Лейтенант Хутяев и наркоторговка из Таджикистана

Лет пять тому назад я работал в милиции, в должности младшего дознавателя. В мои обязанности входило путём пыток добиваться признательных показаний от подозреваемых. В виду своей нелюбви к людям, работал я хорошо, даже замечательно. У меня был набор дознавателя, пассатижи, паяльная лампа, флакон с кислотой и небольшая шлейф машинка. Как вы понимаете работу свою я любил и ответственно относился к ней, не было случая, что бы кто то смог устоять против моего изощрённого метода дознания. Все калолись и сдавали своих подельников. Некоторое время моё фото даже находилась на стенде, "Лучшие сотрудники нашего РОВД" а наш начальник, майор Агафонов говорил, "Хутяев, ты правильный мент" и ставил меня в пример молодым сотрудникам.
 Но однажды произошла со мной история, которая перевернула всю мою жизнь. В тот вечер я дежурил, наряды ППС, приводили пьяных, я уныло составлял административные протоколы, мечтая о настоящем деле. "Эх, расколоть бы какого нибудь маньяка-педофила,"- мечтал я, в промежутках между составлением опостылевших протоколов. Тут наряд ППС привёл местную дурочку Наташу. Она была дешёвой проституткой, ублажала гастарбайтеров, а деньги несла своему спившемуся отцу, стукачу, по прозвищу Васька Косой.
 " Чё, опять у всего отдела отсасывать?"- весело спросила Наташа. Два молодых ППСника, повели её в подсобное помещение, я взглянул им вслед и принялся перелистывать затёртый порнографический журнал. Через некоторое время молоденькие менты, утолив свою похоть, подошли к дежурке и предложили мне сходить к Наташке. Немного возбудившись, от вида обнажённых женщин и рассказа о том, как пульсирующий стержень Джека, с трудом вошёл во влажную щёлку Кристи, я согласился, нужно же как то скрасить своё ночное дежурство.
 Войдя в подсобку, я увидел Наташу стоявшую на коленях. Я подошёл к ней, без особого энтузиазма расстегнул ширинку, своих форменных брюк и дурочка приступила к делу. "Надо же, - думал я, - умом природа не наградила, а сосёт как камазовский компрессор". Но тут до меня донёсся шум, быстро застегнув ширинку, я покинул подсобку и бросился в дежурку. Следователь Михальчик со своей опергруппой, вернулись после проведения операции по задержанию наркоторговки из Таджикистана. По усатой женщине, которая была с ними я понял, что операция прошла удачно и теперь у меня будет работа на всю ночь. Нужно же узнать, кто поставщик, где остатки зелья, ура лейтенант Хутяев снова в деле.
 Закрывшись с презренной торговкой мерзким зельем, убивающим нашу молодёжь, в дознавтельской, она же пытошная, я спросил, "Ну что, Зульфия будем калоться или как?" Таджикская женщина лишь говорила, "Не понимай, не понимай." Сейчас поймёшь, подумал я и зажег паяльную лампу. При ярком свете сего слесарного инструмента, я увидел усталые, обречённые глаза, исполненные отчаяния и муки. Впервые мне стало жаль подозреваемого, не знаю почему но я захотел узнать историю Зульфии и отринув сталь в голосе, нежно спросил, "Отчего ты выбрала подобную профессию?" Осознав, что мучить я её не собираюсь и протокол не виду, бедная женщина, начала свою полную трагических эпизодов, историю.
 "Родилась я в Таджикистане, в ауле, неподалёку от городка Алибакан. Родители мои были простыми крестьянами, выращивали хлопок и мне с детства приобщали любовь к земледелию. В пятнадцать лет, как только я закончила школу и у меня стали расти усы, мой родитель выдал меня замуж, за сына бригадира тракторной бригады, получив калым, в размере трех баранов и двухсотлитровой бочки салярки. Мужа моего звали Саид, знатный механизатор, смуглый красавец с густой шевелюрой, цвета армейского гуталина. Мы жили счастливо, трудились на полях нашего совхоза, рожали детей, даже однажды получили путёвку в Ленинград, за честный и самоотверженный труд. Ходили в Эрмитаж, Мариинский театр, бродили по Петербургу Достоевского. Там впервые я увидела безусых женщин и тоже решила сбрить свои, густеющие усы. Но Саид сказал, что не позволит мне этого сделать именно за эти усы, так сочетающиеся с моим цветом глаз, он и полюбил меня. И я оставила эту затею.
 Затем был девяносто первый год, развал союза, нашу солнечную республику наводнили талибы из соседнего Афганистана и Саид примкнул к ним, превратившись в безжалостного религиозного фанатика. Он заставил меня носить паранджу, трёх наших сыновей стал водить в мечеть, а если вдруг они отказывались, ссылаясь на болезнь и сезонную аллергию, он жестоко избивал их, а мои попытки заступиться за детей, кончались и моим избиением. Пытаясь урезонить, жестокого отца семейства, я вспоминала нашу полную романтических чувств, поездку в город Ленинград, показывая наши фотографии у Медного всадника, у "Авроры" и на Сенатской площади. Но он порвал эти снимки, запечатлевшие наше прежнее счастье, утверждая, что западная культура пытается разложить мусульманский мир и разобщить его, а затем уничтожить всех последователей пророка Мухаммеда. Вы не поверите, он даже сжег все книги Достоевского, какие были в нашем доме. Фёдор Михайлович, в чём виноват перед Аллахом, недоумеваю я, до сих пор. Затем американцы ввели войска в Афганистан и мой Саид отправился на войну, за веру, в составе Таджикского батальона "Среднеазиатский легион шариата." Вскоре он попал в плен, обкурившись, они не заметили как попали в американский котёл, под Кандагаром. Сейчас он на Кубе, в лагере для военнопленных, "Гуантанамо", присылал пару раз открытки, ракушки и пальмовую ветвь для сыновей, пишет, что ему там нравится, хорошее питание, солнечная погода, виден океан из окна его камеры, наверное, он больше не вернётся.
 А я же осталась с тремя смуглыми непоседами на руках, абсолютно одна и никому не нужная. Но тут из Афганистана вернулся друг Саида, Равшан. Он тоже примкнул к талибам в своё время, но не ради веры, а лишь из за того, что бы беспрепятственно переправлять героин через границу и дальше в Россию. За несколько лет, проведённых в Афганистане, он обрёл связи и высокопоставленных покровителей. И вот теперь он в память о прежней дружбе, предложил мне отправиться в Россию, и заняться распространением наркотиков. Лишь ввиду бедственного положения я согласилась заниматься этим отвратительным делом и вот теперь я готова понести справедливое возмездие. Пытай меня, лейтенант Хутяев!!!" истошным криком закончила она свой рассказ.
 Дослушав до конца её грустное повествование, я разрыдался, впервые в жизни из моих глаз брызнули слёзы. Мне захотелось сделать что нибудь хорошее для этой отчаявшейся женщины, конечно у ментов такое редкость, и обычно таких выгоняют из органов, за несоответствие, но мне было уже всё равно. Я вышел из пытошной и направился в подсобку, где Наташа брала в рот у опергруппы, следователя Михальчика. Я оттолкнул от Наташки порочных ментов, поднял с колен дурочку-проститутку, и повёл за собой. В след мне неслось, "Ты чё летёха, творишь." и "Хутяев, мудило оставь шлюшку." Я не обращал внимания на оскорбления и целеустремлённо вёл в кабинет Наташку.
 Войдя в пытошную и увидев Зульфию, дурочка испугавшись, бросилась к выходу, но я схватил её за шиворот и вернул обратно. "Наташка, обратился я, к падшей девке, что можно сделать, что бы она вновь была похожа на женщину?" "Побриться, отвечала Наташа, любительница гламурного "Дома-2", проредить брови, а то они у неё уже срослись, сделать эпиляцию ног и подмышек, ну и накрасить, тогда она, быть может и будет похожа на женщину." "Приступай,"- отвечал я, доставая свой пыточный набор. Ужасные, пугающие крики Зульфии разносились по всему отделению, а сотрудники РОВД, переглядывались, слыша содрогающие нервную систему вопли наркоторговки, мол Хутяев, зверюга, знает своё дело. Им было и невдомек, что я просто был сторонним наблюдателем, взирающим на превращение монстра в красавицу. И вот когда Наташка закончила, я увидел ту, которая приходила ко мне в грёзах, когда я уставший от суровых будней младшего дознавателя, в одинокой и унылой постели, ментовского общежития, занимался онанизмом, рисуя в своём сознании образ кареглазой, персидской принцессы, из стихов Лермонтова, столь же прекрасную, сколь и недоступную. Глядя на неё, я вдруг понял, что больше никогда не смогу жечь людей паяльной лампой и втыкать раскалённые отвёртки в бедро подозреваемого, в моём сердце, жестоком и циничном, впервые поселилась любовь, та о которой писали Шекспир и Пушкин, ангельски чистая и чертовски страстная. Но как оставить на растерзание моим коллегам, этот безупречный идеал моих полуночных грёз, и у меня созрел план. Обещаю, что это будет последнее проявление моей жестокости. Взяв в одну руку табельный пистолет ПМ, за номером 652389, а в другую ладонь Зульфии, я вышел в коридор РОВД.
 Все кто вставал у нас на пути, получал пулю в лоб, рука моя была точна, била без промаха, взгляд был холоден, с отблеском стали, самурайского меча, а в голове звучала песня "Группа крови", Виктора Цоя.
 На утро мы ехали в поезде, по направлению к Санкт-Петербургу. Я читал утреннюю газету, передовицу которой украшали красочные снимки ночной бойни в РОВД и заголовок: "Обезумевший мент, перестрелял своих товарищей и скрылся с подозреваемой в наркоторговле таджикской женщиной в неизвестном направлении, в живых осталась лишь одна проститутка, которая раскрыла тайну зловещей ночи, нашему корреспонденту."
 Теперь мы живём в Петербурге, Зульфия пользуясь своей безупречной красотой, стала топ-моделью в одном известном модельном агентстве, я же выступаю её продюсером. Недавно приезжал её муж Саид, американцы отправили его на родину. И он приехал на заработки в Россию, делал у нас ремонт. Умолял Зульфию вернуться, но она отказалась, ссылаясь на то, что он не разрешает ей брить усы, да и вообще ей очень сложно простить мужа, после всего того, что ей пришлось пережить по его вине. "Я люблю Хутяева, он настоящий мужик," закончила она и выгнала Саида, не заплатив за ремонт, да ещё припугнула миграционной службой. У Наташки тоже всё сложилось замечательно, благодаря кровавой бане, устроенной мною в ту ночь, она стала знаменитой, её приглашают на различные ток-шоу на ТВ. Предложили сниматься в сериалах про ментов, ведь кто как не она знает всю подноготную МВД.
 Вот такая история, лейтенанта Хутяева и наркоторговки из Таджикистана.