Ночной дозор капитана Дятлова-2

Ночной дозор капитана Дятлова -2
или
Час зверя
Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам…
Уильям Шекспир
Часы пробили семь. Дятлов, до того целый час просидевший в тишине коридора, вздрогнул. Посмотрел сначала на свои часы, потом на настенные, продолжившие, едва смолк их бой, так же холодно и бесстрастно отсчитывать секунду за секундой. Дятлов ещё раз пробежал по коридору мутным взглядом. Нет, за прошедший час, который был проведён в полудрёме, здесь решительно ничего не изменилось: всё так же светят, слегка мигая, лампочки, всё так же твёрдо смотрят с плакатов солдаты и рабочие, всё так же пусты кресла у кабинетов. Дятлов прислушался. Им уже всерьёз овладевало некоторое беспокойство: из кабинета полковника Гаврилова всё так же не доносилось ни звука. «С кем же он там так долго заседает? – в десятый раз задумался капитан.- И почему так тихо? Уж не поубивали ли они там друг друга?» Вообще, тишина в кабинете Гаврилова никогда не сулила ничего хорошего. Его лающая ругань, которой он будто помоями обливал провинившихся и вредителей, и та вселяла меньше страха. Одно дело, когда красный от злости начальник отделения НКВД орёт на тебя так, что кажется, он вот-вот выпрыгнет из-за стола и разорвёт в клочья, и совсем другое, когда он просто спокойно сидит в расслабленной позе и буравит стоящего перед ним своим укоризненным или уничтожающим, в зависимости от ситуации, взглядом. Вот тогда становится действительно плохо, но это, как правило, длилось недолго: уже минут через пять, максимум, десять, хочется только одного – провалиться под землю и как можно глубже, лишь бы уйти от этого взгляда, что подобно отбойному молотку донецкого шахтёра буравит самую душу. И тут уж всякий, Дятлов по себе знал, был готов подписаться под самыми немыслимыми обвинениями. Тем всё и заканчивалось: из кабинета выходил очередной враг народа,  его тут же брали под руки и выводили прочь, а дальше – срока огромные, при них этапы длинные.
Что Гаврилов в кабинете не один, капитан узнал от встреченного по пути младшего командира – тот нёс начальнику отделения какие-то бумаги, но был выпровожен. Дятлова эта информация не остановила, ведь всего пятнадцать минут назад за ним приходил ординарец Гаврилова и сообщил, что полковник ждёт его. Однако потом капитан понял, что соображать, как и ходить, ему нужно быстрее. «Кузнецов, дубина стоеросовая, - подумал Дятлов, ломая в руках карандаш. – Полез, называется, Золотухину помогать. Отец у него слесарь… Отец, может, и слесарь, а сам он чурбан осиновый! Да  из-за его косоручия в отделении чуть было не стало на одну рабочую машину  и двух тупоголовых сотрудников меньше! Сиди тут теперь, жди пока Гаврилов и этот чёрт лысый намолчатся». Карандаш сочувственно трещал в его руках всякий раз, когда Дятлов придумывал для Кузнецова новый обидный эпитет, а так

как капитан был очень зол, то вскоре от карандаша остался такой маленький огрызок, что переломил бы его теперь разве что вышеупомянутый сын слесаря. Увидев, до чего довела ни в чём неповинный карандаш его злоба, Дятлов выкинул несчастный огрызок куда подальше и, издав нечленораздельный звук, уставился в потолок.
Однако на потолке тоже ничего интересного не обнаружилось. Капитаном вновь завладела какая-то полудрёма, и вот уже трещинки на оставшейся ещё с дореволюционных времён штукатурке начали складываться в затейливый рисунок. Судя по скрипу полов, периодически кто-то проходил мимо, но Дятлов никого не замечал, да и его, впрочем, тоже. Он только смотрел мутным взглядом на трещинки, это занимало его сейчас больше всего. Затейливый рисунок ломанных линий вдруг стал удивительно ясен – это было лицо. Лицо девушки лет двадцати, слегка вытянутое, с длинными красивыми волосами… Дятлов тряхнул головой, прогоняя наваждение. «Нет, только не ты, - подумал он, упираясь взглядом в стоящее напротив пустое кресло. – Будто мало ты мне крови попортила… Гражданка Маслова, немедленно покиньте моё воображение, или я опять буду вынужден напиться… Прочь, кому говорю!». У Дятлова защемило в груди. Опять. Точно так же, как полгода назад, когда он случайно услышал тот разговор. Чёрт бы побрал его чекистскую привычку подслушивать! Тогда ему стало так противно, что он действительно пришёл домой и напился до чёртиков. Спасибо Зорину, прикрыл перед начальством, заболел, дескать, капитан Дятлов, температура тридцать восемь, встать не может, бредит. Впрочем, много врать Борису не пришлось: Дятлов действительно нёс с похмелья всякую околесицу, да и, к тому же, простудился, потому как, охлаждая свой кипящий после такого потрясения разум, почти всю дорогу до общежития шёл без фуражки и расстегнув шинель.
Однако в такой непотребном виде капитан пролежал всего один день. Уже назавтра он снова стал могучим рыцарем советского правосудия, самого справедливого и гуманного в мире. Привычные занятия, звуки, запахи мало-помалу залатали рану на его начавшем вновь каменеть сердце. Улетучилась нарисовавшаяся было мягкость, исчезла с окна кормушка для птиц. Забылось, возможно, уже навсегда слово «любовь». Правда, никогда уже больше Дятлова не видели курящим – предупреждения Наркомздрава о вреде курения достигли, наконец, цели. Так или иначе, но жизнь вернулась на круги своя.
Тут дверь кабинета начальника отделения медленно приотворилась. Дятлов было встал, ожидая увидеть физиономию Гаврилова, но она не появилась. Только вырвался и с едва слышным подвыванием пронёсся по безлюдному коридору, шелестя плакатами, сквозняк. Сразу повеяло каким-то совсем не летним, даже, сказать более, нездешним холодом. Дятлову стало как-то не по себе: откуда взяться сквозняку в коридоре, в котором всего два-три окна, да и те постоянно заперты? Тем более, что таких сквозняков вообще не бывает, это… Это просто какой-то замогильный ветер. Капитану пришли на ум страшилки, которых он достаточно наслушался в далёком своём сельскохозяйственном детстве, сидя ночью костра с такими же, как он сам, мальчишками-пастухами. Тогда, в тишине лунных и не очень ночей, в нескольких шагах от  дремучего тёмного леса, с замиранием сердца слушал он жуткие истории о чертях,  злобных колдунах, кошмарных чудовищах и тому подобной нежити. Стыдно признаваться, но вплоть до поступления на рабфак Дятлов верил, что нечистая сила существует и искренне побаивался её. Однако яркий луч народного образования быстро разогнал эти суеверия. Дмитрий понял, что никаких таких вурдалаков и оборотней, как, впрочем, и ангелов с крылышками, не существует. Что всё это пережитки старины, что это ложь религии, которая сама по себе является опиумом для народа, что это вредные предрассудки, с которыми надо бороться, так как иначе победа коммунизма невозможна. Тогда же он смело выбросил свой деревянный крестик в топку котельной.
И вот теперь рука Дятлова судорожно пытается этот крестик нащупать, а губы дрожат, вспоминая давно забытые молитвы. Вдобавок к странному сквозняку, пару раз моргнул свет, а по абсолютно пустому коридору будто бы раздались чьи-то шаги. Капитан почувствовал, как у него зашевелились волосы под фуражкой, что с ним было в последний раз во время Гражданской, когда юный красноармеец Дятлов впервые увидел белогвардейский танк, причём идущий прямо на него.
- Дятлов! – неожиданно кто-то гаркнул у капитана над ухом. Тот аж подпрыгнул от неожиданности, но, едва он обернулся, у него сразу будто гора с плеч свалилась: рядом стоял всего-навсего главный чекист города, его начальник, полковник Гаврилов. Стоял и буравил капитана своим знаменитым пронизывающим взглядом, но тот был человек привычный, просто приложил  правую руку к виску и сказал:
- Здравия желаю, товарищ полковник!
 - И тебе не хворать, Дятлов, - мрачно ответил Гаврилов. – Ты же знаешь, что я не люблю долго ждать, моё время дорого стоит, а сам где-то прогулял целых пятнадцать минут, – он вернулся в кабинет и сел за свой массивный дубовый стол, покрытый зелёным сукном. Знакомый, солидный кабинет начальника произвёл на капитана успокоительное действие, и он окончательно уверился, что всё произошедшее за несколько минут до этого было не более чем его собственной фантазией, вызванной к жизни вынужденным бездельем.
- Виноват! Больше не повторится! – вытянулся Дятлов. По изборождённому морщинами лицу Гаврилова пробежала тень улыбки. Он ценил сотрудников не только за хорошую работу и ревностное исполнение приказов, но и за то, насколько была обеспечена внешняя сторона дела. Именно поэтому в отделении всегда царил образцовый порядок, форма бойцов всегда была выстирана и отутюжена, а автомобили стараниями водителей сверкали чёрными как ночь бортами. «Мы бойцы НКВД, - пояснял Гаврилов. – Мы есть могучий кулак, карающий врагов советской власти. Трудящиеся, видя нас, должны сразу осознавать эту истину. Опрятный внешний вид и прописанное в Уставе поведение – это треть уважения, так как встречают по одёжке, а где уважение – там и порядок, за что и воюем».
- Так вот, капитан, - начал Гаврилов, открывая объёмистую бумажную папку, - Слушай. Будет у меня для тебя и твоих архаровцев работа. Неподалёку от города, километров двадцать пять всего, есть деревенька Потаповка. При ней – колхоз «Восход коммунизма», – полковник оторвал глаза от папки и посмотрел на Дятлова. Тот кивнул. Конечно же, как не знать об этом колхозе, когда каждый месяц в местной газете печатается материал о достижениях сельских тружеников, который капитана, как истинного патриота, не мог не радовать. Полковник тем временем снова взгляд на папку и продолжил: - И всё бы там хорошо было, да только вот объявилась в окрестных лесах шайка грабителей во главе с серийным убийцей. Примерно человека четыре. Уже полгода бесчинствуют, милиция с ног сбилась. И, что самое интересное, на дело они идут только в полнолуние, всего три раза в месяц, получается, но такую вакханалию устраивают, что весь следующий месяц уходит на возмещение убытков. Нет, ты дослушай сначала, а потом спрашивай, Дятлов. Дважды туда выезжали оперативные отряды милиции, всё вверх дном переворачивали, засады устраивали – всё без толку. Прямо какие-то неуловимые мстители получаются.… А в прошлое полнолуние чуть председателя колхоза не зарезали, участковый без мотоцикла остался. За всё время преступлений эти бандиты изуродовали семь крестьянских подворий, сделали пару дыр в крыше коровника, изувечили шесть, подчёркиваю, шесть, коров, и зверски расправились с ещё двумя. Также этой бандой убиты колхозный сторож, почтальон, агроном, несколько доярок и один из механизаторов. Да, чуть не забыл: разорван в клочья портрет товарища Сталина в сельсовете и разорён красный уголок в клубе.  Короче, непочатый край работы, Дятлов. Понимаю, что дело это, в сущности, не по нашей части, но милиция бессильна. Потаповцы в страхе, ропщут на советскую власть. Разберись во всём трезво, а чего там тебе местные будут втирать про нечистую силу, сам понимаешь, полнейшая чушь. Но! – Гаврилов выразительно поднял палец вверх. – Как столкнёшься с чем-то, что покажется тебе… Мммм… Не совсем обычным, мистическим, сразу сообщай сюда, лично мне, пришлю тебе специалистов. Но! – он опять поднял палец. – Слушаться их беспрекословно, содействовать их работе, лишних вопросов не задавать. Всё ясно?
- Так точно, товарищ полковник! – ответил Дятлов, хотя ясно было далеко не всё. Что за загадки, к которым ему, капитану НКВД, ветерану Гражданской войны, нельзя притрагиваться? Впрочем, был и куда более насущный вопрос, который капитан не преминул озвучить: - Разрешите вопрос, с кем вы тут так долго заседали?
- С… - Гаврилов запнулся на полуслове и как-то смутился. Такого Дятлов ещё никогда не видел. Обычно главный чекист города отлично владел собой, как и было положено ему по должности. Однако заминка оказалась секундной, и полковник продолжил: - Позвонили из Москвы, срочно велели написать отчёт. Явись ты, Дятлов, хоть на три минуты раньше, может, и не пришлось бы целый час в коридоре штаны протирать, а штаны-то казенные.
- Но младший командир Телегин сказал, что у вас тут кто-то был, - неуверенно возразил Дятлов.
- Так, я не понял, капитан, - Гаврилов резко помрачнел и сдвинул седеющие брови. Голос начал переходить в лай: - Кто тут твой начальник – я или Телегин?! Ты кому веришь, этому юнцу, который у нас полторы недели работает?! А?!
Тут какой-то особенно сильный порыв ветра распахнул неплотно прикрытую форточку. Мгновенно вся бумага со стола белыми чайками разлетелась по углам, качнулся портрет на стене, а ветер, со скрипом приотворив дверь, отправился гулять по коридору. Гаврилов встал и молча запер форточку на щеколду, а затем снова сел. «Вот тебе и замогильный сквозняк, - мысленно перевёл дух Дятлов. – всего-то форточку получше закрыть надо было». Однако ветер, пусть не потусторонний, всё же остудил гнев начальника отделения:
- Ты бы лучше по заданию вопросы задал, - покачал головой Гаврилов. И, прежде чем капитан успел открыть рот, полковник сам выдал инструкции: - Выезжаете завтра утром, в шесть часов. Скажи Золотухину, пусть машину готовит. В Потаповке пробудете три дня. Обо всех сдвигах в расследовании сообщать лично мне по телефону. Председатель колхоза, Иван Семенович Запечный, как и все местные, обязан оказывать тебе всяческое содействие. Оружие использовать дозволяю, но патроны экономить. И ещё раз повторяю: едва у тебя, Дятлов, что-то перестанет укладываться в рамки реальности, сразу звони в отделение, в течение суток пришлём специалистов. Кстати, завтра как раз полнолуние, да и сегодня ночью тоже. Ну, а теперь иди, проинструктируй своих бойцов, капитан, и чтобы завтра тут в пять тридцать как штык со всем скарбом был, ясно?
- Так точно, товарищ полковник, - устало ответил капитан и вышел. Едва скрип  его сапог по старым дощатым полам удалился на достаточное расстояние, Гаврилов решительно встал и, собирая разлетевшиеся по углам документы, пробормотал: « Да что ж этим нечистым по норам-то не сидится? Я думал, всех в Гражданскую перестреляли. Так нет, живы, враги человечества…»
На следующий день чёрная «Эмка» с отрядом Дятлова ехала по грунтовке, весело подпрыгивая на ухабах. Золотухин гнал немилосердно, выжимая из чуда советского автопрома всё, что только было можно, поэтому языки у всех были давно и безнадёжно искусаны. «Как всегда: дураки, дороги и дураки на дорогах, - подумал Дятлов, в очередной раз подпрыгивая на переднем сиденье. – Ну, кто, кто, спрашивается, просит его так гнать? Это же не асфальт. И отбитые части тела – это ещё полбеды, что с подвеской будет?»
- Золотухин, сбавь скорость, всю подвеску в хлам разнесёшь! – потребовал капитан. Водитель кивнул, но деревья за окном стали мелькать не намного медленнее. На очередном ухабе с заднего сиденья раздался сдержанный Уставом мат Кузнецова. «Бедолага, - подумал Дятлов. – Всю дорогу о крышу лбом бьётся. Оно, конечно, надо иметь в отряде такого вот носорога, слов нет, да только растрясёт он сейчас свои куцые мозги, ох, растрясёт». Сам он, хоть и был не из мужичков-с-ноготок, никогда неудобств из-за своих габаритов не испытывал. Чуть выше среднего, какие уж тут проблемы. А вот Кузнецов, соответствуя фамилии, был действительно верзила. Шкаф, как говорил Гусев, четвертый член отряда. Правда, как и положено шкафу, головушку самый крупный чекист отделения имел дубовую, потому и исполнял обязанности тарана. Да, в выносе дверей самых разных видов и размеров, Кузнецову не было равных, но, что касалось ловкости, хитрости и изворотливости, тут пальма первенства, по крайней мере, в отряде, была у Гусева.
За окном проносились холмы, поросшие густым смешанным лесом. Погода была прекрасная:  медленно, словно на параде, плыли по голубому небу лёгкие облака, ярко светило солнце, и, судя по тому, что ветки на деревьях не шевелились, было почти безветренно. Дятлов давно не был на природе, ему очень хотелось открыть окна, чтобы вдохнуть аромат летнего леса, но едва капитан сделал это, как поток встречного воздуха чуть не вырвал у него из рук и не унёс в неизвестном направлении папку с документами. Пришлось стёкла снова поднять.
Дорога была пустынной, всего несколько раз за полчаса пути им встретились другие автомобили. Конечно, двадцать пять километров с той скоростью, с которой прямо-таки летел Золотухин, можно было бы преодолеть всего за десять-пятнадцать минут, но неожиданно выяснилось, что прямой путь на Потаповку закрыт на ремонт, а окружной раза в три длиннее, да ещё и петлял по всяким посёлкам и деревням. Поэтому, когда машина в очередной раз поднялась на небольшой холм, и внизу показалось какое-то поселение, Дятлов только вздохнул: спуск по избитой дороге с таким лихачом, как Золотухин, его не прельщал, тем более, что надежды найти-таки злополучную Потаповку таяли с каждым новым населённым пунктом. Машина тем временем, перевалив через вершину, неожиданно плавно поехала вниз. То ли дорога тут была получше, то ли шофёр всё-таки внял голосу разума.
Поселение внизу приближалось. Дятлов различал уже огромный нежно-голубого цвета дом – бывший барский особняк, церковку, увенчанную каким-то странным,  точно не крестом, символом, и длинные одинаковые постройки – вероятнее всего, коровники. Проплыл мимо указатель, на котором Дятлов прочёл: «д. Потаповка. 500 метров». Приехали…
Деревенька была невелика, но хорошо спланирована. Бывший барский дом стоял точно посередине на возвышении, а само поселение размещалось на границе дремучего леса с бескрайним лугом, на котором уже виднелись вдали пёстрые пятна стад. Дятлов смог, наконец, открыть окно и с наслаждением вдохнуть давно забытые ароматы сельского поселения. Это были смешанные в единое целое запахи луговых цветов, навоза, близкого леса и ещё чего-то, чему капитан не знал названия. То, что осталось в его далёком детстве.
Уклон кончился, и «Эмка» неспешно покатилась по не особенно ухабистой дороге, плавно переходящей в главную деревенскую улицу, начинала которую та самая церковка. Теперь Дятлов смог рассмотреть символ, венчающий её единственный гордо сияющий на солнце купол. Это были серп и молот, причём это был не просто силуэт из фанеры, а саамы настоящие орудия труда, сваренные между собой и помещённые на церковную маковку вместо креста. Тут стала понятна и хорошая сохранность здания: на дверях висела аккуратная табличка: «Клуб» и доска объявлений, возле которой ошивался какой-то местный житель, сразу как-то съёжившийся при виде чёрного автомобиля.
- Куда дальше, товарищ капитан? – спросил Золотухин, остановившись возле первой попавшейся избушки. – Где здесь сельсовет?
- Где-где, в барском доме, наверное, - бросил Дятлов. – Прямо веди.
Водитель пожал плечами и надавил на газ. «Эмка» медленно и солидно двинулась по улице. Дятлов глядел в окно. Эх, давно же он не был в деревне! Лет десять, наверное. А какие перемены произошли с тех пор: нет уже и опрятно одетых, по-хозяйски гуляющих по улице кулаков и попов в чёрных рясах, зато появились столбы электропередач, фонари, дома у селян получше стали. Два слова: советская власть.
Между тем машина подъехала к холмику с возвышающимся на нём бывшим дворянским особняком. Теперь на крыше здания, которое в прошлом было родовым гнездом какого-нибудь зажравшегося барина, гордо вился пролетарский красный флаг. Холмик был чисто символическим, на нём умещался только сам дом да небольшой сад, некогда ограждённый мощным дубовым забором, от которого теперь осталась только арка и та без ворот. На арке висела табличка, гласившая, что именно здесь расположен сельсовет деревни Потаповка.
Чекисты один за другим вылезли из тесного салона и, потягиваясь, пошли, за исключением Золотухина, ко входу в здание. Особняк был не чета тому, в котором размещалось отделение НКВД: относительно небольшой, но очень богато украшенный, с резными капитолиями колон, поддерживающих навес над просторным крыльцом, с каким-то вычурным узором на ставнях, что висели по бокам больших окон, и, главное отличие,  деревянный. Видно, что хозяева, не имя средств на постройку каменного дома, всё же решили щегольнуть перед соседями мастерством своих резчиков и плотников, что у них и получилось. Однако сад пришёл в некоторое запустение: было видно, что раньше добрую половину просторного двора занимали клумбы, ныне затоптанные, да и деревьев, судя по количеству пней, было побольше.
Дятлов поднялся со своими бойцами по грустно скрипящим под подошвами тяжёлых сапог деревянным ступеням и вошёл в холл. Тут было пустынно, только колдовал над электрощитом монтёр в грязных штанах и некогда белой рубахе.
- Что, товарищ, у себя Иван Семёнович? – спросил Дятлов у него, на что тот, не отрываясь от работы, ответил:
- У себя, у себя, убытки после вчерашнего считает.
- А что вчера было? – насторожился Гусев. – Трактор в речке утонул?
- Добро бы трактор, - ответил монтёр, продолжая что-то подкручивать в щитке. – Влез кто-то в коровник и телёнка утащил, да ещё двух изувечил, а потом ворота изломал. И сторожа нашего нового, Веньку Жолудева, задрал, хоть и говорено ему было – чеснок с собой бери, авось и убережёт от оборотня-то…
- Стоп! – Дятлов прервал рассказчика. Так вот что имел в виду Гаврилов, говоря про загадки. – Что за оборотень?
- Известно какой, который тут уже полгода хозяйничает. Вчера как раз полнолуние было, так он и… - монтёр обернулся, наконец, да так и застыл на пару мгновений с открытым ртом, увидев перед собой трёх бравых чекистов в чёрных, несмотря на лето,  плащах.
- Так у себя, говоришь, Запечный? – ещё раз спросил Дятлов.
- У-у-у с-с-себя – еле-еле пролепетал монтёр и бочком-бочком исчез из поля зрения. Оно и понятно, после таких слов-то. Ещё религиозную пропаганду припишут.
Гусев довольно сложил руки на груди и сказал, глядя на угол, за которым скрылся незадачливый мужичок:
- Боятся, значит, уважают.
- Больно уж сильно боятся, - ответил Дятлов. – Пошли.
Чекисты подошли к большой красивой деревянной двери с несколько нелепо смотрящейся здесь фанерной табличкой: «Председатель колхоза «Восход коммунизма» И.С. Запечный». Дятлов поправил фуражку на голове, постучал и после раздавшегося из-за двери разрешения вошёл. Он оказался в просторном кабинете, некогда принадлежавшем, вероятно, самому барину. Теперь от прежнего хозяина осталась только дореволюционного производства добротная мебель, всё остальное: обои, занавески на широких светлых окнах, книги в шкафах, красное знамя в углу, портреты Ленина и Сталина на стене - прямо-таки кричало о своём рабоче-крестьянском происхождении.
За крепким, однако достаточно изящным столом, к которому в форме буквы «т» был приставлен ещё один, а к нему – пяток стульев, сидел мужчина лет сорока-пятидесяти, с длинными тёмными кудрями, в которых кое-где уже виднелась проседь, с некогда, возможно, шикарными, но теперь печально обвисшими усами, загорелый, небольшого роста, но плечистый. На председателе, а это, несомненно, был именно он, был поношенный клетчатый пиджак, натянутый на простую деревенскую рубаху, а голову венчала бежевая пролетарская кепочка. Он, сокрушённо покачивая головой, что записывал в толстую тетрадь под диктовку стоящего рядом со столом высокого худощавого человека в милицейской форме с петлицами младшего лейтенанта. Этот второй, скорее всего, был участковым, недавно лишившимся по вине загадочных бандитов своего железного коня. Оба они, и председатель колхоза, и милиционер, были с головой погружены в работу, но стоило чекистам войти в комнату, как их глаза сразу переместились с пухлой тетради на гостей.
- Здравствуйте, - сказал Дятлов, подходя к столу. – Народный комиссариат внутренних дел, капитан Дятлов. Вы Иван Семёнович?
- Да, это я, - сказал Запечный, поднимаясь из-за стола. Участковый поправил фуражку на голове и затянул ремень потуже. – По какому вопросу?
- Меня информировали, что в вашей деревне объявились неизвестные бандиты, причиняющие серьёзный ущерб колхозному имуществу и убивающие селян…
- А, - обрадовался Иван Семёнович. Он подошёл к Дятлову и пожал ему руку. Пожал крепко, как пожимают её честные хлебопашцы. – Наконец-то вы приехали, а то житья никакого не стало от этих супостатов. Полгода уже, каждое полнолуние выходят и разбойничают, негодяи эдакие! Вчера, к примеру, Павел Кузьмич не даст соврать, - Запечный мотнул головой в сторону участкового, - в коровнике нашем опять похозяйничали: двух телят изувечили, одного утащили, ворота выломали. И сторож пропал! – неожиданно выпалил председатель, – месяц назад меня чуть не убили, еле ноги унёс. Вы уж разберитесь, в чём тут дело-то. Вы же, как никак, чекисты, вы побольше нашего видите и знаете.
- Не так быстро, Иван Семёнович, - капитан резонно сделал отталкивающий жест руками, отодвинул один из стульев и сел, положив фуражку рядом. – Дело раскрыть, тем более, такое, где обычные следователи давно в стенку упёрлись – это вам не кружку кваса выпить. Я должен опросить селян, вас в первую очередь, изучить места преступлений, составить опись украденного, списки убитых.… Поесть, в конце концов, - у Дятлова заурчало в желудке. Про завтрак, конечно, он давно забыл, да и не было его, завтрака-то, но надеялся хотя бы пообедать или в худшем случае поужинать.
- Да за чем же дело стало? Еду я вам хоть сейчас могу предоставить,  места преступлений  Павел Кузьмич покажет, список у меня уже есть, - Запечный сел на своё место и похлопал по пухлой тетради, в которой он пару минут назад делал записи. – Вот с опросами будет сложнее. Люди сейчас только на работу разошлись, одни дети да старики остались. Сколько вы в Потаповке пробудете?
- Дня три,- ответил Дятлов. – Хотелось бы узнать, где у вас тут можно на постой встать. К тому же, у меня машина.
- Не беспокойтесь, - подал голос участковый. – Тут, в барском доме, мы специально одну комнату для проезжих оставили, чтобы они местных не стесняли. Без изысков, но несколько ночей пожить можно.
- Правильно, - подхватил председатель. – А машину отведите на МТС. Там с ней всё в порядке будет.
- Насчёт еды – позже, - ответил Дятлов. – Главное сейчас дело. Сами-то вы их видели? Вот вы, Иван Семёнович, на вас было совершено нападение. Когда конкретно это произошло?
- Это было ровно месяц назад, восемнадцатого июня, - председатель почесал в затылке, припоминая события, уже покрывшиеся в его сознании тонким слоем пыли. – Я шёл домой через деревню. Было уже за полночь, я решил срезать путь по неосвещённым улочкам. Иду я, значит, иду, на улице никого, все спят…
- Ближе к делу, - несколько раздражённо сказал Дятлов. Его уже начало разбирать любопытство. За его спиной Гусев достал блокнот и стал вкратце записывать показания. Иван Семёнович после небольшой паузы продолжил:
- И вдруг показалось, что кто-то мне в спину дышит. Оборачиваюсь – никого. Ну, думаю, заработался. Иду дальше. Пару шагов сделал – опять будто кто в спину дышит, хрипло так, по звериному. Оборачиваюсь – а там оно.
- Что – оно? – излишняя словоохотливость Дятлову никогда не нравилась. Ну что толку лить воду два часа, когда суть можно выложить в трёх предложениях? Напрасная растрата времени и сил. Хотя этого председателя можно понять – селянам он эту историю раз десять уже, наверное, рассказал, всем надоело, а его всё разбирает языком помолоть.  Одно слово – штатский.
- Ну, это, - Иван Семенович вдруг замялся. – Как бы вам его получше описать… Большой такой, метра два с половиною, лохматый, лапищи как у медведя, уши как у волка, глаза горят, что два уголька. Склонился надо мной, значит, рычит, клычищи показывает, лапы уж поднял, чтобы сцапать. Тут я и…
- Стоп! – прервал его капитан. Что он городит? Что это за чудище такое? Откуда ему взяться в Потаповке? Дятлов вспомнил слова безымянного монтёра об оборотне, а потом снова слова Гаврилова. Интуиция подсказывала ему, что тут всё не так просто, однако здравый смысл, потрясая учебником: «Научный атеизм», твердил, что вся сложность дела заключается в особом мастерстве грабителей. Капитан ещё раз посмотрел на Запечного. На сумасшедшего, то есть на любителя травить байки в лицо представителям органов госбезопасности, он не походил. И перегаром тоже будто бы не пахло. Хотя… - Вы были трезв?
- Обижаете, товарищ капитан, - слегка нахмурился председатель. – Я, Павел Кузьмич не даст соврать, полгода назад пить бросил. А в тот вечер и подавно трезвый шёл. Истинно говорю, не человек это был.
- А кто же тогда? Чемберлен, что ли? – хохотнул Гусев, отрываясь от блокнота. Кузнецов  было заржал как хороший жеребец, но вовремя осёкся.
- Смеётесь, - укоризненно посмотрел на них председатель. – А ведь я взаправду его видел, вот как вас сейчас. И луна тогда была полная, так что в темноте я ничего перепутать не мог.
- Так кто же это, по-вашему? – спросил Дятлов и посмотрел на часы. Пятнадцать минут уже  прошло, как вошли, а ничего толком выяснить не удалось.
- Медведь, - уверенно ответил Иван Семёнович. Увидев на лице чекиста удивлённую мину, продолжил: - Ну, что такого? Медведь. К нам во время Гражданской много зверья набежало. А что странный такой, так в соседней деревне год назад небольшой химзавод построили – там, видать, налакались его родители всякой дряни, вот мишка и вышел такой э-э-э… Не совсем обычный.
- Вы уверены? – капитан приподнял брови.
- Ну, это, как бы сказать, есть самое правдивое объяснение появления такого существа. Я так полагаю, что так оно и есть.
- А у крестьян лучше и не спрашивайте, - сказал участковый. – Они все, как один, уверены, что у нас объявился не иначе как оборотень.
- Так что ж вы не опровергаете эти сказки? – Дятлов нахмурился. – Наука давным-давно доказала, что нечисти не существует! Это всё буржуазная ложь!
- Да мы пытались, - вздохнул председатель. – Только толку на три копейки. Как объясняешь – так кивают, соглашаются, а чуть полнолуние наступит, да у кого подворье разграбят – сразу шепчутся: оборотень, оборотень. А я так думаю – медведь тут разбойничает, не иначе, а может, и не один.
- Что-то я не слышал, чтобы медведи проявляли интерес к колхозному добру именно в полнолуние. Может, всё-таки люди? – у капитана на лице появилась саркастическая улыбка, однако на душе у него стало неспокойно. А что если здесь на самом деле замешаны некие потусторонние силы? «Какие, к чёрту, силы? – подумал Дятлов. – В Советском Союзе только одна сила – сила народа и партии».
- Так у них, у медведей-то, - председатель то ли нарочно, то ли от волнения поставил ударение на последний слог вместо второго. – В полнолуние ночью наступает этот, как его, Час зверя, вот.
- Что? Чей час?
- Зверя. Это такое время, оно у всех животных почти наступает, когда они жуть какие злые и отчаянные становятся. Они, звери-то, ведь с луной, её четвертями непосредственно связаны. Так вот, как луна полная – так звери и шалеют. Страх теряют. В Час зверя, да и в день после него в лес лучше не соваться. Кабан сразу на клыки захочет поднять, волк, даже если сытый, набросится, белки – и те шишками кидаться будут. А с медведем встретиться – вообще пиши пропало. И это днём! Что они ночью творят – подумать страшно. Я тогда, когда этого зверя встретил, так побежал, что казалось – лечу, а он всё гонится, всё в спину дышит, рычит, чуть обернусь – глаза-угольки прямо за плечами. Я уж не знаю, когда он от меня отстал, но добежал до первого дерева, залез, смотрю – нету его. Я посидел там полчаса, ни жив ни мёртв от страха, ещё раз огляделся, быстренько слез – и домой что есть мочи. Следов потом не нашёл, кстати.
Запечный умолк. Наступила тишина. Стало слышно, как бьётся о стекло одинокая муха. С минуту Дятлов сидел как громом поражённый. Снова залезли в голову предательские мысли о нечисти, зазмеились по извилинам пока ещё очень слабые, но противные щупальца страха перед неведомым. Впрочем, капитан быстро взял себя в руки. В конце концов, что бы ни говорил этот благовидный мужчина, Иван Семёнович, в тот вечер он вполне мог быть пьян как полено. В чекистском  деле верить надо только фактам, и, вспомнив, сиё мудрое правило, Дятлов снова стал твёрдым и практичным:
- Что же, Иван Семёнович, следствие рассмотрит ваши показания, но этого явно не достаточно. Мне нужно увидеть место преступления, точнее, места преступлений.
- Так за чем дело? Вон, Павел Кузьмич покажет.
Участковый кивнул и вышел из кабинета, Дятлов и его бойцы пошли следом. Иван Семёнович облегчённо вздохнул, вытащил из нагрудного кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину.
На улице их ждал Золотухин, от нечего делать протирающий стёкла автомобиля. Рядом стояло несколько босоногих мальчишек, которые с любопытством смотрели на диковинный для них механизм – чёрную, словно ночь, «Эмку». Глядя на этих шалопаев, Дятлов невольно вспомнил самого себя в детстве. Вот точно так же он когда-то смотрел вслед уезжающему помещичьему «Руссо-Балту».
- Золотухин! – окликнул капитан водителя. – Веди машину на МТС, там и оставайся.
- Так точно, товарищ капитан! – Золотухин быстро прыгнул в салон, завёл двигатель, и, распугав переходящих деревенскую улицу кур, уехал искать машинно-тракторную станцию, а участковый заметил:
- Лихо водит. Мне бы такую машинку.
- На всех автомобилей пока не хватает, - ответил капитан, расстёгивая свой чёрный плащ. – А чем тебе мотоцикл плох? В условиях села, я думаю, наилучший вариант.
- Так нету у меня больше мотоцикла, - вздохнул лейтенант. Тут только Дятлов вспомнил, что Гаврилов вскользь упомянул о потере местным участковым средства передвижения, а тот продолжал: - Как-то утром пришёл в участок, открываю гараж, а там вместо моего железного друга груда покорёженного металла. Намёк мне эти гады сделали – мол, с тобою так же будет.
- М-да, - протянул капитан, пинком устраняя с пути потерянный кем-то туесок.- А много вообще народу пострадало?
- Много, товарищ капитан, много. Одних убитых человек десять, не меньше. По разу было ограблено каждое седьмое подворье. В колхозе скотину порядком порезали, а вот вчера – нашего нового сторожа.
- А кого первого убили, не припоминаешь?
- Федьку Топорищева. Мужичок он был небольшой, неприметный, вечно лохматый, колючий как ёж и злой как чёрт. В комбеде первый стукач был, кто его чуть обидит – сразу заложит. Люди смекнули, что он так с обидчиками расправляется, да и выгнали из комбеда. Потом он пастухом работал, но всё больше от остальных особняком держался, потому что с ним никто общаться не хотел – вредный больно. Так он и жил: дружбы ни с кем не водил, не женился, на всё ворчал, со всеми ругался. Селяне мечтали, чтобы сгинул Топорищев куда-нибудь, так вот когда полгода назад разбой начался, его первого и порешили. Видимо, как-то Федька нашёл этих грабителей, решил по старой привычке заложить, вот они его и убрали по-тихому. Сначала все подумали, что он лесу заблудился, потому что одна старушка видела, как он туда шёл, искали-искали – не нашли.  Даже тела не было. Жалко Федьку всё-таки. Хоть и стукач он был, и подлец порядочный, а такой смерти и он не заслуживал. Грабители с той ночи, после которой Топорищев пропал, только злее и ненасытнее стали. Меня селяне упрекают, что я-де сделать ничего не могу, только штаны протираю, а что я сделаю, когда бандитов целая шайка, а меня один. 
- То есть, ты, лейтенант, уверен, что тут «работают» люди, а не оборотни или полоумные медведи?
- Не совсем верю, но хотелось бы. Не могу признать, что существует нечто, что не подчиняется рациональному объяснению. Иван Семёнович, кстати, даёт самое адекватное толкование произошедшего. Народ-то у нас в Потаповке, несмотря на открытие школы, всё ещё тёмный. Религиозные предрассудки хоть и потеряли силу, но никуда не делись.
- А сам что думаешь, лейтенант? – Дятлов сощурился, глядя на ласковое летнее солнце, что так весело смеялось над людьми с небосвода. Сколько же он потерял за эти годы! Сколько вот таких солнечных замечательных дней он провёл в душном городе, стоя на страже закона и порядка, досадуя на жару. Там, в городе, может, и было жарко, а здесь приятный ветерок, пусть и изрядно приправленный запахом навоза, не давал зною места.
- Я и не знаю уже, что думать.  И меньше всего верится, что это люди.
- То есть, всё-таки медведи?
- Нет, и не медведи. Это какие-то другие звери. Я видел следы на земле и царапины на заборах – медведь так не может. И лапы другие, и когти иначе расположены. Я сам в зверях разбираюсь, всё детство в лесу провёл, точно сказать могу, что вообще ни одно известное мне животное, не только что которые в нашей полосе обитают, но и никакое другое таких отметин оставить не могло. Да вот, товарищ капитан, посмотрите, - участковый свернул с дороги и подошёл к забору ближайшей избы. Дощатый, ладно сбитый, он уже немного посерел от времени, но посередине Дятлов заметил несколько свежеструганных досок.  На первый взгляд, не было ничего необычного: ну, отвалилась пара досок, или оторвал кто, вот и заменил человек, но тут капитан заметил, что на старых досках, прилегающих к новым, есть довольно большие продольные отметины. Дятлов присмотрелся, провёл по ним пальцем. Да, так и есть. Когти, которые, судя по взаимному расположению царапин, могли бы принадлежать человеку, если бы не размеры отметин. Так изувечить забор мог только зверь, имеющий силу и когти медведя, но животного, который бы сочетал в себе все вышеперечисленный свойства, капитан припомнить не смог. И снова, как тогда в коридоре, ему стало не по себе. Не это ли имел в виду Гаврилов, приказывая в подобном случае звонить лично ему? Дятлов уже почти решил сейчас же идти обратно в сельсовет и звонить начальнику, но передумал: фактов пока было, на его взгляд, пока маловато.
- А слепки со следов у тебя есть? – спросил капитан и участкового.
- Были, - помотал головой тот. – Вчера вечером были. Сегодня пришёл в участок – нету. И всех документов по делу тоже нет…. Они лежали в сейфе, но сейф эти гады тоже украли, - предупредил участковый вопрос чекиста. -  Внутри полный бедлам, всё разорено, разбито. Дверь входная рядом на траве валяется. Вот петля, кстати.
Павел Кузьмич выудил из кармана тронутую ржавчиной дверную петлю и протянул подошедшему чекисту. Дятлов повертел вещицу в руках. Петля было вырвана, что называется, с мясом: небольшой кусок дверного косяка всё ещё висел на гвоздях. Кузнецов, заглянувший капитану за плечо, уважительно присвистнул – такое было не по силам и ему.
- Я могу осмотреть участок? – поинтересовался Дятлов, возвращая варварски выдранную петлю Павлу Кузьмичу. Мозг чекиста всё ещё пытался найти более или менее реалистичное объяснение происхождения этих отметин и способа, которым была разворочена несчастная дверь, однако интуиция упрямо твердила: дело тут нечисто и пахнет чем-то большим, чем простые суеверия.
- Пожалуйста. Тут буквально два шага. Там, кстати, везде такие царапины. Я убираться не стал, хотел всё получше рассмотреть, проанализировать, а тут вы приехали.
Участковый решительно зашагал по улице, Дятлов и его бойцы пошли следом.  По пути милиционер показал чекистам то самое дерево, на которое влез, спасаясь от неизвестного существа, председатель колхоза. Капитан, смерив дерево с верхушки до корней, возле которых валялась в несколько неуместной при такой жаре луже чья-то свинья, оценил весь ужас, который испытал Запечный, столкнувшись с неведомым созданием при полной луне. Дерево было высокое, ветки начинались на высоте двух метров – у Дятлова в голове как-то не укладывалось, что невысокий полноватый Запечный мог туда вскарабкаться.
Участок оказался небольшой ладной избушкой, обсаженной грушами. Рядом находился и маленький, способный вместить только мотоцикл, гараж. Подойдя ближе, капитан действительно увидел, что входная дверь лежит рядом с проёмом. Павел Кузьмич вошёл первым. Внутри обнаружилась маленькая прихожая с крючками для одежды и стендом: «Розыск» на стене. Впрочем, теперь стенд лежал на полу, и чекистам пришлось его аккуратно перешагивать. Участковый, тем временем, открыл ещё одну дверь, и мужчины оказались в достаточно просторной комнате, которая некогда была кабинетом работника милиции. Именно была, так как теперь помещение выглядело так, словно Гражданская война ещё не кончилась: стол был опрокинут, шкафы распотрошены, на полу в изобилии валялись изорванные бумажные листы и книги, а также пара изломанных стульев. В углу Дятлов обнаружил в полу четыре отверстия – как будто вырвано четыре здоровенных гвоздя. Как пояснил милиционер, тут стоял до сегодняшней ночи десятикилограммовый сейф, где хранились все документы по делу о ночных ворах, а также слепки со следов.
Вдобавок, и на стенах, и на столе, и на шкафах – везде были отметины от этих огромных когтей. Дятлов пытался унять разбушевавшееся воображение, которое рисовало перед ним кошмарное чудовище, поработавшее здесь этой ночью. Краем глаза капитан заметил, с каким смятением глядят на разорённую комнату его бойцы, да и сам Павел Кузьмич. «Нет, нет, - подумал головой Дятлов, призывая на помощь весь свой здравый смысл. – Нежити не существует. Это всё выдумки попов, которые запугивают народ». От размышлений капитана оторвал изумлённый возглас Гусева. Дятлов подошёл к бойцу, возле которого уже сгрудились участковый и Кузнецов. Растолкав их обоих,  чекист задал вопрос:
- Что такое, рядовой?
- Да вот, товарищ капитан, клок шерсти я нашёл, - Гусев протянул начальнику клок странной тёмной шерсти. – Понятия не имею, кому она может принадлежать.
Дятлов взял клок в руки, повертел между пальцами. Шерсть оказалась жёсткой, даже колючей, а пахло от неё серой и ещё чем-то звериным. Капитан напряг извилины и вспомнил, что точно так же, за исключением серы, пахла необработанная волчья шкура, которую он обнаружил при обыске в квартире одного спекулянта буквально три дня назад. Но откуда было здесь взяться волку, ведь днём они обычно хоронятся по лесам, да и что могло понадобиться этому зверю здесь, в участке, где нет ни намёка на что-либо съедобное? Да ещё сера…
- Серой пахнет, - сказал Павел Кузьмич. – И волком.
- Какие предположения, товарищи? – Дятлов обвёл взглядом присутствующих. Кузнецов пожал богатырскими плечами, милиционер только почесал в затылке, а Гусев осторожно предположил:
- Возможно, грабители использовали какое-то взрывчатое вещество на основе серы, а после ограбления сюда забегал волк или пёс…
- Исключено, - покачал головой участковый. – Взрыва не было, иначе дверь бы обуглилась хотя бы по краям, да и слух бы успел уже пройти по деревне, а зверю тут делать нечего. Съестного я тут ничего не оставляю. Тем более, что нет у нас в лесах больше волков. Как появились эти бандиты полгода назад, пропали. Даже воя по ночам теперь нет. А перед этим с неделю выли испуганно как-то, зажато. Будто чего-то боялись. Ума не приложу, что их так могло напугать. Разве что.... – но Павел Кузьмич вдруг зажал себе рот ладонью.
- Что? – не понял Дятлов. Он понял, что милиционер хотел озвучить какую-то версию, но, видимо, она была неподобающей для человека в его статусе.
- Да, так. Вспомнил, что старики на завалинке болтали.
- А что они болтали?
- Чушь, разумеется. Оборотень, мол, в лесах объявился, он, дескать, и хозяйничает. Что это нам будто бы наказание за то, что из церкви клуб сделали. А где его ещё нужно было делать?! – вдруг сорвался милиционер. Он сорвал с головы фуражку и сжал её в руке. – В барском доме комнаты не так расположены, изб больших нет, новую строить – деньги нужны, а их не было! А в церкви работы – только иконостас с алтарём убрать и стены перекрасить! Хорошее, крепкое здание, так нам что, коров там держать?!
Чекисты стояли, не зная, что ответить на эту тираду. Однако милиционер быстро успокоился, извинился, надел фуражку и вышел. Дятлов и его бойцы пошли следом. Капитан было хотел изучить дорожку, соединяющую крыльцо участка с общей улицей, надеясь найти следы воров, но тропка, как на зло, была выложена крупными плоскими булыжниками, на которых Дятлов заметил, приглядевшись, только знакомые отметины.
- Куда теперь? – спросил он через некоторое время у участкового.
- К коровникам, - спокойно ответил тот. – Там произошло главное преступление прошлой ночи, точнее, даже три: порча колхозного имущества, хищение колхозного имущества, а также убийство…
- Колхозного имущества, - хихикнул Гусев себе под нос, однако Павел Кузьмич то ли не услышал, то ли не хотел слышать, и продолжал:
- То есть, налицо сразу три статьи за одну ночь. Или данных уже достаточно? – милиционер вопросительно поднял опалённые брови.
- Нет, лейтенант, тут так оставлять нельзя, – возразил Дятлов. - Ты сам говоришь – три статьи, хищение, порча, убийство, так что, не посмотреть нельзя.
- Как знаете, товарищ капитан. Только вряд ли мы найдём ещё какие-нибудь зацепки: от сторожа только лужа крови да покорёженное ружьё осталось, на воротах – всё те же отметины, израненные телята в ветеринарном хлеву отлёживаются, и лучше их не беспокоить.
- А они большие уже, эти телята? – Дятлову было важно получить ещё один показатель силы налётчика или налётчиков. Если телята уже переходили в разряд бычков, то тут работа была не для чекистов, а для милицейской опергруппы.
- Да нет, - ответил участковый. Стражи порядка уже вышли за околицу, длинные низкие здания коровников отчётливо замаячили на фоне густого зелёного леса, в который ферма буквально упиралась. При свете дня лес выглядел вполне приветливо, однако капитан отчётливо ощущал, что под сенью его крон таится какая-то жуткая тайна, имеющая самое непосредственное отношение к тому, что происходило в Потаповке последние полгода.
Похоже, колхоз «Восход коммунизма специализировался на производстве молока и мяса, так как полей вокруг деревни не было, а вот коровники были просто поразительной длины и стояли ровными рядами, перемежаясь с загонами для молодняка и открытыми огороженными площадками. Заборы, впрочем, были чисто символическими – лишь бы животные не разбежались.
Участковый подвёл Дятлова и его бойцов к некогда белой, но теперь посеревшей стене коровника, немного потоптался на месте и уверенно зашагал к другому краю здания, которое издавало характерный запах огромного количества неперегнившего навоза и сырого сена. Порой слышалось одинокое мычание – большинство животных было на пастбищах, а также вялая перебранка скотников.
Стражи порядка свернули за угол и оказались в просторном внутреннем дворике, образованном каким-то сараем, двумя коровниками и загоном. Дворик, на котором вся растительность была уже давно и безвозвратно вытоптана сотнями коровьих копыт, впрочем, был пустынен, поэтому ничто не могло помешать неспешному и обстоятельному расследованию. Тут  Павел Кузьмич остановился и показал пальцем на стену. Дятлов увидел на посеревшей штукатурке огромное отвратительное багровое пятно, спускавшееся до самой земли, где стояла лужица тёмной жидкости. Рядом валялись лоскуты, которые, вероятно, когда-то были курткой.
- Вот, - сказал милиционер, снимая фуражку. – Всё, что осталось от бедняги Жолудева. А ведь ещё вчера вечером живой был, шутил со мной. Говорил, мол, нет на свете нечисти, кроме буржуев.
- Это ваш сторож? – спросил Дятлов, приседая на корточки. Нет, никаких сомнений, это кровь. Капитан запустил пальцы в мутную уже жидкость, понюхал. Он почувствовал знакомый запах, едва пробивающийся через плотный заслон «ароматов» скотного двора – это был тот же самый запах, какой имел клок шерсти, найденный в участке. Запах серы и волка.
- Он самый. До него другой был, старый, Тетёркин, но его в прошлое полнолуние зарезали. Только чуть поодаль, за другим коровником. Тоже всё храбрился: я, мол, тёртый калач, я в Германскую воевал, немчура не убила, так что, пока ружьё в руках, никто мне не страшен. А вот оно как вышло. И тоже – лужа крови да покорёженное ружьё.
- А где оно, это ружьё? – поинтересовался Дятлов, обнаружив в багровой луже несколько стреляных гильз. Значит, сторож стрелял, и, судя по типу гильз, точно не из двустволки. Капитан ещё раз посмотрел на гильзу: винтовка Мосина, год примерно шестнадцатый-семнадцатый. Даже порохом, несмотря на то, что ночь пролежала в крови, всё ещё пахнет.
- Сейчас принесу, - милиционер скрылся в сарае и, пошебуршав там немного, вышел с погнутой винтовкой в руках и передал её поднявшемуся на ноги капитану. Пока Дятлов, морща лоб, осматривал жуткие царапины на стволе, Павел Кузьмич продолжил: - Я её припрятал от селян подальше, чтобы не умыкнули. Ночью проснулся, услышал выстрелы и вой вроде волчьего, только пострашнее. Подумал, что либо грабители проклюнулись, либо волки на ферму влезли. Хотел было одеться и спешить сюда, Веньке на помощь, но о порог споткнулся и так приложился, что до утра пролежал. А если бы не споткнулся, не упал, то… - он сделал многозначительную паузу. – То лужа эта была бы в два раза больше.
- Уверен, лейтенант? – капитан поднял брови. Винтовка, как и разгромленный участок, тоже предательски твердила чекисту о том, что здесь орудуют сверхъестественные существа или существо. Во-первых, возле затупившегося, словно бы им ударили по камню, штыка и возле приклада на металле ствола имелось по четыре глубокие царапины, подобные тем, что были на пострадавшем заборе. Во-вторых, винтовка была погнута посередине так, как будто она была сделана из проволоки, а не из хорошей русской стали. Дятлов задумался. Как-то он был в цирке и видел выступление силача. Тот играючи разгибал подковы, рвал цепи, подбрасывал огромные гири, словно щенков, завязывал узлом кочерги и ломы, играл горами своих чудовищных мускулов. Но откуда взяться человеку с такой невероятной силой, да ещё имеющему вместо ногтей крепкие как скала когти, способные оставлять борозды в металле, здесь, в захолустной Потаповке?
- Более чем. Раз эти гады оставили от человека с винтовкой только мокрое место, то что бы я смог им сделать? У меня оружия-то только мой «Маузер», - участковый похлопал по кобуре, - да  нож сапожный. А ведь Жолудев не хилого десятка был, да и стрелял неплохо. Тем более, что вооружён он был не двустволкой, как Тетёркин, а самым настоящим боевым оружием.
Дятлов хотел было что-то сказать, но тут из ближайшего коровника раздался грохот, затем богатырское мычание, и из его дверей с криками: «Зилант! Зилант с цепи сорвался!» выбежало несколько колхозниц, которые быстро вскарабкались на крышу сарая. Следом, гремя обрывком могучей стальной цепи на задней ноге, выскочил во дворик огромный бычара. Утробно взревев, он огляделся и, увидев чекистов, почему-то решил поднять на свои длинные рога именно их. Бык всхрапнул, провёл по земле правым передним копытом и с рёвом понёсся на стражей порядка. Участковый пулей взмыл на крышу коровника и позвал чекистов за собой, но те медлили. Дятлов спокойно смотрел на приближающуюся озлобленную гору мышц.
- Стрелять, товарищ капитан? – так же спокойно спросил Гусев. Он и Кузнецов уже вытащили пистолеты и целились быку промеж глаз.
- Отставить, - сказал капитан. Во-первых, бык, какой бы он там не был злющий, был всё-таки народным имуществом. Во-вторых, Дятлов уже увидел пяток дюжих скотников, которые, раскручивая в воздухе верёвки, готовились заарканить зверя. Быстро рассчитав, что Зилант упадёт раньше, чем успеет хотя прикоснуться к Дятлову рогами, капитан сложил руки на груди и встал так, как будто находился не перед несущимся на него со скоростью курьерского поезда быком, а перед бездарно намалёванной картиной. Его расчеты оказались верны: свистнули в воздухе арканы, быстро обвились вокруг толстенных бычьих ног и шеи прочные путы, зверь споткнулся и, увлекая незадачливых колхозников за собой, с утробным рёвом повалился наземь, по инерции проехав по утоптанному грунту ещё с четверть метра. Концы исполинских рогов упёрлись прямо в сапоги Дятлова. Тот отошёл в сторону и покачал головой.
- Непорядок у вас, товарищи, - сказал чекист подбежавшим скотникам и покинувшему крышу милиционеру. – Такой бык на воле бегает. Ему хотя бы рога отпилить надо, а то покалечить может кого-нибудь. Или в лес убежать. Нагоняй в обоих случаях будет. По совести, так по нему вообще мясокомбинат плачет.
- Да мы, товарищ командир, только собрались ему рога пилить, так он и вырвался,- начали оправдываться скотники, подымая быка. Тот уже не порывался никого бодать или топтать, только обиженно мычал. – А на мясокомбинат его нельзя, племенной он, с Кубани в прошлом году привезли.
- Хорошие у вас в колхозе дела, - повернулся капитан к Павлу Кузьмичу. – Бык чуть сотрудника НКВД не убил, а крестьяне его защищают.
- Так на то и крестьяне. Тёмные они, неграмотные, несознательные.… Пока.
Скотники увели сопротивляющегося только для виду Зиланта обратно в коровник. Вдруг Дятлов заметил в грунте, покрывающем дворик, тусклый блеск. Капитан присел, пошуровал пальцами по земле и извлёк на свет божий маленький железный сплющенный конус. Рядом обнаружился ещё один, и ещё. «Пули, - понял чекист, поднимаясь и разглядывая находки на ладони. – Только сплющенные, как будто по камню стреляли. Судя по всему, стрелял Жолудев из своей мосинки. Вот только во что он стрелял. Точнее, в кого? – капитан посмотрел на винтовку в руках у Гусева. Штык был затупившимся. – Грабители в латах? Нет, таких доспехов, чтобы пулю и штык сдержали, не существует. Да ещё этот вой…»
- Лейтенант, - обратился Дятлов к милиционеру. – Сходи на МТС, найди там чекиста, скажи, чтобы шёл к сельсовету.
- Так точно, - участковый вяло козырнул и пошагал к выходу с фермы, а Дятлов повернулся к Гусеву и Кузнецову:
- Ну, что, товарищи бойцы, берите вещдоки и за мной шагом марш.
Чекисты, потоптавшись на месте, взяли-таки нужный курс и пошли к выходу из этой скотской коммуналки. Впереди шёл Дятлов, затем Гусев с клоком шерсти, гильзами, пулями и дверной петлёй в кармане, а замыкал шествие Кузнецов, повесивший на плечо винтовку покойного сторожа. Он постоянно оглядывался: не вырвется ли снова Зилант?
Капитан выглядел твёрдым, даже бездушным, однако в его голове бурлили мысли. Здравый смысл и научный атеизм сдавали последние позиции. В прежнюю мировую систему Дмитрия, центром которой был Кремль, загадочные налётчики со всеми своими сверхъестественными качествами, а также постоянным загадочным воем, который сопровождал из преступления. Не давало покоя и то, что разбой начинался только в полнолуние.
Желудок Дятлова снова заурчал, требуя скорейшего заполнения. Капитан прочитал выражение голода в глазах своих подчинённых и прибавил шагу…
Дятлов ещё раз пробежался глазами по неровным строчкам показаний, потом перевёл глаза на кое-как составленный бойцами фоторобот преступников. Выходило, что бандит один. Но какой бандит! С бумажного листа на чекиста глядело не лицо или даже рожа, а самая настоящая звериная морда с длинными клыками. Даже если учесть, что рисовал Гусев никак, человек так выглядеть не мог. И все крестьяне, включая учителей местной школы, в один голос твердили, что в Потаповке орудует оборотень. Видимо, таинственные и крайне жестокие убийства навели на них такой страх, что даже петлицы капитана НКВД и ледяной взгляд бывалого чекиста не могли его развеять.
Капитан протёр глаза, хлебнул из стоящей рядом кружки остывший чай. Пошарил глазами по комнате, которая была отпущена в бывшем барском доме для проезжающих вроде разных комиссий и видных деятелей искусства, буде такие найдутся. Тут и впрямь было без изысков. Теперь уже нельзя было сказать, что было раньше, так как обои были переклеены, а потолок с единственной тусклой лампочкой Ильича, вокруг которой вились залетевшие в форточку мотыльки, перекрашен. Тут не было решительно ничего, кроме панцирных коек с матрасами, стола, за которым сидел обложенный кипами бумажных листков капитан, и пары стульев. Ещё можно было упомянуть -полуразвалившийся комод, который, как показало вскрытие, был пуст. В комнате было два больших окна, в которые Дятлов увидел, что на деревню уже спускаются сумерки. «Часов девять, не меньше» - подумал чекист, переводя взгляд на наручные часы. Он не ошибся – время действительно подходило к половине десятого. Рядом на койке храпели  подчинённые.
Дятлов провёл руками по лицу и глубоко вздохнул. Целый день был убит на опрос селян. Ещё два часа ушло на обсуждение сначала с Запечным, а потом с участковым всех подробностей дела и возможных гипотез относительно того, что же происходит на самом деле. В итоге – пухлая кипа абсолютно бредовых показаний, жуткая морда вместо фоторобота и масса вопросов, которая с утра только выросла. Тем не менее, Дятлов отказывался верить в мистику. Звонить Гаврилову он также пока не решался: приедут эти спецы, взглянут на дело, на улики, и вдруг выяснится, что всё до смешного просто. Что капитана водила за нос какая-то шантрапа. Такой поворот дел Дятлову категорически не нравился, поэтому он продолжал упрямо пялиться на исписанные листы и в сотый раз перебирать в голове все более-менее версии.
Конечно, всё могла решить всего одна облава, которую можно было устроить прямо сегодня ночью, но, во-первых, об этом надо было думать раньше, а, во-вторых, капитан не был уверен, что сил его отряда хватит для того, чтобы справиться с грабителем. Пули, как и ножи, его не брали, а силищу он имел, судя по погнутой винтовке и огромным царапинам, страшную. К тому же, ещё не было до конца ясно, зверь это или человек.
Неизвестно, сколько бы ещё Дятлов ломал голову над этой загадкой, и лёг ли он вообще сегодня спать, но тут в комнату заглянул председатель колхоза:
- Заняты, товарищ капитан?
-Да, в принципе, уже собрался спать. А в чём дело? – оживился Дятлов.
- Тут как-то неудобно. Давайте выйдем. На улицу.
Чекист пожал плечами, надел фуражку, накинул на плечи плащ, погасил свет и вышел. В коридоре было темнее, чем на улице, однако время было ещё раннее, поэтому настоящая темнота пока оккупировала только самые дальние и грязные углы. Проскрипев дореволюционным паркетом, который не мешало бы немного подкрасить, капитан вышел на крыльцо. Его встретил душистый запах вечернего сада. Тихо пели какие-то невидимые птицы, им вторили кузнечики. Вечер, как и день, был тихий, безветренный. Откуда-то издалека прилетели запахи костра и бани, а также мотив нехитрой народной песни. Слов было не разобрать, но голос был неплохой, да и сам мотив как нельзя более подходил к такому вот вечеру – плавный, лиричный, приводящий человека в совершенно особое состояние повышенной чуткости и романтичности. Дятлов невольно заслушался. Снова всплыли перед глазами заснеженная зимняя улица, свет фонарей, тёмное небо и хорошенькая девичья головка рядом с облачённым в утеплённую шинель плечом. Начало появляться ещё что-то, и тут капитана будто что-то кольнуло в сердце. Он тряхнул головой: наваждение исчезло. Песня смолкла. «Когда же я о тебе, наконец, забуду? – подумал чекист с некоторой тоской. – И что меня тогда остановило? Ведь мог, мог же просто отшвырнуть её в сторону, и всё было бы хорошо. Так нет, угораздило посмотреть ей в лицо и… Ладно, хватит о ней. Было и прошло. Есть дела поважнее». Он тряхнул головой и быстро спустился к стоящему под деревом Запечному. Тот задумчиво смотрел на догорающий закат и не спеша покуривал моссельпромовскую папироску.
- Огоньку? – спросил он капитана.
- Не курю, - ответил Дятлов, отмахиваясь от дыма. – И вам не советую. Так что за разговор?
- А, точно, что я хотел сказать, - Иван Семёнович бросил уже превратившуюся в окурок папироску и затоптал. – Только сейчас припомнил одну вещь, которая прольёт свет на наше дело, если, конечно, не нагонит больше мрака и домыслов. В общем, с месяц назад к нам приезжала съёмочная группа. Уж не припомню, что они тут снимали, но визит как раз на полнолуние пришёлся. Так вот, жили эти люди в той же комнате, что и вы. Уезжали в спешке, кое-что забыли. Ничего серьёзного, я думаю, так как они не вернулись. И среди этих вещей была катушка киноплёнки. Я решил посмотреть, что там, на этой плёнке, пошёл в клуб, включил проектор, поставил катушку, а там.… А там оно.
- Что – оно? То чудище, которое напало на вас той ночью?
- Да. И, знаете, я что полагаю: это его лап дело. Что хотите, говорите, а человек или даже шайка такого натворить не могли. Ущерб за каждую ночь наносится на сотни, если не тысячи, рублей,  убито уже двое сторожей, вооруженных боевыми патронами, а не солью, как раньше, причём убито так зверски, словно их хотели съесть, а не просто устранить. Да и эти отметины…. Короче, товарищ капитан, пойдёмте в клуб, сами всё увидите. – Запечный пошёл  по дорожке к улице.
- А, Иван Семёнович, - Дятлов поспешил следом. – Постойте. Вы днём говорили про какой-то час зверя. Можно подробнее? Когда конкретно наступает этот самый час?
- За час-полтора до полуночи, только в полнолуние. По старым народным поверьям, именно в это время всякая нечисть на охоту выходит, но это, хотелось бы верить, только сказки. Да не бойтесь, мы этого зверюгу вряд ли встретим, ещё даже ночь не наступила, - председатель слегка улыбнулся. Остальной путь они прошли молча. Рядом зажигались окошки крестьянских изб, и за каждым окошком была своя история, своя судьба. Где-то ужинали, где-то бранились, где-то праздновали чей-то день рождения, а где-то просто смотрела в окно донельзя задумчивая физиономия.
На небе зажигались первые звёзды. Ещё очень неуверенно смотрели они вниз, так как солнце пока не спряталось окончательно, однако их становилось всё больше. « Если на небе зажигаются звёзды, значит, это кому-нибудь нужно…» - пришёл на ум капитану отрывок из Маяковского. Вот опять где-то заиграла одинокая гармонь, послышалась песня. На улице было пустынно – видимо, люди побаивались выходить в полнолуние после наступления сумерек.
Вот дома расступились, и показалась та самая церковь, возле которой кончалось шоссе и начиналась Потаповка. Над входом горел фонарь, освещая большое дощатое крыльцо и табличку «Клуб», однако окна были темны. Ни танцев, ни кино сегодня не было. Ещё одна лампочка сияла на вершине купола, и символ единого пролетариата тускло поблёскивал в её лучах.
В целом, если не принимать в расчёт конфигурацию потолка, вся роспись на котором была, разумеется, давно заштукатурена, внутренность бывшего храма мало походила на оный: достаточно новая сцена с кое-где заплатанным красным занавесом и неизменным транспарантом «Искусство должно принадлежать народу!», ряды добротных аккуратных дощатых лавок, вытертых бесчисленными штанами и платьями до блеска. Только вот красного уголка не было видно – видимо, не успели ещё восстановить после налёта.
- Вы садитесь, садитесь, товарищ капитан, - председатель колхоза возился в будке киномеханика, настраивая аппарат. – Сейчас я вам покажу нашего вора.
Дятлов сел на лавку в первом ряду и положил фуражку рядом. Когда-то здесь молились тёмные, неграмотные крестьяне, курился под сводами дым благовоний, звучал заунывный монотонный голос попа, который читал прихожанам давно зазубренные проповеди. Потом, после революции, попа прогнали прочь, иконостас увезли в музей, фрески заштукатурили, а золотую утварь описали и отправили куда следует. Очень скоро местные умельцы срубили сцену и лавки, из города доставили флаги и бюсты для красного уголка, а также киноаппарат и проигрыватель вместе с киномехаником, пластинками и плёнками с новыми фильмами. В принципе, идея превратить рассадник мракобесия и лжи в оплот культуры на селе была неплохой. Всё же лучше, чем тратить килограммы взрывчатки на разрушение храмов.
Тут председатель перестал шуршать. Свет погас, зашумел-затрещал киноаппарат. На стене появилось изображение ночного пейзажа. Это был холм, с которого сегодня утром так плавно спускался Золотухин. Ракурс был взят такой, что полная луна, казалось, присела отдохнуть на вершину холма после долгих странствий по небосклону. Дятлов мысленно оценил работу неизвестного оператора. Пейзаж выглядел таинственным, но вполне безобидным. Однако едва капитан заскучал, как на фоне полной луны возникла какая-то жуткая тень. Дятлов пригляделся и сердце его заколотилось так, словно хотело сию минуту бежать в сельсовет звонить Гаврилову: это было оно. То чудовище, которое чуть не сожрало Запечного. То чудовище, которое нарисовал, слушая сбивчивые показания крестьян, рядовой Гусев. Именно оно, судя по всем уликам и рассказам, было неуловимым и неуязвимым грабителем, терроризировавшим Потаповку уже полгода. Затаив дыхание, следил чекист за этим существом. Оно, тем временем, видимо, не замечая оператора, выпрямилось во весь рост, вскинуло к небосводу огромные страшные лапы и пронзительно завыло, хотя вой капитан скорее представил, нежели услышал. Это был оборотень, такой, каким Дятлов его всегда представлял – похожий на невероятно огромного и уродливого волка, который, обзаведясь чуть ли не медвежьими передними конечностями, встал на задние. Постояв в такой позе с полминуты, монстр скрючился и огромными прыжками поскакал вниз по холму. Тут запись прервалась -  видимо, оператор оправился от первоначального шока, осознал весь ужас происходящего и поспешил сделать ноги. Судя по тому, что плёнка осталась в Потаповке, о записи никто из группы не узнал, а свидетель явления чудовища благоразумно «забыл» её в комнате, где жил.
Снова включился свет. Дятлов сидел как громом поражённый, периодически истерично посмеиваясь. Иван Семёнович присел рядом и обеспокоенно спросил:
- С вами всё в порядке, товарищ капитан?
Чекист повернул голову. Внимательное, слегка пахнущее табаком лицо председателя вернуло его к реальности. Он сразу посерьёзнел, вскочил, надел фуражку и сказал тоном, не терпящим возражений:
- От вас можно позвонить в город? – Запечный кивнул. – Тогда нельзя терять ни минуты. Идём.
Дятлов быстрыми шагами прошёл к выходу. Через мгновение хлопнула закрываемая дверь. Председатель вздохнул, зашёл в будку киномеханика, вытащил из аппарата плёнку, погасил свет в клубе и побежал догонять капитана, тем более что на небе уже всходила полная луна.…
Дятлов посмотрел на часы. Восемь утра. Примерно в это же время он вчера осматривал разгромленный участок. Гаврилов, к удивлению капитана, отреагировал абсолютно спокойно и пообещал, что спецы приедут точно в восемь – ноль пять.
Рядом с Дятловым на пустыре перед садом возле сельсовета стоял весь его отряд в полном составе. Лица у бойцов были бодрые, но в глазах читалось некоторое недоумение: конечно, каждый из них уже сделал для себя кое-какие выводы по поводу ночного вора, но чтобы услышать подтверждение своих мыслей от непосредственного начальника, который раньше, как и положено капитану НКВД, всегда утверждал, что никакой мистики на свете нет, что всё объясняется вполне научно. И вдруг он влетел в комнату за пару часов до полуночи, разогнал третьи сны своих подчинённых и за пару минут выпалил длиннющую тираду, суть которой была в том, что отряд столкнулся с новым врагом, сила которого неведома, но велика. Это было бы ещё ничего, если бы капитан вдруг не объявил, что их противник – самый настоящий вурдалак, оборотень, и велел запастись чесноком, припомнить молитвы, найти где-нибудь осиновые колья и, по возможности, нательные крестики. Пришлось с утра идти в лес, искать достаточно крепкие и крупные осиновые ветки, чтобы обточить их. Крестики нашлись в заначке у участкового – они были серебряными и сберегались на чёрный день, но, похоже, чернее дня в ближайшее время не предвиделось, и Павел Кузьмич без вопросов отдал их чекистам, попросив, по возможности, вернуть. Чеснок достали в местной столовой, так как капитан посчитал, что его бойцы будут смотреться очень глупо, если будут ходить по избам и требовать у населения головки этого овоща, которые затем нужно было нанизать на верёвки, чтобы носить на шее.
Вся эта амуниция лежала теперь в комнате для проезжающих под одной из коек. Дятлов употребил все свои знания о том, как приблизительно нужно бороться с нечистью, но и этого ему казалось мало, поэтому под маской внешнего спокойствия разум продолжал волноваться. Успокаивало одно – этой ночью, по словам участкового, оборотень на охоту не выходил.
Капитан пытался представить себе этих специалистов. Вряд ли они напоминали каких-нибудь допотопных знахарей или шаманов. «Скорее всего, - подумал Дятлов, щурясь на солнце. – Это будут точно такие же чекисты, как мы, только будут лучше подготовлены, обучены борьбе со сверхъестественными противниками и вооружённые пистолетами с серебряными пулями, а также осиновыми ножами».
Едва капитан успел прокрутить это в голове, как послышался отдалённый шум двигателя, который явно принадлежал отнюдь не трактору. Шум приближался, и вот из-за угла ближайшей избы на пустырь чинно вкатила чёрная «Эмка», точно такая же, как у Дятлова, с той лишь разницей, что у этой стёкла были затемнёнными. Автомобиль не спеша подкатил к чекистам и остановился. Дверцы открылись, и перед Дятловым предстали обещанные полковником специалисты. Внешне в них не было ничего примечательного, кроме тёмных очков на глазах. Особых громил тут не было, все вновь прибывшие были среднего роста. Тут капитан не без лёгкого удивления подметил ещё одну деталь: звёзды на фуражках были не совсем обычными. Они выглядели так, словно их забыли залить красной краской и отчеканить серп и молот, напоминая каркасы звёзд для Первомайской демонстрации, только очень сильно уменьшенные и, разумеется, плоские.
На улице было жарковато, поэтому плащи были распахнуты. Дятлов по привычке пробежался взглядом по гимнастёркам, и нашёл, что отрядом командует прапорщик. Это капитану не особенно понравилось: подчиняться прапору ему не хотелось, но приказ есть приказ. Он ещё раз посмотрел на идущего к нему командира отряда, и вдруг его брови полезли на лоб от удивления. Он тряхнул головой, но наваждение, если это был оно, даже не подумало исчезать. «Заработался», - решил Дятлов и протёр глаза, однако из-под фуражки прапорщика продолжала выбиваться тугая коричневая коса, а гимнастёрка всё так же бойко топорщилась в месте, Уставом не предусмотренным.
- Юра, - услышал капитан шёпот Кузнецова за спиной. – Ты когда-нибудь женщин-чекисток видел?
- Нет, Вась, не видел,- так же шёпотом отозвался Золотухин.
Между тем прапорщик подошла к капитану, сняла тёмные очки и, глядя на него слегка снизу вверх, представилась:
- Прапорщик Зуева, Шестой отдел Народного комиссариата внутренних дел. Это вы капитан Дятлов?
- Так точно, я, - капитан слегка смутился, заметив, вдобавок, отсутствие на безымянном пальце обручального кольца. Он, конечно, знал, что сейчас такое время, когда женщина с мужчиной наравне трудится ради светлого коммунистического завтра, более того, Дятлов знал, что женщины теперь даже служат в армии, но среди чекистов представительницу прекрасного пола видел впервые, тем более что её спутники были мужчинами. – До раскрытия дела о ночном воре я буду находиться в вашем подчинении.
Неизвестно, показалось капитану, или это было на самом деле, но в симпатичных слегка раскосых серых глазах чекистки, обрамлённых шикарными ресницами, мелькнули искорки, а левый край губ будто слегка приподнялся, но уже в следующее мгновение прапорщик снова стала строгой и холодной:
- У вас есть улики? Я достаточно хорошо ознакомлена с имеющимися материалами по делу, поэтому в пояснениях не нуждаюсь.
- Так точно, есть, - Дятлов вдруг поймал себя на мысли, что просто не мог ответить иначе, хотя хотел просто кивнуть или сказать: «Да». Дело было не в Уставе даже, а в чём-то, чему он не мог найти объяснения, да и не пытался: сейчас капитана интересовало только то, что скажет эта странная женщина, увидев вырванную с мясом петлю, расплющенные пули и изуродованную винтовку покойного Веньки Жолудёва. – Они здесь, в сельсовете. Пройдёмте.
Чекистка кивнула и пошла к крыльцу бывшего особняка. Дятлов только вздохнул и, в два шага нагнав её, пошёл впереди.
На улики Зуева посмотрела с интересом, но без тени удивления. Повертела в руках дверную петлю, усмехнулась, увидев рисунок Гусева, однако приведённая в абсолютную негодность винтовка колхозного сторожа будто обеспокоила её.
- Ты хотя бы примерно представляешь, Дятлов, с чем столкнулся? – спросила она, пробегая глазами по неровным строчкам показаний.
- Так точно, представляю. Это.… - Дятлов сделал над собой небольшое усилие. – Это оборотень.   
- А ты догадливее, чем показался сначала, - сказала чекистка с напускной снисходительностью, однако Дятлов заметил, что бровки её слегка приподнялись. – Да, это действительно оборотень. И, судя по всему, достаточно крупный и злой. Пожалуй, мои одни не справятся.
- Я готов предоставить своих бойцов. Мы уже заготовили кое-какое оружие, - Дятлов подошёл к койке и вытащил из-под неё ящик с амуницией. На приятно округлых щеках Зуевой появились две небольшие ямочки. Она укоризненно покачала головой:
- Нет, это всё не то. Слабовато. Хотя, - чекистка взяла в руки один из кольев и проверила остроту. Кузнецов поработал на страх и совесть – из пальца пошла кровь, на которую, впрочем, прапорщик обратила мало внимания. – Вы крещёные? – Дятлов кивнул. – Крестики есть? – Дятлов кивнул ещё раз. Зуева продолжила: - Тогда всё не так безнадёжно. Есть шанс, что оборотень не разорвёт твоих бойцов в клочья при первой встрече. Я…
- Постойте, товарищ прапорщик, - капитан встал у двери, отгородив её от чекистки. Та напряглась. – Я устал от всех этих загадок. За неполные двадцать четыре часа почти всё, что я считал незыблемым, вдруг встало вверх тормашками. Объясните мне, что здесь происходит! Что вообще за такой Шестой отдел?! Народ желает знать!
- Народу это знать не положено, - резко осадила его Зуева. – А тебе, Дятлов, я расскажу, потому что иначе этот нечистый тебя укокошит. Слушай внимательно, капитан, дважды я ничего повторять не собираюсь, – она спокойно села за стол, Дятлов остался стоять. – Как ты знаешь, у России всегда было много врагов. Сущие крохи в своей истории прожил наш народ без войн. Все, кому не лень, - чекистка махнула рукой за окно. – Монголы, французы, турки, поляки, немцы, англичане, американцы, японцы, шведы –  чинили нам козни. И, как будто этого нам было недостаточно, всегда находились и внутренние враги. И, помимо предателей, самозванцев, вредителей, бюрократов и преступников были враги иного свойства. Такие, с которыми нельзя справиться обычным оружием, будь то меч, пулемёт или бомбарда. Проще говоря, это нечисть. Она-то и доставляла государству Российскому, а позднее Советскому, огромное количество бед. Так вот, на протяжении всей нашей истории князья, цари, императоры, а теперь советское правительство упорно борются с этой угрозой. С незапамятных времён существовали на Руси особые отряды воинов, которые истребляли ведьм, колдунов, вурдалаков и прочих существ, донимающих род человеческий. Шли столетия, менялись правители, а задача этих воинов оставалась прежней: плотно сотрудничая с церковью, вести на упырей охоту. Вместе с татаро-монголами пришла на Русь степная нежить, которая облегчила завоевателям покорение нашей земли, но отряды охотников, на горьком опыте научившиеся противостоять ей, не сложили оружия…
Дятлов слушал, веря и не веря своим ушам, а Зуева продолжала:
-  …Вплоть до времён Ивана Грозного эти отряды, всегда набиравшиеся из лучших воинов обычной армии, не были единой силой, и потому сила их была не так велика. Однако первый русский царь в корне изменил ситуацию: он создал опричнину, и чуть меньше половины всех опричников были именно охотниками. Грозный хотел разом покончить и с нежитью, и с изменниками, а также устрашить внешних врагов, но сил на такую титаническую работу у страны не хватило сил. Вот почему сейчас в учебниках истории пишут, что этот царь был кровавым тираном.
После смерти Ивана Грозного опричнина никуда не исчезла, просто новые властители называли её иначе. Сначала Тайный приказ. Потом вся опричнина стала именоваться полицией и начала следить собственно за порядком в стране, а для надзора за политической  и культурной обстановкой были выделена Тайная полиция, в которую вошли и отряды охотников, которыми управлял так называемый Шестой отдел. Хотя во всех официальных документах отделов в Тайной полиции значилось пять. Затем саму её переименовали в Третье отделение, потом она снова стала Тайной полицией, после Великой Октябрьской революции превратилась в ВЧК и, наконец, стала Народным комиссариатом внутренних дел. А Шестой отдел так и остался Шестым отделом. Наша задача всё та же – несмотря на то, что очень много нечисти убежало из России вместе с белыми эмигрантами, оставшиеся успели вновь набрать силу.
Как видишь, Дятлов, многое изменилось, а мы всё воюем, и будем воевать ещё столько же. Теперь доволен? – строго спросила Зуева, вставая из-за стола и направляясь к двери. Дятлов открыл было рот, но не нашёлся, что ещё сказать, и пропустил чекистку.
- Что встал, Дятлов? – спросила она, снова надевая тёмные очки. – Веди, показывай, где тут у вас оборотень поработал…
Давно отгорел погребальным костром по всем жертвам ночного вора закат, и звёзды волками смотрели с  абсолютно чёрных небес. Погасли огоньки в крестьянских избах, да и фонари уже начинали затухать. Однако надвигающаяся на Потаповку тьма была не такой уж кромешной: с неба огромным оранжевым глазом смотрела вниз полная луна. Ветра не было, тишину тёплой летней ночи нарушали только голоса сверчков, которым вздумалось поупражняться в хоровом пении, да отдельные крики ночных птиц. На главной улице деревни было пусто – время уже было далеко за полночь – и только две фигуры в чёрных плащах, обшаривая закутки мощными лучами фонариков, шли по улице Одна фигура была повыше и пошире в плечах, другая отличалась, насколько позволял судить длинный плащ, более изящным телосложением. Вторая фигура что-то тихо рассказывала первой, и та согласно кивала:
-…. Фонарь сотрудника Шестого отдела – не только и не столько источник света, сколько своего рода травматическое оружие, - объясняла Зуева, а изящной фигурой была именно она. – Специальные лампочки и особая система отражателей превращают луч электрического света в эдакую дубинку для упырей.
- Насколько мощную дубинку? – поинтересовался Дятлов, который был более крупной фигурой, разглядывая с виду самый обычный фонарь. Вместо ответа Зуева неожиданно развернулась и ударила кулаком капитану в бок. Тот издал нечленораздельный звук и скрючился, но не от боли, а из-за того, что не ожидал подвоха.
- Теперь понял? Вот то-то же, Дятлов, не забывай, где ты и кто я.
- Я всегда об этом помню, - капитан выпрямился. – Разрешите ещё вопрос, товарищ прапорщик?
- Давай, - великодушно разрешила чекистка, приподняв очки, и снова капитан увидел в её глазах две искорки. Они появлялись уже, наверное, десятый раз за то короткое время, что Дятлов знал Зуеву, и он всё никак не мог понять, с чем это может быть связано: то ли с её специфической работой, то ли с причудливой игрой света, то ли с элементарным женским кокетством. Последняя версия как-то мало вязалась с образом строгой и беспристрастной стражницы порядка, но теперь капитан был готов верить чему угодно. Идя по тёмной улице рядом с Зуевой, он ощущал что-то странное в груди. Что-то будто покалывало и щемило у него под сердцем, это было сродни тому, что Дятлов чувствовал, когда в счастливом неведении гулял с Леной по заснеженным улицам. Капитан потряс головой. Не хватало ещё расчувствоваться в самый разгар ответственейшей операции. «Что-то ты размяк, - сказал он мысленно сам себе. – Чуть появилась рядом юбка, сразу забыл, кто ты и чем занимаешься».
Они уже, наверное, целый час кружили по улицам спящей Потаповки, оглядываясь на каждый шорох. Такая прогулка была продиктована вовсе не желанием побыть наедине, а единственно планом поимки оборотня, который разработала Зуева. Согласно этому плану, силы чекистов, всего восемь человек, считая командиров, были разделены на четыре группы по два человека с таким расчётом, чтобы в каждой группе был один человек из отряда Дятлова, а второй – из отряда Зуевой. Так достигалось хотя бы примерно равномерное распределение сил по важным объектам, потому что, как к стыду своему узнал капитан, заготовленные им средства обороны были хотя и действенными, но давно устаревшими. У сотрудников Шестого отдела имелись «Маузеры» увеличенного калибра с серебряным боезапасом, вышеупомянутые фонари, трёхгранные осиновые ножи и огромное количество разнообразных оберегов, которые, правда, действовали только на мелких слабых упырей. Самое главное, подчинённые Зуевой владели нужной теоретической базой, которой не было у обычных чекистов. Нет, прапорщик проинструктировала бойцов Дятлова, но это были сущие крохи информации, самые азы ремесла охотника за нечистой силой.
Первая группа в составе водителей автомобилей патрулировала район МТС, держа наготове машины. Следующие две группы охраняли соответственно коровники и сельсовет, где сидел, запершись на все засовы, Запечный и держал руку на телефоне. Последняя, четвёртая группа, в составе капитана и прапорщика, поджидала оборотня на улицах деревни. Кроме этих девяти человек, бодрствовали этой ночью ещё фельдшер и участковый, которые устроились в медпункте и надеялись, что бинты и койки сегодня никому из чекистов не потребуются.
- Я не понимаю, - начал Дятлов. – Раз нечистая сила представляет такую большую угрозу для нашего государства и народа, зачем же мы недавно крушили храмы и сажали священников? Где логика?
- Во-первых, стране было нужно золото, а оно оставалось только в церквях, мечетях и пагодах, так что, не надо упрекать партию в недальновидности, - видимо, чекистка нахмурилась, но капитан скорее понял это, чем увидел, так как её глаза были скрыты тёмными очками, несмотря на то, что на дворе стояла ночь. – Во-вторых, большая часть храмов была осквернена во время Гражданской войны, а значит, они потеряли свои защитные свойства. В-третьих, пятиконечная красная звезда как символ куда мощнее креста, полумесяца и прочего. Кстати, Дятлов, знаешь, что такое на самом деле серп и молот?
- Символ единения рабочих и крестьян.
- Почти. Но почему тогда не гаечный ключ и соха? Или плуг и молот? Нет, тут всё сложнее. Вот, какая у серпа основная часть?
- Железный полумесяц, - чекист почесал в затылке и, вдруг просияв, хлопнул себя по лбу: - Понял! А молот – это почти как крест!
- Какой ты догадливый, - Зуева улыбнулась уголком рта. – Не зря петлицы носишь.
Тут со стороны колхозной фермы раздался жуткий, леденящий душу вой. Чекисты остановились. Прапорщик приложила руку ко лбу. Следом за воем ночную тишь прорезал уже знакомый Дятлову богатырский бычий рёв. «Зилант!» - пронеслось у капитана в голове, а вслух он сказал:
- Прорезался наш оборотень.
- Знаю! – раздражённо ответила чекистка. – Бежим! Кашин и Кузнецов его не удержат!
И они побежали по улице мимо уже окончательно погасших фонарей и окошек крестьянских изб. Дятлов в очередной раз понял, что бегать и соображать ему надо быстрее: при всё желании у него не получалось догнать Зуеву, силуэт которой мелькал впереди в свете фонарика. Она оборачивалась и требовала, чтобы капитан бежал быстрее, но он физически не был способен увеличить скорость. Дятлову было обидно и досадно за себя, однако организм и так выкладывался на полную.
Вой со стороны коровников, перерастающий иногда в рык, чередовался с мычанием и рёвом Зиланта, а также отдельными выстрелами. Судя по всему, оборотень, вломившись в коровник, нарвался на Зиланта, и тот не замедлил дать отпор врагу.
Через несколько минут напряжённого бега чекисты оказались на ферме и, ориентируясь на звуки, издаваемые дерущимися быком и оборотнем, а также вскрики бойцов, выбрались на тот самый дворик, где Дятлов впервые встретился с Зилантом. Лучи света забегали по стенам загонов, из одного из которых и доносились ясные звуки борьбы. Зуева было рванулась туда, но тут ворота коровника с треском рухнули и во дворик выскочил Зилант с оборотнем на рогах, а следом за ними – Кашин с Кузнецовым. Огромный бык неистово ревел, безуспешно пытаясь проткнуть упыря концами своих рогов, которые скотники так и не спилили, или хотя бы раздавить врага о стену, но оборотень был силён и с рыком тянулся когтями к глотке исполинского животного.
- Всем выйти из сумрака! Шестой отдел! Не двигаться! – крикнула Зуева, однако оборотень и ухом не повёл. Тогда она навела  фонарь на сражающихся. То же сделал Кашин. Стрелять было опасно, ведь серебряная пуля всё-таки пуля, а не просто артефакт, и потому могла серьёзно ранить быка вместо упыря.  Оборотень взвыл так, что у Дятлова на мгновение кровь застыла в жилах. Он и Кузнецов не могли ничем помочь – их фонари были обычными. Однако и такой помощи быку хватило. Он взревел во всю мочь и уверенно помчался на ближайшую стену, не тут-то было: оборотень вдруг вывернулся, вскочил Зиланту на спину и полоснул когтищами по его горлу. Бык захрипел и, пробежав по инерции ещё пару метров, свалился. Блеснула в холодном лунном свете пульсирующая струя крови. Монстр торжествующе взвыл и обратил огромную уродливую морду с горящими дьявольским пламенем глазами-угольками на чекистов.
Только теперь Дятлов смог разглядеть его как следует. Это был не волк, вставший на задние лапы, а скорее, очень худой и жилистый, но неимоверно огромный и плечистый человек, покрытый свалявшейся жидкой шерстью. На бёдрах у чудовища болтались изодранные грязные деревенские штаны. Но отдельного внимания заслуживали передние конечности: неестественно длинные, с перекатывающимися шарами мышц под серой кожей и здоровенными, блестящими под луной как десять ножей, когтями. Оборотень надсадно хрипел и был готов прыгнуть  на стражей порядка в любую секунду.
Зуева не растерялась. Она ещё раз потребовала у оборотня сдаться, а когда он проигнорировал это предупреждение, отбросила фонарь, выхватила пистолет и сделала по чудовищу несколько выстрелов, Кашин последовал её примеру. Тут же Кузнецов и Дятлов с осиновыми колами наперевес бросились к оборотню с другой стороны, но тот лишь взмахнул могучей лапой, и оба чекиста отлетели в сторону. У капитана помутнело в глазах. Когда он снова пришёл в сознание, то увидел, как оборотень скачет по дворику, уворачиваясь от пуль Зуевой и Кашина. Капитан попытался встать, но споткнулся о распластавшегося Кузнецова.
Самый сильный член его отряда лежал с закрытыми глазами, раскинув в стороны сильные свои руки, которыми некогда скрутил не одного вредителя. Фуражка и кол лежали тут же. Дятлов, предполагая самое худшее, быстро схватил его за руку и, к счастью, нащупал пульс. Видимо,  Кузнецову досталось покрепче, чем ему.  Дятлов встал, нашарил свой собственный кол, сплюнул кровь с разбитой губы  и решил повторить попытку нанести упырю сколь-нибудь серьёзный удар.
В этот момент с другого конца дворика ударили ещё два луча света. Это пришли Гусев и второй боец Зуевой, Чернов. Увидев, что силы становятся неравными, оборотень жутко взвыл, подскочил к вновь прибывшим чекистам и, как котят отбросив их, пропал из поля зрения. Судя по удаляющемуся хрипению, он направился к лесу.
- ЗА МНОЙ! – крикнула чекистка и бросилась в погоню. Дятлов. Спотыкаясь, побежал за ней. Оглянулся он всего один раз, когда уже покинул пределы колхозной фермы, и на секунду его пронзило какое-то отчаянье: он догонял храбрую сотрудницу Шестого отдела один. Наверное, Кашин тоже получил травму в бою или споткнулся о какой-нибудь чурбан. О том, где пропадают водители «Эмок», капитан даже не вспомнил. Так или иначе, но позади было пусто.
Зато впереди, на фоне тёмного дремучего леса он видел озарённые холодным лунным светом силуэты Зуевой и убегающего упыря. Дятлов стиснул зубы и уже под сенью ветвей, которые цеплялись за каждую складку в одежде, каждый карман, каждый хлястик, будто пытаясь задержать чекистов, догнал прапорщика.
- Где остальные? – на бегу спросила она. Дорогу им освещал только неверный свет ночного светила, так как оба забыли фонари в том злополучном дворике.
- Не знаю, - бросил капитан, не снижая темпа. – Кузнецов без сознания, Гусев и Чернов ранены, Кашин потерялся на ферме.
 - До водителей не дозваться, - Зуева снова приложила руку ко лбу. Как она объясняла днём Дятлову, это был способ телепатической связи. – Ветви мешают…. И состояние не то.
 Дятлов и Зуева бежали, ориентируясь на то отдаляющееся, то приближающееся вновь хрипение оборотня и изредка мелькающий среди стволов уродливый массивный силуэт. Тот давно смекнул, что за ним погоня, и, пытаясь оторваться, выбирал себе путь через самый бурелом, через самые глубокие овраги и буераки, которые сам вервольф без особого труда перепрыгивал, а вот чекистам приходилось снижать темп, чтобы не навернуться о какую-нибудь корягу. Тем не менее, они продолжали преследование, углубляясь всё дальше в лес. Таких жутких ночей у Дятлова ещё не бывало: бешено хлестали по лицу ветки, постоянно подворачивались, будто спасая оборотня, под ноги корни и упавшие деревья, то и дело вскрикивали совы, а впереди всё также, но уже как-то насмешливо, хрипел ночной вор. 
Вдруг стволы деревьев расступились, и чекисты оказались на просторной поляне, где стояла утлая, почти вросшая в землю, ветхая лачужка. Дятлову она сразу не понравилась, поэтому он покрепче сжал в руках свой осиновый кол. Чекистка поправила тёмные очки, назначение которых капитан так и не смог понять, и выставила перед собой пистолет, тускло блестящий под лунным светом. Медленно и осторожно чекисты начали обходить лачужку.
Неожиданно совсем рядом раздался душераздирающий вой, на крыше, сверкнув горящими глазами, возник оборотень и, прежде чем Дятлов успел что-либо понять, прыгнул вниз, отшвырнул капитана в сторону так, что от удара оземь у него опять потемнело в глазах. Щёлкнул пустой обоймой пистолет прапорщика, и оборотень набросился на чекистку. Её пронзительный возглас вывел Дятлова из накатившего на него забытья, он сделал над собой усилие и с трудом поднялся на ноги.
Его глазам предстала ужасная картина: упырь прижал чекистку к земле и тянулся свой огромной страшной пастью к её горлу. Слюна его уже капала женщине на лицо, но что-то будто держало зверя. Он рычал, щёлкал усеянными клыками челюстями, но разорвать Зуеву, ставший бесполезным «Маузер» и очки которой валялись в стороне, не мог.
- Ну! – сдавленно крикнула сотрудница Шестого отдела, глядя чудовищу прямо в глаза ненавидящим взором. Тут Дятлов понял, что она держит оборотня только силой своей воли. Но откуда у относительно хрупкой молодой женщины возьмётся столько сил, чтобы сдержать огромного, злобного и голодного оборотня на долгое время? Расстояние от конца морды упыря до носика Зуевой неумолимо сокращалось: - Я его не удержу!!! Сделай что-нибудь!!!
Дятлов понял, что действовать нужно немедленно и решительно. И оглянулся в поисках оружия. Обнаружив свой отлетевший в сторону осиновый кол, капитан схватил его, сжал в руках так, что побелели костяшки пальцев, и стал медленно, тяжело дыша, и осторожно подбираться к оборотню сзади. Тот был слишком занят волевым поединком с чекисткой, чтобы обернуться на шорох травы под подошвами сапог капитана. Дятлов осознавал, что у него будет только один удар, и этот удар должен был свалить громадного упыря с ног, поэтому чекист избрал для атаки самую середину толстой жилистой шеи. Он перекинул кол в руках, взял его поудобнее, собрал в кулак всю свою отчаянность и с бешеным криком: «ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!!!» прыгнул вервольфу на спину.
Следующие события происходили, будто во сне. Медленно-медленно, в такт ударам сердца, летел Дятлов к упырю, занося кол для первого и последнего удара, который поставит точку в этой кутерьме. Так же медленно начал разворачивать оборотень свою ужасную голову, почувствовав неладное. Уже один его горящий адским пламенем глаз увидел надвигающийся меч советского правосудия, но было поздно. В следующее мгновение Дятлов остервенело вонзил своё оружие в шею монстра. С хрустом вошло острие кола в нечистую плоть чудовища. Медленно и даже как-то торжественно взвился фонтан чёрной крови, рёв оборотня, разложившийся на отдельные звуки, только добавил моменту важности.
Но тут наваждение исчезло. Фонтан крови брызнул Дятлову в лицо, рёв чудовища потряс барабанные перепонки и верхушки деревьев. Вервольф вскочил, скинул чекиста на землю, воздел лапы с грозными когтями к луне, рёв перешёл в вой. Приподнимаясь, Дятлов увидел, как от шерсти повалили вверх клубы отвратительно отдававшего мертвечиной и серой дыма, как упал и забился в агонии сам оборотень. Он катался по траве, окропляя её своей нечистой кровью, выл страшнее целой стаи волков. Тут шерсть начала комками слезать с него, монстр начал сжиматься, скукоживаться, уплощалась его звериная морда, уменьшались уши, затухал огонь преисподней в глазах, когти становились всё короче и короче. Наконец, перед вставшим на ноги чекистом остался лежать грязный, израненный, неимоверно обросший и худой человек в разорванных деревенских штанах и колом в шее, который теперь протыкал её насквозь. Из раны сочилась чёрная кровь. Дятлов пригляделся к потемневшему от грязи лицу и узнал Федьку Топорищева, фото которого капитану показывал участковый вечером первого дня. Всё встало на свои места: Топорищев, всеми презираемый стукач, скандалист и ворчун, решил отомстить односельчанам и заодно поживиться, раздобыл где-то,  чекиста уже не занимало, где, секрет превращения в оборотня и полгода терроризировал Потаповку.
От размышлений о ночном воре Дятлова оторвал слабый женский стон. Он вспомнил, что рядом лежит обессиленная сотрудница, спохватился и подбежал к Зуевой. Вид у неё был самый жалкий: лицо побледнело, волосы растрепались, фуражка валялась рядом на окропленной слюной оборотня траве, веки были опущены, в измятой гимнастёрке зияло несколько разрывов, а на руках – кровоточащие царапины. Капитан, как сумел, перевязал раны нашедшимся у него бинтом и попытался поставить её на ноги, но, видимо, волевая схватка с чудовищем отняла у Зуевой слишком много сил, и она упала Дятлову на плечи.
Тогда он взял её на руки и понёс прочь. В другой ситуации, капитан, возможно, поступил бы иначе, но случай был совершенно особый, доселе не встречавшийся. Почему-то Зуева оказалась очень лёгкой, но это, скорее всего, объяснялось тем, что настолько приятной и драгоценной ноши у Дятлова ещё не было. Он шёл, забыв про усталость, через овраги и бурелом, через внезапно ставший тихим и нестрашным густой лес.
Хорошенькая головка чекистки болталась на ходу. Лицо было всё так же бледно и не выражало ничего, как лицо спящего после долгого труда человека. Вскоре Зуева приоткрыла глаза, как-то странно посмотрела на Дятлова и тихо спросила:
- Куда мы идём?..
- В деревню,- ответил капитан.
- А…. А что оборотень? Он…. Ушёл?..
- Нет, я убил его. Мы убили.
- А…. Надо сжечь его…
- Успеется, товарищ прапорщик.
- Да какой я теперь тебе товарищ прапорщик, Дмитрий? – Зуева неожиданно улыбнулась. – Задание выполнено. Оборотень убит. Я больше не начальник… - произнесла она и продолжила: - А ты парень не промах. Первая охота – и сразу такой здоровенный упырь. Может, к нам пойдёшь, в Шестой отдел? Я тебя порекомендую начальству…. Мой-то первый был, смешно вспомнить, какой-то хмырь… Я тогда перетрусила слегка, а ты сразу такому гаду на шею сиганул. И с чем, главное, с каким-то жалким колом.…. А меня Анастасией звать…. - неожиданно сказала чекистка, и её руки обвили шею Дятлова.
- Очень приятно, - капитан смущённо улыбнулся. Ему вдруг показалось, что всё это получилось не случайно: и то, что разобраться с этим делом отправили именно его, что именно Зуеву прислали ему в помощь, что именно ему выпало нанести оборотню смертельный удар, что сейчас он несёт на руках через дремучий лес привлекательную молодую женщину.
Давно миновал пресловутый час зверя. Луна ровно и теперь уже вовсе не угрожающе светила с небес, а изредка мелькающие между деревьями звёзды глядели отнюдь не волками. Тёплая, тихая, безветренная ночь.
- Знаешь что, Настя, - сказал Дятлов после некоторого молчания, увидев, что лес редеет, а впереди маячат призрачные огоньки Потаповки. Зуева внимательно посмотрела на него своими прекрасными глазами, в которых отражалась ночь. – Я… То есть, ты…
- Не говори, - чекистка прижала свой палец к его губам. – Я всё поняла… Ты тоже очень милый, Дима…. И смешной…. Смешной в своей строгости…
Тут до уха Дятлова донеслись голоса бойцов, которые искали своих командиров. Замелькали между деревьями лучи фонарей и подтянутые мужские фигуры.
- Мы здесь!!! – крикнул капитан и опустил Зуеву на землю. Она смогла подняться, пошатнулась, оперлась на плечо капитана, и они, грязные, безумно уставшие, израненные, но полные какого-то странного чувства, вместе пошли навстречу голосам, навстречу занимающейся заре, навстречу новому дню и новой жизни,  в которой обоим им придётся примерить на себя новые роли….