Танки на крышах. Ч. 1, гл. 29

                Г л а в а   29   

         Доктор Масау встретил меня тем, что сначала не узнал, хотя со дня нашей первой встречи не прошло и полутора месяцев. Но улыбался и был наполнен свежим радушием, как и в прошлый раз. После короткого периода адаптации он «включился», вызвал своего, нового уже, администратора и перепоручил меня его дальнейшим заботам.
         Мистер Магеза оказался замечательным мужиком, которому понравился и я. Но по его глубокому убеждению, до Рождества Христова (католического) и в рождественские каникулы, включая Новый год, предпринимать что-либо не имело никакого смысла, все полны забот. А вот после Рождества, числа с четвертого января, можно уже и стартануть. На том и порешили. Но это означало, что больше, чем на две недели я снова оказался вынужденным бездельником. Мне не оставалось ничего другого, как стать «тенью» Павла, чтобы хоть чем-то заполнить тянувшиеся дни. На океан для отдыха мы больше не ездили, потому что это удовольствие стоит недешево. Не считая своей писанины, я не был занят ничем и по этой причине начинал нервничать. Павел очень ненадолго заглядывал в свой офис, и после непродолжительной беседы с Томом был свободен тоже. Свой досуг мы проводили вблизи от дома, коротая часы в том баре, между двумя отелями. Но чаще, опять-таки по бедности, сидели дома.
   - На днях приезжает мой московский шеф, Алексей, - сказал как-то Павел в один из таких вечеров. - У него отпуск, и они с дублершей жены хотят встретить Новый год на Занзибаре. Дней пять они поживут здесь, в отеле на берегу, а потом уедут на остров. Я послезавтра на несколько дней сгоняю в Намибию, а к их возвращению и отъезду уже успею вернуться. Завтра мне надо поехать на побережье и заказать для них номер в одном из отелей. Если хочешь, можешь составить мне компанию.
   - Только под конвоем, – сдался я.
         Назавтра мы съездили. В переводе отель назывался «Восход». Дивное место. Отель представлял собой два десятка отдельно стоявших на берегу бунгало. Каждое снаружи выглядело, как высокая африканская хижина из бамбука, соломы и тростника. Но внутри это был отделанный под евростандарт современный двухэтажный коттедж с просторной уютной спальней на втором этаже и гостиной, кухней и прочими нужными помещениями внизу. И все оснащено самой передовой электроникой. Всю жизнь в таком прожил бы.
         Метрах в пятидесяти от бунгало, ближе к океану, среди пальм и тенистых деревьев располагалось кафе, которое в зависимости от личных желаний постояльцев можно было принять и за бар, и за столовую, и за ресторан. А прямо за кафе, даже без четко обозначенной границы, начинался широкий пляж, плавно переходивший в безбрежный океан, где на фоне сине-зеленого аквамарина ветер создавал бесконечную череду белых бурунов до самого горизонта. Сидеть в тени одной из многочисленных пальм, развалившись в шезлонге, потягивать джин-тоник со льдом и лимоном, и под свежий морской ветерок любоваться в уединении всей этой роскошью, бередя свое воображение, стоило колоссальных денег.
         Мы могли позволить себе только по бутылке пива.
         Номер мы заказали и вернулись домой. На следующий день Павел улетел в Намибию. Гостей встречать и сопровождать ездила Элеонора, я их не видел. Впрочем, ее я почти не видел тоже, потому что исполнял роль гувернера. Сидя дома, я сторожил неуемных девчонок, но в основном занимался своей писаниной. В один из таких дней я написал письмо домой, где рассказал о своих первых впечатлениях о Танзании и танзанийцах. Но писать его мне пришлось четыре раза.
         В первый раз оно исчезло из компа каким-то загадочным образом. Только много дней спустя, тщательно подумав и сопоставив кое-какие детали, я понял, как это произошло.
         В мое отсутствие, но с моего ведома, Элеонора часто включала мой комп, чтобы заполнить свободное время игрой в карточные игры. Я не возражал, потому что компьютер она знала. Но глядя на свою маму, ее дочери очень быстро освоили и технику его включения-выключения, и те же игры. Но кроме этого, они еще и научились лазить по файлам, разыскивая разные интересные картинки. В частности, одну, мягко говоря, не очень детскую фотографию Эркина с его очередной проституткой. Ничего особо привлекательного в этой спекулянтке телом не было, я бы на такую не польстился. Один черт знает зачем ему это было нужно, но он попросил меня их сфотографировать и сохранить это фото до возвращения в Ташкент. Вот так, играя, дети стерли и мое письмо, и эту фотографию, и кое-что из написанного, за что получили по первому подзатыльнику. Пришлось писать письмо заново. Еще дважды оно исчезало из-за той же хохмы с электричеством. И лишь с четвертого раза мне удалось дописать его до конца, перекинуть на флэш-диск, а уже потом отправить из ближайшего Интернет-кафе.
         Что касается детских забав моих подружек, то я давно, чуть ли не с первого дня, заметил за ними довольно бесцеремонное обращение с моими вещами. Они испытывали зудящий и непомерный интерес к содержимому моих сумок. Стоило минут на пятнадцать отлучиться из дома, скажем, чтобы сходить за хлебом, как какая-то неведомая могучая сила толкала их на поиски чего-то необыкновенно интересного и позарез нужного им, что могло храниться среди моей одежды и кастрюль. В основном они коллекционировали мои сувениры и всевозможные технические приспособления типа ножниц, скотча, степлера и даже ниток с иголками. Много раз я обнаруживал эти вещи в самых неожиданных местах. Как мог, иногда с помощью родителей, я мягко пытался это пресечь, но мелкое воровство продолжалось, из-за чего, в конечном счете, кое-что, не простившись, исчезло навсегда. А еще месяца через три по другому, и более серьезному поводу моим «подружкам» предстояло получить по второму подзатыльнику, обрести кавычки и перестать ими быть.

         За своими балконными перекурами я, изнемогая от безделья, каждый раз вновь невольно возвращался к созерцанию домов, неизменно удивляясь той же беспорядочности уличной архитектуры. Но теперь у меня появилась возможность разглядеть не только дома, но и само строительство. В обозримых с балкона пределах я насчитал девять строящихся домов. Причем, все они были на разных этапах, поэтому, сопоставляя, я понял, наконец, как у них все это получается. Уникально! Я далек и от строительства, и от архитектуры, и совершенно не разбираюсь в их технологиях, но мне все-таки удалось квалифицировать их работу, как бездумное железобетонное литье на «авось».
         Никто не роет котлован под фундамент. Никаких подвальных помещений нет и в помине. Прежде всего устанавливаются опоры под несущие колонны. Для этого роется несколько не очень глубоких бесформенных ям по количеству этих колонн в зависимости от планировки здания. Затем эти ямы заливают бетоном, предварительно воткнув в землю определенное количество прутьев арматуры, торчащих вверх. Когда через несколько дней бетон застывает, начинается монтаж пола первого этажа. Для этого делается опалубка с невысокими бортами, иногда сложной, вычурной наружной конфигурации. Плотно подогнанные доски подпираются снизу камнями или сотнями «кругляков» - фрагментов стволов деревьев строго определенной длины, как профилактика провисания этих досок. Затем на эти доски укладываются горизонтально крест-накрест десятки таких же прутьев арматуры, а потом все это заливается бетоном. Никакая сварка не применяется. Уму непостижимо, как им удается установить пол строго горизонтально, но это так!
         Когда пол высыхает, на торчащих из него арматуринах отмеряется строго одинаковое расстояние до будущего потолка. Затем эти прутья обиваются прямоугольной или квадратной опалубкой и заливаются бетоном точно до отмерянного уровня. Когда через некоторое время бетон прочно застывает и несущие колонны готовы, все повторяется опять: строится горизонтальная опалубка с бортами, которая подпирается сотнями уже длинных, до высоты потолка,  «кругляков». Затем укладываются прутья арматуры, и все опять заливается бетоном. Через несколько дней, после высыхания, потолок, он же пол для следующего этажа готов. И только после этого используется сварка для наращивания вертикальных арматурин, поскольку для следующих этажей их длины уже не хватает. Так постепенно они ползут вверх. И совершенно не понятно, почему пол-потолок не проваливается.
         Когда готов потолок третьего этажа, начинается кладка стен на нижнем этаже. Кирпич – очень редко используемый материал. Как правило, стены - и наружные, и между отдельными помещениями на этаже - возводятся из одно-, полутора- или двух с половиной рядно уложенных шлакоблоков в зависимости от предназначения и величины и самих этих помещений, и здания в целом. Когда все стены до потолка готовы, начинаются внутренние отделочные работы, монтаж электропроводки, сантехнических коммуникаций, штукатурно-малярные работы, установка дверей и окон. При этом все трубы - и водопроводные, и канализационные - проводятся по наружным стенам здания. Внутрь торчат только те, к которым крепятся кран, раковина или унитаз. Все делается очень ровно и аккуратно, и нигде не капает и не пахнет. Этаж готов. И даже уличному хулиганью не приходит в голову мысль разбить или унести фрагмент водопроводной или «дерьмопроводной» трубы. Для «прикола», чтобы текло по улице и воняло за километр.
         Лишь только по завершении всех работ по строительству и отделке внутренних помещений «под ключ» устанавливаются «леса» и производится наружная отделка и покраска самого здания.
         Начало его эксплуатации напрямую зависит от предназначения. Отели, госпитали, склады и государственные официальные сооружения подобного типа будут ждать полного окончания строительства. А в жилых домах никто не ждет не только наружной отделки, но даже окончания монтажных работ. Поскольку, как уже упоминалось, первый этаж предназначен для магазинов, кафе, ресторанов, офисов и прочего, эти конторы арендуют  помещения, вселяются и начинают свой бизнес. А домовладелец получает свой первый доход и использует эти деньги для продолжения строительства. Следующий этаж заселяется уже жильцами. Доход хозяина начинает пополняться, и продолжает это делать с каждым готовым следующим этажом. А в это время наверху продолжается монтаж следующего пола-потолка. Сколько их будет, знает только заказчик-хозяин и тот, кто руководит исполнителями.
         Единственным агрегатом, который используется при строительстве, является бетономешалка. Ни кранов, ни лебедок, ни подъемников. Вместо них используется веревка, которую под «раз-два-взяли» тянет наверх необходимое число людей, в зависимости от тяжести того, что они поднимают. И даже без роликовой опоры на сгибе. А отсутствие кранов и тачек восполняется наличием почти дармовых голов, на которые устанавливаются ведра с бетоном или  шлакоблоки. Благо, голов предостаточно. Их обладатели, закинув на себя груз, который ни в коем случае нельзя проливать или ронять, будут идти вверх по покатым деревянным настилам или по уже установленным лестничным пролетам без перил, до тех пор, пока не встретятся с монтажниками. Отдыхать нельзя, не простят. Отдых только по пути вниз за следующей партией груза. А потом снова, без промедления вверх. А этажей бывает и по пятнадцать, а то и по тридцать.
         И эти здания стоят десятилетиями. Ни разу не было случая, чтобы где-то треснуло, чтобы что-то просело или упало. И это несмотря на то, что под боком гора Килиманджаро, и эта зона в любой момент может стать сейсмически неблагополучной.
         Мне невольно вспомнился случай, когда в Ташкенте, недалеко от аэропорта, рухнул свежевозведенный шестнадцатиэтажный дом, который, слава Богу, не успели еще заселить. А ведь при его строительстве использовались самые передовые технологии с учетом сейсмичности региона, со сварочными работами и использованием многочисленных средств механизации труда. И несмотря на это, оно рассыпалось. Почему? Никаких землетрясений или вибраций не было. Время шло к утру, и город еще спал. Даже самолеты в этот час еще не летали. Мистики в таких случаях тоже не бывает. Единственное объяснение – недобросовестность исполнителей.
         Здание построили вновь, затратив огромные средства, но желающих в нем жить нет, несмотря на большие потребности. Так и стоит по сей день, и единственным его жильцом является сторож. Народ отпугнули навсегда.               

         За день до Нового года опять злой Павел вернулся из Намибии и сказал, что это было пустой затеей. Ничего из этой поездки он не извлек, только потратился. 
         Новый год мы встретили сверхскромно, поэтому толком и не запомнили. А через три дня вернулись с Занзибара московские гости и, пожив на берегу еще пару дней, засобирались домой. Все эти дни Павел с Элеонорой проводили с ними, шатаясь по сувенирным лавкам и ресторанам, а я вернулся к роли сторожа-гувернера. Но отпуск кончился, и гости вскоре отбыли восвояси.