ro

Сначала сильно болели почки, где-то два дня подряд, а потом, в воскресенье утром это произошло… Я не стал беспокоить Бориса, моего друга с большими связями в мире медицины, так как и сам догадывался в чём дело, а точнее воспроизводил по памяти то, что говорили специалисты про связь между подагрой, обменом веществ и «мелким песком» во внутренних органах. Накануне я подготовил шприц, ампулу и жену на случай «великого похода почечного камешка», но наутро… Наутро вы не поверите, потому что не поверила сначала и моя жена, попросив меня не кривляться… Я заговорил с чисто бухарестским акцентом!

Для тех, кто не сведущ, сообщаю, что молдавский и румынский языки схожи, хотя научный спор по этому поводу до сих пор не стих. Молдаване называют свой язык молдавским, это прописано в нашем основном законе страны, а в Румынии наш язык называют румынским. В зависимости от того, какая у нас власть, пробухарестская или наоборот, в столице то и дело развязываются кампании за идентичность этих языков или против неё. Но в школе уже много лет преподают в качестве родного румынский язык, что беспокоит многих молдаван, немало депутатов и горстку специалистов в  области конституционного права. Внешне, или «на слух» языки различаются сильно, настолько сильно что наш хрестоматийный «mos Ion»* может и не уловить смысл слов быстро говорящего румынского телеведущего, впрочем и молдавского, который театрально тужится быть похожим на своего запрутского брата.

Так вот,  «buna dimineata» **  я сказал жене в то воскресенье с акцентом не хуже чем у любого лица рейтингового бухарестского телеканала. Жена неодобрительно кивнула: какие только выкидоны не бывают у мужика с перепоя, но вдруг вспомнила что накануне я винцом не баловался, готовился к кризису. Она несколько раз переспрашивала, что со мной, и мы упоительно смеялись над моим  давно уже было потерянном пародийным талантом . Однако за столом, когда я готовил кофе, было уже не до смеха. Нам с женой давно уже поднадоели кривляния нашего молодого и  гламурного люда с бухарестским дипломом или же с этим призванием. Я заткнулся. С женой договорились на том же элитном, дымбовецском, но уже без тени юмора, что она скажет детям… Хоть и казалось не совсем естественным для моего статуса, но я и раньше держал обет молчания около недели перед тем как быть выбранным на одну административную должность. Следуя совету одного местного мудреца сейчас, как и перед тем важным событием моей жизни, я ушёл в себя и не тратил энергию на озвучивание своих мыслей.

Что бы вы сделали на моём месте? Нет, я спрашиваю не о том ошеломляющем состоянии,  которое иногда не совсем удачно называют «Бог наказал!» Ведь я потомственный молдаванин, называю свой язык молдавским, хотя и считаю себя по-европейски толерантным, почему-то не могу скрыть свою гордость за то, что «воевода Штефан», что-то типа президента Молдовы около шести веков назад, два раза сжёг дотла Бухарест, не из-за этнической ненависти и не корысти ради, а за неоднократное предательство союзного войска. Согласен, грех питать такие чувства! Но я о другом спрашиваю. К кому бы вы пошли признаваться в этом, с позволения сказать, недуге, так, чтобы вас не признали невменяемым? Как бы вы вообще подготовили сообщение об этой психо-лингвистической  катастрофе, так чтобы вам поверили?

Я попытался сам разобраться в произошедшем, долго гуляя по историческим кварталам Кишинёва. Как бывало в зелёной молодости, я искал ответа у стареньких молчаливых кирпичных домиков, построенных веками назад то ли армянскими, то ли еврейскими торговцами. Искал теперь  ответа – и у более новых, с тревожным видом трёхэтажных особняков «новых молдаван», которые то и дело неожиданно возникали из-за высоких тополей и, кстати, из-за несовершенства муниципального законодательства. Где-то между этими разными по социальным и этническим  признакам строениями витал тот дух, который обладал моей тайной. Мне показалось, что в то воскресное утро я встретил больше молодых людей говорящих с румынским акцентом, больше автомобилей  с румынскими номерами, или же больше «Дачий»***. Я покопался в своём недалёком  прошлом и опять увидел себя среди демонстрантов, требовавших возвращение молдавскому языку, того, что писатели пластично называли «vesmintul latin»****.  Но на этот раз увидел себя другим, «в цвете лет», а не «в расцвете сил»… Я вспомнил своего деда, «лучшего столяра округи», который закончил при румынах брашовскую «Scoala de Arte si Meserii»*****. Но он никогда не говорил ни мне, ни другим внукам, как не говорили мне ни бабушка, ни мой отец, что я румын. Если наше румынское происхождение нужно было утаивать при советской власти, неужели такой, не стоящий и двух копеек политический секрет, так или иначе не обсуждался бы в семье?

Борис тоже сразу не поверил мне. «А с чего всё началось?» – спросил он как истинный доктор.         «Сначала разболелись почки…» «И…» «Я приготовил было ампулу…» «Вколол?» «Нет!» Последовало долгое молчание. Звонок другу… Через полчаса меня принимал Борин знакомый, известный в столице психолог. Мы пили кофе втроём. Как в посредственных литературных произведениях к нам присоединился персонаж, который ближе к финалу должен был высказать самую важную мысль. Это была жена психолога, генетик по образованию. Я рассказал мою грустную воскресную историю на чисто румынском языке, с соответствующим акцентом. «А вы в церковь ходите?» – с доброй, неироничной улыбкой спросила меня женщина. «Полагаю, что всё это связано с  нашей так называемой европеизацией» – начал психолог. «Простите, – возразил я, – но нам, скорее всего, грозит румынизация. Мы читаем не европейскую прессу, а бухарестскую, учим не европейскую историю, а «великой» Румынии. Наши дети учатся по большей части не в европейских городах, а в румынских. И мыслят они не по-европейски… И даже наши местные недоделанные  революции заканчиваются водружением румынского стяга над нашим парламентом!»

«Ну да… это я и имел в виду – сказал психолог, доставая сигарету. – Румынизация – это узкий процесс, который пытается мимировать более широкий процесс европеизации, – он закурил. – Это в соседних запрутских княжествах, с вашего позволения, – он улыбнулся так, чтобы я согласился проглотить его метафору, – происходит уже второе столетие подряд. Но безуспешно… Князья давно в  Страсбурге, а быдло на Сирете и Дымбовице застряло… Полный социальный и моральный разлад! Надеюсь у нас до этого не дойдёт». «Я могу это объяснить ещё вот как, – начала женщина издалека,  сохраняя всё то же доброе выражение лица. – При накоплении определённого числа биологических экспериментов на, так сказать, современном  этапе ваше генеалогическое древо обзавелось вдруг совершенно новым, экзотическим цветком». «Простите, – снова возразил я, – что ж это за качественный скачок… Не может на яблоне вырасти цветок  баклажана!» «Не спешите, это только так кажется… – продолжила она. – Наша наука знает функции всего полторы процента ген из всего человеческого генома. Остальные находятся в так называемом геномном мусорнике и представляют собой генетические куски различных вирусов. Иногда эти муcорные гены или вирусные куски восстают, пытаясь мимировать какой-то основной, известный нам ген…»  Она остановилась и призадумалась.

«Скажите, – спросила женщина, – сегодня утром  вы бурно размышляли о вашем  недуге. Что бы вы выделили из того, что видели и обдумывали? Могли бы вы выразить каким-то символом   обдуманное и увиденное?» Я допил кофе двумя длинными глотками и моё нутро, пораженное нарушенным обетом молчания, вдруг осенило: «Это знак на запрутских машинах. «..?» «Или же указатель румынских сайтов… «.rо».  «А-а-а..!» Последовала пауза. Женщина как будто разволновалась: «Это всего лишь предположение, но всё-равно, хоть какое-то для вас объяснение».  Тщетно пытался я увидеть на её лице следы потусторонней мысли сурового медиума. Она  продолжила: «Нам известен ген управления выражением лица, т.е. управления мускулами лица, от которых зависит и речь человека, в вашем случае коррекция и чистота речи. Но в геномном мусорнике наверняка есть кусок вируса подражающий этот ген, назовём его условно «.rо». Возможно, сегодняшнее  воскресенье – это его «7 апреля»******и, возможно, вы сегодня служите ему в качестве эксперимента, этакой «Piata Marii Adunari Nationale»*******.  Вот, пожалуй и всё». Теперь улыбался её муж с сигаретой в уголке рта.

«Простите, а  с  чего всё началось?» – спросила она, провожая меня в дверном проёме. Я долго и нервно рылся сначала в карманах в поисках мобильника, а потом в своей памяти: «С почек, по-моему…» «А..! Ну, это пройдёт!»- уверенно сказала женщина. Я облегченно вздохнул, повернулся и начал возвращаться домой. Можно было звонить Борису.

————————–

«mos Ion»* -  дед Ион, символическое выражение, часто используемое в молдавской советской литературной критике и означающее засилье произведений персонажами преклонного возраста

«buna dimineata»** = доброе утро

«Дачий»***=  Dacia, марка румынского автомобиля

«vesmintul latin»**** -  латинское одеяние, т.е. латинская графика

«Scoala de Arte si Meserii»***** – Ремесленная школа в г. Брашове (Румыния), функционировавшая в период между двумя мировыми войнами

«7 апреля»****** – 7 апреля 2009 г., день «цветной революции» в Молдове, которую также называют «революцией камней»

«Piata Marii Adunari Nationale»******* – площадь Великого национального собрания, главная площадь столицы Молдова, где происходили  и происходят обычно все знаменательные события, в т.ч. "цветная революция".