969

***

    Только сейчас понимаешь, как хорошо тогда было. Все-таки грела любовь. И встречались мы с тобой, милая, у белого здания - на нашей застроенной земле, что, в общем-то, может быть лучше белого здания? - и снов, в которых оно в три раза больше, чем в натуре, и любовь...

***

   Она, оказывается, все еще тужилась любить, кусая себе локти от отвращения после очередного коитуса с кем-то... - а он уже уплывал, покойником плыл по волнам. Молодость его умерла, и он даже не знал, желает ли он перерождения и Возрождения - новой жизни. «Разве что на каком-нибудь острове» - думал он, эта мысль его согревала. Он вспоминал ее, даже когда видел - она была далеко, для коитусов слишком маленькой и взрослой на его широкой и чуткой ладони...

***

   «Он гомосексуал» - «Ну, какая разница - всё равно, что красные у человека трусы или белые». И ведь действительно, половые извращения  только следствия духовных.
(У всех на трусах указатели ориентации, чтобы всё-таки знать, куда ведет последняя дверь…)

***

   Такой шум, гам подняли музыкальные инструменты в толпе, что, как певец, даже в микрофон орешь лишь сам себе, а им лишь шепчешь что-то; что - непонятно и себе. Сразу десять приходят на помощь, но кричат все же свое, мне опять непонятное, а один просто воет и обрастает шерстью. И тут в ответ заорал целый миллион, каждый десятый в толпе. (Так же много в толпе  оказалось собак и разных прочих зверей) На что уж тут и  надеяться мне? Что одеваюсь небрежно теперь - одинок - и ей захочется поправить мой воротник? - какая чепуха, нет, вижу гитару, что поблизости снимает с себя струны  и  торопливо открывает нижний  рот...

(Назад шел поздно, осенью и электрический, влажный ветер гнал передо мной целые тучи маленьких мертвых солнц; завидев меня, над асфальтом всходили они ненадолго. Сейчас все так отдельно расходятся. Все отдельны, потому что спят и видят такие сны, от которых обрастаешь гробами...)

***

   Хочется держать открытыми двери, но тогда можно лишиться какой-либо из своих слишком беззащитных и красивых вещей... Хочется подергать двери, но на них надпись, подталкивающая к выводу, что - закрыто. Все-таки недостоин уважения тот, кто проходит мимо двери, не проверив того, что закрыта она и я подхожу, и с приветом  протягиваю  двери руку...

    Библиотека не желала закрываться, на сигнализацию сдаваться. Поздно уже, темно и ночь, а она вот бунтует, тихо, как книжка, раскрыв где-то форточки и двери. Может быть, кого-то хочет просвещать? Поздно: машины не умеют читать эти знаки, а отдельный  редкий прохожий вроде меня так запуган и начитан, что от неуклюжести и страха за порученное дело не может застегнуть молнию плаща...