Машина сказка

                Сюжет сказки создан М.Е, когда она,
                беседуя со своим отцом, отходила ко сну.

    Жил-был на свете паровоз. Это было не так уж давно, но всё равно самолёты летали только в совсем хорошую погоду. Тогда паровозов было много, причём самых разных. Наш был маленьким, и называли его маневровым, или Овечкой. За всю свою жизнь Овечка путешествовал всего один раз. Он тогда впервые выехал из цеха, весело покатался по двору завода и очутился за воротами. Потом нашего малыша прицепили к поезду и повезли к месту работы. Впереди ехали вагоны с какой-то пылью, то ли мукой, то ли мелом. Но так эта белая пыль досаждала паровозику, что он ничего за дорогу разглядеть не успел. Несколько раз под колесами прогрохотали мосты, да однажды он увидел какую-то блестящую золотую луковицу. Потом паровозу объяснили, что это монастырь. Перед тем, как привезти на место, Овечку разлучили с братом, а сзади подцепили какой-то мычащий вагон. Вот и всё путешествие. Может быть, поначалу помнилось больше, да со временем многое забылось.
    А путешествовать хотелось ещё и ещё. Но паровозик служил маневровым по станции и должен был катать, подцеплять и отцеплять вагоны: один, два, три, в общем, несколько. Скоро Овечка изучил все окрестности, разглядывать стало уже нечего, но он продолжал весело бегать, не отлынивал. В конце концов, работа есть работа. Иногда паровозику доставалось подтащить к перрону пассажирский поезд из дальнего тупика. Эта работёнка была потяжелее, но, с другой стороны, и более весёлой. На перроне поезд ожидали люди: серьёзные мужчины с галстуками и портфелями, бабушки с корзинками и сумками, малыши вместе с мамами. Мамы держали детишек за руки, но, конечно, зря. Малыши вырывались и убегали. Ну, правда же, интересно: “Что там? А там что?”
    Но путешествовать хотелось. А в ответ: “Ты слишком мал, ты на крутой, затяжной подъём тяжёлый состав не вытянешь”. Нет, Овечка и сам это понимал, но как хотелось… Как захватывало дыхание, как всё внутри закипало, когда он видел тяжёлый, большой ФД или другой дальнобойный, державший за руку поезд с пассажирами. Как этот красавец, высокий, тяжёлый, стоял, дыша дымом. Где-то у колёс вылетала и упиралась в землю тугая струя пара. Вокруг кру-тилась детвора, и весёлый, молодой, сильный машинист что-то кричал мальчишкам. Как громко гудел этот паровоз, начиная дальнюю дорогу, как он солидно, медленно разгонялся. Из трубы вылетало целое облако дыма. С натугой, потихоньку проворачивались колёса. Состав чуть дёр-гался, замирал, замирал, а потом начинал разгоняться. И разгонялся, разгонялся… ФД дышал всё чаще и чаще, колёса крутились всё быстрей и быстрей. Потом труба пропадала за водокачкой, за большим домом. А люди всё шумели, бежали за поездом… Последний вагон убегал за поворот, слышался гудок, и ещё долго за лесом виднелись облака пара и дыма.
    К вечеру большой паровоз возвращался, правда, он тянул уже другой поезд, да и сам красавец был, как будто, другим.
    Сначала появлялся едва слышный гудок. Потом дым над лесом. Потом громкий гудок за домами. Высокая труба, звёздочка на лбу, вагоны, и, наконец, выкатывался весь поезд. Паровоз дышал уже медленно, устало, как бы, отдуваясь. Подкатывая к перрону, гудел, выпуская струю пара, колёса скрипели, поезд останавливался. Выходили люди, уставшие от дальней дороги. Детишки спали у пап или у мам на руках, а паровоз стоял усталый, довольный своей дорогой. Он пропах дымом и дорожной пылью, полынью и мазутом и ещё Бог знает чем.
    Вам не завидно? Мне завидно: устав от дороги, стоишь и ничего не делаешь, а внутри всё хорошо и ладно. И Овечка завидовал. Ему тоже хотелось именно так стоять, устало выдыхая пар, и вспоминать пройденные дороги. Но могучий красавец уходил в депо мыться и чиститься, а наш малыш хватал поезд и утаскивал его в дальний тупик.
    Так продолжалось довольно долго. Но потом. Потом пошли разговоры о новых машинах: электровозах и тепловозах. Люди вздыхали и говорили: “Вот появятся новые машины, ездить будем быстрее, чище всё будет. Воздух и всякое такое”. Ох уж эти люди. Ничего, ну ничего в жизни не понимают. Им всё хочется, чтобы все вещи были чистенькими, ровненькими, вы-глаженными. И не понимают, что живое не всегда бывает чистеньким, а уж ровненьким и выглаженным никогда. Прямыми и квадратными бывают только парки, да и то не все, а только самые скучные. Не красивые. Нет, паровозик сначала тоже думал, как все. Он с интересом слушал вести о проводах, машинах и подобном, радовался, как только можно радоваться неизвестному, ещё новому. И только, увидев электровоз, сообразил, что весёлого мало. Стоит большой дом на колёсах, какой-то холодный, и урчит что-то себе под нос. Урчит не так, как знакомый кот Серый, когда вылезет из сарая погреться на солнышке. Урчит не для того, кто гладит, ласкает, а больше для себя и про себя. Отправляется электровоз не так весело, как паровозы. Деляга. Молча. Гудок тоже не солидный, не торжественный. Одним словом, робот.
    Большие паровозы как-то быстро стали исчезать. Прошло совсем немного времени, и их уже совсем не стало, то ли в тупик на дальней станции загнали, то ли вообще на металлолом отправили. На станции осталось всего два паровоза, наш малыш и его брат, тоже Овечка. Работы пока хватало, и наши малыши надеялись, что им ещё работать и работать. Но один раз… Говорить не хочется.
    Появился зелёный, блестящий такой, маневровый тепловоз. Шустро вбежал на станцию, свистнул и остановился, глухо постукивая мотором. Пришли люди, долго разглядывали, восхищались, а после, того, как нагляделись, начальник станции сказал старому машинисту: “Давай, Палыч, принимай, переучишься, и будешь работать, ты не старый ещё”. А паровозик отогнали в тупик.
   Правда, здесь, недалеко, в знакомом месте. Это старый машинист уговорил начальника: “Давай, Егорыч, оставим. Кто его знает, может пригодится? Пусть стоит, не помешает”. Пере-ходить на тепловоз тоже не захотел, отправил туда своего помощника. А сам стал работать сле-сарем. Теперь каждое утро он проходил на работу мимо своего паровозика. Бывало, внутрь заглядывал, чаще всего вечером, после работы. То подмажет что-нибудь, то открутит детальку, чтобы вскоре принести отремонтированную или новую. Бывало, просто придёт старый машинист и долго сидит в кабинке, думает.
    Всё бы ничего, только без дела Овечке было скучновато, а зимой, в мороз и вовсе тоскливо. Так ни разу и не понадобился.
    Но однажды случилось. Пришёл как-то маленький мальчик на станцию, ну, конечно, вместе с мамой, так как он был такой маленький, что до школы оставалось целых два года. Дело было у мамы на станции какое-то? А малыш, увидев рельсы, вспомнил, что ему рассказывали дед и папа про большие машины, паровозы. Как эти громадины увозили их в большие города, на учёбу, в армию, деда на войну.
    И захотел малыш увидеть паровоз.
    А мама не соглашается, говорит, что нет их, паровозов. А малыш не верит, не может такого быть, чтобы одного, хотя бы самого маленького не осталось. Взрослые люди, они же не понимают, что всего они знать не могут. Если бы вы слышали, как долго малыш с мамой спорили? Мама, наконец, согласилась и говорит: “Ладно, пойдем к самому большому начальнику, пусть он скажет, что паровозов уже нет”.
    И мама вместе с начальником станции уговорили бы малыша, что паровозов, и вправду нет. Хорошо, что спор слышал старый машинист, хорошо, что он как раз заканчивал работу, хорошо, что в тот день не болел. И тогда старый машинист повёл мальчишку показывать паровоз.
    Как же в паровозе всё было интересно. Трубочки, крышки, ручки. Деревянные, медные, железные. Всё-всё так интересно и непонятно. И самое непонятное было даже не в том, как всё это ездит, что ж непонятного – вон колёса. Неясно было, как эта железная штука может гудеть, да ещё так громко, как рассказывал дедушка про войну. Не магнитофон, не телевизор. “А, вот, - рассказывал старый машинист, -  эта ручка открывает клапан, пар через эту трубку попадает в дырочку, вылетает и гудит”. “А можно?” “Но паровоз не прогрет, воды нет, пара нет, хотя ручку потяни, не поломаешь”.
    Вот так всегда ошибаются взрослые. Когда они считают, что ничего случиться не может, случается всё, чего не может быть. Так нашему Овечке надоело сидеть в тупике… Так ему хо-телось работы, так хотелось по-настоящему жить, что едва малыш потянул за ручку, как появились пар и огонь. Ни один учёный вам не ответить почему, но раздался гудок. Такой громкий, что малыш даже испугался.
    Только тот, кому надоело сидеть и ждать, поймёт, почему сначала тихо, но потом всё быстрее паровозик поехал. Вот было весело! Машинист ничего не понимает, правда ручки крутит правильно. А мама, мама бежит вслед: “Саша, Саша, куда вы”. Остановился Овечка, посадил маму, и они все вместе поехали.
    Вот так оба малыша и выбрались из тупика.
    Паровозику Овечке поверили. Теперь по воскресеньям он возит взрослых и детей по дороге: в лес, к реке, к дальним маленьким домикам. И даже в ближний городок. И, как в молодости, Овечка, подбегая к повороту, весело и задорно кричит: “Ту-Ту”.

                1985-1998 г.