Берег утопии, РАМТ. нет, не рецензия. восприятие

там, на другом берегу.
вот только, похоже, оказалось, что нет у меня в ближайшем будущем другого берега.
этот контраст между чудесным священнодействием на сцене, беготней за цветами в антракте и яблоками с баранками и тем, что ждет вот почти сразу, прямо у дверей - как-то необычайно символично, у дверей, не так ли? - убивает.
что-то такое необычайно естественное и очень личное для всех - скольких там? двухсот? - человек, сидящих в зале.
такое искреннее. необыкновенное. нежное, ранимое, невинное и даже, пожалуй, хрупкое. не терпит злых взглядов и обыденности. чудесно.
как-то оказалось, что нужно выходить из скорлупы хотя бы потому, что у них не было возможности в нее спрятаться, и вдруг получается, что такой прекрасный, нежный, хрупкий и ранимый мир давно уже, похоже, растаял, остался эфемерной пыльцой смеющихся нот и крупинок хороших снов, а снаружи - что-то такое вульгарное, недоверчивое и, наверное, чуточку пошлое.
Что не так на картине?
Они кричали и плакали, умирали друг для друга и для себя, пели песни и боялись жандармов, они спасали Россию и устраивали революции - а мы на улицах матом и с закрытым сердцем. Что не так на картине?
и это ведь так больно.
но боль делает людей. мы учимся скрывать боль, а зачем? потому что нам кажется, что это неприлично, и еще из-за слабости, которую мы еще иногда называем гордостью, чувством собственного достоинства.
а я плакала. я плакала, когда умирала Любовь. когда Тургенев кричал "Нет!". Когда Белинский, уже в воспомнинаниях, уже мертвый, говорил: "Тургенев прав."
когда дарила цветы.
с каким колоссальным трудом дались мне слова. "Спасибо, большое-большое вам спасибо." - я не смогла сказать ничего больше. Наверное, и не надо было.

спасибо.