История одного стихотворения

                ИСТОРИЯ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

Есть город, что как только назовешь его имя - тут же ощутишь запах Балтийского моря, шум сосен на ветру, сыпучесть песчаных дюн... И поманит, и потянет неуемное желание пережить счастье от общения с этой совершенной красотой. Такова ЮРМАЛА.

 В ее живописнейшем уголке - МАЙОРИ, овеваемом волнами Балтики, на улице Плиекшана, 53, стоит небольшой, уютный, утопающий в зелени деревянный домик с верандой. Во дворике - маленькая беседка со столиком и скамейкой, у которой растут два дерева: сосна и клен. Их корни навек сплелись между собой, а кроны нежно касаются друг друга, как бы ища взаимной поддержки и любви.

       Все это можно представить себе как великолепную, созданную самой природой декорацию встрече двух людей - отца и дочери, - которая состоялась здесь через трицать лет после их разлуки...

На доме висит мемориальная доска с надписью: "В этом доме с 1937 по 1958 год жил режиссер латышского театра и кино Александр Рустейкис". Для сведующих людей о многом скажет имя человека, внесшего большой вклад в создание Рижского кино. А для несведующих поясним. Александр Рустейкис создал в Риге Народную киностудию и до 1940 года снял 12 фильмов, в том числе и "Лачплесис". Кроме того, неутомимо работал в различных Рижских театрах, проводя в жизнь систему своего великого учителя - Константина Сергеевича Станиславского.

Но даже люди сведующие мало знают о том, что А.Рустейкис (иногда его имя произносится: "Рустайкис") в 10-е годы считался любимым учеником Марии Гавриловны Савиной, которая бережно передала его в руки Станиславского. Вот некоторые выдержки из переписки Савиной и Станиславского из архивов МХАТа об их общем любимце молодом Рустайкисе. Станиславский - Савиной: "Думаю, что из него выйдет большой толк. Обаяние его несомненно и всеми признано...". Она - в ответ: "Дорогой Константин Сергеевич! Спасибо, спасибо Вам за Рустейкиса...

         В каждой строке Вашего письма чувствуется нежность к нему, то есть к его таланту, который я почуяла, как увидела его в школе, а Вы признали и так счастливите его теперь. Он несносный, с каким-то винтом в голове, но талант несомненный..."

Постановка "Маленьких трагедий" Пушкина 1915 года, где Александр Рустайкис играл Моцарта в спектакле "Моцарт и Сальери", а Сальери - сам К.С.Станиславский, стала в тогдашней театральной жизни событием. М.Г.Савина шлет телеграмму: "Прошу передать Рустейкису мое благословение. От души желаю успеха всему спектаклю. Савина". Постановка эта вызвала много споров, различных мнений и откликов.

        Вот мнение А.Бенуа об игре Рустайкиса: "Рустейкис изумительный Моцарт. Он себя чувствует на сцене свободно, естественно, так что совершенно исчезает впечатление игры". А вот что пишет Н.Эфрос: "В нем чрезвычайная обаятельность, обаятельность красивого, чистого духа. И в нем, среди всей легкости и даже шаловливости - большая значительность. Иногда он задумывается - и тогда ясно чувствуешь, что это избранник, что в нем почиет благодать".

А теперь, как того требует фабула нашего повествования, из эпохи Серебряного века снова перенесемся в наше время. А точнее в начало 70-х годов, когда вышла в эфир в исполнении Нани Брегвадзе песня "Снегопад", быстро завоевывая симпатии слушателей:

Я еще разобьюсь о твою неизбежность,
Голубая метель запорошит мой дом.
Снегопад, снегопад, не заснежь мою нежность...
Не касайся любви леденящим крылом...

Вспомним авторов этой всем известной песни: музыка Алексея Экимяна, а стихи Аллы Рустайкис. Да, поэт Алла Александровна Рустайкис - это дочь героя нашего повествования! И мало кто знает не только об этих ее корнях, но даже и том, что она в прошлом была певицей (примадонной оперы и оперетты) и драматургом, автором замечательных оперетт и мюзиклов ("С первым апреля", "Ночь в Венеции", "Ромео мой сосед", "Крыши Парижа", "Воскресенье в Риме" и др.), которые за несколько десятилетий обошли все театры страны.

       Судьба этой талантливой дочери своего отца тоже необычайно сложна и интересна и заслуживает отдельного повествования, но сейчас речь идет об их незабываемой встрече на берегу Балтийского моря - встрече длиною в целую жизнь.
Алла родилась в артистической семье. Об отце мы уже знаем. Мама же - известная пианистка Ида Хвасс, ее имя выгравировано серебряными буквами на стене Московской консерватории. Вот маленький отрывок из стихотворения Аллы Рустайкис "Музыка", посвященного матери:

А мама играла... А мама играла...
И звуки рояля, как вздохи хорала,
Над тленом и былью, над зыбью земли
Меня, как на крыльях, по миру несли...
А мама играла... То бурно, то нежно,
То очень бравурно, то очень неспешно,
И пенилась звуков кипящая пена
Под Скрябина трепет и шепот Шопена...
И руки взлетали так нервно и бегло,
По клавишам черным и клавишам белым,
Как будто вздымаясь из бездны до неба
По белым и черным натянутым нервам...
Та музыка билась, искрилась и гасла,
Куда-то стремилась, шептала неясно,
И, словно корнями, в меня прорастала,
И я вырастала... и я вырастала...

Когда дочери исполнился год, отец волею судьбы оказался в Риге. В те времена это означало - навсегда... Связь была потеряна, у него уже была другая семья, три дочери. Но в доме Аллы в Москве царил культ отца, свято хранились его фотографии, письма и рецензии из архивов МХАТа. Мама часто рассказывала дочери о нем, мечтала встретиться, но было не суждено: в 1945 году она умерла.

А мама играла... И время настало
Мне встать и запеть у нее за плечами,
И снова нас звуков качели качали -
И вдруг замолчали... И мамы не стало.
Той мамы, которая сделалась мною,
Которой от счастья достались лишь крохи,
Ее, как волной, затопило войною,
И горькими слезами дочки дурехи...

Алла Рустайкис к этому времени уже кончила Гнесинский институт и пела в Куйбышевском театре оперы и балета. Однажды кто-то из знакомых режиссеров, вернувшись из Риги, рассказал, что встретил на Рижской киностудии ее отца - Александра Александровича Рустайкиса. Поинтересовался, где тот живет, оказалось - в Майори, где в последнее время работает в одном из фотоателье.

С тех пор Алла Александровна стала страстно мечтать побывать в Майори и повидаться с отцом. И вот в начале 50-х годов, купив путевку в санаторий "Рижское взморье", где часто отдыхали актеры, поехала. Вспоминает, как вместе с одной приятельницей-актрисой, принявшей горячее участие во всей этой истории, долго разыскивала фотоателье отца, как наконец в одном его позвали по-латышски, как он вышел: статный, красивый, седой... Это был он! Она узнала его тотчас же по портрету в роли Моцарта, который до сих пор висит дома на стене. Ноги ее не слушались, горло перехватило, и приятельнице пришлось взять на себя роль любознательной посетительницы, пришедшей за какой-то консультацией. Он вежливо и обстоятельно отвечал на все вопросы. А Алла все еще не могла придти в себя. Наконец, приятельница не выдержала и вышла.
 
- А что Вам угодно, мадам? - спросил он, все так же вежливо обращаясь к ней.
- А Вы - Александр Александрович Рустайкис? - задохнувшись, произнесла она.
- Да...
- Я тоже... Вы помните Иду?
Он побледнел, как мел, и вдруг закричал:
- Алла!!! Дочка!... - по лицу его градом катились слезы.

Он крепко прижал ее к себе, и она не может вспомнить, сколько часов подряд они проговорили: сначала здесь, в ателье, а потом гуляя по берегу Балтийского моря. Помнит, что в санаторий вернулась только под утро... Потом были еще встречи: и у него дома, и в беседке в саду, и у нее в санатории, но эта первая встреча запомнилась навсегда. Через несколько лет появились вот эти стихи, которые она посвятила своей матери:

                Море Балтийское

Море Балтийское... Море Балтийское
В мореве марева Море Балтийское,
В городе Майори Моря Балтийского
Серое зарево Моря Балтийского...

Нет, ты не видела Моря Балтийского,
Но в маяте своего одиночества
Ты доверяла мне Море Балтийское
И повторяла, как песнь, мое отчество.

Море Балтийское... Море Балтийское...
Хмурое море свинцового цвета -
Ты так и не видела Моря Балтийского,
Так ничего и не знаешь про это!

Как я искала его в этом мареве,
В дымчатой вязи из брызог и света,
В маленьком городе, городе Майере,
В год своего тридцать первого лета...

Как, вспоминая глазами твоими,
Я узнавала его по портрету,
Как побледнел он, назвав твое имя -
Ты никогда не узнаешь про это...

Как затопило слезами глаза его,
Словно их залило Море Балтийское,
Словно в глазах его замерло зарево,
Серое зарево Моря Балтийского.

Как мы бродили вдоль Моря Балтийского,
Не замечая часов до рассвета -
И было серебряным Море Балтийское,
Хмурое море свинцового цвета.

Как мне был близок раскат его голоса
В смехе счастливом, парящий над дюнами,
И были его поседевшие волосы
Так же прекрасны, как в дни ваши юные.
 
Больше с тех пор не видали глаза мои
"Юного Моцарта" с Моря Балтийского...
Он похоронен у самого-самого
Лучшего берега Моря Балтийского...

Если глазами всмотреться под вечер
В мутную млечность Моря Балтийского,
Перед глазами не море, а вечность,
Вечно сурового Моря Балтийского...

Море Балтийское... Море Балтийское...
Хмурое море свинцового цвета -
Ты так и не видела Моря Балтийского,
Так ничего и не знаешь про это!
                ____________________
         Автор: Татьяна Кузнецова
Опубликовано в Рижской газете «Наше время»
                12 декабря 1998 года, где дается краткая справка:

Александр Рустейкис (01.01.1892 - 27.02.1958) родился в Риге. Учился в Петербургском театральном училище А.Суворина. В 1914 г. ангажирован МХТ. В 1918 г.создает театральную студию в Ташкенте и долгое время руководит ею. В 1922 г. как латышский оптант с разрешения Рудзутака возвращается на родину. Работает режиссером в Каунасском оперном театре. Едет в Берлин, где посещает фильмостудию Ольги Чеховой и работает как на ней, так и на других студиях. В сезоне 1924/25 гг. работает как режиссер и актер в Театре русской драмы. Участвует в эпизодах фильма «Михаил Строгов», который снимала в Даугавпилсе французская киногруппа (реж. В.Туржанский, 1925).
С 1925 года работает преподавателем актерского мастерства в студиях киноискусства «Старс», «Сфинкс», «Латкино», «Балтфилма». Сорежиссер фильмов «О земле отцов» (1928), «Лачплесис» (1930), «Латышская свадьба в Ницце» (1931). Режиссер фильмов «Это наша земля» (1930), «Даугава» (1934), «Родина зовет» (1935), «Седая Рига», «Плотина» (1940).
В послевоенный период работал фотографом в Майори. Умер в 1958 году, похоронен на Вецдубултском кладбище, где в 1984 году Союз кинематографистов Латвии поставил памятник. А в 1986 году у его дома в Юрмале на ул.Плиекшана, 53 открыли мемориальную доску.