Ч. 2. Гл 11. Кровь на кровле

Глава XI
1
На кровле отеля было весьма недурно. Поднявшись сюда по уступчатой, составляющей милую архитектурную причуду, лесенке с перильцем, я увидел ряды шезлонгов и довольно обширную свободную площадку с бассейном в центре. По этому майдану дефилировали отдыхающие. Некоторые были в пляжном облачении. Иные и вовсе раскрепощались нагими. Другие явились на светский раут при полном параде вечерних одежд. Здесь всё было устроено на вполне пятизвёздочном уровне. Крыша, огороженная выложенным мрамором барьером. Бар. Освещение. Вместе с отсветами неоновой вывески в хороводе огней пританцовывали розовые фонарики в баре, по краям бассейна и в углах парапета. В бассейне плюхались, хохоча, ныряя и радуясь жизни. В двух из нагих купальщиц я узнал подвезённых мною от «Фрегата» до отеля Вику и Лику.
В стороне от бассейна возвышалась надстройка. Это был железобетонный параллелепипед лифта, доставлявшего отдыхающих кроме десяти нижних этажей ещё и на кровлю. На это прямоугольное возвышение вела такая же уступчатая, как и сюда из номера, лесенка. На верхушке башенки в свете иллюминации и звёзд можно было разглядеть чашу параболической антенны. Осматриваясь, я принял эту направленную вертикально вверх к свято хранящим тайну пришельцев звёздным небесам полусферу за радар спутниковой связи.
— Пойдём в бар! Там такие коктейли готовят! — потянула меня за руку Марина-Галина, продолжая висеть на плече у Гены, как аксельбант на кителе Гарсиа.
— Нет, я отдохну здесь, — опустился я в шезлонг неподалёку от бассейна, продолжая оглядываться. Несмотря на то, что на кровле имелся мини-аквапарк и другие постройки, площадка была вполне достаточной для того, чтобы здесь мог совершить посадку небольшой вертолёт или «летающая тарелка». Устраиваясь в шезлонге, я невольно представил… Скрывающийся сейчас где-нибудь за шеломянем еси вертолёт таганрогского люфтваффе, зафрахтованный федеральной службой контрразведки, в решающий момент опускается сюда, на эту крышу. Из летающей тарахтелки вслед за вооружённым помповым ружьём моим кабинетным мучителем высыпают, как пластмассовые солдатики из картонной коробки под кроваткой мирно посапывающего сынули, обряженные в бронежилеты бойцы СОБРа. И начинается… Но пока что над головой ничего не тыркало и не гоняло воздух лопастями. А вот в голове! Там-то много чего крутилось встречного-поперечного. Не знаю уж, доктор, как у вас называется этот синдром! Но я предположил: а что если всё, со мной происходящее, — лишь кошмары уткнувшегося в подушку ребёнка? Что если я — только непрочный образ его сна?
Возьмите это на заметку, уважаемый консилиум: пока Сенечка возился с марками в кляссере, с паяльником и канифолью, собирая транзисторный приёмник с верой приёма сигналов инопланетных цивилизаций, пока он был занят аквариумом на подоконнике или великом в гараже — всё было ничего. Но как только в детской воцарился компьютер — началось. Крашенные яркой краской полиуретановые монстрики ожили. Из картонной коробки они проникали по ту сторону компьютерного дисплея, а, десантируясь оттуда, напоённые светом, разгуливали ночами по квартире. Сенечка лихо постреливал их, забыв и про кляссер, и про аквариум, и про уроки, а вот я… Всё чаще наша трёхкомнатная обращалась по ночам в подвижный лабиринт, по которому я бежал, преследуемый всевидящим зраком пистолетного дула. Навстречу то и дело выскакивали из-за поворотов — ковбой, Человек-паук, гигантская горилла, пришельцы вываливались целыми ватажками… Сияющие глаза сынули следили, как я отстреливаюсь или отбиваюсь от этих несметных полчищ руками-ногами: плюк! клак! — зелёные брызги. Я не высыпался, да и днём ходил как варёный. Кафедра превратилась в продолжение компьютерной игры. Глядя на коллег, я видел всё тех же персонажей из картонной коробки. И поэтому в один не самый прекрасный день я просто вынужден был сесть за компьютер, чтобы задать им виртуальную трёпку. Потом компьютерными «игрушками» увлеклась жена… Даже не меньше, чем нарядами, уважаемый магистр астрологии. Спрятавшись за дверкой шифоньера, она выпархивала оттуда яркая, как тропическая бабочка или колибри из кляссера. На симпозиум славистов её подвозил Овен на «Чероки», и она впрыгивала в шикарное авто, как в карету, только что бывшую тыквой. На конгресс специалистов по ненормативной лексике её доставлял Рак на «Ландкрузере», и она усаживалась в него, как в пролётку за шесть гривен, и неслась сквозь гвалт грачей и стук колёс туда, где моя ревность становилась ещё чернее. Что касается Козерога, то он просто забодал меня своими интеллектуальными шарадами: развалится на диване — нога на ногу — и изображает из себя этакого денди-психоаналитика. Однажды, доктор (тогда Сёмушке было 10 лет), я обнаружил под подушкой две маленьких металлических пластинки. К ним крепились два тоненьких кабеля. Они привели меня в детскую. Сын спал. На столе, на подставке из двух рогулек, стоял паяльник, пахло канифолью. Картонная коробка была выдвинута из-под кровати и опрокинута.

За дисплеем, распушив хвостище и растопырив усища, сидел вперившийся в экран Кьеркегор. Он сосредоточенно манипулировал пластмассовой «мышью». Расположившийся на столе, как в партере кинотеатра, игрушечный легион шевелился. Когда я вошёл и дёрнул за проводки, куклы, роняя друг друга, кинулись назад в коробку, а кот обернулся и мявкнул: «Ты, петух Гамбургский, мне всю игру поломал!» Конечно, это был только сон — отображение дневных событий. То осваивавший основы радиолюбительства сынок, улизнув на улицу, забывал выключить паяльник. То мурлыка опрокидывал коробку и играл с монстриками, будто это были дохлые мыши. То я заставал его за ловлей не дававшего ему покоя аквариумного обитателя — вуалехвоста. Вернувшись с работы, я выдёргивал из розетки вилку раскалённой электрокочерги, шлёпал проказника тапком, наводил порядок, сыпал сухой корм в аквариум, но откуда-то накатывало чувство тревоги, что все эти случайности неспроста!
Кстати, доктор, об острове Ниауа! И пальмы, и морской волны белеющая грудь на обоях в офисе турфирмы «Drive & driving» уже «вводили в курс». Потом клиента с помпой усаживали к компу, торжественно надевали ему на голову «корону» посвящаемого. На первый взгляд это были лишь стилизованные под «тиару жреца культа охотников за головами» наушники, но я думаю, это был пси-сканер. Как бы там ни было, уже внёсший предоплату турист погружался в звуки и краски будущего tripa. В программе тура был и побег с одного острова на другой для двоих (лодка пахи с балансиром, погоня, людоедские оргии, бегство с помощью аквалангов и добрых духов). Предусматривались и варианты для семейных: побег мужа от жены или жены от мужа с предоставлением выбранного по каталогу партнёра в зависимости от сексуальной ориентации заказчика. Для одиноких — просто побег с выбором потенциального жениха или невесты или временной подруги (друга)…
Несмотря на то, что, уже посвящённый в нудисты, я был лишь в обёрнутом вокруг бёдер полотенце — жара давила. При такой духотище вертолётные лопасти совсем не помешали бы для проветривания.

— Если не ошибаюсь, вы тот самый археолог. И вас показывали по телевизору? — вернуло меня из нирваны в рвань блуждающих огней, шумов, голосов бархатисто завораживающее окололитературное сопрано.
Обернувшись на голос, я увидел эффектную брюнетку лет этак тридцати с небольшим. Чалма по-гадючьи чёрных, отливающих зеленью в свете неона волос. Длинное, изогнувшееся на шезлонге тело. Закрытый купальник. Такие здесь были редкостью. Увидеть среди нудистов женщину в сплошном купальнике означало почти то же, что июльским днём на Морском проспекте в Академгородке встретить прогуливающегося в дублёнке. Было времечко, когда раскрепощающиеся после сталинских шарашек научные работники просто с ума сошли на шортах, беге трусцой, спортивных велосипедах.
— Да, тот самый, — отозвался я эхом из своей бочки.
— Я вас сразу узнала. У вас очень выразительное лицо.
Её глаза, которые в соответствии с романсовыми канонами так и хотелось назвать очами чёрными, блестели мокрыми смородинами.
— Спасибо за комплименты. Примите от меня ответные.
— Не хочу быть навязчивой, но уж представлюсь — Фатима Бениярова, профессор НИИ геоэнергетики при Бакинском институте геологии.
— Вот как!
— Да. Мы проводим исследования. Мы открыли. Мы назвали это энергофагами. Нечто вроде души в христианстве, буддизме и индуизме. Только не совсем. Все мифы и религии сходятся в одном: существует некая энергетическая сущность, способная транслироваться через века. Это происходит незаметно. Великий Лао-Цзы проповедовал учение о дао. Гностики называли это эонами. Возможно, кто-то приходит и уходит через наши тела, используя их в качестве скафандров. До сих пор не известно, кто написал первый трактат о дао. Вероятнее всего, кто-то, живший в Древнем Китае до Конфуция.
— Кто же? — невольно представил я украденную из моей новосибирской квартиры бронзовую фигурку китайского мудреца, его узкоглазое лицо с мочковатой козлиной бородкой.
— Вполне вероятно — кто-то, кто приходит к нам в виде геоэнергетических сгустков. Энергофаги перетекают из умерших к нарождающимся без каких-либо катаклизмов. Да и с живыми такое бывает сплошь и рядом. Тому способствует чувство, называемое людьми любовью. Любящие обмениваются энергофагами и потому ощущают приобщение к вечности и бесконечности. Недаром гений любовной лирики Омар Хайям открыл бином, названный позже биномом Ньютона. Эта математическая модель уходящей в бесконечность вечности для двоих была известна шумерам, вавилонянам, древним индийцам. Поэтому такое перетекание вполне соответствует естественному ходу вещей. Но иногда...

2

 Зрачки её глаз расширились. В них плавали неоновые огни. Фонарики приплясывли, хороводясь. Дрожали зыбкие звёзды. Захотелось раздвинуть смородиновые кусты, чтобы упиться их запахом, ощутить на губах кисло-сладкую гроздь. Но она вещала что-то такое, из чего не сваришь ничего тягучего и сладкого, в чём вязнет серебряная ложечка с вензелем «К». Ею, уважаемый доктор, вы любили клавесинно позвякивать о край фарфоровой пиалы, когда мы гоняли с вами чаи на кухне, толкуя о сущности любви. Помните? Индийский слон на пачке. Раджа верхом на нём.

— …Иногда происходят выплески, — продолжала смородиновоглазая. — Не совсем понятно — почему это получается. Тех, кто тревожил усыпальницы фараонов, пожирал Анубис. Ужасное божество с шакальей пастью. Если бы вы прочли «Книгу мёртвых»! Впрочем, с этими силами шутки плохи. Колдуны и маги умели управлять этими стихиями. Фауст. Парацельс. Калиостро. Почти все они плохо кончили. Я думаю, они знали некоторые заклинания, содержащие ключевую информацию. Некие шифры, с помощью которых можно направлять движение энергофагов. Они могли заставить переходить энергофаг от живого существа к неживому, вселять геоэнергетическую сущность в мёртвые предметы, и в том числе — в убитых или умерших людей. Возможно, кто-то умеет делать это и сейчас. Недаром сегодня так увлекаются оккультизмом, а экстрасенсорикой и паранормальными явлениями интересуются спецслужбы. По моей гипотезе — посещающие землю инопланетяне вполне могут быть некой седьмой расой оживлённых способом перекачки энергофагов в покойников. Я её назвала расой мортроков.

— И что же — они летают на «тарелках»?
— Не обязательно! Они могут жить среди нас, обычных людей. И ничем от нас не отличаться. Но в какие-то моменты они проявляют сверхъестественные способности.
— Какие, к примеру?
— Могут раздваиваться, растраиваться, словом, множиться до бесконечности. У Эсхила в «Эвменидах» за сыном, убившим мать, гонятся двенадцать Эриний! Эти сущности даже способны менять пол.
— А мыть пол они не способны? — ухмыльнулся я, желая осадить её пафос и представляя горничную-Барби в позе «слонихи». Что же касается прирезанной сынулей Орестом спутавшейся с Эгисфом неверной жены Агамемнона Клитемнестры, то её тень…
— Тень Клитемнестры, — словно сканируя мои мысли, продолжила г-жа Бениярова, — это и есть энергофаг без оболочки. Иначе говоря — призрак. Меняя пол, инкубы обращаются в суккубов. И наоборот. Всё зависит от флюидической ёмкости энергофага. Труды средневековых инквизиторов Шпрингера и Инститориса под названием «Молот ведьм» утверждают, что эти сущности без труда летают по эфиру. Средневековая, конечно, терминология. Левитация. Флогистон. Энтилехия. Флюид…
— Аид, — подхватил я в рифму, в стиле своих обычных кафедральных «подколок». — И вы верите бредням этих мракобесов-доминиканцев, чуть было не сжёгших в шестнадцатом веке на площади Инсбрука полгорода?
— Я не верю. Я синтезирую и анализирую. И в частности, в результате анализа получаю результаты. Почему в мире идут войны за нефть?
— Ну, это сырьё.
— Слишком банально, профессор! Речь, прежде всего, об освобождённой геоэнергетике. Чудовищное количество энергофагов выкачивается из недр. Коль уж вы помянули Аида, то, поверьте, Данте совсем не напрасно изобразил в «Божественной комедии» дьявола в виде затычки между Адом и Раем. Мы эту затычку выдернули.
На этих словах я отчего-то вспомнил про оборванную гуляющим сквозь стены трупом цепочку с пробкой от ванны и про водоворотик, образованный всасываемой сливом водой.
— Вы ведь раскапывали в своей жизни много могил!
— Раскапывал.
— И ничего с вами не происходило?
— До последнего — нет. Чаще всего студентам мерещилось. На Алтае — неопознанные объекты. Там, знаете ли, пары ртути. Не такое примерещится. Недаром шаманы впадали в экстаз. В Барабе, бывало, впечатлительным студенткам в озёрном тумане виделись чингисхановы тумены. Но это в тумане…

Я уж не стал распространяться насчёт собственных экстазов и эксцессов с полицией во время заграничных командировок и о беснованиях алтайцев по поводу потревоженной мумии принцессы Кадын, когда горные народности тряхнуло-таки.
— Ну вот. На Алтае всё же не зря произошли эти подземные толчки, — словно прочла Бениярова мои мысли. — Как же вы не понимаете, что откопанная вами «ледяная линза» — не что иное, как корабль-излучатель! А заключённая в ней мумия — энлэонавт.
— И что же, по-вашему — так вот в ледяной глыбе покойница стартует в космос, когда придёт время?
— Ну не всё так буквально, профессор. Речь идёт о геоэнергетических сущностях. Просто кристаллизируясь, лёд повторяет форму корабля, построенного из полевых частиц. Но то, что плато Укок — древний космодром посещавших нас пришельцев, вторая после Белухи гора Найрамдал — маяк, а пять священных вершин горного узла Табин-Багдо-Ула — своеобразный радар-лотос, лепестки которого направлены в бездны Вселенной, — несомненно. Вы, профессор, нарушили тысячелетний космокармический баланс. Вам казалось — вы хотели спасти другие линзы с мумиями плато Укок от таяния, а на самом деле вы своими действиями и вызвали это таяние. Землетрясения также связаны с тем, что вы нарушили вековечный цикл контактов земли с Ликонией и Геленией.
— Чушь. К тому же я подозреваю, что вы одна из активисток, намеревающихся водрузить над плато Укок Знамя Мира. Но, знаете ли, на моей стороне ЮНЕСКО…
— ЮНЕСКО слишком юно, а здесь речь о тысячелетиях. Мой долг вас предупредить, а там как знаете. К тому же недавно, насколько я могу судить по сообщениям в СМИ, вы откопали могилу царицы амазонок?
— Да. И на экспедицию напала банда грабителей…
— А вы не задумывались над тем, что эта банда не могла не напасть? Что она как раз и вызвана к жизни тем, что вы потревожили кости. Эта царица, насколько мне известно, при жизни была жрицей? Язычницей? Человеческие жертвоприношения. Ритуальные убийства детей! Так ведь?
— Так! Но что из того? Уж не имеете ли вы в виду…
— Как! Вы не понимаете, что означали ритуальные убийства?! И что представляют из себя языческие жрецы? А ещё археолог! Жрецы кровавых культов — это мощнейшие аккумуляторы энергофагов! Они убивали, чтобы впитывать в себя энтифлегию. И что самое главное — они знали, что вернутся. Почитайте Апокалипсис.
— Читал, и очень внимательно, — обнаружил я в собственном голосе интонации отца Иоанна Патмосского.
— Вот-вот. Откровение Иоанна Богослова. То место, где покойники встают из гробов. А загадка реинкарнации! Нужен толчок! Приход сильного духом человека.
— Ну я-то никак не потяну на мессию! Простой грешный. Заблудшая овца.
— Достаточно прочесть несколько строк сакрального текста. Тайнописи. Чтобы монстры начали выходить из подземелий на свет. Знали бы вы, сколько сейчас пустых могил! И никто не может найти костей. Впрочем, и глубины космоса — тоже одна большая могила. И оттуда может прийти такое!..
— Какое? — уже уставал я от этой пересыпанной благоглупостями эзотерической проповеди. Я уже готов был ей, как и жене своей Яне, сообщить, что камбалу, особенно на сковородке с подсолнечным маслом и лавровым листом, я предпочитаю Шамбале. Но вертелось на языке, да не сорвалось.
— Вы, кажется, расшифровали какую-то тайнопись? — подходила она к главному пункту своего закамуфлированного допроса. — Об этом я прочла в газете. Да и по телевизору в репортаже.
— Извините! — появился перед нами исчезнувший подполковник в шортах, майке и с кейсом. Можно занять вот этот шезлонг?
— Да, конечно! — сказала специалистка по геоэнергетике и, пружинисто распрямившись, направилась в сторону бассейна. Оттолкнувшись от мраморного края, она красиво нырнула в воду. Я подумал о том, что, видимо, реконструировавшему это здание хозяину отеля пришлось пожертвовать двумя-тремя номерами на десятом этаже, чтобы оборудовать это восьмое чудо света.


3

— Ну вот! — уселся в опустевший шезлонг подполковник Иванов-Петров-Сидоров. — А я вас чуть было не потерял. Пока всё идёт по плану.
Он держал на коленях свой неразлучный кейс. Почему-то мне стукнуло в голову, что это никакой не портфель для протоколов, а электронно-психотронное устройство для манипулирования всякими там зомбированными. Хотя бы вот этими мортроками. Седьмой расой. Бр-р-р! Вон там возле ручки вместо клавиши замка — кнопочка или даже несколько кнопочек. Этакий маленький чёрный рояль, вызволенный из песков. Надавливая поочерёдно на клавиши-кнопки, тайный агент манипулирует. Это же мечта любой разведки! Люди-роботы. Пусть даже покойники! Или инопланетяне. Не бредь, Гаврилов! Такой прилады ещё никто не изобрёл! А то бы подполковник уже не на этой крыше сидел, а где-нибудь в аппарате ООН! А он…
— Пока всё идёт по плану! — задумчиво повторил старый служака, выделывая пальцами по крышке кейса марш юного барабанщика Бом Бар Дира, выступающего перед потешным войском.
Гаврилов! И как ты не догадался? У него в этом кейсе передатчик! А мину он заложил под «Опель» хозяина отеля. И ждёт, когда тот в него загрузится. И тогда уж он нажмёт! И всё! Бумс! Сноп огня, клубы дыма, клочки металла и человеческих тел, как при штурме Азова. Или — нет! В этом чемодане вмонтирован пулемёт, и диверсант-террорист коварно ждёт, когда они тут все соберутся — местные авторитеты — и, засев за стойкой бара, он их, как капусту. Шквальный огонь. Мафиози валятся через барьерчик вниз, вниз, падают — кто в бассейн, кто на крону пальмы, кто на спину скульптурного дельфинёнка, шлёпаясь в фонтан. Кто — калганом об амфору у входа — тресь! Кто — в крышу «Опеля», проминая в ней впадину, — и с организованной преступностью покончено. А бравый боец невидимого фронта хладнокровно выдвигает из чемодана антеннку, вызывает вертолёт — и фьють! И ищи — свищи.
Заиграла музыка. Бодрое диско, доносящееся со стороны бара. Молодые люди встали из-за стойки, чтобы поразмяться. Учёная дама плавала в зелёных разливах неона и радужных отблесках фонариков. Подполковник маршировал по кейсу пальцами в такт музычке.
Параллелепипед лифта раздвинул створки как-то незапланированно, и из его светящегося нутра вышел малиновый клифт а-ля Махариши в сопровождении двух белых пиджаков. Всё это соответствовало исходному цвету лишь до тех пор, пока на мгновение зависало в лифте. Затем пиджаки стали зеленовато-розоватыми, как и всё здесь, освещённое фонариками и неоновой рекламной надписью. Сам Демьян Бурак со свитою пожаловали.
Подполковник отнюдь не открыл шквального огня из чемодана-пулемёта Шпагина по приближающемуся к стойке бара боссу и его двум телохранителям.
Музыка смолкла. Танцующие пары распались.

— Друзья! — поднял руку Бурак. Он был без очков. Тем явственнее обрисовалась бульба носа промеж всепроникающих гляделок с садистическим блеском. Окрасившееся в цвет картофельной ботвы, его лицо выражало довольство, спокойствие и уверенность в предстоящем сборе урожая. Он, пожалуй, походил на виденный мной во время поездки в Италию слегка позеленевший от времени бронзовый бюст Брута. И если бы не нос…
— Друзья! — повторил не древний и не римлянин, по-сенаторски приосанясь. — Этот вечер мы посвящаем нашим дорогим гостям. Нам оказали честь своим визитом бизнесмен из Англии Элтон Прайс и наш немецкий друг Эрих Кох!
От стойки бара отделились две скромно прикинутые фигуры: всё те же шорты и майки. Миллионеры, оказывается, всё это время скромно цедили коктейль, ничем не выказывая своего присутствия.
Босс подошёл к ним, облобызал каждого и, словно рефери в боксе, вынужденный признать ничью, взял иностранных граждан за руки и разом поднял вверх обе. Этот жест напомнил о его боевом прошлом заслуженного мастера, чемпиона, короля ринга.
— Я же говорил! Международные связи! — пробубнил подполковник, продолжая нервно канканить всей пятернёй по кейсу. — Этот боксёр в отставке не зря ездил на соревнования за рубеж. Было время, Бурак со своим сваливающим в нокауты апперкотом не сходил с первых полос западных газет.
— Господа! — обратился хозяин отеля к отдыхающим совсем не для того, чтобы признаться в том, что он гнусный мафиози. — Мы должны избрать королеву вечера! И это сделают наши зарубежные гости! Вы не возражаете против такой для них привилегии?
Никто не возражал.
Учёная брюнетка продолжала плавать в бассейне, несмотря на то, что все остальные нудистки, одетые и полуодетые женщины, сгрудились вокруг иностранцев на смотрины.
— Я выбирай этот рашен гёрл! — крикнул иностранец с лошадиным лицом и вывел на центр круга «мою подопечную».
— Мой не возражайт! Зер гут. Юнге Медхен! Лорелей!
Марина-Галина стояла в центре скопища. Или капища?
— Это платье! — принял Бурак-не-дурак из рук телохранителей коробку. — Даруется королеве. А эта корона украсит её голову. И станет предметом аукциона. Из коробки явилось белоснежное платье-дешёвка из салона для новобрачных — увеличенный вариант того, что было на кукле Барби, валяющейся в номере на смятой кровати. Вместо фаты на голове Марины-Галины сверкнула корона. Корона Диотимы!
Я вскочил с шезлонга.
— Спокойно! — попридержал вороных подполковник, продолжая выбивать пальцами дробь, какой сопровождают в исторических фильмах всходящего на эшафот. — Я же сказал: предоставьте событиям возможность развиваться самостоятельно.

4

Я сел. Что же получается! Пока я спал, воровка стебнула корону и уже сговорилась, чтобы толкнуть её. Как же я, олух, недоглядел! Да ещё этот подполковник Иванов-Петров-Сидоров! А я, направляясь сюда, не прихватил даже пистолета. Ну пусть бы уж не «Вальтер», так хотя бы эту пугалку — «Бэби».

Уведут национальное достояние, как и жену! Как пить дать уведут! И ведь опять всё, вроде, пустячки. Как эти прогулки с мопсихой, бег трусцой, велосипед для улучшения фигуры! Так уж получилось — кинетик умыкнул жену вместе с велосипедом. Поверьте, ваша честь, несмотря на то, что в театре миниатюр я играл Джордано Бруно, он куда больше походил на вскружившего Земле голову теорией геоцентризма упёртого астронома. И плешью-тонзурой. И своими еретическими замашками неуёмного шестидесятника. Но не через то он стал предметом анафематствований неистового Иоанна Патмосского, граждане судьи.

А через то, что спутался с Вишну, Кришной и Шивой. И хотя я, закоренелый в своём кухонном даосизме, не был сторонником оргвыводов, он со своими кинетикой и борением за слияние всех вероучений в один суперёрш, куда больше заслуживал суда и следствия. Но, как в кине с безответными вопросами к ясеню, осени, тополю, месяцу, мы как бы поменялись местами. И мне, дорогие мои сокамерники, так до конца и не понятно: почему я, а не он оказался на скамье подсудимых? Почему мне, а не ему судья, только что сделавшая причёску в парикмахерской — один к одному моя исследовательница блатной фени, — зачитала приговор. Стоя под сомкнувшимися над её головой золотыми рогами из увитых лентами снопов, она (а это была она — благоверная!) именем Са-авецких Са-ациалистических Республик огласила. Она, а не кто-то, пропела эту песнь Невменид! И прошу, уважаемый консилиум, внести это в материалы психиатрической экспертизы.

Но почему всё-таки меня, а не его! А ведь, может, как раз в его лаборатории, совсем как в Сухаревой башне Якоба Брюса, имелись колдовские порошки или кристалл, с помощью которых он подсунул меня вместо себя? Пострел был на десяток лет старше меня и поспел туда, где и моего духу не было. Это он, а не я кропал стишки, окрылялся и вдохновлялся на сходах ЛИТО Фуникова, лично знал Вадима Делоне, вначале вышедшего в Первопрестольной на лобное место, а затем намалевавшего на трансформаторной будке у сосны с берёзою надпись, требующую свободы узникам совести. От той коротнувшей высоким вольтажем штуковины и заколотило нас всех. Но был ли узником совести этот, словно вырубленный из нестареющего бука, последователь Буковского? Склонность Яны к поклонению деревянным идолам обнаружилась ещё во время нашей поездки в Полинезию, позже её умиляли тотемы и коряги в фойе Дома учёных; в обнимку с сим тьмутараканским болваном я обнаружил как-то свою половецкую княжну после бурной обмывки моей докторской диссертации.

+++
Меня-то, уважаемые коллеги, после зоны по утрам было с дивана палкой не поднять, а он бегал трусцой вниз по прешпекту от Института гидродинамики до ДК «Юность», намереваясь обрести младость вечную. И моя жёнушка побежала. Вначале, правда, не за ним, а за разгонявшим микрочастицы физиком-ядерщиком. Но, разогнавшись, быстро от него отквантовалась. И убежала в дурманящие золотодолинские папоротники и купавы, хотя ей больше нравилось гадать не на ромашках, а на рюмашках. У Яны ещё на первом курсе обнаружилась необоримая тяга к дядям старше неё, да и он явно страдал извращённой формой лолитизма. К тому же они укрепились не только в физическом родстве, усевшись на спортивные велосипеды, но и в духовном, распевая под бренчание на гитаре лагерные шансоны (их я не переваривал, предпочитая блатняку старинные романсы, джаз, рок-н-ролл, песенки Шаинского). Чтение Бхагават-гиты, бормотание мантр, санскирит сцементировали кирпичи этого ашрама, шрамом лёгшего мне на сердце; до инфаркта, конечно, дело не дошло, но аритмия долбанула, несмотря на моё ушу и китайскую гимнастику. Бхагават-гита плюс гитара на бельевой верёвке, ещё помнящей необъятные трусы сбежавшей от педофила жены перестарка, — и они оказались повязанными, накрученными на незримые колки струнами и слились в жажде гармонических созвучий.

Влюблённые медитировали, колесили на велосипедах между верхней и нижней зонами, пока я отводил Сёмушку в садик по утрам, забирал по вечерам и варил кашу с молоком. Порою мне уже казалось, что не было никакого ИТУ под Каинском, а всё произошло в пределах академгородковских зон. Из поездки в Дели благоверная привезла ожерелье с нанизанными на нитку миниатюрными черепами «из слоновой кости» (на самом деле это была ширпотребовская пластмасса) — и окончательно укрепилась в вере. Обзаведясь огненно-рыжим париком, она возомнила себя жрицей бога Агни. Позже, отец Иоанн, выяснилось, что во время индийской поездки странный тип вовлёк жену в тенета чуждых верований. Они поклонялись каменным истуканам и созерцали психокинетическую машину, с помощью которой древние индусы дробили гималайские твердыни, а это уже было посерьёзнее обнимашек со стилизованным под тотем телеграфным столбом в чертогах Дома учёных! Кинетик последовательно возгорался Агни-йогой, мунизмом, догорев наконец, как бикфордов шнур до динамита в подкопе, до учения генерала-космиста, обещавшего срастить разбегающиеся по закоулочкам клочки растерзанной Советской империи с помощью живой и мертвой водицы.

5

Моя, рывком пробившаяся из падчериц в принцессы Золушка — ну сущая кукла! — сияла. Она была обряжена в белое платье и корону, имеющую форму загадочной индийской психокинетической машины — пять дуг, сходящихся в одну точку, — а теперь к тому же один из иностранцев обувал ей на ноги туфельки. Встав на колени. Вот цирк! Вот так же и благоверная вертелась перед зеркалами супермаркетов! Дома она ныряла в шифоньер, чтобы часами перебирать паволокы, узорочье, шелка, бархаты, крепдешины, муслины. И надо же учинить такой спектакль! И куда смотрит милиция?! Ведь это сокровище в розыске. Хотя, может быть, бравый кэп Безбородько и несёт вахту у входа.

— Сейчас состоится обряд посвящения в королевы красоты! — громко оповестил всех похожий на Брута жлоб. На шее предавшего Цезаря канальи отливала зелёным и малиновым цепь из жёлтого металла. И хотя желтизны особо не было видно, она прямо-таки лезла в глаза.
Рядом со мной и подполковником появилась гибкая мокрая брюнетка. В отблесках неоновых трубок, составлявших буквы названия отеля, она вся отливала зелёным, словно те змеи, что выскакивали на меня из глазниц мумии, когда она попыталась овладеть мною в машине, а потом выползли из телека в номере, как фото ню из стены в камере. И перед, и зад этой Шахразады вполне соответствовали рубенсовским кондициям. А старые мастера по-прежнему на аукционах нарасхват. Специалистка по геоаномалиям взяла со спинки шезлонга махровое полотенце и принялась вытираться.

— А! Возрождение языческих культов! — понимающе прокомментировала сотрудница НИИ геоэнергетики при Институте геологии Фатима Бениярова. — Я же вам говорила!
— Посмотрим! — буркнул я, понимая, что сейчас состоится торжище, и корона Диотимы будет продана за бесценок. Возможно, потом из неё наделают цепей-«верёвок». Проценты от продажи получит королева этого шабаша, и они с трудом покроют наше пребывание в пятизвёздочном бедламе, где любое желание выполняется влёт.

До того развалившийся в шезлонге, как ковбой на плетёном стуле в салуне, подполковник взвился, словно его ужалила одна из вездесущих ос, и, представясь, усадил Фатиму на прежнее место, не преминув при этом приложиться неандертальскими губищами к ручке.
— Вина?! — подкатила столик, уставленный бутылками и заваленный фруктами эбеновая мулатка в одних узеньких купальных трусиках-стрингах. На этом столе моей оторванной головы на блюде пока не наблюдалось.
— Пожалуй! — осклабился подполковник. И, пренебрегая сервисом, ухватил бутылку, бокал, яблоко. Зажурчало. Булькнуло. Хрустнуло на зубах-жерновах. Не успел я сморгнуть, как резидент и галантный шевалье, двинув кадыком, «хлопнул» содержимое и, утираясь тыльной стороной обильно оволосённой лапы, наполнил по второму кругу. Беспардонное хваталово тут же полезло под крышку кейса (так лезут под юбчонки малолеток без согласований с мамами и папами); мини-рояль из песков оказался весь открыт — и оттуда явились щедрые чаевые в виде сотки с зелёненьким, как змей из телеэкрана, и ещё больше позеленевшим в свете неона, обакенбарденным Франклином. Шеф угощал.
Опять заурусила музычка. Двое иностранных гостей подхватили блистающую короною звезду пиршества и повели её к лесенкам, приспособленным к возвышающемуся на кровле параллелепипеду лифта. Они быстро взбежали наверх. Приблизились к чаше радара. Но это был не совсем радар. Или даже совсем не радар!

— Петуха! — режиссируя, крикнул отнюдь не бедный Демьян.
В руках одного из зелёных пиджаков бился, хлопая крылом и вытягивая шею, кукарека, напомнивший о курятнике в хозяйстве хиппаря Василия. Переливчатый, как хамелеон в момент опасности, пиджак буквально взлетел наверх, словно его вознесла туда бьющая крыльями птица, и с ликующим криком оторвал петуху голову. Оросив платье королевы вечера кровью, хлестнувшей из горла ещё хлопающего крыльями пернатого, да и сам узюзюкавшись, мастер-палач бросил петуха в чашу.

— Ну что я говорила! Язычники! — резюмировала Фатима. — Ведь где-то купили эту параболическую антенну! И используют её отнюдь не для приёма телеканалов. А так вот! Кровь жертвенную собирают!
— Дикари! — согласно кивнул подполковник и, накатив ещё, придвинул до того пустовавший шезлонг поближе к учёной даме. А вот тебе, Гаврилов, в этот момент было не до выпивки и женщин!

Ну где же, где этот юноша с башмаками-костоломами на длинных ходулях и прыщами на петушиной шее?! Ведь не ему же сейчас башку оторвали! Где вертолет?! Где СО-Б-Р-Р? Подлететь, сорвать корону с головы этой дурочки. И всё! — спасено национальное достояние.
— А теперь делаем ставки, господа! Корона царицы амазонок! Археологическая древность! Первоначальная цена — двадцать тысяч долларов! — не таясь, огласил Демьян стандартную брокерскую агитку.

Внутри у меня похолодело. Моё дао съёжилось и завибрировало. Двадцать тысяч паршивых баксов за абсолютно бесценную вещь! Нацдост — за крашеную резаную бумагу! Это же цена золотого лома — не более!

И тут, уважаемый доктор, хоть утирайте пот своим париком с косичкой, хоть ложечкой по давно пустому чайничку-заварничку позвякивайте, я увидел, как вытягиваются челюсти босса, и его голова, деформируясь, превращается в голову шакала. Анубис! Ужасный и безжалостный. Да, док, это был он!
— Пятьдесят! — крикнул первый иностранец.
— Фифти файв! — перебил второй.
Остальные благоговейно молчали. Такие цены были им явно не по зубам.
— Шестьдесят! — повысил ставку немец.
— Шестьдесят пять! — накинул англичанин.
Начался затяжной торг.

За десять минут ставка возросла до полумиллиона.
Иностранцы продолжали торговаться за каждую тысячу.
И вдруг поднялся подполковник. Ну щас — очередь из чемодана-огнемёта, и все валятся к чёртовой бабушке! Остальным, выжившим, — руки за головы. Ну и — вертолёт, вызванный по рации. Солдаты в бронежилетах.
— Полтора миллиона! — выкинув руку с пальцами, выставленными в виде обозначающих «викторию» «рожек», крикнул подполковник.
— Я не ослышался? — с грозными нотками в голосе рыкнул Демьян Бурак, сорвавшись с места и подойдя вплотную к набычившемуся подполковнику, оскалил шакалью пасть. Из ворота пиджака торчала бронзовая, отливающая зелёным, заострённая по-крокодильи вытянутой пастью голова с ушками топориком и горящими рубиново-красными глазками. Мне даже показалось: на сжатом его кулаке — боксёрская перчатка, и если что не так!..
— Полтора миллиона! — повторил подполковник.
— Полтора миллиона — раз! Полтора миллиона — два! Полтора миллиона… Три! Продано! — как-то разочарованно почти прошептал хозяин гостиницы, имитируя удар маклерского молотка бухнувшим в ладонь-наковальню кулаком-челюстедробилом. — А теперь платите, господин! — оскалился он на ветерана-гэбиста.

Телохранители, оставив королеву торжища витать в небесах звёздных на манер первой женщины-космонавта, сбежали с пьедестала и зорко наблюдали.
Ну, сейчас! Сейчас подполковник выхватит из кейса гранату — и… А дальше — всё по плану. Пулемёт. Вертолёт. СОБР.

Руководитель спецоперации по изъятию нацсокровища нажал на клавиши-замки кейса и, перевернув его вверх тормашками, вывалил под ноги боссу кучу пачек с баксами. Музычка пресеклась. Был слышен глухой стук рушащегося бабла.
— Ровно полтора миллиона! Можете не пересчитывать! — нагло солгал руководитель-лжемиллионер, умолчав про только что профуканную сотню баксов.
— Ха! Да ты кто такой, кореш! Нефтяной магнат с тюменского Севера или маг с тридесятого сервера?! — сразу повеселел босс и, переступая через кучу денег, которую кинулись собирать телохранители, обнял подполковника. Его голова опять была головою теперь уже совсем не бедного Демьяна Бурака. Стриженая. Без торчащих топориком ушей. А наоборот — с прижатыми.


© Copyright: Юрий Горбачев, 2010