Из жизни насекомых

ИЗ  ЖИЗНИ  НАСЕКОМЫХ
(Иронический рассказ).

1. Пчела Майя
Пчела Майя была уже не молода, но находилась в том, возрасте, когда жизнь уже не преподносит неожиданностей, но все еще остается интересной. Вот такой возрастной парадокс. Она была весьма привлекательна. И хотя крылышки уже были не так легки и прозрачны, она каким-то, известным только ей, способом могла приводить их в порядок и наводить блеск. Правда, если в молодости ей достаточно было встряхнуть крылышками, и они сразу становились искристыми и упругими, то теперь требовались усилия для того, что бы создать видимость крепких и здоровых крыльев. Она смазывала их пчелиным воском, полировала и долго разглаживала утюгом, на ночь она вывешивала их на балконе, что бы они пропитались свежим, морозным воздухом, и они становились звенящими и искристыми, и все это для того, что бы быть «не хуже других», более молодых пчел. Когда она находилась в обществе своих подруг, она переставала думать о своем возрасте и усталости, которая преследовала ее уже давно. Она наслаждалась вниманием к своей персоне со стороны трутней, которые время от времени роились вокруг нее. Но после романа со Шмелем Пашей, который был давно, но оставил такой неприятный след в ее пчелиной душе, что с тех пор она перестала воспринимать всерьез все это копошение вокруг себя и посматривала на шелест трутневых крыльев с усмешечкой, ухмылочкой или просто никак. Ей казалось, что все это она уже видела, было абсолютное ощущение де-жа-вю. Но она умела быть веселой, обаятельной и остроумной. И хотя иногда ее утомляла эта игра, она все же продолжала в нее играть. Потому как это было единственное, что поддерживало ее женское начало. Она не хотела превратиться в одну из тех пчел, которых было много в их шумном улье. Единственное существо, которое она обожала и любила больше жизни, была маленькая пчелка со странным именем Ивка. Она любила ее до слез, до боли в крыльях и называла ее просто Ива. Маленькая пчелка была так привязана к ней, что любое отсутствие Майи воспринимала, как личную обиду и Майя старалась не огорчать и не разочаровывать свою малышку. А Ива была проницательна не по-детски, втайне она страдала от того, что Майя бывает строгой и старалась всячески угодить ей, придумывая и мастеря для нее свои детские подарки. Подарки всегда были наивные и трогательные. Она, например, садилась на ближайший цветок и, с трудом оторвав маленький лепесток, с восторгом приносила его Майе и требовала, что бы та непременно насладилась его ароматом. Майя уже давно не ощущала запахов, но делала вид, что пьянеет от дивного аромата. Она начинала вздрагивать усталыми крыльями от чего малышка приходила в восторг и забавно хлопала своими маленькими крылышками.
Майя не любила зиму. Зимой вся жизнь превращалась в долгий равномерный сон с редкими пробуждениями. Во время этого длинного «сезонного забвения» ей снились грустные, холодные сны. Но наступала весна, и она просыпалась, а потом и лето, начиналась другая жизнь. Майя радовалась теплому летнему солнцу, цветам и у нее возникало ощущение, что она опять молода и красива. Но в ее пчелиной душе, все же был вакуум. Казалось, если постучать по ее телу, он отзовется глухим звуком, как будто постучали по пустой консервной банке. И все же тепло и солнце делали свое дело, и она бросалась с головой в круговорот общения со своими подругами и даже с никчемными трутнями, которые в этот теплый период как будто тоже становились более симпатичными.
Но вот однажды в ее жизни появился Таракан Гвидон. Он появился просто так, и с первого взгляда нельзя было даже предположить, что он прочно зайдет в ее жизнь. Майя с подругами сидела внутри желтого цветка, и они лениво цедили сладкий нектар из маленьких рюмочек, похожих на цветки ландыша. Неизвестно откуда появившийся Таракан Гвидон уселся рядышком с Майей и заговорил с ней. Подруги переглянулись, но продолжали цедить свой напиток. Таракан пытался разговорить их, и у него это даже стало немного получаться. Майя скользнула по нему взглядом, но не нашла его интересным. Она почувствовала что-то неестественное в его манере разговора и, даже, ощутила какую-то непонятную жалость, видя как он старается поддержать эту никому не нужную беседу. Вскоре Таракан понял, что к нему не проявили должного интереса и, кивнув всем на прощание, удалился таким же неизвестным способом, как и появился.
Прошло время, и Майя забыла об этой ничего не значащей встрече. И вот она опять случайно встретила Таракана Гвидона. Собирая нектар, она вдруг ощутила резкий сладкий запах и полетела, ориентируясь на него и удивляясь своему вдруг проснувшемуся ощущению запаха. Когда она подлетела ближе к объекту, источающему сладкий запах, она поняла, что она находится в доме и сидит на краю банки с вареньем. Кажется, варенье было клубничным. И в тот же момент она поняла, что ее лапки прилипли к краю банки. Она беспомощно хлопала крылышками, шевелила усиками, но все попытки были тщетны. И тут к банке подполз Таракан Гвидон.
- Какая встреча!- прокричал он.
- И мне тоже очень приятно… - пробормотала Майя усталым голосом
- Милая Майя, Вы не заметили, что я знаю, как Вас зовут??? Мы с Вами встречались. С Вами все в порядке??? - прокричал он восторженным голосом и зашевели своими длинными усами. Это было наивысшее проявление восторга.
- Только дураку может показаться, что со мной все в порядке - проворчала она. – Лучше помогите мне выбраться из этой липкой сладости.
- Ну, что Вы??? - возразил он, - Вы, вероятно, не понимаете, что Вы попали в райский уголок. Здесь тепло, сухо и очень сладко. Я всегда здесь столуюсь.
- Но я не могу двинуться с места, поэтому не могу всецело ощутить всего блаженства – усмехнулась она.
– Помогите же мне! - уже раздраженно сказала она.
А Таракан Гвидон вдруг почувствовал, как его усы задрожали более активно, и подумал: «а эта Пчелка, пожалуй, ничего…может пригодиться».
Дело в том, что Гвидон переживал личную драму. После двух неудачных романов с Бабочкой Лионелой и Гусеницей Марфой, он пребывал в состоянии близком к истерике, хотя искусно скрывал это и даже внешне был довольно игрив. Поэтому такое бесконтрольное шевеление усами немного испугало его. «Надо меньше есть сладкого» - подумал он - «сладкое слишком влияет на потенцию». И все же он вынужден был показать себя настоящим Насекомым, а не Домашним паразитом. Ему ни сколько хотелось сделать что-нибудь приятное для этой Пчелки, сколько вырасти в своих собственных глазах. Не каждый же день предоставляется случай доказать себе и всем, что ты истинное Насекомое. Он с легкостью забрался по отвесной стенке трехлитровой банки и, подтолкнув пчелу, освободил ее из сладкого «плена».
Майя посмотрела на него с удивлением, которое стало перерастать в восторг. «Вот это Насекомое с большой буквы Н…» - подумала она. Она долго благодарила своего спасителя, они даже попили чайку с вареньем, а затем, распрощавшись, она улетела.
Прилетев в свой улей, она с упоением рассказывала всем о благородном Таракане, по имени Гвидон, который так благородно протянул ей лапку помощи в затруднительной ситуации.
И вот однажды в ее дом кто-то постучал. Она открыла дверь и увидела на пороге Таракана Гвидона. Он был немного смущен, пробормотал что-то похожее на «здрасти» и его усы зашевелись так активно, что у Майи зарябило в глазах. Откуда-то из-за спины Таракана Гвидона вдруг появился чемодан. Он поставил чемодан на порог, и Майя поняла, что это любовь. Не каждый Таракан придет с чемоданом в дом к своей возлюбленной после первой же встречи. «Ах, значит это любовь с первого взгляда» - подумала Майя и впустила Гвидона в дом. «Зачем сложно если можно просто?» - подумала Майя, оправдывая свой легкомысленный поступок. Ведь она совсем не знала этого Гвидона. «Кто он такой, откуда??? И вообще что он хочет???», такие мысли пронеслись в ее голове, но она отогнала их. Ей почему то было хорошо от того, что таракан с большой буквы Т. будет рядом с ней. Возможно, она научит его летать, и они вместе будут добывать мед. Ей было трудно добывать мед в одиночку. У других пчел были трутни. И хотя трутни не были приспособлены к работе, все же каждая пчелка рядом с которой летал трутень, была горда этим фактом и чувствовала некоторое превосходство над теми пчелками, которые летали в одиночестве.
Так вот. Таракан Гвидон поселился в доме Пчелки Майи. Выяснилось, что Таракан Гвидон умен. Иногда он приносил обрывок газеты, садился в кресло, водил усами по строчкам и иногда выкрикивал какие-то буквы. Когда он уставал от чтения, его надо было кормить. Но поскольку он был «вырван» из своей привычной домашней обстановки, где на каждом шагу можно было найти еду (то в хозяйской кастрюле, то в хлебнице, да везде) и поскольку он не умел добывать мед, Майе самой приходилось вылетать из улья каждый день на поиски еды. И каждый день она приносила немного нектару, из которого делала мед, а Таракан Гвидон с восторгом смотрел на нее, целовал ее усталые крылышки и говорил: «Потерпи, моя ласточка…скоро я научусь летать, и тебе станет легче». Майя смотрела на него устало, и ей хотелось верить в то, что это мужественное насекомое сделает ее жизнь счастливее и легче. Иногда Таракан Гвидон уходил куда-то из дома. Он говорил, что ходит в лётный клуб, так он демонстрировал свое рвение стать полноценным летающим насекомым. Иногда даже он рассказывал Майе о своих успехах, и Майя тихо радовалась за него. Время от времени он уходил из дома даже на несколько дней и приносил немного засохших крошек от пряника. Неизвестно где он добывал их, но так он вносил свою лепту в «процветание» дома. Но поскольку Майя и Ивка не знали, что делать с этими крошками, он радостно съедал их и потом, усевшись в кресле, самодовольно шевелил усами, активность которых повышалась после съедания крошек. Так продолжалось до середины лета. К этому времени Майя так устала, что уже никакие парафиновые ванны не помогали ее уставшим крыльям. Они стали блеклыми и ломкими. И каждый раз, вылетая из улья на поиски нектара, она боялась, что сломает где-нибудь по дороге свои тонкие крылышки, задев о стебель цветка. И вот однажды, так и произошло, и Майя вдруг поняла, что обречена всю свою недолгую пчелиную жизнь добывать нектар, получать капли меда и кормить Таракана Гвидона, который за это время немного растолстел и стал поглядывать из окошка на соседских пчел, которые иногда пролетали мимо и нарочито привлекали его внимание своим жужжанием.
Был конец лета. Цветов становилось все меньше, нектар добывать было все сложнее, и Майя все чаще впадала в отчаяние. У нее не было достаточных запасов меда на зиму, потому что весь мед, который она получала, моментально съедался. Она все чаще стала ворчать, становилась строгой и угрюмой. Майя стала упрекать Гвидона, а он в свою очередь злился, но старался, все же, загладить вспыхивающие ссоры и пытался убедить Майю в том, что все это временно и скоро он - Гвидон получит диплом об окончании лётных курсов и уж тогда полетит. И тогда уж…
А что же маленькая Ивка? Она очень любила Майю, ей нравилось, когда Майя переставала быть строгой и поэтому была рада присутствию этого Таракана, который так «благотворно» влиял на Майю. Она была рада, хотя и недолюбливала его. Ивка была еще маленькая, но очень чувствительная ко всем проявлениям.
И вот однажды Таракан Гвидон сообщил Майе, что он закончил обучение и получил диплом с отличием в лётном клубе и теперь-то уж он продемонстрирует Майе свое мастерство, и она будет гордиться им. «Вот только…» – сказал он – «мне необходимо побыть в одиночестве некоторое время. Я буду добывать мёд и приносить тебе. А сейчас я не хочу сидеть у тебя на шее, ты ведь устала, моя ласточка. Видишь и крылья то у тебя уже не такие прозрачные и крепкие». Пчела Майя не очень поняла, почему ему теперь будет легче в одиночестве, но принуждать не стала, хотя разочарование уже поселилось в ее пчелином сердце.
И больше Таракан Гвидон не появился. Он «улетел», но обещал вернуться. Какое-то время Майя ждала, потом ожидание и вера в лучшее сменились раздражением, потом переросло в обиду и потом в глубокое разочарование. Иногда она впадала в транс и маленькая Ивка, почувствовав что-то очень недоброе, гладила Майины крылышки и говорила: «Я тебя очень люблю, больше всех на свете…мы ведь всегда будем вместе?» Майя тут же выходила из своего транса и они долго сидели, обнявшись, поглаживая друг другу крылышки, и молчали.
А Таракан Гвидон вернулся в свой дом к вкусным кастрюлям и хлебницам. Никто не знает, научился ли он летать. Но он всем рассказывал, что у него диплом с отличием из лётной школы. Он повесил свой диплом на стенку в рамочке, и каждый вечер любовался им. И говорил себе «Вот теперь Я – не какое-то там насекомое, я – настоящий Орел».



2. Подруги

У Майи было три ближайших подруги: Шмель Наина, Стрекоза Алевтина и Гусеница Муля. Все они были очень разные, каждая по-своему самобытна и оригинальна. Они любили Майю, а Майя любила их. Они очень редко собирались все вместе, поскольку жили далеко друг от друга. Чаще других Майя встречалась со Стрекозой Алевтиной, Алевтина единственная из всех подруг жила поблизости, на той же поляне, где находился Майин улей, и потенциальных возможностей для встреч было больше. Но все же эти встречи были не такими частыми, поскольку Стрекоза Алевтина была поглощена изучением ботаники, а именно, заморскими сортами тюльпанов. Алевтина вообще была очень умна и любила что-нибудь изучать. Она могла часами сидеть в чашечке цветка и изучать его строение. Она могла бы стать Стрекозой с ученой степенью, если бы выглядела посолиднее. Но она была так изящна и выглядела так молодо, что ученая степень как-то не увязывалась с ее обликом. Всю зиму Алевтина жила в стеклянной банке, которая валялась здесь же на поляне и Алевтина с присущим ей изяществом обустроила эту банку и приспособила под жилье. Зимой она сидела в банке и стрекотала над засушенными листиками различных деревьев. Летом из листиков деревьев она любовно изготавливала гербарий, а зимой изучала сложные переплетения прожилок и что-то скрупулёзно записывала в тетрадку. Но летом она, также как и Майя, забывала про все эти учености и окуналась в беззаботную жизнь. Ей так же необходимо было общение, потому что она так же как Майя была одинока. Считалось, что одинокая Стрекоза это так же неприлично, как и одинокая Пчела, и может быть, поэтому Майя и Алевтина так дорожили друг другом. Потому что когда они были вместе, они были уже не одиноки, и никто бы не посмел кинуть на них презрительный взгляд, больше того многие насекомые завидовали этой дружбе. Трутни поглядывали на них с нескрываемым интересом. Но Майя и Алевтина оставались свободны и независимы, и только друг другу доверяли свои тайны и секреты, но все же, обе страдали, каждая о своей несбывшейся любви. Стрекоза Алевтина тоже переживала сложный любовный момент, когда любовь уже ушла, но еще не остыла. Ушедшей, но не остывшей любовью Алевтины был красивый майский Жук по имени Вениамин. Вениамин был красив, пародист, но простоват. К тому же он пристрастился к цветкам хмеля, который в изобилии произрастал на поляне, и его частенько можно было видеть в этих зарослях. В зарослях обитало большое количество мошек всех мастей, которые облепляли Жука Вениамина, как только он появлялся, и пищали, и забирались ему под крылья, щекоча ему спинку, чем доставляли ему большое удовольствие. Вениамин решил, что большего счастья ему и не надо и окунулся полностью в эту разгульную жизнь в зарослях хмеля. Он почти забыл про теплые майские вечера, которые он когда-то проводил вместе со Стрекозой Алевтиной, когда они оба были почти счастливы. А Алевтина все еще перебирала в памяти эти встречи и продолжала страдать. Она пыталась заглушить это съедающее ее чувство, расширяя круг своих интересов и знакомых. Она занялась наукой, которая имела сложно выговариваемое название «Аэродинамика стрекозиных крыльев», и это отвлекало ее от грустных мыслей. Алевтина и Майя старались поддерживать друг друга добрым словом или советом. Советы были правильными, но абсолютно бесполезными, поскольку обе совершали одни и те же ошибки. Майя с большой нежностью относилась к Алевтине, поскольку была старше и считала своим долгом опекать тоненькую, изящную Стрекозу Алевтину, но у нее это плохо получалось. Но, в общем, им было достаточно… просто иногда встречаться и радоваться этим встречам. Они обе частенько вспоминали о Шмеле Наине, которую обе обажали за веселый и добрый нрав.
Шмель Наина жила за лесом, на элитном дачном участке. Участок пестрел всякими диковинными растениями, в которых даже Стрекоза Алевтина, которая кое-что понимала в ботанике, не смогла бы, наверное, разобраться. Но жизнь на дачном участке была не легкой, не смотря на четкий распорядок, который царил на участке. Наина когда-то поселилась на этом участке со всем своим семейством, со временем привыкла к строгому распорядку, разобралась в сложном многоцветии и чувствовала себя вполне комфортно. К тому же она была труженица и не могла просто сидеть на цветке и пить чай. Жало, которое она регулярно подтачивала, не давало ей сидеть на месте. Тамошние шмели, пчелы, осы и другие насекомые разрывали ее на части. Всем хотелось пожужжать с ней и потрещать крыльями. А Шмель Наина была искусна и профессиональна в своем умении трещать крыльями и жужжать и, хотя порой, она могла очень крепко жужжануть и довольно резко трескануть кого-нибудь своими сверкающими крылышками, все любили ее, потому что всегда с ее появлением начиналось веселье. Ее всегда все ждали, и она никогда не обманывала надежд ожидающих. Надо сказать, что Шмель Наина была пухленькой как все шмели, но - очень подвижной. У нее были великолепные сверкающие крылышки, которые ей когда-то отремонтировал ее знакомый Комар Митрич. Митрич был мастер-кровосос высочайшего класса, короче говоря - медик. У него был целый арсенал импортных материалов, которые он доставал непрерывно летая где-то, и влюбившись в Шмеля Наину, готов был бросить на починку ее крылышек все импортные материалы мира. Когда то, когда Наина жила на обычной лесной поляне, до освоения ею элитного дачного участка, она попортила свои крылышки тяжелым, непосильным трудом. И Комар Митрич, узнав об этом и питая к Наине нежные и даже более чем нежные чувства, предложил Наине отремонтировать ее крылышки. Она долго сомневалась, но вот однажды решилась. Комар Митрич обезумел от счастья, которое на него свалилось, поскольку одно только присутствие Наины делало его безумно счастливым и ему казалось, что он способен облететь весь мир. Митрич днями и ночами сидел в сыром чулане на потолке, где была его мастерская, и мастерил новые крылья для Наины. Он вложил в эти крылья всю свою любовь, все свои чувства, которые он питал к ней, и крылья получились на славу. Они были прозрачные как роса, тонкие, но крепкие и поблескивали в полете. Все шмели и пчелы завидовали изящным крыльям Наины. А Шмель Наина поняла, что совсем «пропала». Митрич каким то непонятным образом сумел так очаровать Наину, что она влюбилась в него. Её даже не смущало, что Митрич – кровосос и что он уже давно не молод. В его тонком теле она увидела необъятную душу, которая распирала его тело, и от этого он даже казался слегка напыщенным. Но ни Митрич, ни Наина не были свободны. Каждый из них имел семью. У Наины был муж и двое детей: девочка и девочка, а у Митрича была жена и двое детей: девочка и девочка. После починки крыльев Наина улетела на свой дачный участок, а Комар Митрич остался в своем чулане. И они оба, вдали друг от друга мучились от любви, страдали, но ничего не могли сделать. Однажды Митрич даже решился пересечь лес и долететь до дачного участка, что бы увидеть хоть одним глазком свою любимую. И он сделал это. Но рано или поздно он все равно вынужден был вернуться домой, в свой чулан. И после этого тоска по любимой стала еще больше и еще невыносимее. Он забросил свое ремесло, но потом понял, что не может облететь весь мир, как ему казалось раньше, смирился и затих. Он снова мастерил что-то в своем чулане и все время вздыхал. А Шмель Наина, пройдя через сомнения и любовные терзания, тоже постаралась заглушить в себе возникшее чувство и окунулась в круговорот жизненных проблем. Она умела многое. Она, например, закручивала другим пчелкам и шмелям усики по последней моде, и они приносили ей готовый мед. Кроме этого она гастролировала по всему дачному участку со своим коллективом, который состоял в основном из бабочек, гусениц и длиннокрылых стрекозок. Они давали концерты классической музыки и таким способом все вместе зарабатывали на мед. Шмель Наина и здесь была лучше всех. Вот только она скучала по своим подружкам Пчеле Майе и Стрекозе Алевтине. Она несколько раз совершала безумные полеты через лес, что бы увидится с подругами, и они весело проводили вместе время. Шмель Наина была не только веселой, но и очень доброй. Ей казалось, что если она не будет опекать весь мир, то он просто рухнет. И хотя поиски нектара и меда давались ей тяжело и не просто, каждую каплю меда она старалась кому-нибудь отдать. Она старалась побаловать своих подруг тоже, высылая им то ягоды с земляничной поляны, то бутылочку заморского клубничного нектара, то украшения для усиков и крылышек из диковинных цветов, которые произрастали на дачном участке. А Пчела Майя и Стрекоза Алевтина радовались подаркам как дети и каждый раз давали себе слово, что непременно будет «алаверды», но потом зарывались каждый в свои проблемы и забывали об этом. Каждая в тайне страдала от своей «черной неблагодарности» и «наглой невнимательности», но Наина и не требовала от них «ответных шагов». Единственное о чем она мечтала и к чему прикладывала усилия, что бы подруги поднатужились и перелетели через лес, что бы навестить ее на дачном участке. «Уж я вам крылья напарафиню так… и усики подкручу так…, что все трутни обжужжатся и обстрекочутся» - говорила она своим подругам. Но подруги только мечтали об этом перелете. Каждый же должен о чем-то мечтать.
Третья подруга Майи, гусеница Муля, проживала в старинной усадьбе с заброшенным садом. Сад был заросший, но уютный. Муля жила в коконе, который был маловат для ее семейства. А ее семья состояла из мужа и двоих детей: мальчика и девочки. Она умела дружить со своими детьми и даже с мужем, которого она уже не любила, но сумела сохранить с ним очень дружеские и доверительные отношения. Гусеница Муля каждый день выползала из своего кокона и отправлялась в сад. Там у нее было насиженное место, под листком подсолнуха, где она пыталась наковырять еды, что бы прокормить свое семейство. Муля очень любила свой сад и гордилась его старыми корнями. Она была общительна, остроумна, умела различать разговор птиц и читать мысли насекомых по шороху крыльев. Ей было трудно, а порой невыносимо добывать еду, но она делала это самоотверженно и добросовестно. Но она была больна, больна тяжело и неизлечимо. И эта болезнь имела вполне конкретное название, вернее имя. А звали эту болезнь - Колорадский Жук Самуил. Самуил поглощал ее всю. Она его любила всеми своими многочисленными лапками и каждым сегментом своего тела. И бесконечно страдала от разлуки с ним, поскольку жил он вдалеке, не на заморском дачном участке, конечно, а на соседней поляне, но Муле было слишком тяжело доползти туда, и она продолжала отчаянно мучиться и ждать. А Колорадский Жук Самуил был вездесущ, ему надо было все успеть, со всеми потрещать крыльями и одновременно с этим преуспеть в добывании еды. Его нельзя было вытравить никакими химикатами из Мулиной души. Самуил обладал способностью выживать в любой ситуации и даже когда в результате жизненных перипетий, случайно или по воле судьбы, он попадал в банку с водой, ему всегда удавалось с успехом выбраться из нее, и он потом долго, подробно и всем подряд рассказывал о своих подвигах. Жук Самуил очень не любил муравьев и называл их  «мурты дорожные», что среди насекомых считалось страшным ругательством. Он считал их совершенно бесполезными насекомыми, не производящими ничего и вел с ними бесконечную войну, в которой он всегда оказывался победителем. Он нежно любил Гусеницу Мулю, но в силу своего неуемного характера, он частенько обижал Мулю, но они тут же мирились, потому что не могли друг без друга. Их встречи были редкими, и Муля помнила их все и во всех подробностях. Она могла всем на свете и без остановки рассказывать о достоинствах Жука Самуила. А Самуил…он просто боялся потерять Мулину любовь, потому что понимал, что больше никто на свете его не будет любить так, как любит Муля.
Вот такие подруги были у Майи. И трудно даже было сказать, счастливы они или несчастны. Просто они были вот такие и вот так жили.