Как стать патологоанатомом продолжение 6

Просто неожиданно смешное

Пусть не сильно относится это отступление к основной теме, но смешные случаи, которые запали в память, решила рассказать.
Ездили мы на педиатрию в Чуйскую больницу два раза в неделю. Но от главного корпуса института туда ходил только один 29 автобус. Ходил он редко, примерно раз в 40 минут, поэтому, иногда, опоздания наши выходили за рамки приличия и тогда заканчивались отработкой. Таким образом, сам предмет как- то уходил на второй план - главное для нас было хотя бы добраться до больницы вовремя.
И вот помню зима, гололед, мы бежим к автобусу, но он прям перед нашими носами, зарывает двери и медленно отъезжает. Но в это время к остановке подъезжает другой. Решение приходит мгновенно – мы прыгаем в этот автобус в надежде, что он рано или поздно догонит наш 29 и мы пересядем. Задумка была и правда прекрасная. Через две или три остановки мы поняли, что пора действовать. Двери открылись, мы как горох высыпались из задних дверей и бегом к впереди стоящему заветному 29 му.
Но вдруг, бегущая первой, поскользнулась и упала. Следующая споткнувшись об нее, сделала то же самое и дальше по цепочке все 6 человек. И я в том числе. Это сейчас девушки ухитряются зимой выглядеть как дюймовочки – приталенные тонкие дубленки, брючки или колготки в элегантных сапожках. Когда я смотрю на них, они даже зимой кажутся мне порхающими мотыльками. Нет. В наше время девушки зимой были двух типов: либо девушка - снежная баба, либо девушка аля боярыня Морозова. Все не поворотливые, в объемных шубах или длинных пальто, в массивных совковых сапогах - в таком виде вспорхнуть как бабочки и полететь дальше мы явно не могли. Мы катались на льду, и как матрешки, переваливаясь с одного бока на другой, пытались встать на ноги, пока наш автобус прощально махал нам закрывающимися дверьми.
Наконец мы поднялись. Недосягаемый автобус по-прежнему остался недосягаемым, и нам ничего не оставалось делать, как вернуться в тот, из которого мы только что «выпорхнули», но только уже в переднюю дверь. Зато минуты через две, увидев смеющиеся лица пассажиров мы, наконец, поняли, что только что произошло и как это выглядело со стороны – 6 здоровенных, взрослых, неповоротливых девиц, вышли из задней двери автобуса, повалялись на остановке и зашли обратно. Что думали о нас пассажиры? Не знаю. Но наш истерический смех, который разразился, когда мы осознали всю комичность ситуации, мы перенесли потом и в вожделенный 29 й, который через две остановки, все же догнали.

Следующая смешная история случилась со мной на биохимии. Но прежде надо рассказать предысторию.
Дело в том, что жили мы бедновато, и одевалась я в то, что маме удавалось купить в уцененных магазинах или в детском мире, на какой ни будь распродаже.
Но, наконец, я выпросила у нее дорогой материал и сшила себе платье. Оно было из темно синего кремплина. Такое сейчас даже старушки уже не носят. А тогда – этот материал был страшно дорог. Он безбожно наэлектризовывался, прилипая к колготкам, и цеплялся ко всем неровностям и шершавостям. На что только не пойдешь ради моды – я даже под него надевала комбинацию - то же атрибут давно забытых дней, и наряжалась в него только по праздникам.
Почему я вдруг надела его на учебу – загадка до сих пор. Но факт остается фактом – надела.
Сижу на теоретической части занятия и вдруг замечаю, что партой сделала зацепку прямо по центру юбки, зацепка небольшая, но платье было для меня слишком дорого, что бы на нее не обратить внимание. Сказать, что я расстроилась – это ничего не сказать. Все. Преподавателя я уже не слушала, я разглядывала этот малюсенький торчащий над поверхностью хвостик и размышляла, как незаметнее его потом убрать.
Теоретическая часть закончилась. Вторая половина занятия проходила вокруг длинного, высокого лабораторного стола, на котором стояли пробирки, банки с химикатами, спиртовки, и из которого по всему периметру торчали какие то трубки.
Практическая часть занятий меня всегда интересовала мало. Я обычно становилась подальше и, не мешая остальным, просто наблюдала за опытами. Так же я поступила и на этот раз, облокотившись о высокий стол локтями и выставив назад свою задницу.

Минут через 10 я вдруг почувствовала странный запах паленого. «Ого – го, какой интересный сегодня опыт» - подумала я и высунулась посмотреть, что же там народ такие интересное жжет.
Но никто спиртовками не пользовался и запах, при высовывании моей головы вперед явно не усилился. Я задвинулась обратно, подумав, что мне показалось. Но нет. Вонь усилилась.
- Кто что жжет? – спросила я. Но на меня только все удивленно посмотрели.
Это уже начало раздражать. Почему запах слышу только я?
Дальше больше – воняло уже очень сильно, но ни кто не обращал внимания. И вдруг у меня под юбкой стало тепло и даже жарко. Я от страха выпрямилась и стала разглядывать в испуге стол – а вдруг там из какой ни будь трубки валит дым?
И в этот момент мою задницу, буквально припекло. Я повернулась и… За моей спиной полыхал настоящий пожар. Он как на перевернутой вниз спичке рвался вверх и уже добирался до волос.
- Мамочки, я горю – вот и все, что я смогла произнести.
Спасибо не далеко от меня стоящей одногруппнице, с быстрой реакцией, которая подбежала и забила огонь тетрадкой, а то бы я наверно могла пат. анатомом все же и не стать.
Все пожар был потушен. Воцарилась мертвая тишина и в этой гробовой тишине все воззрились на мою белую комбинацию, которая кричаще сверкала сквозь огромную дыру прожженного халата и любимого темно синего шикарного платья, с маленькой предательской зацепкой, о которой я наконец все же перестала сокрушаться.
Когда закончилась немая сцена и все дружно решили, что поджечь меня никто не мог, и это ни что иное, как самовозгорание – я почувствовала себя музейным экспонатом. Через десять минут преподавательница оповестила о самовозгорании всю кафедру и народ пошел вереницей, глазеть на мою белую комбинацию. И самое удивительное, что эта огромная зияющая дыра, меня абсолютно уже не расстроила. Я смеялась вместе со всеми и радовалась, что комбинация спасла меня от ожогов, всего лишь слегка оплавившись.
После этого случая, я поняла, что не стоит жалеть о мелочах – тфу, тфу, тфу, лишь бы не было пожара, потопа и войны.

Ну и еще один случай вдогонку.
Шестой курс – недельный цикл реанимации в третьей детской больнице.
Мы уже крутые, май месяц, скоро диплом – зачем нам какая то реанимация? Нас четверо таких «умных», которые посчитали это бесполезной тратой времени. Мы не появились ни на одном занятии, кроме последнего, на котором рассчитывали получить зачет.
Но не тут то было. Зачета нам не поставили, а значит, допуска к экзаменам не будет.
Вышли мы с этого занятия просто убитые. Времени на отработки почти не оставалось.
Но я не та, кто отчаивается.
- Нет, девчонки, так дело не пойдет – говорю – я назад, буду что-то придумывать.
Они остались ждать.
А что тут придумывать? Дальше чем строить в очередной раз глазки мой мозг ни куда не двинулся.
Ну глазки, так глазки. Девушка я была в этом плане натренированная – две минуты и он уже назначает мне вечернее свидание прямо у себя в кабинете на следующий день.
Я привычно машу головой, радостно хлопаю глазами, с таким видом, как будто я только об этом всю жизнь и мечтала и протягиваю ему зачетку, но… обычный ход вещей заканчивается его фразой:
- Вот завтра вечером и поставлю.
Вот тебе раз. Такого еще никогда не было. Ну не идти же к нему, в самом деле.
Выхожу хмурая, расстроенная, загнанная в угол и натыкаюсь на вопросительные лица моих соратниц по «любви» к детской реанимации.
- Ну что? Получилось?
- Завтра вечером в шесть в его кабинете - в трансе, еле выговорила я.
Их радостно просветлевшие лица, надо было видеть. Мне тут же были вручены еще три зачетные книжки и все куда то рассосались, а я раздавленная, осталась стоять с их зачетками в руках, так до конца и не понимая, во что же я влипла.
Однако, перспектива отдаваться первому попавшемуся реаниматологу за зачет, в мои планы не входила. Так что с утра я опять стояла в его кабинете со слезной историей о том, что до трех часов дня деканат ставит допуски, а дальше все – будет уже поздно.
- А ты точно придешь вечером?
- Ну конечно, я же обещала – с энтузиазмом в голосе заявила я – только поставьте зачеты еще и вот этим девочкам.
- Ну, вообще то все же не хорошо, что ты так и не прослушала ни одной лекции.
- Ой. Не переживайте, я никогда не стану реаниматологом – сказала я в полной уверенности, что такого несчастья со мной никогда в жизни случиться не может, да и вопрос о пат. анатомии на тот момент для меня уже был решен.
Что делал этот несчастный в шесть часов вечера в своем кабинете, я не знаю, зато я через три года узнала, что пословица « от сумы и от тюрьмы не зарекайся» не совсем полная и верная, и звучать должна примерно так – « от тюрьмы, сумы и реанимации не зарекайся». Жизнь сложилась так, что проработав первые три года пат. анатомом, я еще три года отбыла реаниматологом в институте онкологии и каждый день, выходя из душной, вонючей палаты на лестницу покурить, я стояла и проклинала ту злосчастную прогулянную неделю и себя, за то, что обманула мужика, а не просто попросила по человечески, и бога , который так жестоко мне за все это отомстил.
Но самое смешное в этой истории пожалуй то, что года два назад, через 15 лет после случившегося, я шла на работу в свой любимый морфокорпус и вдруг встретила возле третьей детской его.
Он меня узнал.
- Ну что? Не пришла тогда?
Я глупо в ответ улыбнулось. А он приобнял меня за остатки талии и тихонько шепнул на ухо:
- Ну, приходи сегодня.
Я опять сбежала.
Господи!!! Виновата, каюсь. Но умоляю – только не в реанимацию.