Простые советские люди

  дорожные зарисовки эпохи перестройки

Вечером (дело было 21 января 1991 г. ) я сел на московский поезд.  Мне досталось полка у самого выхода,  зато мои вещи разместились очень удачно: детская ванночка  притаилась на третьей полке, пальто и пиджак прижались к стенке возле окна, а две тяжелые сумки спрятались в багажник, расположенный под моей полкой. Я был спокоен и за дорогие женские итальянские сапоги, лежавшие в одной из сумок, и за деньги (свыше семисот рублей), забившиеся в правый  сапог.
      В моей «секции», кроме меня, больше никого не было, но оба боковых места были заняты. Нижнюю полку занимал мужчина лет тридцати, невысокий, щуплый,  восточной наружности, верхнюю – мужчина лет тридцати восьми, полноватый, невысокий, с большой плешью,  и пышными пшеничными усами.
    - Занято? – спросил у меня восточный человек, показывая на место напротив меня.
    - Не знаю. Пока нет.
   Его черные глазки заблестели.   Со своим   товарищем из соседней «секции» он торопливо положил в багажник две большие сумки и черный дипломат. Огромный чемодан они хотели забросить на верхнюю полку, но я их удержал:
- Там ванночка. Поставьте его под столик.
   Поезд тронулся. Вскоре пришла проводница, женщина лет сорока пяти.
  - За постель два рубля!
Я безропотно отдал ей нужную сумму, а мужчина с плешью начал брюзжать:
    - Почему два рубля? Кто повысил плату?   
    К моему удивлению, у него оказался очень высокий голос, настоящий фальцет, который явно  дисгармонировал  с его комплекцией.
  - Министр! – ответила проводница грубоватым тоном.
 - А был ли приказ президента?
 - А для нас министр выше президента!
   Пикировка продолжалось  еще несколько минут.
- Вы эти места не занимайте. – Проводница указала на свободные места в моей секции. – Могут сесть люди в Прохановке и Веденеевке.
    Восточный человек придвинулся к ней и стал что-то шептать ей на ухо.
- Очень ценные вещи? - переспросила  она у него громко. – Ничего не могу поделать.
Когда она ушла, мужчина с плешью принялся объяснять нам, почему ему досталось самое плохое место в вагоне. 
  - Я решил ехать как простой советский человек. Если бы я захотел, мне бы любое достали. У меня знакомых навалом. – Для вящей убедительности он показал восточному человеку какую-то книжечку. Тот почтительно кивнул головой.  На лице мужчины с плешью отразилось самодовольство. Меня разбирало любопытство:  «Кто же он? И что у него за книжечка?»
  Мои соседи оказались общительными людьми, и мы быстро разговорились – как обычно, о политике.   После одной моей фразы, показавшейся, видимо, очень удачной моим собеседникам, мужчина с плешью воскликнул:
     - Как тебя зовут?
  Я назвал свое имя. Они тоже представились. Мужчину с плешью звали Виктором, а восточного человека – Николаем. Имя «Николай» меня нисколько не удивило: я знал, что восточные люди, оказываясь в русской среде, любят давать себе русские имена. Например, я знал узбеков Алика и Мишу. 
   Познакомившись, мы продолжили разговор.
     Виктор сообщил, что он работает в УВД, что недавно он был в командировке на Украине, где усмирял РУХ. Я долго гадал, какое у него звание. Его речь и поведение соответствовали званию сержанта, но импозантная внешность вполне тянула на звание майора.  В действительности, он оказался капитаном.
      Из разговора выяснилось, что Коля - азербайджанец. Последние четыре года он жил в Везельске, работал в кооперативе, в месяц получал 1500 рублей.
  «Наверно, чемодан набит деньгами. Сторублевыми купюрами. Наверно, миллион везет», - мелькнуло у меня в голове. ( Через день мое предположение  подтвердилось: правительство объявило об обмене крупных купюр).
   - Демократические силы у нас слабы, - проговорил я с горечью. – Был недавно на собрании демократов. Говорят они много, с пафосом, но выразить мысль ярко, образно  не могут, речь корява. Не хватает  ума, образованности, культуры.
   - Да откуда они возьмутся, умные? – пропищал Виктор. – Мне только один нравится. Бабкин. Журналист. Он работает в «Нашем Везельске.». Ему я верю. Раньше он работал в «Везельской правде». Оттуда его выгнали.
Меня, признаться, удивило, что капитан МВД, настоящая милицейская  косточка,  с сочувствием говорит о демократе.
- В армии, милиции есть разные люди. Мыслят по-разному. Но дадут приказ – и пойдут усмирять своих единомышленников, - рассуждал я.
       - Да, пойдут. Приказ дадут – и пойдут, - проговорил Виктор с сожалением.
      - Горбачев – преступник, - горячился он. – По его вине погибли люди в Прибалтике.  Его надо отдать его под трибунал!
     «Все отвернулись от президента, - с грустью думал я, - Сначала им восхищались, превозносили до небес, а теперь ненавидят и жаждут расправы. Народу несвойственно чувство благодарности. Он лижет пятки тиранам, но убивает своих освободителей. Сталину, уничтожившему миллионы людей, поклонялись как богу, а  в Александра второго, отменившего рабство, метнули бомбу.  Не ждет ли такая же участь и Горбачева?»
       Я и сам долгое время критиковал его. Меня раздражали в нем непоследовательность, некомпетентность, приверженность социализму. Но теперь, когда каждая кухарка поносила его последними словами и считала, что лучше его смогла бы управлять государством,  мне стало его по-человечески жаль.
   - Горбачев просто ошибся, - возразил я. – Он не преступник.
   - Если бы ты убил человека или я, то мы преступники, а если Горбачев, то ошибка? – горячился капитан.
  - При нем крови пролилось, как ни при ком другом, - набросился на меня Коля.
    -  Но ведь намерения у него благородные, - защищался я. -  Нельзя забывать,    что он искренне пытается установить в стране демократию.
     - Народ воспитывать нужно. Сначала воспитывать. А потом демократия. Мы невоспитанные. С нами надо строго. Слишком рано Андропов умер. Тот хорошо воспитывал. Дисциплина была,  -  Коля говорил с сильным тюркским акцентом.
Капитан поддержал его, вспомнив, как при Андропове гоняли прогульщиков.
На столике появилась бутылка водки. Мои соседи решили скрасить путешествие. Они и мне предложили  присоединиться к ним, но я отказался, так как,  одурманенный горбачевской антиалкогольной кампанией, в то время почти не употреблял алкоголь.   
Они  пили маленькими дозами, но капитан быстро пьянел. Несколько рюмок водки лишили его рассудка. Он нес чепуху. «Видимо, алкоголик», - подумал  я.
За Веденеевкой, когда я лег уже спать, а мои соседи приканчивали содержимое бутылки, в «секцию» ввалилась старуха и девушка.
          - Освободите наши места. Я билет за две недели  взяла, - проговорила старуха тоном человека, готового стоять до конца.
Коля подчинился. Он только попросил оставить вещи в багажнике.
  - У нас у самих много вещей, - буркнула старуха.
   И действительно, вещей у наших новых соседей было немало. Коле пришлось рассовывать  свои вещи по всей «секции». Таинственная дипломатка оказалась под столом, рядом с моей головой. 
  Старуха разместилась на нижней полке, а девушка забралась на вторую полку. Я заметил, что у нее грубое лицо, длинный и широкий нос.
      Виктор и Коля допили водку и собрались  спать. Виктор залез на верхнюю полку и оказался надо мной, а Коля лег на нижнюю боковую полку. Его глаза были полуоткрыты,  он ни на минуту не выпускал из виду свой  дипломат.
  Из окна сильно  дуло. Чтобы не простудиться, я перелег головой к проходу.  Но и в новом положении я не мог спать. Постоянно бухала дверь: один за другим выходили в туалет пассажиры. Пришлось вернуться в первоначальное положение.
       Голова быстро охлаждалась. «Завтра будет трещать», - подумал я мрачно.
      - Вы заверните голову полотенцем, - донесся до меня сочувственный голос старухи. - Я завернула.
     Я посмотрел на нее: она была похожа на  индуса.
     Я  последовал ее совету, но полотенце мне не помогло. Я стал засыпать, но в это время с верхней полки слез не вязавший лыка  Виктор. Он сел на мою полку и придавил меня к стене.
- Виктор, не мешай спать, - прорычал я.
Он залез на свою полку, поворочался там, снова слез, но на этот раз придавил к стене старуху. Я слышал, как она кряхтела.
         Виктор встал, и вдруг его рука впилась  в грудь девушки. Старуха закричала:
        - А ну, отстань от нее! Что это ты себе позволяешь!
        - Что я себе позволяю? - с каким-то  удивлением проговорил Виктор. – Чего вы кричите?
       Он залез на полку, но не заснул. Минут через десять его рука снова метнулась к груди девушки.   
Я понял, что  защищать девушку от посягательств блюстителя закона придется мне. Значит, надо драться.  «Ну почему я? - подумал я в отчаянии. - Почему я должен приносить себя в жертву.  Ведь он же капитан милиции».
- А ну отстань! –  грубым голосом на весь вагон взревела девушка.
  «Такая не нуждается в защите, - подумал я с облегчением. – Она сама не даст себя в обиду».
  Капитан убрал руку, слез с полки, стал ходить вблизи, бросая взгляды на меня, на дипломат, на мой пиджак, в котором лежал кошелек.
«А капитан ли он? – мелькнуло у меня в голове. – Может, это бандит.  Может, он решил ограбить нас? Пусть берет дипломат. Я кричать не стану. Лишь бы меня не убрал как лишнего свидетеля».
     Я решил не подавать признаков бодрствования и неожиданно для себя заснул.
   Утром, когда капитан пошел умываться, девушка сказала, что он приставал к ней всю ночь, но она дала ему достойный отпор.
   Когда капитан вернулся в «секцию», я пристыдил его:
  - Что же это вы ночью всем  мешали  спать, к девушке приставали.
  Старуха захихикала.
   - Пили медленно, а не закусывали. Вот и опьянел, - объяснила она незлобиво. – А пьяный чего не сделает.
   «Добр  русский человек по натуре, - подумал я с гордостью. -  Готов  все понять и все простить. Всю ночь Виктор терроризировал старуху и девушку, а они зла на него не держат». 
    - Если бы  выпили одним залпом, то опьянели бы еще больше, - возразил я, но старуха со мной не согласилась.
    - Вы извините, что я вам мешал, - покаялся Виктор.   
  Чтобы позабавить соседей, я в юмористическом ключе рассказал о своих ночных страхах:
     - После того, как Коля пошептался с проводницей, я решил, что дипломат набит деньгами. Ну, думаю, нападут на Колю, а пострадаю я. Ведь дипломат стоит рядом со мной.
На лице азербайджанца появилась напряженная, натянутая улыбка. 
- Кто нападет? Я? – спросил капитан.
- Нет, вас я не подозревал, - соврал я. – Рэкетиры. Выстрелят, а пуля рикошетом в меня попадет.
- Изобрели такие пули, которые рикошетом летят. Попадет такая пуля в ногу – все тело изорвет. Чем больше сопротивление, тем быстрее она идет, - рассказывал Виктор. – А кто изобрел такую пулю? Женщина! Только женщина способна на такую подлость.
- Если такая пуля попадет даже в ногу, то смерть неминуема? -  ужаснулся я.
- Да, - вздохнул капитан. – Вот какие женщины!
Коля вытащил из сумки бутылку водки. Капитан, усаживаясь за столик, снова предложил мне присоединиться к ним. Я отказался.
- Что это ты и вчера и сегодня отказываешься, - оскорбился капитан. 
- У меня же язва желудка, - соврал я.