание разбилось вдребезги, пассажиры встрепенулись. Сидящим ещё ничего – качнуло в стороны, приложило плечами о соседей. А поневоле обделенные стоящие помянули черта, маму, как и целый ворох родственников, животных. Даже плодоовощным досталось оптом! Тоска прошла, как рукой сняло! Салон наполнился желчной руганью, смешками. Кто-то на кого-то упал, отдавил ногу или сам стал жертвой. Весело разлетается в стороны измятая газета, наперегонки вниз книги и телефоны. Как обычно: одни вздыхают, другие хохочут. Никому не скучно…
- Ой! У вас… документы упали… - Вика проворно присела, подбирая листы. Попутно думая, какой странный всё же парень… Вагон тряхнуло сильно – только зубы вокруг защелкали. А этот стоит, как ни в чем не бывало, привалившись к поручню. У самого папка из-под мышки на пол, всё веером наружу. А он стоит. И в окно пялится. Будто на вернисаже, чёрт!
Вика приметила необычного пассажира сразу. И инстинктивно отпрянула. Не то чтобы грязный или неопрятный – с этим нормально. Лет тридцати или около того. Совершенно обычное, просто безликое лицо: губы, нос, скулы. Одним словом, ничего примечательного. Будто манекен, в самом деле… Правда худой, но не до модной нынче анарексичности. Только глаза непонятные… Другие… Глубокие какие-то, сильно запавшие за броню глазниц. А звонкая, морозная синева зрачков пробирает холодком… Аккуратная прическа, одежда вполне чистая – разве что чуть мешковатая: джинсовая пара, футболка, легкие туфли «под спорт». Да, всё в порядке. Совершенно нормальный парень, каких миллионы. Но выглядит потерянным. Вроде марионетки с обрезанными нитями. И в глазах не разобрать: пустота или затаившаяся «сумасшедшинка».
Вроде бы ничего страшного – в наше время такое сплошь и рядом. Кто их считает – тихо помешанных? Только подсознание настойчиво потребовало не лезть. Даже сидение за спиной незнакомца расхотелось занимать, хотя сначала именно туда девушка и нацеливалось. Добыча, впрочем, не пропала – субтильный пацан хлыщеватого вида тут же уронился на диван. А Вика настороженно пристроилась напротив «подозрительного», вжавшись спиной в поручень у противоположной створки.
Прошла минута, другая. Наивная осторожность привычно сменилась отрешенностью, безразличием. И вправду! Какая разница? Стоит себе – пусть стоит. По каждому чиху не накланяешься – никакой спины не хватит. Так что девушка приосанилась, задорно тряхнула прической. Метаморфоза для пассажиров осталась незамеченной, но Вику собственный гордый вид успокоил. Теперь можно и расслабиться… Выудив из сумочки ветхий, пожелтевший том Лопе де Вега, решительно вгрызлась в строки. Нельзя сказать, что с большим удовольствием, но мода – вещь жестокая. Хочешь – не хочешь, а приходится… Ещё недавно настораживавший незнакомец уже прочно забыт.
Но вот злосчастный рывок – и книга прочь из рук. По инерции Вика нырнула вперед. Едва удержалась, выставив ногу. Только вышло скользко и шатко. Что такое? Девушка глянула на пол. Тут же досадливо ойкнула: каблук угодил прямо в неровную кипу разлетевшихся листов. А рядом – бумажный пакет, что, кажется, держал ещё недавно тот самый странный парень.
- Ой, извините! – смущенно повторяет Вика. Поспешно убрав ногу, начинает собирать листы один к одному. Парню, впрочем, до лампочки. Стоит, как стоял.
«Мне что, больше всех надо?!» - сердит ворчит девушка про себя, не решаясь вместе с тем прерваться. И стыдно, и обидно. Гремучая смесь. Вика даже начала придумывать какую-нибудь фразу пожелчней, позлей. Не столько чтобы обидеть незнакомца, как для собственной реабилитации. 
И тут на глаза попалась новая бумажка. Небольшая – с книжный лист. Стандартный типографский бланк, желтый, будто пергамент, и тонкий – чуть ли не просвечивающий насквозь. Точно! Так и повеяло неизменным сладковато-пряным духом больницы! Стандартные линии, полоски, слова: онкологический диспансер номер Ч, гр. такой-то, нужное зачеркнуть и так далее. Стандартные печати: спектром от бледно-синего до зловеще-фиолетового – круглые, квадратные, треугольные… Всё стандартно – обычная справка. Пустая и безжизненная. Ничего за ней не видно – ничего и никого: ни врача, ни пациента. Только аккуратные циферки, должности и кабинеты. Воистину человек для бумажки…
Но за невероятным барьером бюрократии и формализма единственная ниточка, единственное свидетельство индивидуальности. Диагноз. Короткий, злой как выстрел: «Мультиформная глиобластома». И дальше в строке «Рекомендованное лечение» прочерк. На углу – приписка: «От помещения в хоспис отказался», дата и подпись. Всё. Вы-умираете-очень-жаль-помочь-не-можем-пока. Именно так, по-сути, и говорит справка.
Вика в третий раз сказала «Ой». На этот раз широко распахнув очаровательные глазки и прижав кулачок ко рту. Совсем по-другому теперь выглядит незнакомец. Да и как смотреть прикажете на человека, которому жить пару месяцев от силы? Что значит мульти какая-то ги-что-то-бластома Вика, конечно, знать не знает. Но, судя по остальному, вещь дрянная. Да и «хоспис» зря писать не будут.
Но, пока Вика седела на корточках, совершенно не находя, что сказать – какая уж тут ирония! – парень очнулся. Динамики уже в девятитысячный раз продребезжали натужно-радостным голосом: «Станция «Фыр-кмыр-гырковская»! Уважаемые пассажиры…!» поезд задергался судорожно, пристраиваясь к платформе, остановился. Нервно и чуть затравленно бедняга оглянулся по сторонам. Автоматически хлопнул ладонью под мышкой. Заметив, что папки нет, посмотрел вниз.
- Вот… - смогла кое-как выдавить Вика, протягивая собранные документы.
- Да… Спасибо… - отстраненно поблагодарил парень. И, схватив кипу, рывком юркнул в закрывающиеся двери.
«Как же тебя зовут? – размышляла Вика, глядя вслед уже давно затерявшемуся в толпе попутчику. – Неужели забыла?» Но каждому дню свои проблемы, а человеку – свои. Выскочив на поверхность через десять минут – в объятия ласкового весеннего солнца – девушка и вправду запамятовала произошедшее. Несчастный неизвестный парень из метро превратился в короткий, выцветший эпизод – пустой, вздорный, один из многих. Девушка вспомнит Ивана Немова через два месяца, увидев фото в новостях. И скажет «Ой!» в четвертый раз.

2.
«А ведь прикручивать капсюли и вправду несложно!» - хмыкнул про себя Иван. Уже в который раз за последние сутки. С развлечениями, увы, негусто. Дорога упрямо не желает кончаться, но тут что ни говори – до Левохеттинского от первопрестольной и златоглавой путь неблизкий… За окном неспешно стелется великолепие нетронутой природы: уже припорошенная ранним осенним снегом изумрудная зелень вперемешку с жухлой желтизной. То и дело мелькают проплешины озёр, земля часто вздыблена горбами каменистых холмов. Дорога паршивая, но это ещё не страшно. Можно стерпеть и солнце, нахально бьющее по глазам. Только на разламывающую череп боль – уже нет сил. Болезнь, как ни хочется убежать, забыть, - не отпускает. Крепко держит, зараза! С каждым днем все злей. Ощутимо злей! 
Хреновая штука рак! – дрянь, попросту говоря! Сначала даже страха не было – это Иван точно запомнил. Что там твердят патопсихологии? Неверие, отрицание? Да, где-то около… Только проходит быстро – после первой боли. И «лечения нет» значит именно то, что значит. А вся оставшаяся жизнь разом успела скукожиться до трех недель…
Иван всегда считал себя человеком сильным, волевым. Вначале испытывал характер абстракциями, примериваясь к поступкам других. После и жизнь пару раз тряхнула – ничего, выдержал. Потому, оправившись от первого удара, решительно пренебрег лечением. Тем более – хосписом. Вот уж что за радость, доживать и без того последние дни в каменном белом мешке? А шаманство под маской эскулапа – давно следует без лишних слов именовать честно: каннибализмом падальщиков.
Только вот боль от воли никак не зависела – молотила от души. Всё чаще: сначала раз в день, после дважды, трижды. Пока, наконец, не сравнялась с минутами затишья. Только черные полосы ощутимо толще белых… Наверное, именно маниакальная жажда выхода из клетки догорающего тела и стала виной всем: вначале искра идеи, поездки… И того, что будет после. Будет…
Ожесточенно массируя висок, Иван в очередной раз сверился с картой. От навигатора отказался наотрез – и из-за приступа паранойи тоже, наверное. Не страшно! На карте «Перекресток» тоже отыскать можно. Тем более – дорога то одна! После, так же в который раз за поездку Немов бросил короткий взгляд за спину. Естественно, ничего не увидев: вся начинка, вся суть последнего рывка там – под обшивкой кресел, в недрах багажника. При должном усердии удобрения вполне сгодились для взрывчатой смеси – благо информация сейчас почти в свободном доступе. Плюс пара секретов. Читай – не хочу! А у Ивана ещё и уважительная причина. Так что за неделю пришлось управиться. К тому - пара дней на оснастку машины. И вот неприметная девятка, надсадно громыхая по разбитой трассе, продвигается к цели. Местами поеденная ржой, краска давно выцвела, обшарпанный скудный салон… Одна среди тысяч таких же. Никак не похожая на сверкающий авиалайнер. Но не менее смертоносная…
Невольно вслушиваясь в жалобный стон амортизаторов, Иван вновь и вновь задавался вопросом: «Отчего? Почему я здесь? Неужели нет в последние дни более важного, более дорогого чего-то?» Немов до сих пор не уяснил ответов.
Может вправду в путь без возврата толкнула жалость к себе, понимание ущербности, непричастности? Не один, о нет, далеко не один неудачник пытался последним – грязным и подлым – ударом пристроиться в веках. Может быть… Может? Нет, все-таки нет. Подсознания не вывернешь, конечно – остается лишь надеяться. Умом же Иван за собой подобной мелочности не видел.
Бегство? Болезненная душа мизантропа решила спрятать невыносимую муку от одиночества и неустроенности за намеренно-бравурным, безумным последним шагом? Может и так быть… Ведь нормальный, простой человек разве не предпочтет последние – и тем безмерно драгоценные – крупицы времени посвятить любимым? Да, это, наверное, правда.
Но не меньшая правда и в желании сделать что-то настоящее. Необычным, странным способом осуществить мечту. Какую? Наивную, детскую – о счастье, о лучшей жизни для людей. А раз для борьбы остаются уже не годы – дни, то и методы соответствуют. Бытие, как ни прискорбно, - определяет сознание, а сознание – действие. В тон шутливому каламбуру советского Калиостро так и хочется вспомнить: «Круг замкнулся: разумом начали, разумом кончили…»
Пусть на краткие секунды, мрачные мысли развеялись – даже боль стихла. Иван с облегчением вздохнул. Сквозь мутную пелену перед глазами вновь проступил пестрый, все ещё не по-осеннему яркий и радостный пейзаж. И непонятно откуда взявшийся на только что пустой дороге милицейский ВАЗ!
Немов нервно ударил по тормозам. Девятка от неожиданности качнулась вперед, негодующе скрипнула металлическим естеством. ВАЗ, не ожидавший пакости, тоже нервно качнул из стороны в сторону, брызнув щебнем. Успев сообразить, Иван отпустил педаль прежде, чем на неровностях угодил в занос. Методично отстучал серию коротких нажатий. В итоге обе машины на узкой разбитой асфальтной полосе застыли в несчастных сантиметрах. Водители по-прежнему ошарашенным взглядом уставились друг на друга.
Милиционер оказался один – совсем молодой сержант: субтильный, невзрачный – форма сидит мешковато, а фуражка будто и вправду аэродром на голове. Да неопытность на лице сразу видна: другой бы уже десять раз успел на водителя накинуться, запугать и замордовать. А этот только глазами хлопает, челюсть никак не подберет…
Ивана же от встряски в очередной раз стеганула жгучая боль. Мир вновь померк, выгорел в черно-белую контрастную пелену, наполнился острым звоном – будто тысячи ангельских голосов в оттаянном крике. Все сильней и сильней с каждым разом! Сознание взорвалось и окончательно утонуло в непреодолимом хаосе. Непроизвольно, Немов обхватил голову, повалился на руль.
Приступ, впрочем, длился недолго – для единственного стороннего наблюдателя. Когда сержант, преодолев шок, выбрался наружу и даже успел пару раз требовательно стукнуть костяшками о водительское стекло, Иван вновь обрел связь с реальностью. На ощупь кое-как выкрутил подъемник. Сержант, по запоздалой агрессии продолжавший барабанить, пару раз стукнул в пустоту.
- Да, я слушаю… - произнес Немов. Старался твердо и внятно, но получилось не очень. Да и замутненный взгляд не спрятать. Главное – удалась неподражаемая вальяжная манера человека, который имеет право и на тон, и на нарушение.
- Ам! А-а! – растерянно ответил сержант. От подобной наглости новичок невольно опешил. Большинство водителей – пусть и по небогатому опыту – в такой ситуации давно  сами выскочат наружу, станут упрашивать, уговаривать... А этот сидит, будто так и надо…
Вспомнив о столичных номерах, сержант неодобрительно хмыкнул, чуть заметно кивая догадке. Где москвичи, там наглость, разнузданность и наркотики – этот стереотип сработал мгновенно. Тем более, что Иван сейчас и вправду один-в-один с обколотым. Под веществами, проще говоря.
Обретя душевное равновесие, милиционер продолжил с уверенностью и напором:
– Добрый день! Сержант Мумуськин! Немедленно выйдите из машины! Предъявите документы!
- Товарищ сержант, - попытался было протестовать Иван. По-прежнему вяло, с неохотой. Потому что внутренне и сам понимал неправоту: в любом подобном случае человека с такими проблемами не то, что за руль – к любому мало-мальски опасному делу нельзя подпускать. Чудо, что удалось добраться так далеко без происшествий. А ведь как близко! Километров пять осталось где-то…
Сержант, внутренне чувствуя неуверенность нарушителя, продолжил давить:
- Прекратить разговоры! Немедленно выходите!
- Да… Глупо вышло… - пробормотал Иван, с безысходностью распахивая дверцу. Сержант, увлекшись, не успел отойти – и получил заслуженный удар по коленям. Отчего невольно поморщился, по-жеребячьи неуклюже отпрыгнув назад, принялся массировать пострадавшие конечности. Этой заминки оказалось довольно.
Решение пришло мгновенно – озарением, вспышкой. Ухватив случайно оказавшуюся в дверном бардачке монтировку, Иван проворно скользнул наружу. Сердце мощными ударами впрыснуло в кровь адреналин. И нет слабости, что лишь минуту безжалостно сжимала в тисках. С хладнокровием и расчетливостью уличного бойца – откуда только взялись? – Немов обрушил оружие на противника. Сержант заметил резкое изменение обстановки, но успел лишь обернуться навстречу угрозе. И увидеть, как что-то черное, металлическое, страшное медленно опускается на голову…
Немов, несмотря на неопытность, бил аккуратно. Милиционер ведь обычный человек и ничего плохого не сделал. Наоборот… Приложил слегка, да и больше по фуражке, чтобы смягчить удар. И сразу же проверил: жив ли, не проломлен череп? Вышло сносно – несмотря на кровь, кажется, повреждений серьезных нет. Типичный сержант без сознания… Ну, авось пронесёт!
Секунду поразмыслив, Иван было сунулся прихватить табельный ТТ, но передумал – дабы не навлекать лишней беды на пострадавшего. По той же причине не тронул и надсадно ворчащий ВАЗ – только мотор заглушил и забросил ключи под заднее сидение. Сержанта переносить не стал, опасаясь, что не сдюжит. Слабость после адреналиновой волны вновь начала брать своё. Чёрт с ним – с сержантом! Тут уже не спрячешь концов в воду. Пусть лежит! Скользнув за руль, Немов безжалостно громыхнул дверью, выжал газ. Гравий брызнул из-под колес, мир рванул навстречу. Уже через пару секунд невзрачная девятка скрылась за очередной сопкой…
Через десять минут «Перекресток» отчетливо показался во всей красе: десятки толстых стальных кишок, тянущихся от горизонта до горизонта с востока на запад и с севера на юг. А внутри, в холоде и тишине – не рожденное голубое пламя. Моря, океаны огня… И совсем-совсем никого рядом. Усмехнувшись – в последний раз, Иван поддал газу и, свернув на обочину, рванул к цели. На таран! Нежно поглаживая спрятанную у ручника кнопку детонатора…
Сержант Андрей Мумуськин очнулся рывком. Обнаружив себя на разбитой дороге, в холодном поту. И тут же рванул вверх. Но сумел только сесть – да и то едва: острая боль током ударила по макушке, заставив безвольно дрогнуть конечности. Сержант вновь болезненно поморщился, тихо ругнувшись сквозь зубы. И тут вновь последовал удар. Только на этот раз взорвался будто бы весь мир: дрожь волной прокатилась по земле, а за спиной чуть ли не до неба рванул столб молочно-белого огня, постепенно выцветшего алым, затем - лиловым. Тогда, прижимая ладонь к ране и недоверчиво вглядываясь в дрожащее зарево, сержант не мог и подумать, насколько близок был к причине…

3.
 - Чёрт знает что! – Виктор Драгунов грузно опустился в объятья кресла. Пузатые кожаные подушки с жалобным вздохом смялись, не в силах выдержать веса мощного, закаленного тела. С силой приложив кулаком по высокому подлокотнику, Драгунов повторил – Чёрт знает что!!
- Спокойно, спокойно, - заметил товарищу Михаил Занятин. Как всегда собранный, первый из тройки партийных лидеров пренебрег эмоциями в пользу здравого смысла. На чуть полном, но оттого не менее волевом лице лишь на мгновение промелькнула тень, заставив ожесточенно сузится глаза. Откинувшись на спинку кресла и сложив перед собой ладони, Михаил после короткой паузы заметил. – Выкладывай по пунктам…
- Паршиво! – с явным ожесточением отозвался Виктор. – Вместе с Евгением вызывали на допрос. По поводу «Войны…», сам понимаешь…
- Естественно… - Михаил неспешно кивнул. Расслабленные, небрежные движения одновременно показались скупыми – маскирующими нервное напряжение. – Странно, будь иначе… Вот ведь что называется – из искры! «Подрыв Немова» без малого на неделю прервал внутренне газоснабжение и экспортные поставки! Да и сейчас на полную мощность не восстановили… Хорошо, что осень, а не декабрь-февраль. Тогда твой последователь точно бы устроил всем перезагрузку…
- Не было у него этих месяцев… А то и вправду бы мог… Ну да чего гадать! Теперь черной метки ждать остается… - мрачно резюмировал Драгунов. Цыкнув, по-боевому сощурился, тряхнул головой. – Как пить дать: пришьют 282-ю! Или ещё что! Сейчас и за меньшее политических конкурентов отстреливают – а нам даже регистрацию не одобрили…
- Верно… Что-то непременно пришьют… - продолжая по инерции мелко кивать, Занятин сосредоточенно вглядывался в пустоту. – Это факт, который нужно принять. И действовать соответственно.  Главное – не посадят.
- Думаешь? – с сомнением заметил Виктор. На усталом, отекшем от бессонницы и ежедневной пахоты лице расцвела сардоническая ухмылка.
- Да, - уверенно припечатал Михаил. Будто гвоздь вколотил. – Одно дело грязная борьба, совсем другое – откровенное уничтожение конкурентов. Слишком неочевидная связь между Немовым и вашей книгой.
- С такой точки зрения даже не это для их камарильи опасно, - заметил Драгунов. – Посадка может сделать нам большое одолжение.
- Верно, - подтвердил с охотой Занятин. Заметил протяжно. – Второго Шикльгрубера своими руками… Себе дороже…
- Но могут потом – из-за угла, по тихому… В общем бог с этими проблемами! – Виктор раздраженно отмахнулся от темы - Но знаешь… Может мы и вправду виноваты? Заигрались с прогнозами!
- Виктор… - Занятин ответил, едва заметно фыркнув. Не удержался даже от неодобрительного взгляда. –  Не узнаю тебя. Откуда меланхолия?
- Хреново, когда целишься по врагу, а попадаешь по своим… - мрачно заметил Драгунов, ворочаясь в кресле. – Тем более, что теперь не только Европа, но и половина России осталась без топлива… Хорошо ещё, что осень теплая.
- Что ж… Если напрашиваешься… - Михаил вновь с явным недовольством покачал головой. Затем порывисто поднялся из-за стола. Выйдя на середину кабинета, принялся отчитывать товарища. - В том, что произошло, нет твоей вины. Де Голь не виновен в начале войны, Ленин – в февральской революции. Виновен не тот, кто указывает на проблему, а тот, кто дал этой проблеме возникнуть – и уж тем более не исправил даже после общей критики. Так что перестань себя жалеть! Некогда! У нас дел теперь по горло.
- Ладно, ладно! – Драгунов примирительно поднял ладони перед собой, чуть смущенно ухмыльнувшись. Затем, на миг прикрыв глаза, собрался. И продолжил совершенно привычным деловым тоном. – Предлагаешь использовать ситуацию?
- Иного не вижу, - твердо припечатал Занятин, продолжая размеренно прохаживаться взад-вперед по кабинету. – Это тем более важно, ведь мы предупреждали об опасности.
- Это гораздо более важно потому, что ЕМУ поверили… - заметил Драгунов.
- Да, и это тоже, - признал Михаил. – Скорость, с которой разлетелась по сети «Декларация Немова» внушает уважения. А уж то лихорадочное злобствование властей, что началось после…
- Знаешь, кстати. Его записку уже окрестили «Декларацией немых»… - горько усмехаясь, вставил Виктор. – А камарилья, похоже, изъятием и блокировкой сайтов не ограничится…
- Дай угадаю… - Михаил, чуть успокоившись, вновь опустился в кресло. Упираясь локтями о столешницу и подперев ладонями подбородок, Занятин пару секунд просидел в раздумьях. Затем, не без недоверия, предположил:
- Неужели к закрытому списку добавят?
- И не только её, - с охотой признал Драгунов. – Кажется, нашу с Евгением книгу тоже. А потом, по слухам, собираются и дело возбудить: экстремизм, 282-я и так далее…
- Сумасшедший дом! – Занятин недоверчиво дернул головой. – У них что, вовсе мозги заклинило?
- Похоже, не было никогда… - с явным злорадством заметил Виктор. – Против Сталина, против Берия… Теперь вот и новопреставленные на подходе…
- Да уж… Упаси нас от таких юристов… Ладно. Давай все-таки к делу… - перебил себя Михаил. Взгляд лидера устремился на тускло мерцающий монитор. – Так… Что можем использовать… Во-первых, общее одобрение людьми произошедшего на лицо. А так как ты уже засветился – это даст партии много: членов, пожертвования, сторонников на будущее. Это очевидно, это понятно…
- Только насколько верных сторонников? – заметил Драгунов. Губы от раздражения сжались в тонкую нить, глаза по-боевому сузились, хмуро двинулись брови. – Да и пожертвования… Кровавое дело… Не получится ли, что запачкаемся скорее, чем выиграем? И тогда уже…
- Не бывает политики без грязи, - решительно отрезал Занятин. – Те, кто в белых перчатках изволил властвовать да от постыдного шарахался, как чёрт от ладана, и Россию, и народ про… Гм! Подло не грязь убирать, подло в стороне стоять.
- Ладно… Не агитируй! – ответил Виктор, соглашаясь. – Кроме того, это пока не от нас зависит. Начнётся – тогда и будем думать…
- Именно! – с охотой подтвердил Михаил.  – Теперь во-вторых… На поднявшейся волне одобрения будут подражатели. Непременно будут! Думаю, надо помочь. Не напрямую, но всё-таки, всё-таки…
- Неограниченная… партизанщина? – понимающе закивал Драгунов. – Даже когда сам о таком писал, всё же не верил, что доведется увидеть…
- Думал, обойдется?
- Как сказать… На чудо не надеюсь, конечно. Понятно, к чему шло. Но могло выйти  без большой крови. Могло…
- Теперь не выйдет, - беспощадно припечатал Михаил. 
- Не выйдет, да…
- Значит, будем по-тихому помогать… Ну и в-третьих… Нужно готовится. После того как задергаются…
- А ОНИ задергаются… - понимающе ухмыльнулся Драгунов.
- … в ответ получат по заслугам: презрение и ненависть. И тут нужно не упустить момент.
- Да… «Оранжевые» тоже ждать не будут…
- Именно! А нам третьего «февраля» не нужно – не переживем. Нам по зарез нужен «октябрь»!
- Ясно… - ответил Виктор, уже подсчитывая вариант. – Общественное мнение… Здесь напрягаем наше телевидение. Поддержка… С этим хуже, но кое-кто в ключевых городах есть. Плюс должны некоторые коммерсанты поддержать…
- Работу с партией беру на себя, - вставил Занятин. – И, кроме того, готовься к занятиям. Нужно, пока время позволяет, учиться ораторству…
Заметив на лице товарища кислую гримасу, Михаил немилосердно усилил нажим:
- Ничего! Выдержишь! Это не нас только касается. Так что терпи! И Цезарь, и Август, и Шикльгрубер – учились!
- Да знаю! – зло проворчал Драгунов. – Знаю… Ладно! Сделаем... Но пока дальше по пунктам: исполнители…
- Распропагандированные войска. Без вариантов, - ответил Занятин, пожав плечами. – По-другому не выйдет.
- Ясно, конечно… Против их полиции теперь ловит нечего – гвардию псовую натренировали – как колонизаторы против рабов! Но вот только хватит ли сил?
- Нужно чтобы хватило.
- Тогда не буду терять времени. Пойду работать! – Драгунов тяжело поднялся на ноги. Занятин следом так же, вышел из-за стола. Пожав товарищу руку, проводил до двери, напутствуя коротко:
- Удачи, Виктор!
Драгунов в ответ обернулся, сверкнув озорной ухмылкой:
- Удачи нам всем!

4.
«Господи! Когда же это кончится?!» - генерал Гавов бессильно откинулся на спинку кресла. На изможденном, враз постаревшем лице залегли черные тени, острыми рубцами обнажились морщины. Даже взгляд – всегда ясный, пронзительный – затуманился, поблек. Глава службы охраны после очередной – кто знает, какой по счёту командировки – не нашел сил даже надеть повседневный мундир, так и остался в запыленной, пропахшей гарью и потом «полёвке».
Чёртов самоубийца, конечно, наделал немало шума… Груженая самодельной взрывчаткой машина очень удачно – или неудачно, в зависимости от точки зрения! – рванула на самом «Перекрестке». Однако, пускай газоснабжение России и Европы сильно пострадало, никаких реальных контрмер не последовало. Разве что по мере возможностей усилили охрану… Да и какие меры, простите за нескромность? Запретить продажу удобрений? Отключить Интернет? К каждому авто приставить сопровождающего? На всем протяжении трубопроводов поставить патрули? А хватит ли людей? Смешно! Тем более, что уж очень хотелось всё списать на неадекватность смертельно больного человека: «Газовики» особо упирали, а Правительство такая позиция вполне устроила. На интернет-манифест внимания предпочли не обращать вовсе. Стерли и забыли. Мало ли каких деклараций там не появляется каждый день? Тысячи, если не больше! Что, конечно, правда. Вот только не в этот раз…
Вначале было тихо: с неделю тишина и спокойствие. Новость со странным самоубийцей быстро сошла с экранов – не без старания властей. Казалось, погомонили люди да и забыли. Но вот на восьмой день…
На полном ходу многотонный бензовоз, залитый под завязку – разве что через края не плескалось – протаранил трубопровод. На это раз уже в центральном регионе. Немногие уцелевшие очевидцы утверждали, что собственными глазами видели: едва придя в себя, водитель утер кровь с лица, усмехнулся. И решительно щелкнул замком зажигалки… Впрочем, что и кто мог там видеть, если в радиусе пятидесяти метров всё перекорёжило взрывом? Власти пытались не пропустить информацию, скрыть шило в мешке – чего, конечно, не вышло… А для пламени второй искры оказалось достаточно.
Уже на третий день после появился новый последователь, затем ещё, ещё, ещё! Через месяц полыхало по всё стране. Нигде «Газовики» не чувствовали безопасности. И хорошо ещё, что последователи Немова не сообразили перебросить внимания на новую цель! В результате подключили армию и службу охраны. Кроме того, уже без всякой оглядки, включили контроль за телефонной связью. Интернет подвергся небывалой цензуре: социальные сети и большинство сайтов поневоле прогнулись под ультиматум власти, а недовольных просто закрыли. Суды работали с похвальной скоростью, только и успевая ставить печать на утвержденный приговор. В результате былой свободы как не бывало.
Европа и США при том, будучи формально представителями Западного мира, ревнителями свободы и нравственности, подобное притеснение снесли молча. Оставив доморощенных либералов возмущаться происходящему в одиночку. Правда, истерики их тоже хватило ненадолго: власть безжалостно и беспощадно разгоняла любые несанкционированные митинги – а других не предвиделось. Потирая разбитые головы и намятые бока, правозащитники и либералы разной степени дряхлости и плешивости, рассосались по темным норам. Только вот выплеска народного возмущения всё это уже не остановило.
Оставалось только терпеть, только ждать, когда волна схлынет. Учитывая, что у людей отнюдь не ближневосточный горячий менталитет, нет привычки воевать от юношества до старости, эксперты прогнозировали спад активной фазы уже через пару месяцев. Но именно их переждать и не удалось. Когда и вправду начало казаться, что невероятная, маниакальная, сумасшедшая череда нападений сходит на «нет», некстати подвернувшаяся трагедия многократно распалила пожар. Будто плеснули бензина на тлеющий торфяник…
Вдоль большинства открытых участков трубопроводов теперь не только наспех развернутая линия заграждений, но и невероятные посты охраны. Наводившие на мрачные ассоциации с оккупационными войсками. Вояки, неизбежно ощущая ненавидящие взгляды граждан, чувствовали себя неуютно, мерзко – за исключением вовсе отмороженных индивидов. И как раз на подобного индивида не посчастливилось натолкнуться молодой семье.
Возвращались домой от родственников – благо январские праздники выпали долгими и удалось всем вместе выбраться. Но машина подвела: на ходу фыркнула, дернулась, надсадно заворчала. А затем и вовсе заглохла, выехав по инерции на обочину. И, как назло, - на пустынном участке дороги, неподалеку от новообразовавшейся охранной зоны. О которой ещё месяц назад никто и не помышлял.
Молодой отец, чертыхнувшись, выбрался наружу. Отдуваясь паром, покрепче кутаясь в пуховик, отворил дымящий капот. Тут не замедлил выйти на сцену охранник. Не из армейцев, а частный – нанятый «Газовиками». С полным набором характерных свойств: квадратные пропорции, «непробиваемое» выражение лица, не отягощенного ни излишними знаниями, ни могучим интеллектом. И привычная грубая развязность сошки, обличенной властью.
В промежутках между матами – даже которые выглядели рваными и несвязными – ЧОПовец произнес главное:
- Охраняемый объект! Вали!!
Отец, оторвавшись от ремонта, обернулся к подошедшему. Во время монолога невольно поморщился, украдкой бросив взгляд на оставшихся в салоне детей. Что не ускользнуло от охранника. Последовал очередной виток брани, отражавшей в сути очевидную претензию:
- Ты чё кривишься, козлина?! Вали, сказали!!
От очевидных доводов, что машина сломалась и в лучшем случае следует чинить, а в худшем – ждать эвакутатора, ЧОПовец отмахнулся:
- Тебе сказано: вали! По-хорошему!
Для наглядности охранник перебросил с плеча автомат. Сухо щелкнул предохранитель. На лице сторожа при этом расцвело выражение злорадства и откровенно звериного удовлетворения. Молодой отец взбледнул, невольно отступив на шаг, замолчал. ЧОПовец между тем с удовольствием целился в грудь отступавшему, всё больше расцветая в улыбке. И вот тогда произошло непоправимое: резко рванув щеколду, наружу выскочил сын – в надежде защитить отца. Вернее попытался.
Звериные инстинкты не подвели – мгновенно отреагировав на щелчок, охранник развернулся. Скорее всего, даже не отдавая себе отчет – для принятия решений пользуется мозгом не всякий и не всегда. Вжал спуск. Очередь наискосок скользнула по машине, легко прошивая тонкую сталь. Изувеченное, изломанное детское тельце бросило навзничь – на сидение. Алым расцветился салон. Вжавшаяся от страха в угол младшая сестренка безвольно упала на колени брата. Кончено.
Несколько долгих, томительных секунд длилась тишина. Мать с расширившимися от ужаса глазами, обхватив ладонями лицо, смотрела назад. Не обращая и толики внимания, что сама чудом избегла свинцовых жал. Так же неверяще, непонимающе на детей смотрел отец. В голове охранника между тем постепенно стали ворочаться – со скрипом, с неохотой – жерновки. Самодовольство сменилось удивлением, а после – неподдельным страхом. Не за совершенное, конечно, – за собственную шкуру.
А дальше события развернулись и вовсе молниеносно: мать и отец, не сговариваясь в мощном душевном порыве рванулись навстречу убийце. Только силы не равны: не сомневаясь ни на йоту, ЧОПовец огрызнулся двумя короткими очередями. И вот уже ни шума, ни вздоха – только безвозвратно изломанные человеческие судьбы.
Затравленно оглянувшись по сторонам, охранник бросил оружие и – благо машин проезжающих не случилось, а с поста на звук выстрелов ещё не прибежали – бросился наутек. Так и растаял в кружащей вьюге. Его найдут позже – уже весной. И далеко не сразу в изуродованном, выпотрошенном трупе, брезгливо выброшенном на помойку провинциального городка, узнают виновника «Новогодней газовой бойни».
Это власть тоже попытается скрыть – даже более тщательно, чем факты нападений. Но и здесь не выйдет. Информация просочилась через взбешенных подобным отношением честных охранников. А после начались камни, бутылки, огненные коктейли. Пружина терпения людей сорвалась. И десятки молодчиков с лицами, затянутыми шарфами, платками, футболками, пошли штурмовать явно превосходящими силами «охранников народного достояния». Тут то в дело по-настоящему и вступил Гавову как глава службы: аресты, облавы, усиление охраны объектов. И, конечно, расследование организационного клубка…
Но всё без толку. Сколько ни пытались объединенными силами, с роевой структурой партизан справиться не удалось. С равным успехом можно в сумерках на болоте гонять комаров. При невозможности это болото осушить. Информационная цивилизация породила новый способ ведения войн…
Январь выдался трудным, суматошным. Оглядываясь назад, Евгений Алексеевич подумал, что месяц пролетел быстрее, чем иной день. А ситуацию так и не удалось переломить – разве что слегка снять накал. Противостояние перешло к молчаливому, скрытому, преисполненному взаимной ненависти. Но и это хлеб… В течение недели ни одного нападения на охрану, ни одной попытки теракта. Ну а единичные стычки на улицах можно не принимать в расчет – при сложившейся-то ситуации!
Гавов, блаженно прикрыв глаза, уронил голову назад, ещё сильнее откинувшись в кресле. В голове генерала постепенно укреплялась надежда, что ситуацию все-таки удастся сдержать под контролем. Но нет, не судьба…
Рывком распахнув дверь, в кабинет ворвался адъютант. Запыхавшийся, растерянный. На красном пятнами лице отчетливо заметны расширившиеся, по-рыбьи выпученные глаза.
Гавов с неохотой, через силу поднялся. Облокотившись о стол раздраженно бросил:
- Что?
- Там…! Там! – задыхаясь от волнения, слегка высоким голосом ответил адъютант.
- Что «Там!»? – зло передразнил генерал. – Не краснейте как баба! Докладывайте!
- Там… - постепенно справившись с собой, вошедший продолжил. – Товарищ генерал армии! Части 89-й гвардейской дивизии с востока и 54-й гвардейский полк ВДВ с запада вошли в столицу! Захвачен ряд важных стратегических объектов и узлы инфраструктуры…
Гавов вдруг разом обмяк, постарел. Взгляд генерала в поисках поддержки скользнул по кабинету. И натолкнулся на календарь…
«Февраль… - непроизвольно отметил Гавов. – Или, быть может… Октябрь?»