Посвящение тестю
Попав в семью, у меня пропали все иллюзии о прелести семейной жизни, моя новоиспечённая супруга, постоянно ругалась со своей мамой, моей тёщей. Ну и тёща ей тоже не уступала в любви к скандалам, их ругань напоминала мне выяснение отношений, двух пьяных биндюжников в портовом кабаке, столько грязных созвучий струящих глупость, яд и злость, я ни когда не слышал. А ведь это женщины, одна из них носит под сердцем моего ребёнка, мои попытки как то обуздать разгневанных женщин, заканчивались тем, что мама и дочь, бросались на меня, обзывали «Приживалкой, иждивенцем, лентяем и пьяницей». Мне было больно слышать подобные слова, но ответить им я не мог, из чувства врождённого такта и я молча, склонив голову выслушивал всю ту мерзость извергаемую в мой адрес.
Единственной отдушиной, в этих нескончаемо серых семейных буднях был мой тесть, Егор Михалыч. Человек суровый и жестокий, забойщик скота на мясокомбинате, приходя вечером домой, с окровавленным свёртком, говяжьих потрохов, украденных с работы, он требовал щей и водки. Если же тёща вдруг пыталась устыдить его за недостойный образ жизни, то словесный поток, каким обливал её тесть, был нескончаем и полон прекрасных русских наречий и витиеватых словесных оборотов. Тут уже подключалась Раиса, достойная дочь своего отца, понятно что доставалось и ей, после чего наши женщины, обливаясь слезами переставали ругаться, видя всю бессмысленность попыток, переспорить главу семейства.
Тесть молча вставал из за стола, со словами, «Пойдём отсюда зятёк, нас здесь не ценят и любви от них мы не дождемся.» И мы уходили, вначале шли в общественную баню, попарится. Где мужики, увидев размер детородного органа, моего тестя, благоговейно расступались и с уважением уступали ему место в парилке, а я на правах родственника с гордостью занимал место по правую руку Егора Михайловича.
Потом мы шли в пивную «Парус», где пили пиво с водкой, рассуждали о политике, футболе и женщинах. Понятно что сколько людей, столько и мнений, но вот беда тесть мой был человек упрямый и считал свою точку зрения, единственно правильной. И потому когда у него заканчивались аргументы, бывший десантник, а ныне лучший забойщик комбината, разбивал пивную кружку о голову оппонента и дискуссия переходила в беспощадную битву, между сторонниками однополых браков и их противников.
Обладая чутьём дикого хищника, Егор Михалыч чувствовал скорое прибытие ментов и мы незаметно удалялись, оставляя в пивной хаос и разрушение. Затем мы отправлялись к любовнице моего тестя, кладовщице Зине, доброй и порядочной женщине, матери замечательной восемнадцатилетней девушки Олеси. Пока мой тесть предавался утехам Эрота в спальне с одинокой Зинаидой, я в зале учил юную Олесю, всем известным мне премудростям искусства любви. Хотя это ещё вопрос кто из нас был учитель, а кто ученик.
Уходили мы только на утро, я шёл домой, а тесть направлялся на работу, однажды Егор Михалыч обнял меня по отечески и сказал, «А знаешь Андрюха, зови меня папой.» Растроганный подобными словами, сурового тестя, я прослезился и ответил, «Спасибо тебе, папа.» Придя домой, я вновь услышал в свой адрес, множество нелицеприятных слов и сравнений, но мне было всё равно, я знал что вечером придёт папа, и я буду отомщён. Но в этот вечер тесть не вернулся, раздался звонок телефона и нам сообщили что Егор Михалыч погиб, попав под копыта стада коров, больных бешенством и ящуром. Лишь я один, искренне рыдал у гроба тестя, понимая как тяжело мне теперь придётся без покровительства этого достойного человека.
Сейчас, что бы прокормить двух вечно скандалящих баб, я вынужден работать, устроился на мясокомбинат, забойщиком скота, на место тестя, мне даже досталась его кувалда, с табличкой лучшему забойщику от профсоюза. Но когда мне становится особенно тяжело, от бесконечных скандалов и упрёков, я иду в баню, потом пивную, а вечер заканчиваю у кладовщицы Зины и её очаровательной дочери Олесе. А кстати, беременность оказалась ложной.
Свидетельство о публикации №210121901326