Это прикол - 6
Ой, да что мы знаем об этой жизни!
Не далее, как во вторник, мы со Светкой шли в пиццерию за пиццей на сметане, да не шли, а бежали, потому что я ее торопила «нам сказали за семь минут, а прошло уже десять!», и я шла посередине пути, где весь снег растоптан туристами, а она по краю тага, где никто не стоял. Разумеется, там никто и не махал лопатой, как мы, и там лежал снег. Возможно, на льду. Она взяла и навернулась в своих валенках со стразами. Да еще и завопила «Ой, Ира, я ногу сломала! Немедленно вызывай скорую!!»
- Да, ладно, - сказала я ей, подавая руку, - Что ты выдумываешь?! Как можно сломать ногу на ровном месте?! Вставай, давай.
Светка сначала покраснела, как свекла, а потом побледнела как слива:
- Вызывай скорую… - прошептала она, закатывая глаза. Тут уже все сбежались. Мы ее посадили на мой трон номер 2, и стянули валенок. Я теперь все грешу на валенок. У Светки он был как кремень, да еще со стразами. Да еще больше на три размера. Что у ней там за ножка – как у козы – 35-й размер – подвернулась в валенке, а валенок не подвернулся, как подвернулся бы сапог, просто ни правый, ни левый, мы валенки, стоял, как стоит. Она на него и грохнулась своим юбилеем. Ей ведь тоже пятьдесят. И валенок переломился, переломив ей подвернувшуюся ногу.
- Как же так могло стать, Ира? Как же так могло стать, Ира?! – повторяла Светка, как в бреду, пока не приехала скорая.
- Я не знаю, как, - отвечала я, - я не знаю, как, Светик, - и отвечала, очевидно, тоже в бреду, - ты не сломала ногу, ты не могла ее сломать, это растяжение, или вывих…
А сама мучительно думала – я ее торопила. Я орала, что прошло десять минут вместо семи. И не уследила, как она шлепнулась. Могла бы, при ее-то размере, пустить ее по растоптанной середине, а сама бы прошла по краю. Что мне в Люськиных сапогах на цигейке, про которые Люся сказала «я тебе даже не буду говорить, сколько они стоят» (Хил или Хем-Фигер). У них подошва как скалы в Калелле, а у Светки валенок в галоше, гладкой, как попка младенца.
И уж как-нибудь могла бы поддержать. Руками взмахнуть, чтоб повисла на них,что ли, или, например, ножку подставить, чтоб хотя бы на нее упала, а не на свой валенок. Истерзалась вся.
Уже через сорок минут стало известно, что Светка ногу сломала.
11
- Ну, при чем здесь ты?! – возмущался Серебряный вечером за кофе у Коли (я-то по вечерам кофе не пью, а тут и вообще), - Это пана Соукупа надо засудить, что у него перед неоплаченными станками снег лежит! А люди не спрашивают, оплаченный или не оплаченный станек, когда идут по базару.
- Так ведь и с крыш лед падает, - сказала я, в защиту пана Соукупа. Я представила, как Светка судиться с Соукупом будет. С таким же успехом она могла бы судиться с войлочно-суконной фабрикой.
- Это у Светки карма такая, - вдруг сказал Саша, - что-то она такое совершила в прошлом.
- Боже, Александр, - простонала я, - тогда я должна была бы свернуть себе, по меньшей мере, шею.
12
- Как вчера все прошло?
- Я только проснулась.
- Ты сегодня не работаешь?
- Я домой приехала только в два часа ночи, и до четырех еще заснуть не могла от перевозбуждения…
- Хорошо тебе.
- Да, мне хорошо.
- Хорошо погуляли? Интересно было?
- Не то слово.
- Ну, рассказывай… или лучше письмом? Или прозой?
- Давай я тебе расскажу по порядку.
- ОК. Не перебиваю.
- Это бывший японский ресторан. Нас туда Павлов с Виталиком еше водил. По две тысячи за вечер выбрасывал, куражился. Там теперь какие-то продвинутые чехи бомонд организовали – сценаристы, режиссеры, музыканты, писатели даже собираются, очень модно и сцена есть.
Ну, и презентация книги Наташи Волковой, моей любимицы, она была в таком шикарном голубом платье, отделанном серебром. Она читала, а знаменитый скрипач Шонерт аккомпанировал ей. А потом Левицкий вышел, и сказал, что пользуется случаем вручить антологию писателей русского зарубежья «Берега России» автору, присутствующему на сцене, и Ирине Беспаловой, присутствующей в зале. Из всей Чешской Республики в антологию вошли только три автора.
- Кто третий? – крикнула я.
- Ваш покорный слуга, - скромно сказал Левицкий, и я взбежала на сцену, и тут все как захлопали!
А надо сказать, в зале было не менее шестидесяти человек. Потому что помимо Наташиной презентации, была презентация какого-то казахского музыкального дуэта, девчушки сидели за моим столиком, я их вдосталь нафотографировалась, просто восточные красавицы. Какая кожа! Какие глаза!! И пели они чудесно, и в зале присутствовала казахская молодежь, что явилось разительным контрастом к нашим старушенциям-активисткам, таскающимся на каждое литературное заседание в РЦНК.
Гейлова сидела, разумеется, по мою левую руку, она написала эпиграммы на многих членов союза, и все ерзала, чтоб вырваться и прочитать. И бутылку красного вина заказала, и тарелку сыра – это нам Левицкий по сто пятьдесят крон «писательских» выдал – жетоны, которые используются в этом ресторане.
Потом была презентация какого-то молодежного театра – два юноши и девушка – тоже очень хорошо, смешно, современная сценка с использованием Интернета и старого сапожника Гурама. И они тоже были с друзьями, и поклонниками, просто волшебная атмосфера царила в зале. Потом певичка, которую я и раньше слышала, и она на меня не производила никакого впечатления своими романсами, вдруг вышла в макияже Светличной из «Бриллиантовой руки» и спела «Помоги мне». Фурор. Это, конечно, Сережа придумал, он все пытается привнести в наш союз частичку эротики, и в последнее время в этом преуспевает.
Потом Наташа снова начала читать из книги, и я поняла, что она выросла:
И страшно, сквозь горечь и муть,
Ответ простой обрести,
Что мой единственный путь –
Есть вечный поиск пути.
Потом Блюменталь, мой Державин, потом Гольдберг, мой любимец, потом сам Левицкий, в общем, мы все переобнимались и перецеловались. Вдруг-таки вырвалась Гейлова. И давай тараторить. Под всеобщий хохот! Всех пропесочила! И меня в том числе. Мол, я вижу, что пою, и пою, что вижу, и вот всенародно поклялась героиню утопить, утопила, а бес-то в ребро и попал!!
И что-то я оскорбилась на этого беса. Говорю – ты просто обыгрывала мою фамилию, у тебя куриные мозги, тебе нельзя пользоваться русским языком, но это уже было на второй бутылке вина.
Хорошо, Наташа начала танцевать, она великолепно танцует, она даже преподает в престижном чешском клубе бальные танцы. И партнер у нее подстать. Дипломатическая выучка. Просто глаз не оторвать от этой пары, все споры прекращаются. А ко мне подошла тетка с радио Свободы, и стала рассыпаться в комплиментах моей прозе, незаметно для себя я переместилась за ее столик, так мы душевно общались. Маша – так тетка представилась – предложила мне вести на радио Свободы какую-нибудь рубрику о пражских художниках. Я ей сказала, что они почти все вымерли, их задавили принтисты. Я сказала, что я подумаю.
Тут Гейлова со всеми наобщалась, и присоединилась к нам. Вышло все как всегда. Все уже разошлись, а мы втроем так и остались до закрытия ресторана, по-моему, до часу ночи или около того, нас никто не выгнал. Маша в конце концов сказала, что «бес в ребро» - так говорят о сорокалетних мужчинах, которые начинают ухлестывать за восемнадцатилетними девушками. Я хотела возразить «двадцативосьмилетними женщинами», но передумала.
- Так, Эдди, я устала. Пойду чего-нибудь съем, а потом продолжу.
- Мчась ночным трамваем, я изучала антологию, оказывается, ее издал не Питер, а Москва, по итогам 2 Конгресса писателей русского зарубежья, при поддержке Правительства Москвы, руководитель проекта Максим Замшев, тот самый Замшев, о котором я писала в «Не клянись», руководитель Конгресса писателей русского зарубежья, помощник Владимира Баринова. Тот самый Замшев, которому я летом отправила письмо, в котором писала «ты же настоящий поэт, сделай же что-нибудь!», так это, оказывается Замшев меня в сборник вставил. С тем самым отрывком из «Десяти дней из жизни», который я ему тогда послала. Первых три дня! Получилось как-то куце. Тем более, авторы, на первый взгляд, представлены очень сильные. Что ты по этому поводу думаешь?
- Эдди!
- Ты куда исчез?!
- Ты домой поехал? Не дождался конца повествования?
- Ну, во-от, дорассказывалась…
Свидетельство о публикации №210121901288