Марина Гареева. Жизнь как она есть or...

Жизнь как она есть or Затупленная игла в яйце постмодерна


«Меня всегда поражало человеческое легкомыслие: уж так люди тревожатся, что с ними станет после смерти, при том, что им глубоко наплевать на события, произошедшие с ними до рождения. А  ведь дожизненное существование не менее важно, чем послежизненное, и, к тому же, не исключено, таит к нему разгадку».
Мишель Турнье. «Лесной Царь».



Роман Барнет. «Первый декрет» {http://www.proza.ru/2008/07/07/93}



Паззл с голубым шаром земли складывается в… черный квадрат Малевича. Обрывки газет – вместо афиш у оперного театра: Агностицизм, Нигилизм – в 5. Гиперрефлексия – в полшестого. Ирония с сарказмом – круглосуточно! Добро пожаловать в Постмодерн, Дамы и Господа!

Утренние выпуски новостей: Российский литературный постмодернизм обвиняется в глумлении над своим прошлым и намерении «дойти в своем доморощенном цинизме и самоуничтожении до крайности, до последнего предела» (Илья Коляжный).

Зрители в ужасе. Рекламная пауза спасительным кругом падает на шею: «Выпил сок – закуси трубочкой!» и… тащит на дно пудовым камнем прямо в белых тапочках: «Постмодернизм – это художественная практика, сосущая соки из культуры прошлого, литература истощения» (Джон Барт).

Уставшие игроки в авторов падают с голубых экранов. Пригов шепчет еле слышно: «Я уже давно не человек. Столько лет занимаясь такого рода поэзией, чувствуешь, насколько изжита жизнь».

И только Бодрийар соблазняет нежным баритоном: «Имманентная сила соблазна – все и вся отторгнуть, отклонить от истины и вернуть в игру, чистую игру видимостей». Соблазн искусства постмодерна – в намеках на тайну, которой, на самом деле, не существует, которая не может быть раскрыта. Тем и сильна (Онлайн Энциклопедия Кругосвет).

Вконец обалдевший зритель выключает телевизор, почесывает макушку и идет жарить яичницу, подкрепляя уверенность в завтрашнем дне (и своей нормальности) остатками сала из морозилки, в то время как его супруга… открывает «Первый декрет» Романа Барнета и хищно улыбается.

Даже если бы мы жили в счастливую эпоху с мамонтами  без и-нета (что выдает истину на любой вкус и цвет в красочной упаковке от Гугла) и не знали, что автор увлекается Сорокиным, мы с легкостью бы обнаружили это в самом тексте, на пожелтевшей шкуре того самого невинно убиенного чудо-зверя. Само построение рассказа является классической моделью разрушения текста и соответствует методу «жизнь, как она есть», широко используемому Сорокиным. Суть его сводится к следующему: текст начинается как привычное морализирование, в которое врывается  нечто ужасное, под беззаботной маской «c’est la vie». В «Первом Декрете» переломный момент буквально ломает героя отца напополам, скальпелем его любящей жены, а читатель отпрыгивает от монитора (или отбрасывает шкуру с написанным, сплевывая недожеванного мамонта). И идет еще раз перечитывать текст: по што ж он так? автор-то?

Следует признать, что вопрос «пошто?», равно как и любимчики души русской, братья-близнецы: «кто виноват?» и «что делать?», в постмодерне отпадают за ненадобностью. Более того авторская интонация «он стебается? или на полном серьезе, молвит?» не имеет никакого значения. Традиционная пародия приобретает аппетитное название «пастиш» (от итальянского pasticcio – опера, составленная из отрывков других опер, смесь, попурри, стилизация), где фантазия, пародия и автопародия (А.Гуельман)  помелены на миксере в равных пропорциях и поданы к ужину с пастой. Пардон, с яйцами. Причем всмятку. Поэтому не стоит пенять на Автора, мол, это он пропустил пару рюмок с героями в начале рассказа и кровавая сцена в роддоме – орех, что белка в зубах принесла. Ибо весь постмодерн – это уже не Пушкинская белочка,  а обезумевшее - симпатичное создание из «Ледникового периода», которое то ли хочет отыскать желудь текста. То ли тешится - не натешится возможностью потерять его. Но именно Текст! (учитывая смерть Автора) становится предельно важным.

И что же мы видим в самом тексте Романа? А не видим мы, прости меня, белка, ничего. И это тот случай, когда лучше метнуть желудь куда подальше и наслаждаться смелостью Автора, не побоявшегося догонять его. Но не самим текстом. Почему? Да потому что он очень зеленый. И непонятно с какой радости с дуба так рано упавший. Ну, силу земного притяжения и в постмодерне никто не отменял.

// Роженицы наперебой рассказывали новости //  – «рассказывали новости» –  соцреализм, конечно, дело тонкое, но штампы остались в красной книге коммунистических расстрелов и не приветствуются в безмамонтовую эпоху

// - О-о-й… бля….. Давай ещё наебнём!..
- Наливай! //
–  такое чувство, что Автор воскрес и влез в текст, с присущей интеллигенту рассеянностью и беспечностью, не подумав, что его третьим не звали. «Давай» с «ещё наебнём» выглядит примерно так же уместно, как трюфеля на столе провожающих в кормящие отцы. / - Наебнём? Наебнём! / Не бойтесь повторов. Особенно в таком милом деле.

// Нежно поддерживая, сёстры подвели будущую мать к стоящему обнажённым в готовности посреди цинкового углубления в кафельном полу Степану //  – стоящий обнаженный в готовности посреди – это как «Интернационал!» в 3 часа ночи! Сразу хочется вскочить на ноги и сбросить клеймо проклятья.

// стерильный поднос // возникает уже когда переели. Так как если предыдущий кусочек был поистине лакомым :

// - Стёпа…
- Здесь я, здесь!.. - он подлетел к тележке, нежно поцеловал Клавдию в нос.
- Стёпа… Стёпочка… - её стало трясти, из глаз брызнули слёзы : - …мне страшно… Стёпочка-а-а-а…. ой-ёй-ё-о-о-о-й……… я не хочу… будь они прокляты, эти дети!...
- Клавонька, ты что… солнышко моё…. - Прусаков смущённо улыбаясь оглянулся на повитух, склонился над женой : - …ты что городишь-то!...Побойся Бога… мы-ж хотели-то как, помнишь?..
- Я… я… люблю тебя!..
- Я тебя тоже, золотко… ну что ты… ну не надо!.. Прекрати… Ну в самом-то деле!..
- Я не смогу!.. - она стала ещё громче рыдать.
Одна из повитух успокаивающе взглянула на механика :
- Иногда у некоторых бывает… ничего страшного.
Другая утёрла Клаве нос стерильной салфеткой :
- Так, милая, пора… - она нежно приподняла роженицу с тележки : - Пока перерыв у нас хороший есть между схваточками, надо начинать!.//

и я с радостью приложила салфетку к носу, перекрыв доступ кислорода, то поднос был лишним. Два под – носа, утертые стерильностью, это перебор. Vivent микробы!

Дальше за текстом и не уследишь, настолько увлекаешься процедурой яйцевыкачивания, но потом мышка пробегает и хвостом-хвостом! Все очарование – в скорлупки:

// пошли вываливаться крупные, покрытые слизью яйца//

а я пошла укатываться под стол со смеху. Это ж как они «пошли вываливаться»-то? Ирония - иронией, но не посредством языка. Язык следует приберечь для соблазна, памятуя Бодрийара.

Да и с кровью нестыковка вышла. Цвета уж очень замусоленные. А сделали бы голубою, а? (Шепотом, это же какой был бы подтекст: парень из народа – голубым фонтаном разлился! «Не отсиди, а высиди яйца»! – плакаты в багровых тонах на районном доме культуры…) А так // бурным фонтаном хлынула кровь//, // багровый дождь//, // Тёмно-алый ручей// штампы-штампы-штампы.

По тексту, пожалуй, всё. Лично я бы желудь все-таки поймала. Закопала. Высидела – поправила. А потом с чистой душой ринулась под сень дубов постмодерна.

А к чему эпиграф, спросит дотошный читатель, уже приготовившийся изречь глубокомысленное «М-да». А эпиграф к тому, что постмодерн, все же, начался с болота Турнье и его «Лесного Царя». Когда на почве перебродивших мифов вырос чудовищный цветок, приоткрывший лепестки фашизма. И получивший Гонкуровскую премию. Что вылупится из яиц постмодерна? Лично мне не хочется представлять. И это уже, конечно, запись не в книгу жалоб Роману. А скорее страх.  Потому что Гонкуровская премия еще вернется к теме фашизма с Джонатаном Литтллом и его «Доброжелателями» в 2006 году. Но не это страшно. Чтобы понять и избежать повторения истории нужно о ней забыть, уйти и вспомнить заново. А от соцреализма не так просто уйти. Не потому что Ленин вечно жив, а потому что «наебнём?» стройным хором слышится на заводах и фабриках разваленного постмодерном мира. А сменится ли дирижер… Не скажет ни умерший Бог. ни умерший Автор. А только текст. И совсем неуместно скатываешься в тихую просьбу: Высиживайте тексты, не равняясь ни на кого! Да вылупится из них травоядный, а не тиранозавр пост-постмодерна.



*
теория, представленная в статье, взята из Онлайн Энциклопедии Кругосвет





Марина Гареева.