Восхождение к себе глава 6

 иллюстрация http://allwomenwant.tomsk.ru

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Любая беда, правда, в разной степени, но всегда сопряжена с переоценкой  ценностей не только у самих пострадавших, но и у их родных, близких и просто свидетелей… Петю не пришлось упрашивать посетить отца. Он сам, уже в  день поступления Павла Юрьевича в больницу, «поднял на уши» всех докторов, причастных к лечению отца, сам посмотрел все данные обследований. Чудом кровотечение удалось остановить. На следующий день у Пети с отцом состоялся короткий, но откровенный разговор, в котором Петя упомянул  о маминых способностях заживлять язвы. На удивление, отец принял к сведению эту информацию и, как бывало ранее,  не съязвил и категорически не отказался от Валентининой помощи… Лечащий доктор особо подчеркнул, что сейчас больной должен находиться на строжайшей диете, чтобы исключить возможность повторных кровотечений… Тем более, что, скорее всего, обострение заболевания было спровоцировано именно отмечавшемся  в последнее время нерегулярным питанием  - в основном в сухомятку -  и чрезмерным психо - эмоциональным напряжением больного. Каждое утро, перед выходом из дома, Петя брал только что приготовленную Верой Степановной диетическую еду и, перед началом занятий, заносил её отцу. С избранницей отца они долго не пересекались: она приходила в обычные часы посещения, и, судя по содержимому холодильника в палате, питание возлюбленного её не беспокоило. Чуть позже Петя вновь намекнул отцу о нетрадиционном лечении, подчеркнув, что от отца требуется только дать добро, а лечебное  воздействие может производиться по его фотографии… Но отец, должным образом, не отреагировал на его повторное предложение. И случилось то, что, наверно, должно было случиться. Как предполагали доктора, Павел Юрьевич грубо нарушил диету, съев палочку шашлыка, которую, как доложил сосед по палате, его молодая жена просто впихнула в него. А Пете сосед рассказал дословно: «Она у него капризная эгоистка:  сначала  почти  приказывала, потом целый час, не переставая, ныла, чтобы он попробовал хоть кусочек… Так надоела, что он съел, чтобы она отстала от него…». В общем, открылось повторное кровотечение и Павла Юрьевича, в срочном порядке, прооперировали. Валентина Андреевна была в  отчаянии, что не смогла помочь Павлу избежать операции. Но, без особого на то согласия, людей можно лечить только «потоком божественного света» на поляне, а любые биоэнергетические манипуляции в  реалии, должны производиться лишь по желанию пациента. Это неписаное правило Валентина Андреевна   соблюдала неукоснительно. Ей оставалось только посылать Павлу в помощь поток света, «приводить» его под поток на поляну и мысленно пополнять его биополе позитивом из прошлого. Что она и делала: часами вспоминала всё хорошее о них, с самого начала:
Впервые Валентина увидела Павла летом, не берегу прекрасной Оби, где расположились два стройотряда: медики и юристы. Студенты второкурсники строили в совхозе коровник и жилые домики на два хозяина. Жили в двух, расположенных по соседству домиках, построенных три года назад юристами. Так повелось, что совхоз поручал юристам строить домики, а медикам, наверно, для проработки гордыни,   - курятник, конюшню и сейчас -  коровник. Конечно, юристы подтрунивали над медиками, но в меру, зная, что  надо дружить: в отряде медиков были почти все – девушки, и хочешь или не хочешь, всё равно придётся им помогать… Тем более, что девчонки медики такие славненькие!..  Лето выдалось довольно тёплым.  В редкие часы отдыха, стройотрядовцы с удовольствием взбадривались в прохладной речной воде, а вечерами разводили на берегу костры, пекли картошку, пели под гитару, шутили, радовались жизни, как умеют радоваться молодые и здоровые…У костра Валя была одной из самых желанных: она прекрасно исполняла бардовские песни, легко подбирала любые мелодии. Стройненькая, улыбчивая, она не могла не нравиться многим ребятам в отряде… Работали студенты много, аппетиты были просто зверскими, а кормили стройотрядовцев три раза в день в рабочей столовой в полутора километрах от стройки. На ужин их, зачастую, довозили на грузовых машинах. Если свободных машин не находилось, то,  уставшие ребята, еле доходили пешком до пищеблока и обратно… А, вернувшись на базу, зачастую вновь ощущали голод… Спасали  сладости из магазинчика, в который, попутно, заныривали почти все…Некоторые покупали  у местных сельчан парное молоко: после вечерней дойки.
Пашку нельзя было не выделить среди всех ребят. Это был высокий, пропорционально сложенный парень, с накаченными мышцами. Ходил почти постоянно в тельняшке. Выглядел более самостоятельным и уверенным в себе, как  многие ребята, поступившие в вуз после службы в Армии. Хохотал заливисто, чуть покачивая головой. Больше всего Вале нравились густые  волнистые пряди его длинных волос, что было по тем временам писком моды. Пашка был своеобразен и в своём поведении: иногда куда-то исчезал, иногда, даже когда все ребята «отрывались» на самодельной дискотеке (танцы под магнитофон), он оставался в домике почитать книгу, иногда до полуночи, в одиночестве, бродил по берегу реки. Паша и Валя довольно долго, молча, переглядывались и пристально наблюдали друг за другом (как часто ведут себя неформальные лидеры). А в тот вечер, у костра, их просто прорвало… Подстрекаемые Пашкой юристы, вызвали на музыкальный поединок медиков: кто больше знает бардовских песен. Кто кого перепоёт (соперничество у Павла было в крови, наверно, с детства). Естественно, за медиков, в основном, «отдувалась» Валя, а за юристов солировал Пашка. Сражение шло часа два – три. Были спеты почти все известные песни: В. Высоцкого, Б. Окуджавы, Ю.Визбора, А. Городницкого и других авторов… Пели до обессиливания и почти до хрипоты. Физически, да и энергетически крепче оказались юристы. Они не могли не победить. Вернее, Пашка не мог допустить своего поражения… По окончанию песенной перепалки, Пашка, наконец-то, пригласил Валю прогуляться по берегу Оби, но Валя была такой уставшей, после рабочего дня и песенных гонок, что вынуждена была отказаться от заманчивой прогулки. Она рискнула не объяснять ему причины своего отказа… Отказала и всё…  Ему, Павлу...! И  он ей этого, конечно, не простил…  Уже на следующий день все были в курсе, что  выбор своей девушки, Пашка остановил на синеглазой Томе. Валю его выпад, естественно, задел, но не смертельно. Она продолжала всем нравиться и тихо жить в своей душевной сказке - в ожидании принца…А принц опять объявился, через пару недель, с банкой молока… Обычно за молоком Валя ходила не одна, чаще с Любой, несколько меланхоличной девушкой с большими серыми глазами. Люба привлекала Валю своей задумчивостью, поэтичностью и нетерпимостью к сплетням. Она подружилась с  одним из юристов: балагуром и шутом. Правда, их дружбы никто не понимал, как и они сами… Валя считала, что это была неорганичная, хотя и взаимодополняющая модель отношений, ведущая в никуда… Но своими домыслами Любу не омрачала ещё и потому, что Любу ничьё мнение относительно себя, в принципе, не интересовало. Итак, этим вечером,  Валя отправилась за молоком одна: все были уставшие, и всем было лень топать в такую даль. Валя же знала, что без молока ей не вытянуть завтрашний рабочий день: изо дня в день накапливалась мышечная  усталость от физических перегрузок и недостаточного питания… Зайдя во двор хозяйки, продававшей молоко, она обнаружила, что кто-то уже забрал её вкусное молочко. На крыльце стояла пустая трёхлитровая банка, под которой аккуратно лежали деньги (так делали все продавцы, доверявшие своим покупателям). Это было всем удобно: ребята не привязывали хозяев к дому, а хозяева не дожидались, зачастую, поздних визитов своих покупателей. Словом, Валиного молока не было. Хозяйка тоже отсутствовала. Зато метрах в ста от дома был Пашка (!). Он сидел на бревне у чьего-то двора и пил прямо из банки парное молоко. У Вали дважды ёкнуло в груди: первый раз, что это Паша, второй, что это её молоко!.. С тем она и подошла к Пашке, растерявшемуся, как от неожиданной встречи с ней, так и от её претензий к нему...
 - Не может быть! Я не мог взять твоё молоко! Мне ребята сказали – третий дом от конца улицы. Всё «чин чинарём». Зашёл и взял… Не веришь, пошли покажу». Отпираться было бесполезно. Они браво дошагали до двора, где девчонки брали молоко уже две недели.
 - Хорошо,  - сказала Валя, - давай дождёмся хозяйку и спросим, кому она всё это время продавала молоко…
Пашка понял, что «опарафинился»…  и, что девчонки сегодня останутся без молока…  Зашагали обратно. Пашка досадно смотрел на остатки молока в банке, как оказалось, не принадлежащей ему. Валя в душе улыбалась над его детской растерянностью, а внешне пыталась казаться недовольной и обиженной. Чтобы сократить путь, они перешли через сельскую дорогу, разделявшую дворы. Немного пройдя мимо дворов, в сумерках, на хорошо освещённом пороге дома, они увидели трёхлитровую банку молока, приготовленного, конечно же, им, студентам (!). Открыли калитку, почти крадучись подошли к крыльцу. Валя поставила свою пустую банку не место полной, и полезла в карман за деньгами. Пашка её опередил: «Это плата за моральный ущерб…» - Он отсчитал нужную сумму и положил деньги под пустую банку. На шум вышла хозяйка. Она ничего не поняла из того, что ей пытался объяснить радостный Пашка. Но твердо заверила, что их дом третий от края по этой стороне дороги… Было принято решение: целую банку отнести ребятам.
 - Хочешь? – Пашка снова открыл свою банку. – Или брезгуешь после меня?  - в голосе его  скользнула опаска. Валя рефлекторно сглотнула слюнки и взяла банку из его рук. Опыта пить из таких больших банок у неё не было и, естественно, наклон банки она рассчитать не смогла: вместе с  одним глотком, пролила на себя несколько… Ей стало неловко, а главное, не вытереться, не умыться... И тут произошло неожиданное: Пашка поставил банки на землю, обеими руками взял её мокрое лицо в плен своих ладоней и стал покрывать быстрыми поцелуями её щёки, подбородок, шею. Попутно слизывая липкие потеки молока…Так же быстро он добрался и до её губ…Это был её первый в жизни настоящий, глубокий и такой сладкий – сладкий поцелуй с привкусом парного молока!... Валины ноги стали ватными и подгибались…Дыхание перехватывалось, кружилась голова, с какой – то непонятной тревогой расплывалось осознание происходящего… И хотелось продолжения, продолжения поцелуя, но она совладала с собой также резко, как и потерялась…  Негрубо вырвалась из его объятий: «У тебя есть Тома! Или ты забыл про неё?». Они молча шли минут десять, а затем снова банки оказались на земле, затем снова и снова, и снова… Дошли до спальных домиков почти к утру, честно донеся девчонкам молоко. Уставшие, но безумно счастливые, разбежались по своим кроватям, чтобы, если не поспать, то хоть часок просто полежать перед работой. Это было началом их нарастающей и  всё поглощающей страсти. Через день, походы за молоком увенчивались их отсутствием в обозреваемом пространстве… Они заметно похудели и побледнели, как положено выглядеть всем влюблённым: от захлёстывающих эмоций, хронических недосыпов, недоеданий и всяческого рода переживаний… И всё это на фоне ежедневной работы на стройке. За их чувственным вулканом наблюдало всё присутствующее студенчество. Даже Тома сама подошла к Вале, заверить, что она вне конкурса,  что ей было очень сложно « с понтом» дружить с Пашкой, которого интересовали только разговоры о Вале…   И что  Валя ей просто облегчила жизнь…  Таким образом, путь в Счастье был открыт со всех сторон. Тем более что до конца строительных работ оставалась неделя. Но, наверное, свыше не предусмотрены столь простые пути к Счастью… Наверно, тут же необходимы испытания несчастьем… И оно случилось: несчастье…
Заканчивалась затирка потолка в коровнике. Леса уже были прилично расшатаны. Валя с Любой, по свежаку, отскребали от пола, возле лесов, падающие куски штукатурки. Как случилось, толи леса пошатнулись, толи кто-то из девчат задели ногой ведро с остатками штукатурного материала, неизвестно… Но, факт: ведро слетело с лесов и упало, ударив ребром дна Валю по голове. Валя тут же упала без сознания, на полу в секунды образовалась лужа крови… Медики знают, что раны на голове сильно кровоточат, помощь необходима быстрая, тем более, что тут ещё и сотрясение головного мозга…Кто-то побежал за бинтами, кто-то за Пашкой, а кто-то просто растерялся. Примчавшийся Пашка вмиг сорвал с себя любимую тельняшку и перетянул ею голову Вали в месте зияющей рубленой раны. В ожидании девчонок с бинтами, он, то метался по коровнику, то, не стесняясь, плакал, прижимая Валину голову к своей голой груди, и что-то шепча ей в её не слышащие уши… А когда помощь прибыла, молнией понёсся на дорогу ловить попутку, чтобы отвезти пострадавшую в районную больничку, так как медики сказали, что такую большую рану необходимо  зашивать. Тем временем Валю вырвало, она пришла в сознание и плывущими глазами искала… Пашку.  Машины шли гружёные и не останавливались. Тогда Пашка лёг на дорогу… Грузовик с брёвнами притормозил.
 - Отец,  - бросился Пашка шофёру в ноги, - спаси девчонку мою! Спаси, умоляю!!!». Через несколько минут они уже мчались по дороге в райцентр. Пашка держал Валю на своих руках.  Рана на её голове продолжала кровоточить. Насквозь пропитанная кровью Пашкина любимая тельняшка лежала на дне кабины грузовика. В кабине было тесно: переключатель скоростей нещадно тёр Пашкину ногу. Но, ни физической боли, ни тяжести Валиного тела он не чувствовал…
Через неделю стройотрядовцы  уже отбывали по домам.  На неописуемую радость Вали, все ребята, двумя автобусами, заехали в райцентр на территорию больнички, чтобы помахать на прощание, ещё пока остающимся в больнице: Вале и ухаживающему за ней Пашке.
 После больницы, на заработанные деньги, Паша отвёз Валю домой, к её маме, в небольшой уютный городок на юге Казахстана. До начала занятий ещё было время, для Валиного отдыха и восстановления после полученной  травмы. Мама Вали  – Полина Николаевна -  очень добрый и деликатный человек, безумно любящая свою единственную дочь, работала в школе учителем  химии и биологии. После переезда из Сибири в Казахстан, поближе к родственникам, они с Валей жили вдвоём: отец Вали умер несколько лет назад. Последние годы он совсем не пил и, как юрист -  консультант, был на хорошем счету.  Паша произвёл на Полину Николаевну приятное впечатление. А после рассказов обо всём случившемся, она пропиталась к нему ещё и огромным уважением, и безмерной благодарностью.
 - У моего Паши, с гордостью, говорила маме Валя -    свой принцип самовоспитания…
 - Да – астрологический, как я его называю, - продолжил её рассказ Паша. – Давно интересуюсь астрологией. Эта наука очень интересная и  полезная. Например, если жить по законам планет, можно прикладывать меньше усилий для достижения цели.  На практике это примерно так: понедельник  - Лунный день. Это – обострение эмоционального восприятия. В этот день лучше быть спокойным и заниматься тем, что менее сопряжено с эмоциональными перегрузками.
 - Паша по понедельникам читал после работы. Представь, в каком шоке от него были ребята…
 - Вторник – день Марса. Это приток физических сил и решительности.
 - Паша по вторникам ходил в село и помогал одиноким старикам по хозяйству. Просто так, безвозмездно.
 - Какой молодец! – Искренне порадовалась за парня Полина Николаевна.
 - Среда, - продолжал Паша, - день Меркурия. В этот день легко общаться с людьми, что-то покупать, продавать. Ходить в гости…
 - Как раз в среду мы с Пашей и отыскались друг для друга, - продолжала играть в подсказки Валя.
 - Четверг – день Юпитера. Это приобретение новых знаний, достижение высоких целей. День озарений и открытий.
 - Паша почитывал какие-то свои статьи… законов? Правда, не всегда, да, Пашенька? – Валя нежно посмотрела на него и прижалась щекой к его плечу. Паша, привыкший всё доводить до конца, продолжил:
 - Пятница – день Венеры.  День красоты, творчества, любви! Мой любимый день! Твой, надеюсь, тоже? – Он обнял Валю и поцеловал в щечку. Валя засмущалась: её мама впервые видела дочку с парнем…
 - А что в субботу? – Будто не замечая, как нежничают ребята, с педагогическими обертонами спросила Полина Николаевна.
 - А? Да: в субботу день Сатурна, - справился с налетевшей чувственной волной Паша. Он не мог оторвать взгляда от Валиных пухленьких губ.  – Это день ограничений, соблюдения правил, несколько консервативный денёк. Можно общаться, мириться. Планировать что-то материальное. А в воскресенье – Солнечный день! Сила, энергия, отдых…
 - И у нас в стройотряде был выходной!  -  Валя соскочила с места. Паша за ней… Они, смеясь, вылетели в другую комнату, конечно же целоваться, целоваться нежно и долго, до головокружения потому, что не виделись один на один уже целых сорок минут!..
По утрам, пока среднеазиатское солнце было ещё не обжигающим, они ходили в гости к Валиным друзьям, где Паша радовался и поражался тому, как растёт прямо во дворе виноград, под которым накрывают обеденный стол. Как своими руками можно срывать яблоки, груши, персики, сливу… а, взобравшись на ореховое дерево, собирать орехи в их колючей одёжке. Но самое поразительное, это просто так шагать по спелому урюку, сплошь покрывающему землю у дерева: весь урюк собрать  хозяевам было просто не реально, даже если собирать круглосуточно…
  Погостив недельку, Паша собрался домой, в их с Валей студенческий город, к своим родителям. Они плакали с вечера и до утра, будто прощались на веки… Самолёт вылетал вечером. Днём Валя помогала Паше приобретать подарки его родителям и своей маме. И тоже потратила все оставшиеся заработанные ею на стройке деньги.
 - Классная семейка у нас получится, - смеялся Паша: оба - транжиры! В аэропорт они приехали за два часа, регистрацию прошли быстро. Сидели, обнявшись на скамейке и, вытирая друг другу слёзы, ели солёное мороженое.  Затем Паша  отлучился минут на двадцать, а по возвращению сообщил, что началась посадка. Деревянными ногами Валя проводила его до выходной двери… Он вышел последним и продолжал, оборачиваясь, посылать ей воздушные поцелуи.  Валя рыдала, стоя у окна и глядя, как его самолёт несётся по взлётной полосе… А когда самолёт взмыл в небо, она услышала объявление, громыхающее на весь зал: Валентину Лебедеву просит Павел Лебедев срочно подойти к буфетной стойке и ларьку «Сувениры», в здании аэропорта. Повторяю… Валя не сразу поверила своим ушам, а потом испугалась и обрадовалась одновременно, как она это умеет делать: испугалась – вдруг что-то случилось, а обрадовалась - вдруг он не улетел… Но её ожидал третий вариант: в буфете ей передали от «парня с именем Павел» большую коробку конфет, с изображенным на ней букетом роз и надписью «Любимой», а в ларьке «Сувениры» передали небольшого заводного медведя в тельняшке, которого Валя крепко обняла и снова заплакала… По дороге домой она думала о том, что хорошо, что она не уговорила Павла выкинуть его тельняшку, на которой так и не удалось отстирать следы её крови, и что теперь он летит в самолёте, кровно связанный с ней…   
Остаток летних каникул прошёл в их ежедневных переговорах  и постоянных ожиданиях встречи. По возвращению Паши, его мама, Александра Матвеевна, была поражена переменам в сыне: его нервозностью, замкнутостью и постоянному повисанию на телефоне… Она сразу догадалась, что Павлик влюбился. Остаётся только узнать в кого. Но было очевидно, что на этот раз сын влюбился всерьёз и надолго. Любопытство своё Александра Матвеевна удовлетворила вскоре, как только начались занятия, и Павлик стал целыми днями, а порой и ночами, пропадать в общежитии мединститута. Туда и нагрянула мама Паши, вся по форме, в пагонах майора милиции. Кто выследил Пашу и донёс ей номер комнаты и имя Пашиной девушки, остаётся секретом по сей день: Александра Матвеевна была хорошим следователем… В тот субботний день Валя с Любой только – только вернулись из душевой. Они сидели, разомлевшие, довольные собой, и попивали чаёк…Как вдруг, без стука,  слегка ошалевшая, влетела  Галка из соседней комнаты и сообщила, что Валю спрашивает какая-то важная «милиционерша». И спрашивает… не по - доброму. Валино сердечко затрепетало, забилось воробышком…
 - Меня не интересует кто Вы и что Вы.., - сразу, не ответив на Валино приветствие и приглашение войти в комнату, начала свою речь женщина. Валя почувствовала, что это пришла по её душу она, – мама Паши… Вернее, «воробьиное» сердечко ей это подсказало…  Майор, тем временем, продолжала громким, поставленным голосом: «От девушек, живущих в общежитии, ждать ничего приличного не приходится… Посему, я настаиваю на прекращении ваших встреч с моим сыном. Надеюсь, Вы поняли, кто я и зачем здесь… Таких, как Вы, у Павлика было и будет ещё  - море…Поверьте, девочка, и сделайте соответствующие выводы… Как можно скорее…». Она говорила долго, с напором…
 Её диктаторство и категоричность нарастали, нарастали и…сумели-таки сорвать стоп кран с Валиного терпеливого   молчания:
- А не допускаете ли Вы мысль, товарищ майор, что у нас, общежитских, тоже есть родители… И не хуже, чем у Павлика… Что у некоторых из общежитских, отец закончил Московский юридический институт, и Академию…И, в возрасте Павлика, уже ушёл не фронт… И прошел войну от Москвы до Берлина! И был юристом при штабе Рокоссовского!.. Да, он пил… Многие фронтовики пили… Но ведь он и это сумел победить! Вы не допускаете, что у некоторых, в другом городе, тоже живёт очень добрая, любимая мама, которая все свои силы отдаёт своим ученикам!.. - Валя, в сердцах, сорвала со своей головы полотенце. Длинные, влажные каштановые пряди веером рассыпались по её плечам. Глаза лихорадочно блестели…
 - А, что, у Павлика неплохой вкус,.. – мелькнуло в голове Александры Матвеевны, - внуки получились бы красивыми!.. Хм, что за глупости?.. Нет уж! Нет! Хоть какую, только не эту…зубастую…
 - Да, что я тут распинаюсь?! Не по - Вашему сценарию… - резко осадила себя Валя, уловив обоюдный спад напряжения. - Извините… Уже пол общежития собралось на спектакль… Скоро зааплодируют нам…
 - Да, Павлик, Павлик… - тяжко вздохнула майор, разворачивая себя в обратный путь, - с такой даже ты не соскучишься… Ну, посмотрим… Ещё посмотрим!..
 - Никогда! Если мы с Пашей поженимся, и если у нас будут дети, никогда не дам этой женщине нянчиться с внуками! Никогда их ей даже не покажу!! –так Валя поделилась с  Любой впечатлениями о встрече с Пашиной мамой. И тут же осеклась, попросив за сказанное прощения у Бога. Она, вдруг, вспомнила бывшую, их с мамой, соседку по площадке, которой невестка со дня рождения и в течение года не давала возможности увидеть внучку. А сын соседки метался между двумя огнями: ему было жалко мать и, одновременно, он боялся потерять жену и ребёнка: столь ультимативной была позиция невестки. Ситуацию обостряло ещё то, что жили молодые в доме напротив. Валя вспомнила огромные, полные горя и  отчаяния, не просыхающие от слёз глаза соседки – педагога по образованию.  То, как она,  не думая о том, сочтут ли её в здравом рассудке или нет, почти постоянно, ходила по квартире в обнимку с  куклой, которую называла именем своей внучки, одевала, пеленала и пела ей песенки… Сочувствующим и  беспокоящимся за неё, соседка  отвечала, что иначе не может: ей так легче выживать… Несчастная дошла до физического и  морального истощения.  Ей грозил серьёзный нервный срыв. Но, ни беседы, ни уговоры, ни мольбы родственников и уже даже соседей, сжалиться над пятидесятилетней женщиной - бабушкой её ребёнка - успеха не имели: потупив глаза, с неистовым упрямством, невестка слушала - вылавливающих её  «бабкиных защитников» - и продолжала дефилировать перед окнами несчастной, прикрывая или отворачивая высматриваемое страдалицей родное личико внучки. Конечно же, поведение молодой мамаши было следствием их конфликта со свекровью. Но ведь любой конфликт – это негативный продукт обеих сторон… Сейчас-то Валентина Андреевна грамотная, знает о законах передачи негатива и о том, что таким отношением к столь близким родственникам ребёнка, невестка, прежде всего, вредит самому ребенку…и ещё как вредит!.. А тогда Валя просто интуитивно почувствовала опасность вспыхнувшей в ней обиды на маму Паши,  и хорошо, что она тут же опомнилась, сказав самой себе:
 - Нет: пусть видит и нянчит наших детей эта офицерша… Всё равно, где-то  в душе у неё должно быть что-то материнское… И должна быть, пусть тлеющая, но всё равно - Искра Божия, как у всех людей…
 
 - Да надо вспоминать больше позитивного, - вернулась в реальность Валентина Андреевна. Представила улыбающееся лицо Павла, настроилась и послала ему живительный поток света… – Что там дальше у нас было? Свадьба после третьего курса… Решили отметить чисто по - студенчески, без родителей: мама Павлика тогда ещё не смирялась с Валиной кандидатурой (опять не то…). Вспомнить, как, после свадебного вечера, ночью поехали вчетвером (со свидетелями) на вокзал встречать поезда. И в привокзальном буфете, Паша на все пять столиков поставил шампанское – пить за здоровье его самой красивой на свете невесты – жены!  И люди угощались и говорили много очень приятных, нужных слов: незнакомые люди - незнакомым новобрачным!  А потом беременность… Прощание с общагой и уход на квартиру. Первая беременность… Валентина Андреевна так долго задержалась на воспоминании этого состояния, что у неё родилось стихотворение:
*
Есть такая Любовь: правда, близкая к сказке …
Это – магия взгляда и магия ласки…
А улыбка её  - это радуга света…
Для неё нет закатов, вопросов, ответов…
Ей близки небеса и в росе лепесточки…
Не бывает в её продолжении точки…
Это  - страсть и блаженство общения с Богом…
Это то, что нельзя рассмотреть и потрогать…
Нереально объять, невозможно услышать…
Это Мир перед тем, как живое задышит!
* * *
Итак, память меняет картинки прошлого: непростые первые роды… И выпивший Паша под окнами роддома с гитарой, песнями и милиционером… Приезд Валиной мамы: помогать студентам нянчить малыша… Важный, гордый Паша: когда  привозил Петю к Вале на занятия, чтобы в перерыве между лекциями покормить сыночка грудным молоком. Тогда, посмотреть крошку, набегали десятки однокурсников… И никто ничего не боялся: никаких сглазов и порчей… Вспомнился институтский выпускной, когда Валя была уже на седьмом месяце беременности - Викой. Вручение Вале красного диплома… Вторые роды... И опять помогала бабушка – учитель, которая только что вышла на пенсию… А  бабушка – милиционер лишь изредка навещала любимых внучат, но, правда, не скупилась на дорогие, нужные вещи для малышей и, конечно, заваливала игрушками… Отец Паши,  физик - электронщик, вообще в семье был почти виртуальным, и обозначить в реальном пространстве его можно было лишь наживкой, которой служило произнесение специфических терминов его бесконечных научных работ и исследований. Помнится, он серьёзно удивился, что грудным детям в день надо до десяти подгузников:
 - А я думал, что им достаточно  трёх – четырёх, как взрослым. - Сказал он, как всегда «проплывая»  мимо всех присутствующих: их дел, забот, жизней… Да  и мимо своей жизни тоже – «проплывая»…
Валентина Андреевна думала, много думала о Павле, молилась о его скорейшем выздоровлении, не строя каких-либо планов и не питая иллюзий об их совместной жизни…Ежедневно Петя докладывал домашним, что после операции, отец идёт на поправку, что всё хорошо и можно упокоиться. Но Валентина Андреевна чувствовала, что это не всё… Она не ошиблась. Павел позвонил ей рано утром и, извинившись, попросил помощи. При повторном обследовании у него вновь выявили даже две небольших язвочки в желудке и опять идут неоптимистичные разговоры…
 «Если тебе не трудно… Если это возможно… Я готов выполнять все твои назначения…».
Валентина была очень рада его звонку, его голосу, его обращению к ней, но жаль, что повод к этому оказался столь не радостный… Она согласилась дистанционно лечить Павла и попросила его: ежедневно, в одно и то же время, в течение получаса,  пребывать в состоянии полного покоя, желательно лёжа. При этом прислушиваться к своему общему самочувствию и к ощущениям в области желудка.  Договорились на пятнадцать часов, во время тихого часа. В конце разговора Павел искренне поинтересовался её здоровьем. Сказал, что ему известно от Пети, как они теперь весело живут, как много у них появилось поддержки и друзей… Сказал больше  с  ностальгической грустью, чем с радостью за их перемены. Может быть хотел сказать по-другому, но так получилось… После разговора с Павлом Валентина тут же наметила план работы с его проблемой, и на следующий день начала лечить.  Спустя некоторое время посвятила ему  стихотворение:
*
Мой милый, повернись к себе,
Заметь,  как мало в мыслях света:
На смех, на жест, на всё – приметы -
Ограничения в судьбе;

Любая оговорка – страх,
Любая искренность – оглядки…
Поверь, мой милый, всё в порядке
И на Земле и в небесах!..

Мой милый, ты себя люби,
Хотя бы за неповторимость,
За слабость силы и ранимость,
За тёпленький комок в груди…

Жизнь к тем подсказками добрей,
Кто, как ребёнок, верит ей!
* * *
      
Это стихотворение она прочитала лито-вцам, которые его горячо одобрили. Последнее время у Валентины Андреевны был загруз с учёбой и потому талантливый народ собирался не столь часто, как раньше. В основном забегали попутно. Регулярно приходил Николай Борисович с гитарой и массой интереснейших рассказов из былой и настоящей жизни лито. Может быть, Валентинин пример, может быть, решение осуществить давнюю свою мечту, а скорее всего и то и другое поспособствовали столь быстрому освоению этим немолодым человеком азов игры на гитаре. И уже через полгода, поэт вполне прилично исполнял свои авторские песни. Но более всего Валентина Андреевна ценила в Николае Борисовиче – рассказчика. Рассказы его были по - юношески залихватские, многоплановые, с тонким юмором. Он, совершенно не красуясь, так эмоционально искренне их преподносил, что сам мог хохотать без устали: толи над событиями, толи радуясь профессиональным находкам в описании этих событий? Не важно… Главное: с ним было весело, полезно – интересно и не надоедливо! А в среде художников на Валентину Андреевну произвёл впечатление, явно питающий к ней чувственную симпатию, Владислав Сергеевич. Чудный, спокойный, под два метра ростом человек, автор не одного десятка патентов на разноплановые изобретения. Большой фантазёр… Он написал несколько портретов Валентины Андреевны, восхищался её, по - девичьи пухленькими губками и гордой осанкой (сказывалось аристократическое происхождение её предков).  Считал её своей Музой. Когда-то Владислав Сергеевич служил на флоте и сейчас пытался сконструировать из пенопласта спасательное помещение в виде яйца – на случай кораблекрушения. Объяснял очень логично, что перевернуться яйцо не сможет: центр тяжести – сидящий в нём человек. А пенопласт не допустит переохлаждения тела…Вырезанное же в верхней, надводной, части пенопластовой капсулы окошечко – для дыхания и обзора. В такой капсуле, как считал изобретатель, реально дождаться помощи. На его изобретениях многие уже считали немалые деньги, а он продолжал мечтать и писать портреты. Но одна деталь в его гардеробе была для его Музы значимой: он, как в молодости Паша, не снимал с себя тельняшки, которая выглядывала из под ворота любой его рубашки…Таких бессребреников, как этот художник – изобретатель, сейчас в окружении Валентины Андреевны  было достаточно…Из музыкантов Валентине Андреевне на душу легли прекрасные фортепианные мелодии Катеньки Анненковой, с которой у неё сразу образовался творческий и дружеский союз. Улыбчивая, спокойно – мягкая в общении, Катенька, словно считывала свою музыку с небесных сфер… Серебристость и воздушность её мелодий оказывали успокаивающий, лечебный эффект на слушателей. Иногда она устраивала сеансы музыкотерапии Валентининым пациентам, тоже бескорыстно. Но, самое удивительное, что Валентина не сразу вспомнила, что фамилия Анненкова мелькала в перечне поэтов, признающих идеи перевоплощения. И правда, Екатерина писала ещё и стихи… Именно такие стихи! Значит, не показалось, верная информация была в конспекте, полученном Валентиной во время контакта с мадам Блаватской…
 - Ладно: детали проанализирую позже, - решила Валентина Андреевна, мысленно возвращаясь к рассказам Климова.
 Как – то он пришёл после очередного заседания лито в состоянии смешливой растерянности. И рассказал, что сегодня к ним на занятие пришла новенькая поэтесса лет тридцати пяти. Пришла не одна, а со своим: гонором и апломбом. Стихи она прочитала слабые. За что её, естественно, лито-вцы по-свойски пожурили… Отзывы о её бессмертных творениях показались поэтессе не просто несправедливыми, а даже оскорбительными…Но, ознакомленная заранее с правилами лито о дозволенностях в критике и о не дозволенностях  поведения в ответ на критику, новоиспечённая поэтесса, неожиданно для всех, встала перед портретом А.С. Пушкина и молитвенным стилем, почти нараспев, произнесла следующую речь: «Дорогой Александр Сергеевич! Посмотрите на это убогое лито,  в котором не реально получить достойного признания своего творчества... Посмотрите на эти не озадаченные интеллектом рожи… «А судьи кто?», можно отнести к ним слова классика, кого именно, сейчас не помню… Разберитесь, пожалуйста, за меня с этими бездарями…И не допустите дальнейших публикаций их дурацких произведений на обозрение люду, истинно ценящему настоящее искусство слова! Аминь». Она спокойно отошла от портрета на стене, под дружные хлопки ресниц обескураженных лито-вцев и… слегка прикрыла за собой входную дверь.
 - Вот так сегодня с нами расправились, - ухмыльнулся Николай Борисович, и тут – же заливисто рассмеялся.. – И не возмутиться, и претензии не предъявить: человек жалобно искал управы на нас, поганцев, у самого Пушкина! Вот какой оригинальный обход дозволенного и не дозволенного! Мне даже жаль, что у неё такие слабые стихи: ещё одной яркой особой пополнились бы наши ряды… Впрочем, это был бы уже перебор… Ведь наша далеко не графоманка, Анастасия, помните я рассказывал, та, которая после  гостеприимного поэтического вечера в сельской библиотеке, на дорожку прихватила пару салатов, загрузив их прямо из салатниц в мой портфель с рукописями, объяснив это тем, что обратная дорога очень долгая, а салаты очень вкусные…так вот, наша Анастасия не потерпела бы рядом такую соперницу по  «выкидонам»… 
 - Стоп! – Сработало у Валентины Андреевны…  - Портрет…молитва…». Когда – то, после операции, она тоже  время от времени молилась на портрет… Блаватской (!).
 - А ну-ка, ну-ка, надо вспомнить всё поподробнее…
Это было лет тринадцать назад. В тот год умерла Валентинина мама… У неё случился инсульт. Валентина Андреевна внешне мужественно перенесла потерю мамы, а со здоровьем начались проблемы: появились нарушения сердечного ритма, обнаружилось приличное увеличение щитовидной железы. Операция предстояла сложная, и ей посоветовали лечь в эндокринологическое отделение первого московского медицинского института имени Сеченова. Это была её первая встреча со столицей нашей родины. С зимней Москвой! Московский воздух был напоён запахами мандаринов и апельсинов: фруктами, которых не видели по тем временам сибирские прилавки… Москва пестрила разнообразием людей, товаров, достопримечательностей, звуков, красок… машин… Хотелось всего, много и сразу!.. Но ждала больничная койка… Во время операции на щитовидной железе, у Валентины Андреевны была остановка сердца и клиническая смерть (как потом ей объяснили коллеги). Недаром у её друга – известного в их городе врача травматолога – Георгия Валерьевича, на языке крутятся слова одного замечательного доктора -  острослова Александра Далингерова: «Хуже нету сво-чей, чем пациенты из врачей!». Валентина Андреевна помнила, как её завозили в операционную, а опомнилась в реанимационной палате, как она поняла по оборудованию. Лежала одна. Вся в проводах и под системой. Попробовала кого-нибудь позвать…тишина. Ей показалось, что её разбудили… какая-то женщина с большими глазами, на легком выкате, как у страдающих  Базедовой болезнью (кстати, эту болезнь, под вопросом ставили и Валентине Андреевне). Женщина звала Валентину по имени, но голосом самой Валентины, звучащим в её же голове… Лицо женщины было, как в дымке, черты расплывались…Но никого рядом не было. Женщина была, как видение…
 - Так… - поняла Валентина, - значит я жива (!). Надо встать по надобностям… Тут, в палате, всего шагах в пяти всё предусмотрено… Выдернула из своей венки иглу, сняла зафиксированные на теле проводки, отметив, что у них в реанимации такой аппаратуры ещё нет…И пошла на подгибающихся ногах… Топот по коридору её застал на самом интересном месте… Влетели два врача реаниматолога, которые, на дистанционном визуальном  пульте увидели признаки остановки её сердца(!). Прибежали спасать проблемную коллегу, которой, как оказалось, было в данный момент не до них… Доктора на секунду замерли в принятии решения ругаться или радоваться…  Но радость уже проливалась улыбками… И они, ворча, больше для приличия, удалились… Так Валентина Андреевна родилась повторно. Вспоминая нюансы, она постоянно видела перед собой лицо той женщины, которая её будила…Ей казалось, что она ещё где-то рядом: невидимая, чуткая, всё знающая, всесильная… По возвращению домой Валентина Андреевна, ещё долго анализировала произошедшее с ней в Москве… И постоянно глазами искала то, знакомое, почему- то ещё очень нужное ей,  призрачное лицо, которое вызвало её в жизнь. И всё-таки нашла, более или менее сходное с виденным ею, лицо… Нашла на витрине  книжного магазина. Это был размером с открытку портрет Е.П. Блаватской… Валентина Андреевна купила портрет, поставила в свой книжный шкаф за стекло и, поглядывала, на него, иногда говорила с ним, а, случалось и молилась, прося о помощи… По степени своего выздоровления, она всё реже обращала внимания на портрет великого теософа, а потом, портрет куда-то подевался. Толи дети  затеряли, или сама куда-то прибрала и забыла? Так, изредка, вспоминала о нём, но это уже не было явной потребностью видеть и мысленно общаться с изображённой на портрете женщиной.
 - Неужели?! – Валентину Андреевну от догадки даже бросило в пот. – Она, Блаватская, тогда меня… спасла? Она? Меня? Как? Она! Так вот когда мы с ней познакомились! Теперь… скорее…скорее  бы убедиться… Только бы получился контакт!.. С ней.
Время медленно подходило к пятнадцати часам, когда Валентина «ведёт» Павла на поляну – для лечения. И вот они там… Валентина ставит Павла под энергопоток. Высвечивается его больной желудок. Она делает всё, как её научил Небесный Целитель: поток энергии, цвета соответствующей чакры (жёлтый), направляет на послеоперационные рубцы, что способствует скорейшему рассасыванию рубцов.  Одну из двух язвочек - на малой кривизне желудка - она, как бы энергетически «заштопывает», представляя, как восстанавливается кровообращение в пораженном участке тканей, а у второй язвочки так же, энергетическим лучом, она обрабатывает края и будто склеивает их на уровне здоровых тканей желудка. С улучшением энерготока улучшается питание тканей, происходит заживление язв. С каждым сеансом  эффект от лечения усиливается, Валентина Андреевна «видит» это… Остаётся только подтвердить результаты её работы - под руководством Небесного Целителя – нашими, земными, пока ещё не достаточно совершенными методами исследования, которые будут более убедительными для грубых материалистов…Валентина Андреевна,  закончила лечение Павла и задержалась на поляне в ожидании возможной встречи с Еленой Петровной. К её неописуемой радости,  Блаватская не задержалась. Она приближалась, как всегда, стремительно и улыбнулась:
 - Вас можно поздравить, дама? Вы вспомнили? Вижу, что  - да…Интересует, что тогда произошло с Вами: каким чудесным образом Вы остались живы? Никаких чудес… Объясню на пальцах: в момент клинической смерти, дух первым покидает тело человека и, если есть незаконченность жизненной программы погибающего да ещё его программа  актуальна  для пополнения энергоинформационного поля Земли, то происходит временное замещение отделившейся части духа уходящего, частью духа (естественно более продвинутого, но имеющего приблизительно идентичную вибрацию).  Временное замещение, позволяет сохранить жизнь духа, а, иногда,  спасаемый дух приобретает некоторые способности, духа спасателя… Что, порой,  в корне меняет  ранее намеченную программу жизни человека.      
 Это своего рода – скорая помощь. Случается, помощь подоспеет вовремя, а  случается… Вам, дама, повезло, мне – не  очень… - Она засмеялась, чувствуя чисто Земные эмоции  Валентины Андреевны: её удивление, смущение и благодарный восторг…Произнесённая в ответ признательная речь Валентины Андреевны, как казалось, Е.П. Блаватской была не совсем интересна…
 - А я считала, - пыталась продолжить разговор Валентина Андреевна, - что приобретение тех или иных способностей у людей, перенесших клиническую смерть  - это результат предсмертной мобилизации самого мозга на выживание: как бы «встряхивания» всех, и в том числе не задействованных ранее его  структур. А, возможно, и «вспоминания» мозгом когда-то действующих, а ныне атрофированных способностей и возможностей: телепатия, ясновидения, предвидения т.д. (как за счёт внутреннего резерва псиэнергии, так и под возможным ударным восприятием им божественного потока?) И, что у некоторых вновь обретённые способности закрепляются, меняя интересы, возможности, да и всю программу дальнейшей жизни перенесших клиническую смерть. Я понимаю: не скромно было бы предположить, что некоторые Ваши, Елена Петровна, способности закрепились, или просто посетили меня в своё время (!)».
 - Думайте, предполагайте…Или пишите, что думают другие… - Блаватская заканчивала общение…
 - Скажите, пожалуйста, а то - писательство под диктовку – символично? Ведь не за письменным же столом?..
 - Конечно, не за письменным столом… Всех благ! – Елена Петровна удалилась также быстро, как и появилась.
Спустя некоторое время Валентина Андреевна напишет:

        ОЩУЩЕНИЯ
Стареют мысли. Бередят
Слова незримое пространство.
Сопя, забилось постоянство
Под тёплый коврик бытия.
-  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -
Но, будто съёжился мой дух,
Как от предчувствия удара…
И тело жить не хочет даром –
Одно на двух…
* * *
 Есть «духи скорой помощи», когда
Мы испускаем дух (ещё частично),
А часть иная приживётся. Личность
Сознанье преумножит на года, -
Столетия (по карме). Но тогда
Наш дух, наверно, на своём пути
Вполне достоин «младшего» спасти.

* * *