Фрагмент 1-й Ночной гость

Тишина. Темно. И тихо, только слабый шорох во тьме. Ближе. Колотит сердце в груди. Но страха нет. И прочего нет. Всё так, как и должно быть. Тысячи ламп вспыхивают под потолком. От внезапного света режет глаза. Блеск, блёски, слезинки. Звучит музыка. И призрачные пары танцующих повсюду. Они кружат в замысловатом танце, сталкиваются, рассеиваются и возникают снова. Они такие разные, пёстрые, непонятные, а через них идёт дама в красном бархатном платье. Она вытягивает вперёд венозные худые руки, на её ладонях язвы и раны. Она всё ближе, ближе, почти рядом… Её губы в трещинах. Она что-то шепчет. Тянет к себе. Шорох складок на платье.

Маша открыла глаза. Странное чувство, словно за окнами кто ходит и, тяжело дыша, заглядывает в чёрное стекло дома. Да кто же там? Не хотелось вставать, что-то думать, тем более бояться, когда так тепло лежать в своей постели и так живо накатывает сон. Тишина. Темно. И шорох складок на платье.

Шорох. Маша вздрогнула и сильнее укуталась в толстое одеяло. До ужаса она впечатлительная. И ведомо ведь, что чудищ всех, монстров отвратных и прочих созданий всяких рождаем мы сами от неуёмной фантазии и постоянной действительности. Не надо бояться. В окно громко застучали. Маша вздрогнула… И пожалела, что с вечера поленилась закрыть ставни.

Кого там принесло среди ночи?

Маша нащупала в темноте халат, ловко его накинула на плечи и разожгла керосиновую лампу. На потолок выползла жирная тень и задрожала, раздвоилась, как мерцающий огонёк в лампе. Тихо ступая, Маша вышла в сени, подняла тяжёлый засов и отворила дверь. Низко горела луна, как единственный глаз исполинского зверя во тьме, и не было ни звёздочки, потому что день накануне выдался пасмурный, мерзкий, и верно, что небо теперь затянуто.

В неровный свет лампы, прихрамывая и сутулясь, вышел мужчина лет тридцати. Он дико озирался по сторонам и что-то прятал за спиной. Как оказалось, это был нож с зазубренными на лезвие и перемотанной проволокой рукоятью.

-Не боись, укрыться мне надо.

-А мне и не боязно, - ответила Маша и пошла вперёд, предлагая незваному ночному гостю идти следом.

Незнакомец громко и противно рассмеялся, убрал за пояс нож и пошёл за Машей. В сенях пахло травами и кружили мотыльки, устремляясь на свет лампы. Раскачивались тени за спинами, вытягивались на углах и растворялись в ночной темноте.

На кухне Маша поставила чай. Незнакомец снова вытащил нож, поигрался им и с размаха воткнул в стол.

-Одна живёшь-то, - спросил он и противно оскалился неровным рядом жёлтых зубов, - не страшно одной?

-Я привыкла.

Он посмотрел по сторонам и ткнул пальцем на полку, сплошь заставленную склянками, бутылочками и прочими колбами, все до краёв полные разноцветными жидкостями.

-А это что такое?

-Опытами я разными занимаюсь, - пояснила Маша, - интересно мне.

-Хм, интересно ей, - незнакомец почесал затылок, - да одного не уразумею, от чего одна ты живёшь? И девка ты видная, вон, какая из себя.

-Это потому, - продолжала Маша, - что не каждый понять меня может. Одиночество я люблю…
Она не договорила, потому что в этот миг незнакомец гаркнул страшно, да в один прыжок через стол и перемахнул. Налетел он, стал руки крутить и в шею губами тыкаться, рвать халат, трогать всячески.

-Я тебя сейчас, сучка, - приговаривал он, - от одиночества излечу.

Обмякла Маша в его хватке, как и не сопротивлялась вовсе, проговорила тихо:

-Пусти. Не стану противиться. Одно тут, что кричи и не кричи, а всё глухо. Да прежде давай чаю попьём.

Ослабил незнакомец хватку, засомневался, но отпустил, вернулся на своё место. Маша одёрнула халат и сняла с плиты чайник.

-Слышала я о тебе, - ровно проговорила она, - много гутарят на деревне, как убивал ты… Да чего ко мне примчался? - Маша аккуратно разлила кипяток по чашкам. - Бежишь ты. Беглый ты. - Медной ложкой она насыпала сахар. - Да не уймёшься никак, не покоя ищешь и искупления, а погибели своей. - Незаметно, словно и не было ничего, Маша сплюнула в одну из чашек и подала её своему ночному гостю. - Угощайся же в меру свою.

Незнакомец отхлебнул, поморщился.

-Горчит чай у тебя, хозяйка, - сказал он, но чашку не отставил, продолжил пить.

-Это от того зависит, кто чай этот пьёт, - пояснила Маша.

-Да как же быть такое может, - искренне изумился незнакомец и рассмеялся, - не одинаков ли чай?

-Одинаков, но то разное, что умы хранят. С теми ли ты помыслами зашёл в этот дом, чтобы чай сладким казался? Всё трупы несёшь, всё ношу увеличиваешь, да разлагаются твои трупы и уже нет их, а яд лишь остался. То и хлебаешь, от того и горчит.

-Ты балагурить кончай, - прикрикнул незнакомец, - а то язык твой поганый вмиг отрежу.

И хотел ножом пригрозить, поводить им перед лицом, да замер, потому что девка сама язык вытащила и дразнится, корчит рожи и шипит, как змея. Замотал он головой, чтобы наваждение скинуть: и действительно, как и не было ничего, стоит так же перед ним и всё своё говорит.

-И яд этот трупный в желудке твоём булькает, в кровь всасывается и по жилам разносится. Отмирают жилы. Сохнут конечности. А как яд до мозга дойдёт, так и не станет тебя.

-Раздевайся, - прохрипел он, - сейчас посмотрим, как и кого не станет.

Расхохоталась Маша, скинула халат. То в одну сторону повернётся, то в другую, гладит рукой бёдра. Ах, и статная из себя: красные волосы путано спадают на плечи, нос по мальчишески вздёрнут, а глаза голубые, как два озера, что смотреть в них и не наглядеться. Грудь у неё высокая, пышная, розовые соски напряжены…

Тонкая струйка слюны заметно сползла с подбородка незнакомца.

Задышал часто он, поманил пальцем, но не пошла Маша, а стала говорить совершеннейшую тарабарщину и притоптывать. И глаза её, мгновение назад голубые, заиграли зелёными искорками.

Он попытался встать со стула и тут же упал на колени, потому что онемели ноги. Заклокотало что-то в груди, забулькало в горле. Он схватил себя за шею, закатил глаза и повалился на пол.

-Уииии! Уииии! - шипела и выла Маша, приплясывала и притоптывала вокруг, изгибалась, как кошка, и рисовала в воздухе неведомые знаки, размахивая рыжими прядями волос.

С его рта пошла пена. Захрипел, заплевался и через мгновение, корчась от судорог, собирая ногами половик, со свистом издал свой последний вздох.

Маша ещё подождала. И только убедившись, что ночной гость действительно помер, привела себя в порядок, накинув халат и пригладив волосы. Затем она сдвинула стол и подняла крышку люка. Из подвала рвануло сыростью и запахом плесени. Схватив тело за ноги, она подтащила его к самому краю и столкнула вниз. Так же неторопливо, она опустила крышку, расстелила половик и передвинула стол, из которого страшно торчал нож незнакомца.