Юлька. Из цикла Рассказы старого бомжа

 Юлька была бомжихой. И если вы думаете, что она была пьяной, грязной и собирала бутылки, т. е. была бомжихой в общепринятом смысле этого неприятного слова, то вы абсолютно правы. Юлька пила спирт, питалась с помоек и ночевала в подвале.
 При этом Юлька была красивая, добрая и веселая. Все наши очень ее любили и годились ею. Даже сейчас, если вы вдруг придете на наш пятак, возьмете бутылку и угостите местную босоту, любой бомж с удовольствием расскажет вам, как однажды настойчивая Юлька нашла на самом дне мусорного контейнера два огромных аллюминиевых бидона и медную деталь неизвестного назначения на общую сумму пятьсот тридцать два рубля, или как она одна ночью пошла на мусорку к "Июню" и там обнаружила полную шайку слегка просроченной копченой колбасы. Всю ночь Юлька таскала эту колбасу к себе в подвал и всю следующую неделю никто из наших не работал - все лежали на травке за приемкой и ели эту вкуснятину, периодически посылая гонцов сдать пару палок в ларек и купить в аптеке еще спирта. От себя добавлю, что я был невольным свидетелем того, как Юлька занималась любовью (именно любовью, я настаиваю) с Серегой-Бородой, черноволосым двухметровым атлетом из Керчи и ничего более эротичного я не видел ни до, ни после той ночи.
 Ко мне Юлька относилась с особой добротой. Жалела, наверное. Бывало, встретимся вечером, я, как обычно, пустой. Так она и стакан нальет, и сигарет даст, и, вы не поверите, украдкой, чтобы Серега не видел, сунет мне в руку фунфырик спирта - на ночь.
 Потом я Юльку полгода не видел. Попал в Александровскую больницу с белочкой, там познакомился о дним жуликом, после строил гостинницу за Зеленоградом. На наш пятак вернулся уже зимой. Такой же бомж, только сытый, чистый и упоительно, по местным меркам, богатый.
 Накупил водки, закуски, собрал всех наших. Здесь так принято. Сидим, бухаем, ребята новости рассказывают. Телепузик, дескать, еще осенью помер, Сашка с клюкой неделю назад замерз, Вальку в Александровскую увозили, мы ее уже помянули, а она вернулась - живая.
 - А Серега-Борода где, - спрашиваю, - Юлька?
 - Серега где-то денег надыбал, в Керчь уехал. А Юлька совсем спилась, совсем плохая стала. Увидишь - не узнаешь.
 Узнал. Хотя это было не просто. Бутылки Юлька уже не собирала - сил не было. Так, шаталась от точки к точке, авось, где нальют по старой памяти. Здесь наливали. Юлька пила, поминутно стреляя сигареты, потом стала падать с лавки. Сначала ее поднимали, но вскоре махнули рукой - лежи.
 Наступила ночь, я повел Юльку в подъезд, ночевать. Она была легкая, как ребенок. На площадке за мусоропроводом она прижалась к батарее и сразу уснула. Я смотрел на нее, пил водку из бутылки и злился. На нее, на себя, на всю эту жизнь.
 "Ничего, Юлька, - шептал я, - ничего. Деньги есть, что-нибудь придумаем. Завтра в гостиницу поедем, отмоем тебя, есть будешь, спать, снова есть."
 Два часа ночи, уже никто не выйдет, самое время для бомжа и я плакал уже не стесняясь.
 Когда я проснулся, Юльки рядом не было.
 Потом мы с ребятами часто обсуждали этот вопрос - зачем она вышла ночью из теплого подъезда, отошла десять метров и села в снег? Наиболее сентиментальные считают, что ей все надоело и она решила свести счеты с жизнью. Я думаю, все гораздо проще - Юлька проснулась, пошла искать спирт чтобы догнаться, но не рассчитала свои силы.
 Так или иначе, она не умерла. В больнице ей только отрезали ноги - левую, правда, всю, а правую вообще только ступню. Слава Богу!