Сказка про балкон

    Дом стоял на улице. На большой улице. На улице… А бывает, дома стоят не на улицах. Одиноко. А этот дом стоял на улице, на большой красивой улице. И именно потому, что дом стоял на улице, он был обычным домом. Совсем не особенным.
    Построило этот дом время. Серьезно. Кто архитектор – забылось, строители – забылось, хозяин – тоже. А какая разница? Время, и все. Красивый? Да нет, просто старый дом. Конечно, лучше этих квадратов, но обычный старый дом с лепниной и длинными окнами. По вечерам на улице были, гуляли люди, всё недавно укоренелые горожане, однако, домов не разглядывали и ничего почти не видели. Даже друг друга. Да и замечать, если честно, было нечего. Если только старых знакомых? Тех, кто здесь гулял вчера. А дома? Зачем? Ничто не менялось, не горело; всё привычно, как старое кресло.
    Не часто, а скорее очень редко, как чертик из табакерки, выскакивали между старыми домами новые, и начинали стоять как-то особенно квадратно. Потом улицы становились обычными, и опять никто ничего не видел, да и видеть не старался. Город красили, иногда. Краски на всё не хватало, но официальный вид изменялся. Нет, маляры заходили во двор, но лишь за тем, чтобы захрустеть свежим огурчиком или занюхать пестрым рукавом нечто, выглядывавшее из карманов широченных, когда-то черных штанов. Бульк-бульк, хрум- хрум, и все дела.
    Внутри двора вообще некому и нечего было делать. Если чужой человек заходил во двор, то, обнюхав глазами окна и подъезды, забегал к тем жильцам, которые его пригласили. Да и что видеть? Серые, почти черные стены, осыпавшуюся штукатурку, белье, ящики внутри двора – вот и всё.
    Только человек с внимательными глазами мог обнаружить то, что одно из окон больше похоже на заколоченную балконную дверь, а под ним маленькую дырочку в стене. Действительно, это была балконная дверь. Выше необычного окна балкон был, ниже – тоже, а этого, как не было. Нет, не упал, тогда вряд ли удержался бы на стене нижний сосед. Просто балкон ушел. Ушел. Просто.
    И почему ему вздумалось уходить? Трудно сказать, трудно даже представить, что его можно понять. Хотя… Может, тоскливо стало балкону? Облупившаяся шкура, некрашеный, неухоженный. За другими хоть сами жильцы присматривают, на них что-то стоит: вещи, мусор всякий, бельё, наконец, сушится. А тут? Ни любви тебе, ни дела, ни ругани. Особенно тоскливо было по вечерам, когда еще теплое солнце садилось за зубья домов и светило прямо в глаза. Тогда в оконном стекле – дом через двор, напротив; тогда в окне балкон видел себя. Отличить было нетрудно, других таких неухоженных не было. Может, поэтому…
    В общем, балкон решил перебраться на другую сторону. Там... Там самым ранним  утром его разбудит солнце, еще чистое. Там все увидят и неустроенность, одиночество и жажду дела, покрасят, быть может.
    Пополз балкон по стене на другую сторону дома. Самым трудным было вырваться из кладки, прямо вмуровали, прямо как в тиски, в стену старого грузного дома. Балкон боялся, что кто-нибудь увидит или услышит и поэтому выбирался по ночам, покачивался, двигая плечами. Упирался во всё, что было. А дом кряхтел, не сдавался, сердился: "Моё, моё", - и никак не отпускал. Это продолжалось долго, страшно долго, невозможно долго, невероятно долго. Но однажды ночью, когда над городом прогрохотал какой-то самолет, внутри дома что-то щелкнуло, хрустнуло, проволочка что ли, балкон вырвался. Вырвался и, чуть было, не упал. Это было бы, пожалуй, глупо. Сам-то ладно, но соседи, люди внизу. Они причем? Может быть, тому нижнему пижону и следовало бы врезать, но не сшибать же?
    Если бы Вы знали, как тяжело ползти по ровной стене, да еще такому недвижимому существу, как балкон? Сущая мука: сушь, холод, дожди, голуби всякие. Сначала вбок, потом два этажа – вверх по стенке, а кирпичи обламываются, сыплются. Над этажами – еще вверх, а тут подоспел карниз. А балкон – не муха, присосок нет. И этот карниз хихикает своим железом, свысока поглядывает, да ему то что, если даже вода и капнет, то высохнет быстро. То, что ласточки прилепились – мелочь, ничуть не весят, балкон с этим был знаком. Тяжко было, тяжко с этим карнизом. Протянет балкон железный прут, чтобы зацепиться, а он соскальзывает. Однажды показалось, что крепко ухватился, но учен был, дернул, а кирпич – вниз, вниз ... Хорошо, что там никого не было, рассыпался. Так и надо предателям.
    Потом балкон долго вспоминал, как ему удалось перескочить на крышу, но так ничего и не вспомнил. Только, как  во сне: поднимаются откуда-то ярость и желание, и – уже там, на крыше. Немного жаль, что отломилось несколько, кстати, самых красивых прутьев, но ощущение легкости – прорвался.
    Светло! Как видно?… Как ясно-чисто-хорошо. Трубы – рядом, вон – птицы, а вот – большие дома, кстати, близко. И ветер, и воля. Остаться бы здесь. Так и пропраздновал балкон на крыше все лето. И дожди – ерунда, и ветер, и жаркое полуденное солнце, все – ерунда, главное – воля, волюшка.
    Дремалось хорошо, долго дрёмалось. Но один раз, сонным вечером, ближе к концу лета балкону стало ясно, Нет, не всё. Осталась главная неприятность, никому не нужен. Никому не виден, всё – сам по себе. Значит, надо отправляться дальше. Оказалось, что ползание по крыше – занятие не из легких, скользко, что-то под ногами валяется, провода запутывают. Один раз так зацепился, что током шибануло. Шум, искры, но обошлось. Вверх ползти было даже как-то приятно, но спускаться?… Не подарок, хуже, чем вверх, сдерживаться надо, не разгоняться, а то и улететь недолго. Где-то недалеко от края крыши стало понятно, что, кажется, всё. Карниз. Улица.
    Шумно-то как внизу? Страшновато глядеть, а присматривать местечко надо. Разобраться, не спеша. Перескочить через карниз – это быстро, только где? Поблуждал балкон еще недельку вдоль края крыши и все-таки увидел самое красивое место. Поднакопил немного сил, потом – вспышка (опять в памяти ничего не осталось) и вцепился в стену. Потом, конечно, привычное сползание, и балкон оказался на месте.
    Это было хорошее место. Красивое. Чистое. Высокое окно. А в окне – люди, веселые. Правда два человека, одни и те же, каждый день. Входили, конечно, и посторонние люди, но эти двое были красиво одеты. Лучше всех. А вот балкон красить никто не собирался. Занавески разные меняли, столы один раз, ах, какие столы поставили, но до балкона никому никакого дела не было. Нашелся, правда, один чудак прохожий, из тех, кто постоянно в небо глядит, привязался-прицепился. Штукатурка, мол, облетела, железные прутья кривые, никто не красит. Наверное, нездешний. Но занудливый попался. И этот человек заставил-таки покрасить балкон. Везде ходил, твердил свое, добивался, но добился хорошо. Так заставил, что не только балкон покрасили, но и весь дом отремонтировали.
    Стоял красивый балкон на доме, и постепенно ему становилось скучно. Те люди, из окна, им вовсе не интересовались, не выходили подышать свежим воздухом, цветы полить-посадить и всё такое прочее. К вечеру, когда во весь звук своей утробы по улице неслось транспортное стадо: машины разные, троллейбусы, и люди сновали из одной стеклянной двери в другую, вылетала на балкон куча окурков, захлопывалась форточка, и гас свет. Люди уходили, чтоб через время появиться и исчезнуть внизу. Правда, по улице продолжали идти горожане, появлялся свет в разных окнах, был шум, а к тому времени, когда совсем темнело, из одного ряда окон слышалась громкая музыка, и там начинало гулять веселье. Но всё это было скучно, да и из-за шума плохо слышно, не то, что разговор бабушек на лавочке или звонкое "ты чо" разыгравшихся мальчишек.
    Однажды, разглядывая, как обычно по утрам, дом напротив, балкон увидел главное место и понял, где должно закончиться его путешествие. В одном из окон второго этажа, как раз из тех, где веселилась музыка, отражался его дом, и в окошке были бабушка с внуком. Они внимательно разглядывали улицу, а малыш куда-то показывал пальцем. Вот это было здорово, балкон отсчитал окна и отправился.
    И надо же. Эти люди. Какой-то дикарский восторг. Оркестры, крики. Когда балкон переносил свое тело с одних прутьев на другие, ударил барабан… И сорвались прутья со стены. Нет, сначала сорвался ужас: "Это я? Это со мной?" Надо было срочно за что-нибудь зацепиться. Потом стало ясно, что придется падать, и надо было выбрать место, куда помягче упасть. Но внизу были люди. И, конечно, никто не смотрел наверх. И балкон зашумел, завертелся, засвистел решетками. Глупые люди, начинают понимать опасность только тогда, когда она превращается в несущийся на них поезд. Оставалось совсем немного до тротуара, когда они глянули вверх на падающий балкон. Начали разбегаться. И только двое, женщина с мальчишкой в ладони, замешкались, засуетились, а потом вовсе застыли на месте.
    А земля уже не бежит навстречу, она мчится, несется. "Ну куда же вы, куд…" И балкон завис, вернее он считал, что завис, а людям показалось, что это каменное чудовище, как будто стукнувшись обо что-то твердое, отскочило.
    Но балкон остановился, действительно остановился. И начал подниматься. Целую вечность продолжался этот подъем у земли. Покачиваясь, подрагивая всем своим существом, каменное тело, будто отталкиваясь ногами, начало уходить вверх. Очень, очень медленно нарастающая сила, не мотор, а что-то неведомое, поднимала балкон. Вот уже – крыши внизу. Птицы, уже скорость, уже холод – по штукатурке. Вот и воздуха нет, и штукатурки нет, и тело какое-то невесомое, и вопрос: "Куда я?". И ответ (откуда?): "Ты уже – не балкон, а там тебя ждут друзья. Они не балконы, да и неважно, кем они раньше были. Они – друзья".