Ч. 3. Гл 18. Корабли-отражатели

Глава XVIII

1

На заваленном рукописями столе в кабинете главного режиссера — бардак и разгром, как на поле только что проигранной битвы. Духота к тому же. Я смотрел на мясорубочные крутилки вентилятора — и перед моими глазами всё ещё вращались вертолётные лопасти.
— Вам, Гаврилов, надо съездить на курорт, отдохнуть, — вещал из своего «судейского» кресла Яков Михалыч Остапенко. — Глядишь, сценарий и утрясётся. На море куда-нибудь. Как-никак бархатный сезон! Ну зачем вы всем героям понадавали имён работников студии? А меня и вовсе вывели в образе мафиози? Что вы тут насочиняли? Послушайте сами: «Утопленники наступали, раскинув лапы, и, словно слепые, ловили нас. Эвелейны, мерцая, вбирали в себя энергофаги. Между тем, один из них одновременно успевал манипулировать с раскрытым чемоданчиком, вновь напомнившим о чёрном рояле в белых песках. Он сидел на самом крайнем трупе, у которого торчала из глаза стрела, шевелил сегментами-челюстями и блестел матовыми фасеточными глазами. Длинный, жилоподобный язык его тянулся к груди мёртвого бандита, из которой выглядывал клинок изъятого у меня ритуального ножа Диотимы. По языку-жиле струилось и пульсировало нечто, а лезвиеобразные хитиновые когти насекомо-рептила давили на клавиши с характерным щёлканьем. Управляемые таким образом утопленники передвигались какими-то рывками…»

Этот студийный студень начинал меня раздражать. Не понимает условностей искусства!
— Сценаристку-соавтора нашего оскароносного фильма «Барабинские застенки» Яну Георгиевну превратили в свою неверную жену, — продолжал моллюск. — Директора картины Демьяна Бурака «Золото амазонки» — в скупщика краденого. Для того ли мы вам давали просмотреть этот принёсший нам многомиллионные доходы кассовый фильм? У нас как-никак студия, а не балаган! Вы к нам в столицу из Зауралья? У вас образование историка, учёная степень, и это чувствуется. Так и напишите нам сценарий из жизни русских царей! Что-нибудь величественное! Из седой древности можно. Вы что-то про Азовское море невнятно, перескакивая с пятое на десятое, взялись сочинять — и запутались в постельных сценах, ценах на туры, на натурных съёмках, инопланетянах. А в тех краях ведь и битва на Калке произошла, и Святослав Владимирович дал хазарам прикурить!
— Знаю. Как ныне сбирается вещий Олег!
— Вот-вот! И недалеко совсем, на притоке Дона — Непрядве — Куликовская битва произошла. Вот кладезь вдохновения! А у вас автоматы-пистолеты! Вы же сибиряк!
— Воспеть подвиг сибиряков-гвардейцев под Москвой?
— А почему бы нет! Если бы не героические сибиряки, мы бы сейчас тут не сидели, на метро б каждый день не катались, в Третьяковке бы перед «Троицей» Андрея Рублёва не медитировали. А в вашем сценарии — сплошные любовные треугольники. Возьмите, к примеру, покорение Сибири Ермаком! Голливуд ведь снял покорение Александром Персии! Ну а у вас вместо Индии будет Камчатка, куда Ермак Тимофеевич, увы, не дошёл. Вместо Инда — Иртыш, в котором он утонул, насколько я помню. Тоже параллели. Вы же так их любите!
— Но Голливуд вывел образ гомика! А у нас кто будет петухом Гамбургским? Иван Кольцо?
— Не надо понимать всё так буквально! Если не устраивает Ермак, обратитесь к алтайскому эпосу, ханты-мансийским легендам. На тюменском севере — нефть, капиталы олигархов крутятся. «Шах-абаз-пром», «Накось-Юкось», «Горилльский Никель». Чем не спонсоры! В Кемерово — уголь. В Красноярске — металлургия. Зачем изображать труп донбасского шахтёра в «Запорожце»! На Донбассе шахты — банкроты. А в Кемерове… Не лучше ли изобразить живого прокопьевского забойщика! Напишите, наконец, что-нибудь про Ульянова и Крупскую в шушенской ссылке. Вы же сидели — знаете, что такое преследования за политические убеждения. Ну, на худой конец про Меншикова в Берёзове что-нибудь сочините!
— Про моего тёзку Александра Данилыча?
— Вот-вот! Эта ваша неадекватность! Александр Данилыч графским титулом обладал, а вы кто? И потом — я не пойму этих ваших претензий на роль главного героя! Вы что, себя Расселом Кроу или Брэдом Питтом возомнили?
— Наверное, всё-таки Брэдом… Или Брэдбери…
— И это, в самом деле, так! Фантаст! Вы хоть отдаёте себе отчёт — в какой бюджет выльются все эти поездки съёмочной группы в Нью-Йорк, Буэнос-Айрес, на Алтай! Я уж не говорю про подводные съёмки, самолёты, катера, массовки, трюки и спецэффекты! Вы же нас разорите! Фильм про диссидента в Барабинском ИТУ почему окупился? Потому что не надо было никакой бутафории. Суровый реализм… Герой-борец лежит себе на нарах и думает. А у вас что за типаж! Ему что — скипидара под хвост капнули? Беготня. Драки. Перестрелки. Вы слышали, что в институте кино-тики и умиротворения создали лабораторию кино-лоботомии? На экран проецируются комплексы пациента, из осколков распавшегося Я извлекаются образы счастливого детства или беззаботной юности, оформляются в сюжет — и снова вводятся в мозг. Вот и вы положительного героя выведите! А то послушайте, что вы пишете: «Четверо бугаёв в аквалангах тащили нас с Мариной (или Галиной?) назад в морскую пучину…» Так с Мариной или с Галиной? Вы определитесь. И потом, не многовато ли крови? Тут у вас и оторванные головы, и отчленённые ноги и кисти рук, живущие самостоятельной жизнью! А сына, кота, скворца вы зачем в боевик вставили? Это же другой жанр. Ну и при чем тут митинги, политика? А это передразнивание имён — к чему? Нехорошо! Марина — прекрасная девушка и великолепный монтажёр. Рома Гостев — оператор от бога. Галина у нас очень неплохо работает по гриму…
— Вы имеете в виду братьев Гримм?
— Ну вот — опять вы за своё. Каламбур на каламбуре. И даже к финским скалам бурым я обращаюсь с каламбуром! Вы в них вязнете. А нужна динамика… Послушайте, что тут у вас за ахинея? «…Давай, Тавлур, вынь из ножен свой обоюдоострый меч! Выпей из кубка! Звёзды Королун и Танайя зовут нас на кровавый пир! Уже растворены облачные врата Ликонии, уже струится алый сок жизни по лезвию ножа, пришедшего с небес, уже кричит на алтаре твой сын, выходец из моего чрева. Это жертва бессмертия в честь бога Тайруна и богини Тамиас!»
Он прочёл заклинание, чего не советовала делать специалистка по геоэнергетике, аномальным явлениям, землетрясениям.
Его лицо поплыло, обретая скальный цвет. Зубы скалились. На бурых щеках проступали не то татуировки, не то наскальные рисунки. Кайчи?! Но карие очи, очи как ночи принадлежали Фатиме Бенияровой.
— Сексуальные проблемы с женой? Говорите, вам пришлось уволиться из Института алтаеведения и опять вернуться на кафедру мировой истории потому, что опозорычились с лаборанткой Аллой? После Пазырыка? Аха! Три раза исчезала находка? Два раза за границей? Один раз в Новосибирске? Осведомлён Интерпол? Впуталась международная мафия? Они находили и возвращали, а мы не можем? Вы ведь посещали сеансы в институте кине-тики и умиротворения вместо того, чтобы сразу ко мне явиться, как советовала супруга. Вот видите, сколь опасно околонаучное шарлатанство! У вас, по-видимому, произошла персонификация образов подсознания. Ваш папа, кажется, ушёл от вашей мамы? А потом мама не позволяла вам встречаться с папой… Да ещё после посещения тренинга вы зашли в кинотеатр и посмотрели фильм «Одиссей». Ну и… Вполне естественно! Произошла подсознательная инверсия. И не отдавая в том себе отчёта, вы впали в несознанку. Ваша психика разложилась на образы — отец, сын, тоскующая в одиночестве жена. Знаете — Улисс, Телемах, Пенелопа. Причём Пенелопу окружает свора претендующих на трон женихов. Это разновидность фрейдистского комплекса — отец убивает своего сына и стремится переспать с женой любовника собственной жены. Ведь вы что-то рассказывали про супругу коммерсанта Олега Клару… А это бывшая жена Романа, с которой у вашей супруги роман приключился. А как раз с Кларой-то вы во время чартера в Шанхай…

— Да! Клара у Карла украла кораллы. А Карл у Клары украл кларнет… Полная симметрия…
— Ничего! Такие мании случаются. Но легко исправляются посредством перефазировки кармы. Этот аппарат недавно смонтировали и даже испытали в гараже юные дарования, подающие надежды как в электронной музыке, так и в практическо-реабилитационной психиатрии. Да, да! Как бы ни раздражало вас слово карма из-за либидоидного неприятия китайского ширпотреба и недокорма в детстве! Что касается вашей жены, то она тоже попала под влияние шарлатанов из НИИ кине-тики и умиротворения. Но мы с ней во всём разобрались. Вся проблема в том, что она выросла без мамы, её воспитывал дедушка, отсюда и тяга к мужчинам много старше НИЁ. Она говорила вам, что задерживалась в парикмахерской. На самом деле она бывала у нас и прошла курс...
Действительно. За спиной госпожи Бенияровой с колпаками фенов на головах длинной шеренгой восседали блаженствующие клиенты и клиентки. И среди других — жена моя Яна. Это НИИ змеи было оборудовано не хуже Таганрогского ФСК.
— …Она внесла плату и за себя, и за того… То есть за вас. Сейчас мы и вас подключим к аппарату — и карма встанет на своё место. А то, что она и с Самуилом Рувимовичем, и с Педофилом Михайловичем… Э-э! Я оговорилась… С этим, как его! Ну, после того, как перетаскивали фортепиано, и потом все были пьяны. Вот — вслед за вами стала рифмовать. Это называется индуцированный психоз!
— Но я так слышу. Так диктует Агафирс с третьего уровня.
— Я не знаю, кто такой этот Фирс-ага, — просунулись из очей жгучих леденящие глазёнки Яши Остапенко. — Но мы даром гонораров не платим. Вы всё-таки получили аванс. А вас вон куда занесло! Но не богадельня же у нас! А студия художественно-исторических фильмов…
Он встал. Удивительно посвежев, он напомнил мне Молодого. Те же прыщи на шее. Тот же кадык…

— А про психофазотрон, энтифлегию, энергофагов, мортроков, эвелейнов вообще пока лучше помалкивать, — вертел Остапенко в руках гордость студии — статуэтку, вручённую за фильм, просмотрев который я словно бы оттянул лагерный срок. В главном режиссере окончательно проявились все черты Молодого — кадык, прыщи, залысины.
— Вы хотите, чтобы нас привлекли за разглашение секретов спецслужб?! — поигрывал он железякой, будто бы намереваясь треснуть ею мне по темечку. Он подошёл ближе. Поправил что-то над моей головой, от чего по поверхности внутричерепных извилин прокатились волны знакомого тепла, защекотало в спинном мозгу…

Бурая финская скала распалась на две убелённых сединами вершины у истоков Катуни. Это были директор института Сергей Юрьевич Потятов («И ты, Брут!»), и зав. кафедрой Самуил Рувимович Гладов («И ты, тьмутараканский болван!»). Аннигилировав, они обратились в Бурака и Швыдкого. «Выходит, пыточная в одном из номеров отеля! Они, стало быть, университетскую кафедру под него закамуфлировали! И я никуда не сбежал, а попался к ним в лапы!» Бурак прилаживал к моим вискам присоски с проводками. Остапенко трещал клавишами компьютера.
— Расслабьтесь, — гипнотизирующим голосом произнёс Яша и мурлыкнул. Он протянул руку к моему виску. Из рукава пиджака выглядывала кошачья лапа с подушечками и коготками. — Представьте, что сокровища амазонок спасены и находятся в спецхране Исторического музея. А вы отдыхаете в отеле или на диване в своей квартире…

2

Хлынула по ветру макулатура кинодрамы — она была повсюду, сколько бы ни сглатывало ее мусорное ведро в отеле, сколько бы ни выносил я на помойку… И тут появились они. Фу-файтеры. Корабли-призраки. Летающие каноэ. Или как их там! Они возникли из ниоткуда. Они сгустились из предвечернего солнечного света.
Доллары витали. Григорий ронял гидросамолёт в штопор, рубя листы сценария лопастями винта на мелкую лапшу. Вертолёт сваливался и пикировал следом, наматывая бумагу, как в далёком детстве мальчишки — цветные ленточки на спицы велосипедных колёс, чтобы просверкать рулём и ободьями в праздничной колонне мимо Кепкина. Клара больше не стреляла. Три корабля-призрака веретенообразной формы стремительно мчались. О том, как, отстреливаясь от бандитов и полезших из воды мортроков, мы отступили к подхватившему нас белому самолёту — не буду. Марина уже уговаривала Григория рвануть в Турцию, сунула ему мокрой рукой вынутую из презерватива пачку долларов, но купюры подхватило ворвавшимся турбулентным потоком — и, требуша, потащило по ветру. Обсыхая, я разглядывал огненные веретёна. В их утолщённой части хорошо были видны эвелейны Агафирс, Апи и Аракс. Я немного удивился, увидев в руках Агафирса знакомое мне экспедиционное ружьё охранника Серёжи из Таганрога. Ещё больше меня изумило, что позади полупрозрачных сидений каждого эвелейна стояло нечто, весьма мне напоминающее обличием… Неужели! Неужели студенты Рита и Слава были переодетыми в антропоидные скафандры эвелейнами? А охранник Серёжа — Агафирс! Ведь он же говорил мне о трёх ипостасях эвелейнов! Значит…

— Да! Рита — это Апи, Слава — Аракс, — оглаживала мои извилины мяконькая лапка с подушечками.
Фу-файтеры быстро скользили по скленевому небу, приближаясь к падающим Ма Фу Ланю и Юджину Барлоу. Бывает такое, уважаемые участники международного симпозиума. Отправившиеся по домам коллеги по раскопкам вдруг начинают валиться на голову с неба, как рыбины из облака, — такой феномен где-то кто-то когда-то наблюдал.
Сквозь золотисто-красноватую, отливающую малиновым и розовым прозрачность паранормальных объектов отлично было видно, как серьёзны и сосредоточены одновременно похожие на насекомых и рептилий Агафирс, Апи и Аракс.
Отчётливо были видны и антропоморфные скафандры за их спинами. Значит, всё это с самого начала было так задумано…
— Да! — услышал я голос за спиной. Оглянувшись, я узнал полноватую повариху, варившую нам на раскопе лапшу с тушёнкой.
Она была полупрозрачна. Она мерцала. В ней проглядывались черты эвелейна. Фасеточные глаза. Сегменты челюстей.
— Я Тапайя! Мы только что откачали энтифлегию из утопленников, вынесенных волнами на берег. Тех, что вы освободили из трюма эсминца, а потом покрошили из захваченных у бандитов «акаэмов»! Я тоже эвелейн из этой экспедиции за энтифлегией, — продолжала шариться в моих извилинах мягкая, наэлектризованная лапка. — Я должна включить вокруг вас защитное силовое поле, но для этого мне нужно два энергофага!
Клара продолжала стрелять. И если бы, конечно, она пробила бензобак наших противников! Тогда бы — всё!
— Сволочи! Они укрепили бензобак бронёй! — выругалась Клара, прекращая огонь, в то время как из вертолёта по-прежнему строчила автоматная очередь. — Ничего не получа…
Она не договорила. Бездыханное тело с дыркой в переносице оседало. Она повалилась на приборный щиток, обливая его кровью.
Тем временем летающие каноэ сгустили свои раздельные облака вокруг падающих вниз Юджина и Ма Фу Ланя и, подхватив их, образовали единое целое. И тут сквозь зыбкую дымку «стенки» корабля-призрака я увидел, как Ма Фу Лань и Юджин, словно взрослые насекомые из личинок, высвобождаются из тел-скафандров. Как! И они тоже! Эвелейны! И всё это — раскопки, многолетняя переписка, всё было затеяно ради единственного лезвия жертвенного ножа? Или?

Зонд-лезвие, выскочивший из пасти Тапайи, вонзился в грудь журналиста-экстремала Романа Гостева. По скользкому языку-жиле, пульсируя, потекла энтифлегия. Агафирс, Аракс, Апи и те, что до половины сбросили свои скафандры и оставались ниже пояса людьми, а выше — пришельцами с третьего уровня, у которых за спинами болтались вполне живо выглядящие и продолжающие переговариваться головы Юджина и Ма Фу Ланя, были заняты знакомым мне чемоданчиком психофазотрона и манускриптом.
— Этого шифра и не хватало нам, чтобы трансвертироваться на третий уровень! — услышал я внутри головы знакомый булькающий голос Агафирса.
Время провисло. Не теряя высоты, гидросамолёт, утроенный фу-файтер и вертолёт приближались к кромке пляжа. Впрочем, пляж был далеко внизу.
— Нам надо подкачать энтифлегии. Ещё бы тысячи две гикоэргов! Иначе… — узнал я в бульканье голос студента Славы.

И мне окончательно стало понятно, почему он первым выдвинул гипотезу о космическом происхождении жертвенного ножа. Он знал!
— Ничего! — успокоил его Агафирс. — Бурак с Остапенко потянут и на двести тысяч гикоэргов — настоящие аккумуляторы энергофагов. Профессиональные упыри, чуть было не нарушившие геоэнергетический баланс. Сколько на их счету разграбленных могил?!
— А кто считал?!
— Так! Вторая часть шифра здесь! — раздался голос Агафирса, и я увидел в его когтях манускрипт из могилы Тавлура. Так вот кто обворовал Эрмитаж! Вонзив зонд в Клару, Тапайя включила энергофагоотражатель. А это значило…
Мы продолжали висеть, не падая и не поднимаясь.
Мы перемещались вбок, как бы сносимые ветром. Телепающиеся на весу доллары растаскивало над побережьем. Купюры-мотыльки. Рядом — бабочки-капустницы листов рукописи романа вперемежку с набросками диссертации жены. Изрезанные на ленточки страницы сценария витали полосками, какие повязываются приверженцами шаманизма на деревьях для ублажения духов.

Под нами были крыша отеля, бассейн, фонтан с дельфинёнком. Рядом — крона пальмы. Чуть в стороне — «ракушка» танцплощадки.
Кроме того, я успел зацепить краем глаза пункт проката лодок, где увидел свою «Тойоту», малиновый «Вольво», телевизионной мимикроавтобус (это, конечно же, по совместительству был и центр прослушки), волнующихся в клетках петухов-курочек, сараюшку Василия, самого его, задравшего голову и с интересом наблюдающего за чудесами в небесах.

Вертолёт бандитов садился на кровлю отеля. Фу-файтер висел немного в стороне. Видели ли его беспредельщики? Не знаю. Зато я отлично видел, как Агафирс направил в сторону вертолёта, из которого уже выпрыгивали на кровлю люди Бурака, свою архаическую бердану; она тут же преобразилась в какое-то замысловатое оружие будущего.
В дверце севшего на кровлю вертолёта появился Богдан Бурак. За ним — Остапенко. Сейчас ударит луч. Агафирс целился. Фу-файтер мерцал, просвечивая. В нём по-прежнему всё было отчётливо различимо. Эвелейны. Антропоидные скафандры. Чемоданчик психофазотрона.

3

Два военных вертолёта пригрохотали со стороны моря. Тапайя докачивала энтифлегию из убитой Клары. Григорий, оцепенев, сидел в кресле, зажав в кулаке руль высоты. Из его парадно-выходного элегантного костюма вылущивалось насекомо-рептилианское существо.

Самолёт болтало. Да он, собственно, и не управлялся никем. Винт замер. Мотор заглох. Гидросамолёт был окутан сгустком энергофаго-облака эвелейнов Тапайи и бармена Григория, который тоже оказался эвелейном. Самолёт завис над сараем Василия. Василий остолбенело смотрел на то, как какая-то неведомая ему сила ставит гидросамолёт рядом с его вагончиком.

Военные вертолёты были совсем близко. Гидросамолёт уже стоял у кромки пляжа, а мы с Мариной, беспрепятственно просочившись сквозь кровлю моей «Тойоты», сидели в кабине. Я сунул руку в карман и вынул оттуда ключ зажигания и два ключа от квартиры с брелоком-Буддой. Глядя на то, как спецназовки-бодибилдерши выгружаются из самолёта и устремляются к отелю, я бросил на заднее сиденье брякнувшее золото амазонок. Не то чтобы я к нему совсем потерял интерес. Но… Пока что оно было не в чулане исторического музея. А при нас. О том же, как мы его добыли из торпедного аппарата, слишком долго рассказывать.

Корабль-призрак, мерцая, висел над кровлей отеля. По неоновым трубкам с надписью «Золотой дельфин» бегали огоньки и вспыхивали искры. Спецназовки бежали в сторону этого обелиска памяти безумной прошедшей ночи. Они быстро продвигались мимо бассейна. Стройные. Мускулистые. Словно сошедшие с чернофигурных античных амфор. Вот Аня натягивает тетиву лука. Выстрел! С крыши падает и валится на крону пальмы, а потом плюхается в фонтан боевик в белой «куклусклановской» маске. Это последний из грабителей могилы амазонок — остальных перестреляли во время мочилова на острове. Я гляжу на Аню. На ней — шлем и доспехи. Диотима-воительница! В руке лук. Волосы — по ветру. Нет, это только игра солнечного света! Солнце закатывается за горизонт глазом отходящего в мир иной. Огненный шар. А может, корабль-призрак? Уже обхлебавшаяся энтифлегии часть его, трансвертирующаяся на третий уровень?
К висящему над кровлей кораблю-призраку присоединяются ещё два веретенообразных фу-файтера.

— Ну что ж, Александр Данилыч, ваша миссия выполнена! — слышу я знакомый голос за спиною.

Оборачиваюсь. Это каким-то образом профильтровавшийся в салон моей «Тойоты» антропоморфный шкаф Иванов-Петров-Сидоров. С короной Диотимы Меотидской на голове. Ещё один его псевдоним — Семён Колупаев.
— Будем бомбить, — задумчиво говорит корононосец. — Правда, у них там, в этом логове, полторы сотни нудистов взято в заложники, и террористы сейчас связываются по спутниковой связи с Киевом, Москвой, Вашингтоном и Пекином, чтобы предъявить свои условия. Но всё решено. Операция завершается. Одну бомбу — в отель. Другую — в бассейн.
— Но ведь не только заложники погибнут! Под отелем завод по производству этой хрени, которой они кололи неугодных! Будет выброс отравы в Азовское море.
— Мы просчитали: ПДК не превысит нормы! Да и никакого там завода нет! Блеф! Остапенко насочинял. Захезанная лаборатория. Изготовили несколько десятков ампул. Кололи здесь потихоньку аквалангистов и топили их. Сводили счёты с конкурентами. Вставят баллончик в ручку ножа, изготовленного из шипа морского кота, и — тык!

Другое дело — у них в руках секретное оружие, с помощью которого можно манипулировать покойниками. Прошлой ночью я тут после того, как посетил вас в вашем номере, не мог понять — что за чудеса? Какая-то малая психотронная война. Чемодан этот. В оконцовке Бурак выменял его у меня за корону. Та, которую я купил на аукционе, оказалась фальшивкой. Видите, как тщательно они подготовили своё ограбление, насмотревшись репортажей по ТВ. Но главное — вернуть государству национальное достояние, а остальное…

— Эвелейны давали вам дубликат пульта управления мортроками, чтобы вы могли вести войну с Бураком и Остапенко, возвратив им ими же посеянное зло. Все выкопанные покойники съехались бы сюда, в отель, и удавили бы их.
— Возможно. По ориентировкам УВД где-то проходил факт: покойник передвигался автостопом. Потом, не всё ясно с этим, найденным в «Запорожце», зачервивленным трупом.

Марина молчала.
— Ну да всё равно! Министерство обороны не разрешит использовать мертвецов в военных целях. Мы тут и так делов понатворили, — устало снял с головы корону руководитель операции (это я наблюдал в зеркальце заднего вида, отвлекаясь от проплывающих мимо оград, садиков, домиков). — Да ведь, Светлана?
— Как? Тебя зовут Светлана? — вертанул я рулём на повороте так, что уронил Марину-Галину на себя. Тряхнуло на кочке. Кубок звякнул об акинак.
— Да! Как видишь! — с некоторым отставанием по фазе потупилась супершпионка.
— Она выполняла сложнейшее и ответственнейшее задание. Но об этом — потом. Ещё увидимся на выезде из Бредянска. («Вот опять это — «Бредянска» вместо «Бердянска» — что бы это могло значить?» — отметил ты про себя, Гаврилов.) Вы поспешите, а я тут подзадержусь. Будем бомбить, — повторил подполковник (он вообще, как механический, повторял некоторые фразы по нескольку раз). — Вот вам на всякий случай два противогаза. Химзащиту бы. Ну да ладно, вы на машине…

И он растворился. Подтверждением того, что он здесь был, осталась лишь корона, венчающая баул. Мы никуда ещё не ехали. «Тойота» ни на йоту не сдвинулась с места. Просто кто-то чудил с психофазотроном.

Фу-файтер парил над отелем. Он отражался в водах бассейна. Неоновая надпись над фасадом гостиницы переливалась всеми оттенками зелёного. Корабль-призрак утратил прозрачность, и теперь не было видно, что происходит в его нутре. Он мерцал и пульсировал. Почему-то Агафирс медлил, так и не выстрелив из своего необыкновенного оружия, которое в то время, когда он нанимался сторожем к нам в экспедицию, явившись тёмным вечером к моей палатке вдвоём с поварихой, выглядело реликвией Гражданской войны.

Вертолёты были уже близко от отеля. Два пятнистых рокочущих дракона с бомбовыми подвесками.

Склубившись на мгновение прямо между мною и резиденткой, подполковник Колупаев поднёс к лицу рацию.
— Давайте, ребята! Пора!
И, хлопнув дверцей, он вышел из машины. Под мышкой у него был огненно-красный петух из мегакурятника Василия (а может, никто и не хлопал — эта дверца всё время просила каши при быстрой езде). Тут же и Василий нарисовался в окне. Я ещё раз убедился: пока мы никуда не мчались. А просто я был так заведён на предстоящую гонку, что воображение выдавало на-гора всё предстоящее как действительное. Хотя — кто его разберёт, этого психотронщика Колупаева! Может, мы уже действительно колесим по улочкам Бердянска, а он нам только голову морочит со своим психочемоданом!
Я завёл мотор. Пляж был пуст. Танцплощадка тоже. Василий всунулся в окно.
— Тут такое было! Жертв хвостокола на берег понатащило! Вся милиция поднялась на ноги. И ещё… Твою, кхм, дочь опознали по фотороботу. Так что теперь все менты на ушах стоят…
— Ладно, Василий, спасибо, что предупредил.

Я сунул ему в руку случайно завалявшуюся в кармане ещё мокрую стодолларовую и, отметив про себя, что добряк залил-таки бензином полный бак, рванул с места в карьер.
Два пикирующих на отель военных вертолёта были совсем близко.
Я вырулил на шоссе. Сбоку было отлично видно, как первая самонаводящаяся бомба, оторвавшись от подвески, чёрненьким юрким дельфинёнком ринулась к параллелепипеду-обелиску и воткнулась как раз на уровне того этажа, где на двуспальном аэродроме кувыркались мы с Мариной-Галиной-Светланой.

Разрывающий перепонки взрыв всколыхнул асфальт под колёсами. Оседая, отель рушился, взметая пыльные клубы. Клочки человеческого тела — голова, часть туловища и ошмёток малинового пиджака летели в нашу сторону и, шмякнувшись о капот, свалились под колёса. Я газанул, размазав эту гадость по асфальту. Второй взрыв заставил подпрыгнуть нас на сиденьях. Мы улепётывали. Обернувшись, я увидел, что на месте отеля, пучась, расползается пыльно-дымное облако. Из него выныривали военные вертолёты. Пальма с метёлкой листьев, кувыркаясь, падала прямо на нас. О крышу грохнула лопасть мафиозного вертолёта. Но мы успели ускользнуть, стряхнув с себя эту хреновину вместе с куском оранжевой обшивки. Пальма шлёпнулась сзади. Зловеще-пятнистые вертолёты прогрохотали над нашими головами. За окнами витал куриный пух. Последнее, что я увидел — это направляющихся к руинам женщин-бодибилдерш в химзащите и противогазах; они были вооружены автоматами и неизменными луками. Когда же они успели переодеться и довооружиться? Значит, у них там в этой раковине эстрады была не только бутафория. Марина (или всё-таки Светлана?) протягивала мне противогаз, подтверждая верность моих догадок.

— Надень! Мало ли. А вдруг под отелем всё-таки есть этот завод по производству…
Так же она делала, протягивая мне коробочку с презервативами, на которой была запечатлена голая фотомодель.
Натянув на голову противную резину, я увидел: из мерцающего сквозь клубы копоти и дыма корабля-отражателя вырвался скользнувший по руинам луч.


© Copyright: Юрий Горбачев, 2010
Свидетельство о публикации №11010217275