Друд - сын пирата Друд наносит обиду капитану Эскл

16 Друд наносит обиду капитану Эсклермонду

 День, когда было объявлено, что никакой десант Северные провинции на Скалла-Веру не пошлют, был холодным и ветреным. Сердитое море грозно гнало седые валы, увенчанные клочковатой пеной, к берегу. Казалось, оно тяжело дышит, как человек с больным сердцем. На каждый выдох волны с грохотом обрушивались на берег, словно хотели разрушить его. На набережной вода билась о парапет и забрызгивала мостовую. По небу неслись, напирая друг на друга, чёрные рваные тучи.
Все эти дни Друд и другие обитатели подворья жили одной мыслью о скорой экспедиции и возвращении на помощь товарищам. И вот ничего этого не будет.  Словно в мышеловке, будут мыкаться по острову ещё находящиеся на свободе патриоты, и никто не спасёт идущих на казнь и погибающих в темницах. Тщетно будут чьи-то глаза искать на горизонте высокие мачты и белоснежные паруса. Никто не придёт. Спокойно сегодня лягут спать обыватели Северных провинций, и завтра они спокойно встанут и будут завтракать, пойдут в гости или выведут на прогулку своих почтенных жён и выводки детей, словно их и не касается всё, что происходит на Скалла-Вере. Не много им дела до единства страны!
Жар, поддерживавший все эти дни Друда, сначала взметнулся гневом при полученном известии, а потом вдруг резко угас. Так бывает с смертельно раненными: они сначала бегут, ещё не зная, что умирают, и им кажется, что у них много сил, чтобы переломить обстоятельства, а потом падают, словно срубленные деревья. Даль приучил Друда не лазать по чужим вещам, хоть он и не сдержался в отношении письма своей матери к господину де Веру. Однако в отношении свёртка, оставленного ему Осе,  Друд жёстко выполнял внушённые ему Ивэном правила. Ненароком в него заглянул только капитан Эсклермонд, да и то взял оттуда лишь метрику своего сына. И вот теперь, когда выяснилось, что в ближайшее время им не увидеться, а может и никогда больше не увидеться,  Друд развернул свёрток. Там он нашёл другие свои документы, письма капитана, написанные ему, а также паспорт Осе и листки со стихами, исписанные мелким бисерным почерком. От того, что Осе и в крайнем случае всегда о нём помнил, от того, что ему он отдал на сохранение самое дорогое – свои стихи, Друд ещё острее почувствовал  горечь потери. Юноша знал, что, надейся Осе спастись, стихи свои он не отдал бы. Он прижал к себе листочки и долго сидел, раскачиваясь, чтобы перетерпеть охватившую его боль. Он не мог больше находиться среди растерянных обитателей подворья, которые прикидывали, как же им теперь жить в дали от дома, и пошёл на набережную. Капитан был в отъезде по делам господина де Вера, и некому было его остановить. От холодного ветра юноше стало легче. Он встал к самому парапету и волны, разбиваясь, обдавали его брызгами с головы до ног, но Друду было всё равно. Он смотрел вдаль, туда, где небо сливалось с горизонтом, силясь через пелену дождя увидеть ставший его проклятием остров, где сейчас находился в опасности его друг.
Сердце его гулко стучало, словно выстукивало особый ритм, и через некоторое время в голове юноши стали звучать какие-то зарифмованные строки.
Он поспешно вернулся домой и, схватив перо, стал, силясь уловить приходившие к нему непонятно откуда слова, что-то черкать на бумажке. Когда стемнело, молодой человек  зажёг свечу и продолжил писать, не обращая внимания на мокрую одежду и напрасные призывы Рут Эвиль идти ужинать. И вот что у него вышло:
В радости призрачной, в горькой беде,
В зыбком покое и ярой борьбе,
В пути, во сне, где бы ни был – везде,
Друг мой, я думаю о тебе.
Напоены водой дождевой,
Тучи несутся над головой.
С рёвом о берег бьётся прибой.
Друг мой, я сердцем всё время с тобой.
Ветру я, словно товарищу, рад.
Ветер, лети в Скалла-Веру назад.
Там, где сливается небо с водой,
Остров из моря встаёт небольшой.
Остров, где заперт на множество лет
В чёрную башню, где камнем одет
Друг мой, забывший про солнечный свет.
Пусть он услышит тихий привет.
Ветер, сквозь прутья решётки скользни,
Ветер, ему еле слышно шепни,
Что тёмной ночью и белым днём
Думаю я непрерывно о нём.
   Выплеснув обуревавшие его чувства на бумагу, Друд лёг спать, совершенно обессиленный. Наутро он не смог встать. Голова юноши раскалывалась от боли так, что не открывались глаза. Его то знобило, то бросало в жар. Голос пропал. Горло резало. В довершение всего юношу одолел отдававшийся сильной болью в груди кашель.
  Друд и капитан жили в одном помещении с доктором Линси и Рут Эвиль, которые занимали первый этаж, в то время как юноша с названным отцом -  второй. Стол у них был общий. Тем не менее, Друда никто не хватился до обеда, зная его привычку в отсутствие капитана завтракать в трактире напротив вместе с Арцимболдо и не бывать дома длительное время. Сам он долго не мог встать, а когда сполз с кровати и спустился вниз, на его беду доктор, возобновивший среди обитателей подворья свою практику, находился на вызове, а Рут Эвиль с женщиной, помогавшей ей вести хозяйство, ушла за покупками.  Прошло ещё  какое-то время, прежде чем они вернулись и спасли его, согрев горячее питье.  Доктор, чтобы сбить температуру, отворил ему кровь. Следующий день был таким же тяжёлым. Юноша лежал совершенно один,  лишь Рут Эвиль и доктор, а также его друг Арцимболдо  периодически заходили проведать его. 
   На третий день болезни молодого человека два неизвестных офицера попытались проникнуть на подворье под предлогом встречи с капитаном Эсклермондом или его сыном. Стоявшие на часах стражники из числа людей господина де Вера вызвали начальника охраны. Он сообщил незваным гостям, что капитана нет дома, а его сын болен.  Неизвестные продолжали настаивать и даже попытались применить силу. Получив достойный отпор, они с ворчанием  и угрозами удалились. Сообщение об этом инциденте, принесённое Арцимболдо, испортило больному настроение.
На четвёртый день Друд так ослабел, что был не в состоянии открыть глаза, пить и есть. Из пограничного состояния между сном и явью его вырывали острые приступы кашля, после которых он долго лежал, свесив голову с кровати и прислушиваясь к боли в груди. Во время одного из таких приступов в ладони Друда остался сгусток мокроты с тонкими кровяными прожилками. Неужели у него чахотка? Друда прошиб пот. После первого приступа панического страха юноша стал прокручивать варианты дальнейшей своей судьбы. Если у него чахотка, то, стало быть, он умрёт. Мысли его обратились к капитану.  Бедный его названый отец! Неужели ему придётся пережить смерть своего второго сына? Нет, Друд не мог допустить этого, и принял благородное, с его точки зрения решение, освободить капитана от обязанностей о себе. Но что ему делать и как жить? Попробовать найти работу по переписке бумаг? Он продержится какое-то время, а когда ослабеет, его, скорее всего, отправят в больницу для бедных, где, как он слышал, из-за нехватки мест больных кладут по шесть человек на нары, а из лекарств могут предложить только беседу со священником. Может, удастся скрыть болезнь и наняться на корабль, идущий в какую-нибудь опасную экспедицию, где есть надежда на более героический конец?
В комнату вошёл только что вернувшийся капитан. Он сел рядом с Друдом на постель и положил ладонь ему на лоб. На лице его была написана озабоченность.
-Мне нужно поговорить с вами, - просипел юноша.
-Не подождать ли нам до утра?
-Нет, умоляю вас, выслушайте меня.
- Говори, мой мальчик.
-Я очень благодарен вам за всё, что вы для меня сделали, но дальше так продолжаться не может. Вы знаете, что я болен, а сегодня я узнал, что болен смертельно. Я не хочу, чтобы вы страдали и пережили потерю сына ещё раз, а также впустую тратили на меня деньги, поэтому я считаю, что мы должны расстаться. Предоставьте меня моей судьбе. Поверьте, так будет лучше.
 Капитан сидел неподвижно и глядел на него как-то спокойно и бесстрастно, словно рассматривал через стекло. Через некоторое время он сказал:
-Отлично ты всё расставил по местам, Друд! И о душе моей позаботился, и деньги мои подсчитал. Только с чего ты решил, дружок, что ты имеешь право за меня судить, что мне тяжело, а что легко? Я предполагал найти в тебе больше ума и благодарности, - с этими словами он вышел из комнаты.
Друд остался лежать в недоумении и тревоге.  Он только хотел освободить капитана от лишних страданий, а вместо этого нанёс Эсклермонду неизгладимую обиду. Вся эта затея, ещё полчаса назад выглядевшая такой убедительной и великодушной, теперь казалась юноше мальчишеской и глупой. Он осознавал, что капитан его никогда не простит. С другой стороны, разве он не добивался разрыва их отношений? Так почему же теперь, когда он так успешно достиг своей цели, ему стало настолько  плохо и страшно? Друд должен был постараться смягчить нанесённую обиду, поэтому он поднялся и стал спускаться вниз. На лестнице ему повстречался доктор Линси.
-Куда это ты направляешься, Дорстен?
-Мне нужно увидеть отца.
-Иди-ка ложись, - решительно сказал доктор, взяв его под руку и пытаясь развернуть в обратном направлении.
-Мне очень нужно его видеть, - упёрся Друд. – Мы поссорились.
-Он ушёл, но скоро придёт. Я думаю, он тебя уже сто раз простил. Я ссорился со своим стариком целыми днями, и всё равно мы были глубоко привязаны друг к другу.
-Я должен пойти искать его. Вы не знаете, куда Рут Эвиль повесила мою вчерашнюю мокрую одежду? Вдруг с ним что-нибудь случилось?
-Если что у нас и случилось, так это у тебя с головой. Поднимайся.
-Доктор, вы не понимаете, у меня чахотка, и я сказал ему такую вещь, что он меня никогда не простит! Он даже видеть меня не захочет! Но я же не хотел, чтобы он страдал!
-Обидеться твой отец может, это точно. Даже избегать тебя видеть какое-то время – тоже, но бросить – никогда, иначе бы он не попросил меня пойти к тебе и выяснить, что с тобой случилось.
Друд закашлялся, чем доктор и воспользовался, чтобы затащить его обратно. Там он внимательно выслушал его спину, рассмотрел платок с новыми красными нитями в мокроте, после чего нахмурился и сказал:
-Если ты хоть немного любишь своего отца, ты сейчас ляжешь и будешь вести себя, как положено больному. Дела твои нехороши, но, даст Бог, и не настолько плохи, чтобы сразу предаваться отчаянию. Единственное, что твой отец никогда тебе не простит, так это если ты усугубишь своё состояние по собственной глупости.
Друд покорно лёг обратно в постель, но успокоиться не мог. Теперь, когда между ними было всё кончено, ему то и дело вспоминались самые лучшие часы, проведённые с названным отцом. Они много говорили, причём Друд подробно рассказал ему о своей жизни в его отсутствие на Скалла-Вере, откровенно выложил все свои мысли и переживания. Не утаил даже сведений о таинственном письме матери к старому господину де Веру. Капитану не надоедало даже по сто раз выслушивать одни и те же рассказы юноши о наиболее взволновавших его событиях, таких как смерть Борда-Сигюрда и расставание с Осе Ланселином. А теперь…  Куда мог пойти его отец? Вдруг он бродит как потерянный по тёмным улицам Дьюри-Гентона?  А что, если он стал жертвой грабителей или тех таинственных личностей, которые непонятно почему ищут с ними встречи? Друд решил, что если он станет причиной смерти отца, то сам найдёт своих преследователей, и пусть они тоже убьют его…
Внизу хлопнула дверь. По голосу юноша понял, что это вернулся отец, но наверх он не пошёл, а остался внизу. Слышно было, как он переговаривается с доктором. Разговор шёл довольно долго, после чего капитан стал подниматься по лестнице. Он стал что-то делать в соседней комнате, и когда юноша уже приподнялся, чтобы выйти к нему, капитан резко вышел. Когда Друд спустился вслед за ним так быстро, как мог, даже не набрасывая на рубаху халата, то внизу он застал только доктора, читавшего газету, и Рут Эвиль, вязавшую носок. Увидев его, девушка низко опустила голову и покраснела.
-В чём дело, Дорстен? – сурово спросил Линси, глядя на юношу поверх очков. – Тебя нужно привязывать к кровати? В таком виде и перед дамой!
-Я слышал, здесь был мой отец.
-Да, он заходил, но уже уехал по заданию господина де Вера. Он полагал, что ты спишь, а потому не стал тебя беспокоить. Ступай наверх.
Друд покорно поплёлся обратно. Он не поверил ни одному слову доктора Линси, и был уверен, что Эсклермонд не захотел оставаться в доме из-за него. Войдя обратно в комнату, он, чтобы приглушить ощущение остроты своего одиночества, решил взять с собой в постель самые дорогие вещи – письмо матери, книгу Борда-Сигюрда и стихи Осе. Книга и пакет с бумагами лежали на столе, но письма внутри книги не было. Друд перетряс все вещи, но оно пропало. Ночью ему стало ещё хуже.