Шоколадный шейк

Поздно вечером в мою квартиру входим мы трое. Я и два моих друга изрядно пьяны. Молчание паркета режет скрип когтей - ко мне бежит мой пес Олег - он рад мне даже когда я держусь за стену, которая на самом деле уже пол.
Я раньше думала что встречать меня будет всегда только он один. Я здесь все решаю, я навожу порядок, зарабатываю деньги, мою окна, выращиваю и продаю свиней, варю борщи, забиваю гвозди и прочищаю трубы. Зачем мне кто то еще, кроме пса?
А потом...
- Покажи ее
- Сейчас сейчас
Я вешаю ключи на гвоздик для ключей, вешаю пальто на гвоздик для пальто, вешаю носки на батарею для носков, ищу куда же повесить себя и не нахожу места.
Я мою руки в раковине, умываю лицо пенкой, пока мои спутники проходят в огромную комнату, рассаживаются на барные стулья,барабанят пальцами в ожидании и осматривают картины на стенах и у стен.
Цвет моего дома - белый внизу и черный наверху. По углам торчат хромированые шесты в дырах как у пожарных - я съезжаю по ним со второго этажа когда лень спускаться по лестнице. Съезжаю по правому и оказываюсь прямо у бара - коньяк коньяк. Съезжаю по левому - и оказываюсь возле круглой ниши в полу, застеленной шкурами - кровать кровать.
Моя пещера.
- Да где она?
- Сейчас сейчас
Так сразу нельзя. Нужно готовится. Во встроенном кухонном шкафу, где хранятся в банках макароны и рис, рядом с жестянкой под надписью Мука, чуть левее банки под названием Трава стоит круглая коробочка с надписью Кокаин - мы прокладываем три 60-е трассы на зеркальной поверхности стола карточками American Express.
- Она точно здесь?
- Конено.
- Как ты говоришь, зовут ее?
- Сима. Как кошку.
- Серафима?
- Вообще то Симона. Но можно и так, по русски.
Собака суетится у ног, потом ложится крендельком, головой на тапки которых я не ношу.
Я откидываюсь назад на стуле и тихонько посвистываю.
Ну сами напросились....
Шкуры в нише в полу начинают вдруг шевелиться - медленно копошиться и расползаться. Обнажается гладкая глянцево-черная рука, затем спина, шея, бритый затылок. Дальше шкуры уходят от ягодиц, как будто им больше невыносим постоянный экстаз горького шоколада, потом бедра - широкие и покатые - бедра Женщины - именно так, с большой буквы. Точеные икры, маленькие бело-розовые пятки - вот все что успела она намочить в том высохшем озере, откуда белые вышли белыми, а черные остались черными отмыв лишь пяточки и ладошки.
Лица моих приятелей вытягиваются в струны - оно и понятно, зрелище впечатляющее, на такой вот эффект расчет и был. Ангорская шерсть - алмазно белая, осторожно съезжает с абсолютно черной женщины вниз - Сима потягивается еще не встав, изгибается всем телом - видно круглые, длинные и косые крепкие мышцы, они катаются под черным атласом ее кожи туда сюда - небрежная, привычная проверка работы точнейшего человеческого механизма. Видели пантеру в зоопарке. видели черную женщину Фриды Кало и все не то по сравнению с этой эфиопской царевной.
Я ухмылаюсь, оглядывая приятелей - лица их окаменели, челюсти отвисли и слюна льется на стол, на остатки порошка. Я их отлично понимаю - хоть вижу каждый день это зрелище, оно по прежнему меня завораживает - Сима встает и у всех встает, смеюсь я. В таком состоянии они поставят свою подпись хоть на договоре о продаже души, хорошо что мне это пока не нужно - им повезло.
Сима встает. Сима уже встала - у меня живет вот она, черная женщина с кошачьим именем, черная кошка с женским телом.
Во всей своей невозможной красоте она стоит перед нами нагая, ее дедушка видимо съел достаточно людей, чтобы внучка его стала богиней во плоти - узкая талия, полные груди, соски как маленькие выпуклые украинские ночки, на животе шрам. Зевок, легкая улыбка, первые шаги в мою сторону - походкой животного, знающего что нет ему равных нигде и ни в чем.
- Добрый вечер - голос грудной и чуть хриплый, звериный акцент - звук "р" будто бисерины на ее языке.
Мои гости молчат. И будут молчать, они бандерлоги перед удавом Каа, пока я не сделаю того что должна сделать.
- Сима ты ужинала?
Кивок
- Оденься. Видишь у нас гости. Это живые люди, а не статуэтки, оденься, вот Андрей, а это Максим, пускай они хоть заговорят.
Она черт возьми непослушна, но это и отлично, потому что вместо одежды берет мои плечи, целует шею "Я рада тебе"
- И я рада тебе. Ты купила то платье?
Приходится идти на хитрость. Как ни крути - она дома, она вольна вести себя как знает - а для чего иначе нужен дом.
- Купила
- Меряй. Покажи скорее.
Она уходит по винтовой лестнице вверх и мои гости через несколько секунд начинают медленно оживать. Андрей жадно пьет коньяк огромными глотками, Максим судорожно выдыхает и улыбается - он более стойкий, у него в разных городах по жене - в общей сложности штук пять.
Спрашивает:
- А ты не боишься ее мужа?
Я запрокидываю голову и начинаю ржать
Ахаха ... ее мужа...ахаха ... я...боюсь?...ахаха
Люблю такие шутки
Сима вышла. Золотое платье в пайетках, она похожа на жрицу, на певицу MIA в тяжеленных украшениях GIVENCHY
- Так вот и пойдешь со мною завтра на прием. Чтобы все охерели
Дальше обычно течет ночь. Сима не отходит от меня дальше чем на 30 сантиметров - горячая, жадная до любви - флюид ее разлит в воздухе и мужчины трясутся мелкой дрожью несмотря на количество снюханного и выпитого релакса.
Под утро они уходят и в темноте коридора Андрей, резко повернувшись хватает меня за плечи и жарко шепчет: "Отдай ее мне, отдай слышишь, все что угодно меняю на нее, моя она, проси что хочешь, отдай"
Я улыбалась вежливо, глядя через его плечо на Симу, поводящую ушами в темноте комнаты так, что тяжелые золотые серьги зазвенели как льдинки, глядя в ее кофейные глаза, сказала ему:
- Иди домой, Андрей.
Он нехотя, очень медленно ушел, еще раз на нее обернувшись.

***
Еще не открыв дверь ключом я слышу ее крик.
Вбегаю в квартиру - она на своем месте,в шкурах - изогнутая невыносимой болью, все вокруг в крови.
Выкидыш
подлетаю к ней, шепчу что то, складываю ее руки - они не слушаются, скребут наборный паркет.
Боль.
Ломает ее великолепное тело - и кровавый комочек между черного мрамора бедер
Выкидыш
Руки у меня в крови, кровь на кнопках телефона и скорая - черный ты или белый, богатый или бедный - ко всем едет одинаково - невыносимо медленно.
Невыносимо
Медленно
она уже не кричит, она стонет, мяучит
Я смотрю на кровавый комок - новорожденный
Погибший
Медленно
Невыносимо

***
Первое ее утро дома после больницы. Я встаю очень тихо, боясь разбудить, думаю - чем бы порадовать - сварить бульон, испечь пирога....Но беспокойство излишне - она уже на ногах, крутится перед зеркалом в ванной, куда то собирается и - абсолютно беззаботно, так, что хочется выть - насвистывает.
- куда ты?
Она поворачивается. Облокачивается руками на раковину за спиной, долго смотрит - кофейная плантация Эсмеральде колышется вокруг зрачков. Потом говорит, сквозь губы, цедит, слова даются ей с трудом, то не хотят вылезать, то выпрыгивают как белки.
- Я хотела...чтобы это наш ребенок....я знаю. Я знаю, что ты хочешь детей. Но ты боишься рожать - а я - смотри, я создана чтобы рожать, я думала - я смогу
Подходя ближе берет мои руки в свои и кладет себе на бедра
- Сима....- нужно срочно найти слова, какие нибудь любые просто начать говорить ей
- Молчи. я хотела чтобы это наш ребенок я радовалась когда узнала что беременна, сразу окончательно порвала с мужем, я знала - тебе сын нужнее я знала, я думала, я смогу
- Сима. Сима. Ты знаешь. Я не могу обещать тебе вечность. Ни в этом, ни в каких других случаях. Разве что в Лондон на выходные, разве что вот так, пожить у меня безправно, зачем тебе это, подумай, тебе нужна любовь, ты создана ради любви, вся ты - любовь сама по себе, но я не могу дать тебе ничего этого, разве что в Лондон на выходные....ребенок бы ничего не решил
- Я знаю. Я надеялась. Но на самом деле я это знаю. Но ты все равно. Это. Говоришь.
Не выдержала. Я учила ее не плакать. Не выдержала. Отвернулась и слезы падали на соломенный пол моей ванной.
вышла, задев меня плечом.
- Куда ты?
- К Андрею. Он ждет меня. А ты можешь теперь просить у него все что хочешь.
Только тогда я заметила собранные чемоданы и квартира вмиг стала пустой хотя она вот здесь еще стояла и пес молчал сидя у стенки и глаз не сводил с висящих вокруг нас невысказанных слов.
в дверь позвонили - вошел водитель Андрея, по прозвищу Мика - про него ходят слухи что над пробками на Ленинградке он втупую летает. Поздоровался, взял чемоданы, вышел и она вышла вслед, мягко прикрыв дверь.
Мы с псом переглянулись и я пошла наливать нам коньяк - мне в бокал, ему в миску.
Игал Вертинский хоть было тихо, весь вечер мне мерещилось ее тело на белой ангорской шкуре.

***

после этого мы виделись лишь однажды.
я приехала в морг и передо мной она лежала теперь вся сжавшаяся, плоская какая то, земное притяжение тянуло ее плечи вниз. Глаза ей никто не удосужился закрыть, кофейную гущу покрыли мутными смертельными стеклами. Она была все исполосована, до неузнаваемости изуродована, но и невозможно было не узнать ее. Эти руки, именно ее линия жизни, изодранная теперь и ногти поломаны - ползла куда то. Нож в нее втыкали с о****инением и ненавистью - все видно все видно и до сих пор этот запах ненависти висел над ее телом, созданым для любви...
Я покачнулась. Потом на улице меня вырвало.
- Сима....Сима....кискискис
Андрей тогда, говорят, схватил нехилый дозняк. И она сама, до того презиравшая порошок, переехав от меня стала большой его поклонницей. На фоне этого они видимо и скандалили. Я ничего об этом не знала, мне не хотелось тревожить ее, как мне казалось, на новом месте счастливую. Поэтому встречаясь нечаянно на презентациях и вечеринках, я проглатывала комок горячей шерсти в горле и сухо подавала ей руку. Она улыбалась, казалось - искренне. Другие рассказывают, мол он застал ее с любовником, и любовника вообще не найдут никогда, даже маленькую его часть. Третьи говорят, что с любовницей его застала она и сама начала драку.
Сима. Начала. Драку.
Мне этого не представить. Так говорят.
Мне после ее ухода от меня тем утром достались доля в хорошем предприятии, парочка нехилых откатов со сделок и три мерседесовских мини вэна - салон в коже и дереве.
 Я молчала. Андрей хорошо знал цену таким женщинам
Придя домой после морга, я легла на пол рядом с собакой, свернулась вокруг его теплого тела в позу эмбриона - на том самом месте, где Сима пол года назад лежала в крови, и двое суток оставалась без движения. Собака ходила вокруг меня, тыкаясь носом, то лежала, то уходила, то возвращалась, ела из миски и пила разбрызгивая воду по стенам.
Мой пес - единственный кто всегда рад мне даже когда я держусь за стену, которая на самом деле уже пол. И встречать меня будет всегда только он один.
На третий день я встала, сменила одежду, вышла на улицу, поехала по своим делам, купив по пути гляссе.
Андрей за пол миллиона кажется всего то замял это дело и уехал в Мадрид. Богиня лежала в морге в луже запекшейся крови, окончательно мертвая, совсем некрасивая, ненужная более никому.