23. Летчиком рождаются, а не мечтают стать Соколин

продолжение

начало см. через «Произведения» http://www.proza.ru/avtor/echorny
Соколиный полет «пешки»
***

24. Летчиком рождаются, а не мечтают стать.
*
Летчиком я как-то никогда и не мечтал стать. Даже не задумывался о таком. Уже в старших класса, помниться, хотелось мне пойти учиться на доктора, хирургом стать. Хотя понимал, что ничего не получиться. Но было такое, как мечта, что ли.
Если б семья была как у других, то еще можно было бы что-то попробовать. Когда школу, десятилетку закончил, пришлось из дома уходить. Отец так сказал – иди, куда хочешь. А куда пойдешь?
Попытался попасть в кавалерийскую школу. Была такая в Изяславе, при кавалерийском полку. Документы даже подделывал, чтобы старше быть, одного года мне не хватало - но ничего не вышло. Врач, который был в приемной комиссии, увидел, что еще молодой, кости еще не окрепли. По здоровью проходишь, но приходи через год – и все.
Хотя и дядька был, он комиссаром в этом же полку был. Не родной дядька, а мужем тетки. Я когда учился еще в Изяславской школе, там десятилетка только  была, к ним приходил иногда в гости. Жил не у них, а на квартире, еще с одним таким же.
***
Когда из дома выгнали, то деваться некуда было. Решил чего-то уехать к дядьке в Красноярский край. Дядька туда давно уехал, с семьей там жил. Думалось, что они меня как-то примут, помогут. И поехал туда.
Пока я туда приехал, не одну неделю добирался. Денег на билеты, чтобы до конца доехать не было. Пришлось и на товарняках «зайцем» ехать, и чего-то там подрабатывать. Что-то и есть надо было. Приехал, одежда такая была, старая, поношенная. Еще когда из дому уезжал, а пока ехал, то совсем стала никудышней. Грязный, конечно, где там было в дороге помыться. Тетка, жена дядьки так встретила - что от меня воняет, приехал голодранец - что я у них переночевал и решил уйти.
Они не в самом Красноярске жили, а в пригороде. Куда деваться и не знал тогда. Назад возвращаться уже и денег нет. Пошел искать работу какую-то. И где-то мне подсказали, что есть курсы шоферов, набор как раз делается и там жилье дают, стипендию какую-то.
Так я и попал в эту школу шоферов-автомехаников. Учиться где-то полгода или месяцев девять там пришлось. Это время тяжело было. Денег тех мало было, даже на еду не хватало. От этой школы еще и за жилье платили. Общая сумма вроде и не маленькая, но основная часть шла на жилье. Общежитий не было, школа «углы» снимала у разных хозяев. Мне повезло еще, что на квартиру попал в семью, где муж с женой только жили. Немолодая уже такая пара, детей у них не было. Они для меня лучше оказались, чем дядька с теткой. Так относились, как вроде я для них родственником был. И подкармливали пока учился. Замечали, наверное, что я кроме булочки да какого-то чая больше ничего и не мог себе позволить купить. На целый день купишь такую булку. Не такую как сейчас батоны, она поменьше такая была, и не такая белая мука. То ли сразу съел, то ли на три раза разделил. А больше ничего и не мог себе позволить купить. Одежды тоже никакой. В чем приехал – весь гардероб.
Приехал я туда в начале осени. Какой-то пиджак отцовский на мне старый был. Какое-то время так и ходил, но в Красноярске уже и в сентябре холода начинаются, снег ложиться. А у меня ничего из теплой одежды и не было.
На занятия надо каждый день ходить. И не близко было. Около часа надо было идти. Транспорта не было никакого. Холодно, приходилось бегать. А все равно, это ж не пять-десять минут получалось. В воскресенье уже дома сижу, никуда не иду.
Эти хозяева, муж с женой, видят, что уже зима, морозы, а я бегаю так. Они такую комнатку как бы сдавали для автошколы, небольшая, но отдельная. Мог сидеть или на кровати лежать. Я в выходные так и делал. Даже пока и не холодно было, а когда зима началась, куда там выйдешь.
Видят, что я утром ушел в этом пиджачке, вечером возвращаюсь. Ничего не готовлю себе – люди уже не молодые, понимали. И не сразу, не помню сколько там недель прошло, пока они так ко мне присматривались. Сначала как-то позвали покушать с ними вместе. Хотя я и отнекивался, понимаю, что из жалости, но неудобно как-то. Чужие люди – я им не заплатить не могу, ни угостить в ответ.
Люди в большинстве тогда бедно жили. Это ж годы такие были, 38-й, 39-й, каждый лишний рот для семьи не в радость. В доме дядьки родного и то с такими словами накормили, что на следующее утро я и ушел. И они не предложили утром поесть, и я не попросил. У дядьки свои дети были, тетка не работала. Бедновато они, конечно, и сами жили, поэтому им лишний едок совсем не нужен был.
Но и эти хозяева тоже не богато жили. Хотя оба и работали где-то. Но тоже скромно так жили. Но вот так начали меня подкармливать немного. Не каждый день я так с ними кушал, даже когда и звали. Но все равно за неделю несколько раз хоть поесть удавалось таким образом. А когда зима началась, то они пальто мне отдали, брюки. Теплые вещи. Старое все, конечно, но оно было лучшего вида, чем та одежда, в которой я из дома уехал.
***
Вот так я и учился. Когда уже началась практика, то как-то уже легче стало. Последние месяцы учебы. Выдали фуфайку, штаны теплые, шапку. Я уже так и ходил в этой одежде. Оно и теплее, чем то пальто, но пальто уже как бы для праздничного выхода какого-то. Хотя ходить никуда я и не ходил. В выходные чаще, когда хозяева начинали собираться покушать, я уходил на улицу, чтобы они меня не начинали звать поесть вместе с ними. Холодно, пойти некуда, знакомых нет. Час походишь по улицам и опять к себе. А эти муж с женой тоже заметили такую мою хитрость, я приходил, а они есть не садились, меня ждали.
Хорошие такие люди попались. Помогли они мне тогда как-то выжить. Я потом уже, когда начал работать, переселился в общежитие от автобазы, в гости приходил к ним не один раз. Не сразу переселился, еще какое-то время, уже работая, у них жил. И тоже они меня так, как отец с матерью, уму-разуму научили. Когда первую зарплату получил, столько денег казалось много. Накупил сразу чего-то. Ерунды какой-то. Еды, конечно, и какие-то вещи еще. Деньги растрынькал быстро.
А когда вторую зарплату получил, я уже сам им за квартиру платить стал и за питание. По вечерам уже мы стали вместе кушать, что хозяйка приготовит. Утром там и не ел, обедать уже в столовой мог. Они видят, что я опять деньги получил и чего-то купил себе, хозяйке какой-то платочек, то как-то за ужином завели разговор. По-отечески так относились, как бы посоветовали. Не трать, мол, пока деньги на какие-то мелочи, а прикопи немного, купи себе костюм-другой хороший. Пальто теплое. Такие вещи, дорогостоящие.
И я их послушался. Разумные, опытные уже люди были. Действительно, через несколько месяцев костюм себе купил такой хороший. Еще у них жил. Потом, когда уже от них съехал, еще один. Пока лето было. К зиме уже и пальто такое зимнее хорошее купил, шапку. Короче приоделся уже. Не стыдно и на люди выйти. На какие-то танцы сходить или еще куда.
Мне эти чужие люди помогли тогда больше, чем какие-нибудь родственники. После этого я уже неплохо зажил. Как мне тогда казалось. Сначала, месяца три, наверное, после автошколы я работал на тракторе. На машину не посадили сразу, не сразу давали такую возможность. Когда на машину сел, совсем хорошо стало. Подзаработать уже можно было. Кому-то надо подвезти дрова, еще чего-то. Еще больше денег стал зарабатывать. Когда уже на грузовике начал работать, то я к этим хозяевам чаще наведываться стал. Да те грузовики, на которых ездили, сами на дровах работали. Были такие тогда. Дрова эти набираешь для рейса, и несколько вязанок из них и завезешь.
То им дрова завезу. То какой-то картошки несколько мешков. Кто-то просит ему помочь привезти. А я для них в тот же кузов возьму тех же дров, овощей. И завозил им как бы в благодарность, что они мне помогли. Денег не брал с них за это.
А тоже, когда уже шофером стал работать, то и тетка меня вдруг вспомнила. Нужным уже оказался. Как-то знали обо мне, получается. Потому что я к ним и не приходил. Это ж года полтора или больше уже прошло. Дядька заболел чего-то, слег на несколько месяцев. И тетка вдруг нашла меня в общежитие, что вот дядька заболел, зима начинается, а у них и дров не запасено. И денег нет ни купить, ни привезти. Пришла просить, расплакалась.
Не могу сказать, что мне хотелось им помочь. Тем людям я сам привозил, они меня и не просили.. В то время не так просто было машину найти. Машин не очень много было. Просят помочь, деньги платят. А тайга же вокруг, дров этих хватает, только привезти надо. И я как бы и сам подрабатывая, этим своим хозяевам бывшим по три-четыре вязанки таких при каждом таком рейсе захвачу и привезу. Оно, может, не каждый день такие рейсы получались, но за неделю по нескольку раз. Кубометрами не беру, мне и платить там чаще не приходилось. Вроде как мелочь. Я им этих дров таким образом навозил столько, что на несколько лет должно было хватить.
А тут тетка плакаться пришла. Подобрал время, заехал в тайгу. Изучил уже за это время, где можно дрова взять, не только купить, но и бесплатно. Заехал туда, где и платить никому не надо. Загрузил почти полный кузов, чтобы на зиму с запасом хватило, привез, выгрузил. А в дом даже и заходить не стал, хоть тетка и звала уже. Сказал, что некогда, опаздываю.
***
Пока на тракторе был, на лесоповале работал. Не сразу туда попал. Но несколько месяцев перед тем, пока на машину не пересадили. Это ж с заключенными пришлось работать. Не совсем заключенные, расконвоированные уже. Но все равно. Они продолжали в лагере находиться. Если что-то нарушат, то опять могли под конвой вернуть.
Среди них тоже так было работать, мало кто соглашался. Инструктировали перед этим. Заключенные эти как бы сами по себе работали. Им было запрещено со мной общаться, и я не должен был. Мы так и работали. Они подготовят все, стволы обвяжут, старший у них мне рукой махнет. Один или два остается, а остальные должны были отойти. Я подъезжаю, эти зацепят мне трос, опять рукой махнул, я и потащил.
Никто из них не подходил ко мне никогда, ничего не просил. Передать чего-нибудь, закурить хотя бы. Ни разу такого не было. Следил ли кто-нибудь за ними, не знаю. Не замечал ни разу кого-то из этих охранников. Я когда приезжал на участок, они уже там были. Рабочий день у меня заканчивается, они еще оставались.
Один раз только было, что ко мне подошел один. Причем, не старший, который руководил ими. Я его до этого как бы и не замечал. Среди тех, кто цепляли бревна, его ни разу не было. Уже немолодой такой. Оно еще до обеда было. Я на обед уходил на час где-то. А тут подошел к трактору и мне сказал: «Парень, сегодня уйди на обед пораньше. Понял?». И ушел.
Не то, что с угрозой. Ничего не поясняя, но так, с каким-то значением в голосе, сказал. Мне сразу не понятно было, почему он такое говорил. Так подумал себе, что-то не понятное, но взял и ушел. И до этого такое было. То раньше уйдешь в столовую, то позже. Пока они эти деревья готовят, «вязанки» эти скатывают, оно по разному получалось. И в тот раз взял и за полчаса ушел раньше. А когда вернулся, оказалось, что кого-то у них придавило бревнами. Вроде как несчастный случай случился.
Не знаю, допрашивали этих заключенных там. Но меня никто ни о чем не расспрашивал. В начале спросили, видел ли я что-то, а как узнали, что на обеде  был, больше и не спрашивали ни о чем. Но для себя я понимал, что это не случайно произошло. Мне поэтому так и советовал этот. Не знаю, кто он там у них был. Я его потом еще раз издали так видел. Как бы взглядами встретились. Уже когда прошла не одна неделя после этого, видно, уже закончилось дознание. Он, видно, понял, что я узнал его. Но он взгляд отвел и я отвернулся в сторону. Так и закончилось, никого, вроде, не наказали. Видно, так подстроили, что никто не заподозрил.
А мне так посоветовал, получается, чтобы ко мне никаких вопросов не было. Они лучше меня соображали, как дознание будут делать и как сделать, чтобы меня и не трогали.
***
Я с этими зэками вот так поработал месяца три или четыре, потом меня на машину перевели. Так и обещали потому, что с заключенными никто работать не хотел. А я согласился, что потом уже и машину дадут.
Когда на грузовик пересел, совсем тогда себя человеком почувствовал. Заработок другой стал. Денег хватало и погулять, как говорится, и там вещи себе покупать. Семьи нет, холостой. Вроде все так хорошо стало.
***
Потом у меня еще было знакомство с одним заключенным. Это ж места были, куда в лагеря как раз сажали в то время. Разные люди в тех лагерях тогда сидели. В уборочную меня в какой-то совхоз таежный, как в командировку, отправили на несколько месяцев. А там механиком работал бывший заключенный. То ли он уже на поселении был, то ли убежал и там в тайге его спрятали местные. Не знаю. Он механиком в совхозе этом был, уже немолодой дядька такой. Я ему на всю жизнь благодарен, настолько он меня успел обучить разбираться в моторах, вообще в машинах. Почему он попал туда я не спрашивал, а он не рассказывал.
Сам он был морским офицером, причем именно по двигателям. Специалистом по корабельным двигателям. Видно, что грамотный, знающий был дядька. За эти несколько месяцев он меня столькому обучил, что касается моторов, что это мне потом не один раз помогало. Уже когда на фронте вместе с механиком приходилось неисправности искать, настраивать зажигание, клапана, да разное.
Благодаря именно ему я разбирался в моторах получше многих техников, которые во время войны были у нас в полку. Поэтому у меня за всю войну ни разу не было такого случая, чтобы мотор отказал, как это у других случалось. Если осколок от зенитного снаряда – это одно, но чтобы сам по себе мотор забарахлил – ни разу такого не было. Я часто со своими механиками вместе проверял техническое состояние. Моторы в первую очередь, но и остальное. Понимал, что от этого моя жизнь зависела, хотя многие летчики считали, что это не их дело. А попадались такие мотористы, что они и не знали, чего я знал, как надо регулировать те же клапана. А этому меня именно этот бывший моряк всему обучил. Не только рассказывал, но и показывал.
Сначала я к нему как бы сам пристал. Как-то в этом совхозе не очень много нужно было ездить. На час, на полчаса съездишь и сидишь на таком стане, где техника находилась. А он все время с какой-то машиной или трактором там возился. Вначале я к нему как бы помочь не помочь, но так. Поглядеть, что он делает. Ключ подал, помог еще что-то. Чем сидеть с другими такими же прикомандированными, курить и болтать, я с этим дядькой начал время проводить, как бы помогать. А потом уже и он стал ко мне обращаться.
Я подъеду откуда-то, а он возиться с чем-то. Меня подзывает и начинает показывать, рассказывать. В автошколе такого и не объясняли. Не говоря уже о том, чтобы показать. Зажигание, жиклеры, клапана. Если такой звук, то такие неисправности или причины. Это может к таким привести последствиям. Если на мотор нагрузка не предельная, то вроде работает, но если на предельных оборотах, то заглохнет. Разные такие ситуации объяснял и показывал. Иногда специально сделает, чтобы было понятно, что значит, что мотор работает, когда не правильно отрегулировано что-то. А потом как это звучит, когда все как надо. Причем, как он рассказывал, то он знал не только эти моторы. И о немецких, и американских рассказывал, какие есть типы моторов, в чем разница. Видно, технически образованный был человек, куда там этим преподавателям в автошколе. 
На фронте потом я его не один раз вспоминал добрым словом за эту науку.
Очень многому он меня тогда научил. Если не напивался, то он и вечером, уже темно, продолжал там возиться. А я с ним потому, что мне интересно было. За ним следили, чтоб не напивался. Директор совхоза всем запрещал ему самогонку давать. Но несколько раз было, он напивался и при мне. А когда трезвый, все время с моторами возиться, или ходовую делает. Он и в электросхемах разбирался. Техники не много там было. Но несколько тракторов в совхозе было, машины свои. Такие как я тоже были еще.
Хороший дядька был, механик прекрасный, специалист, посадили его не понятно за что, как «врага народа» похоже. Жизнь сломали человеку, так, наверно, в том совхозе и дожил свой век.
***
Тоже случались какие-то приключения. Один раз чуть не умер, яиц наелись. Послали в рейс, через тайгу надо было ехать где-то трое суток. Какой-то груз завести. Зима, снега много. Вдвоем нас отправили. Молодые, дурные еще. Напарник такого же возраста, как и я. Немного меня старше. Мне восемнадцать тогда где-то было. Вдвоем, чтобы нигде не останавливаясь ехали. Назад уже ехали, а снег пошел, дорогу совсем замело. А машина еще была, которая на дровах работала. Доехали до одного места, где избушка какая-то была. Когда туда ехали, то мимо проехали. А тут решили переночевать, чтобы не застрять где-то ночью.
Постучались туда. Какой-то старик и бабка вдвоем жили. Как они там жили. Это даже не изба, а как бы зимовье такое. Но они там жили. Еды у них никакой нет, никакой живности. А мы когда уже назад из того поселка уезжали, десятка три яиц или больше купили у какой-то хозяйки. В поселке тоже ничего не купишь. А то, что с собой взяли, съели уже.
Вот этих яиц мы сварили. У этих стариков и спичек как бы не было. Мы когда зашли, то ни огня в печке, ни дров. Как они там жили, что ели, не понятно. Дрова у нас с собой, в кузове. Развели огонь, снега растопили в ведре, все яйца сварили. А не ели уже почти целый день, думали, что уже доедем как-то до своей базы.
И все эти яйца съели. И дед с бабкой вместе с нами тоже эти яйца ели. Причем без соли, без хлеба. Шаром у них покати – ничего нет. Может, обманывали нас.
***
Легли спать. Проснулся я от боли в животе. Скрутило так, что невмоготу. Если бы соображали, то не варили бы вкрутую эти яйца. Лучше б сырыми их выпили. Они замерзли на морозе, пока мы ехали.
А так наелись. А запить ничего не было. Не додумались хотя бы просто кипятка попить. Как мы от заворота кишок там не умерли. Из этой избы выскочил, пытался, чтобы вытошнило, ничего не получается. Комом таким стало в животе и боль такая. И этот напарник мой вслед за мной. Тоже корчится. Давай уезжать будем отсюда.
Раскочегарили свой этот самовар, и поехали. Мучались по дороге. Уже когда к себе на базу стали подъезжать, как-то начали в себя приходить. Но еще несколько дней плохо было.
У меня после этого чего-то так стало, что я не мог ни одного яйца съесть. Хоть жаренное, хоть какое. Первое яйцо съел лет через двадцать пять, наверное. Наелся тогда, в этой таежной избушке, на много лет вперед.
Мы тогда уехали, а что там с этим дедом и бабкой случилось, не знаю. Если они, как и мы, голодными были и на пустой желудок тоже наелись. Мы уехали, чуть светать начало, а в хату и не зашли уже. Самим было так плохо. Потом уже друг с другом раздумывали, что это мы молодые, нас так скрутила, а те и голосов не подавали. На печку забрались, может там так и померли.
Мне потом, уже на фронте врач один говорил как-то, что это еще хорошо, что мы вовремя проснулись и начали двигаться. Оно еще как-то растряслось там, а иначе могли и загнуться там.
***
  Потом как-то чуть в армию не забрали. Как раз случились события на Халхин-Голе. И все машины вместе с шоферами под мобилизацию попали. Был такой приказ. Я тоже тогда с командировки откуда-то возвращался, еще к себе не доехал, меня военные останавливают, заворачивают. Даже форму уже успели выдать и меня обмундировать, а потом разобрались, что мне еще нет положенных лет. И назад меня вернули. Машину забрали, я на базу уже без машины вернулся. Чуть на войну так не попал тогда.
***
Машины потом появились, а шоферов-то забрали. Новая, хорошая машина у меня оказалась. И я уже как бы опытным шоферам стал по сравнению с теми, которых прислали взамен.
Не о каком летном училище, чтобы летчиком стать я и не думал. А получилось это все случайно как-то.
***
Разные рейсы все время были. А там же сопки эти, дороги серпантином таким. С одной сопки на другую. То забираешься, то спускаешься. И вот в одну из таких поездок, как раз уже без груза, порожняком, к себе ехал, военный голосует. Я тогда как-то и не разбирался в знаках различия, что он в летной форме был.
Остановился, как раз еду, куда и ему надо. А оно уже весна была, дорога хорошая, просохло. Машина не груженная. Едем вдвоем, а подсел он почти перед тем, как спуск начинался. Не знаю, где он там был, там как бы и никакой деревни рядом с дорогой не было. Откуда-то вышел на дорогу. Едем, а я с горы на скорости кручу баранку. Машина новая, ну, и молодой еще был. С ветерком прокатиться нравилось. Вместе курим, разговор какой-то. Он меня чего-то спросит, я отвечу.
Так разговариваем, а я замечаю, что этот военный все вниз туда заглядывает. Обрыв-то крутой и высота большая, около тысячи метров вниз там было, а еду быстро. На поворотах кручу, не очень притормаживая. Дорога уже знакомая была, не один раз приходилось по ней ездить.
Заметил, что он с опаской так поглядывает, еще больше начал лихачить. Молодой же, как бы развлечение. А этот военный уже такой, в возрасте. Он мне ничего не говорил, но так - то на меня, то туда вниз все время поглядывал.
А когда уже доехали, что ему вылезать надо, он мне и говорит, не хочу ли я в аэроклуб попасть. Он оказывается был начальником аэроклуба, а тогда как раз целое движение было – комсомольцы на самолеты. Какое-то время мы с ним еще поговорили. Он мои координаты записал, свои, куда и когда приходить. Чтобы там через неделю или сколько там я пришел, как раз у них начинался новый набор.
Я как бы и собирался туда пойти. Этот аэроклуб в Канске был, туда надо было ехать, не так и близко это было. Попросился, чтобы меня отпустили, но меня опять в рейс куда-то отправили на несколько дней как раз, когда туда надо было ехать. Я особенно и не стал спорить или проситься. Оно вроде и закончилось все.
Не помню, сколько прошло времени, недели две или три. Меня вызывают в контору на этой автобазе, повестка из военкомата. По адресу автобазы прислали. Я сначала и не догадался, что это связано с тем летчиком. А он, видно, не забыл, что обещал. Я не появился, а он через военкомат сделал запрос. Наверное, понимал, что меня не отпустили. И через военкомат, чтоб меня направили в аэроклуб. В военкомате меня, когда пришел, спросили, почему не явился на комиссию в аэроклуб. Не отпустили, в рейс отправили, а потом уже поздно вроде ехать. Дали бумажку, что туда должен прибыть такого-то числа. Уже в конторе нашей деваться некуда, меня отпустили.
Комиссию прошел, здоровье хорошее, зачислили в аэроклуб. Хотя учеба в этом аэроклубе тоже была такая. Из Красноярска туда не наездишься. Хотя наша автобаза не в самом городе была. Поселок был под Красноярском. И на работе не очень отпускали. Но как-то приезжал туда на неделю. Какие-то занятия. Так где-то с год тянулось, а потом вроде в армию пора, мне и дали направление в училище. Омское военное училище пилотов, которое только организовалось, и я в первый набор и попал.
***
Опять комиссия медицинская. Уже не такая как в аэроклубе, а настоящая. А нас много тогда собралось, кто хотел поступить. Конкурс большой был. На одно место человек по пять претендовало.
Первую партию отчислили после этой медкомиссии. Где-то одну треть, наверное из всех, кто там был. У меня вроде все нормально, по здоровью прошел. Даже было там такая ситуация. Разные врачи смотрели. Зрение, слух, хирург. А дошло до врача, который уже как бы последний. Старый такой врач, седой уже, с бородкой такой. Один за другим к нему подходим, он сердце слушает, пульс. Приседаешь, еще чего-то делаешь, он опять слушает.
До меня очередь дошла. Он послушал в свою трубку эту, как тот говорил, клистирную. И вдруг говорит какой-то санитарке или не знаю кто она там была, чтобы всех собрала студентов. Как раз вместе с врачами этой комиссии студенты какие-то были. Наверное, как практика какая-то. Я даже до этого и не догадывался, что там какие-то студенты были. Возле каждого врача по несколько человек стоит. Вместе с ним чего-то смотрят, кто-то пишет. Короче, через какое-то время собралось их человек, наверное, двадцать вокруг этого врача. Тогда понял, что это студенты.
И он им говорит: «Каждый должен послушать как бьется сердце у этого молодого человека. Запомните, этот чистый звук – так бьется абсолютно здоровое сердце». Я стою, а эти все в белых халатах ко мне подходят и слушают мое сердце.  Каждый эту трубку прикладывает. И парни там были, и девчонки. Возраста почти такого же. Я стою уже, деваться некуда. Как экспонат какой-то дольше всех этот доктор меня продержал.
***
После медкомиссии экзамены. После каждого из экзаменов, если двойку получали, тоже сразу отчисляли. Мы в казармах жили все. Все это на глазах происходило. Экзамен там по математике прошел – все: какая-то группа собирается и - домой. Следующий экзамен – еще одна группа двоечников. Тройки-четверки – эти остаются.
Но так не очень много были отчислены. А когда экзамены уже сдали, так называемая, мандатная комиссия начала свой отбор делать. У кого там родители кулаки или еще что – если находили, то на отчисление. И именно на этой мандатной комиссии больше всего отчислили. Больше половины почему-то не прошли ее. Очень многих завернули. Около ста человек нас осталось, которым объявили, что мы зачислены в училище. В 1940 году нас и зачислили в Омское авиационное училище военных летчиков, которое было в этом же году создано.
Вот так я и стал летчиком. Не очень как бы и стремился, не говоря уже, чтобы мечтал там быть летчиком. О таком до этого даже и не задумывался как бы, но когда взяли в училище, мне и понравилось.
Из тех, кого зачислили, потом еще были такие, которых отчисляли. И по здоровью, когда уже летать начали. И по учебе, экзамены не могли сдать. Но уже не так много, может еще человек с десяток отсеялись потом, так и не закончили училища.