Хутев, Вы гандон

"Хутяев, Вы гандон."- сказал мне один знакомый критик, в то время когда я ещё был начинающим автором. Тогда я трудился, внештатным корреспондентом в районной газете "Сельский Оратор" и писал пафосные статьи об исполненном героизма, трудовом подвиге селян, во время уборочной и пел оды восхищения главе района Чеснокову. Так же я писал стихотворные очерки в стенгазету районной поликлиники, о пользе прививок, важности женской гигиены и вреде неразборчивых половых связей, но это так, халтура. Всё было днём, ночью же я корпел, над титаническим трудом, в духе "Вечного зова". О психологических переживаниях и душевных драмах, жителей моего села. И вот окончив роман, я пришёл к единственному, образованному человеку в нашем селе, учителю литературы Николаю Филимоновичу Ананьеву, предложил прочесть ему мой опус и высказать по этому поводу свои мысли.
"Хорошо, Хутяев, зайди завтра,"- сказал учитель.
На следующий день, я был уже у дома Ананьева. Я трепетал и волновался, думая, что же скажет мой первый читатель. Войдя в горницу, я увидел страшную картину, по всему полу, были разбросаны листы моей рукописи, на которых, валялись обнаженные Николай Филимонович и пышнотелая доярка Марго. В этот миг, они с хохотом смаковали эпизод из моего романа, о сексуальной близости одинокой старушки Матрёны и пастушка-дурачка Димки…
 …"Димка, любишь пряники"- вопрошала старушка.
 "Очень люблю,"- отвечал дурачок. "А вот такой пряник, ты пробовал?"- спросила развратная старуха и задрала подол своей засаленной юбки. "Ух, ты - удивился Димка,- а он чё, сладкий?"
"Слаще мёда, дурачок,"- ласково отвечала старуха…
Развратная парочка, вновь захохотала, их безумный смех, жестоко ранил моё сердце художника. "Как вы могли…- едва сдерживая слёзы, спросил я Ананьева. И тут он произнёс, слова, которые до сей поры, терзают мою душу. "Хутяев, вы гандон. Более отвратительного и пошлого чтива я не читал. Бросьте литературу, займитесь делом, ведь вы не плохой скотник."- закончил унижать меня, учитель.
 Уткнув лицо в ладони, дабы скрыть свои слёзы, я убежал, а в след мне неслись насмешки, полные презрения. В сенях я наткнулся на вилы, которыми сельский педагог чистил навоз в коровнике и мой униженный разум, тут же родил жестокий план мести, по-сельски бессмысленный и беспощадный. Я вбежал в комнату и вонзил орудие сельскохозяйственного производства в спину насмешника. Он страшно захрипел, изо рта и носа потекла кровь, учитель повалился на бок и издох. Вы наверное думаете, что и доярку постигла та же участь, но как не странно, на обломках моей мечты, вдруг родилось новое чувство, прекрасное и вечное как сама жизнь, я полюбил Марго. Это прекрасное в своей порочности создание, испуганно забилось в угол, видимо я её чем то напугал. "Ах, не пугайся меня прелестное создание,- целуя, успокаивал я Маргариту,- я не причиню тебе зла." Мы оба были пленены сетями Амура и в течении двух, сладострастных часов предавались, безрассудным утехам и нечаянно охватившей нас любви. Прямо на листах моего шедевра, в обществе покойного учителя литературы.
 Когда мы закончили, вместе и одновременно, мы оделись и дабы скрыть следы, подожгли жилище учителя. Пьяный участковый, не заметив вил в спине, записал в протоколе, что гражданин Ананьев, будучи в нетрезвом состоянии, курил в постели, отчего и произошло возгорание. В результате которого гражданин Ананьев Н.Ф., погиб на месте происшествия.
 Сейчас мы живём с Марго, она как и прежде работает на ферме, а я зачислен в штат газеты "Сельский Оратор", получил не плохой оклад и за особенно правдивые дифирамбы в адрес господина Чеснокова, имею частые премии. Единственное что порой терзает меня, это то что, я не забрал рукопись из дома учителя и она сгорела. Хотя если верить булгаковскому Волонду, рукописи, они же не горят.