Сто пятый километр

 дополненное
Марина Бродская
  30 октября день памяти жертв политических репрессий.

   Я посвящаю свой "Сто пятый километр" - в память о пострадавших.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Кто не слышал о знаменитой Владимирской дороге...

Я не знаю почему, но именно по ней, в начале тридцатых годов, колоннами вели ссыльных из Москвы в сторону города Владимира. Дорога проходила через город моего детства. Поначалу меня, только родившуюся, увезли в Молдавию, где моя мама и я чуть не опухли зимой от голода. Но жмых (остатки спрессованного подсолнечника после отжима масла) помог остаться в живых.

Когда пришла беда, меня еще и в помине не было, а моей маме было 11 лет. Ее любимого учителя математики увели под конвоем, прямо с урока. Класс, обычно шумливый, сидел тихо, и баловаться никому не хотелось. Дома мама рассказала бабушке, что за Георгием Васильевичем пришли какие-то дядьки и он ушел с ними. Бабушка заплакала и перекрестилась. Уроков математики не было целую неделю, математик был один – Георгий Васильевич. Мама растерянно поняла, что она скучает по нему.

– Он был очень добрым человеком,– рассказывала она мне много лет спустя. – Я вечно была голодная, нас было шестеро, и еды не хватало. Я любила математику, потому что Георгий Васильевич всегда приносил мне что-нибудь: то пирожок с грибами, то просто хлеб.

Недели через две по городу прошел слух, что ссыльных поведут по центральной дороге. Многие жители пришли и стояли у обочины вдоль всей улицы. Моей бабушке и маме никуда не нужно было идти. Дом на восемь квартир стоял на Владимирке.

Деревянный, из круглых бревен, и с высокими воротами. Перед домом стояла большая скамья, на которой по вечерам сидели соседи и глядели на улицу. Никто не знал, когда поведут ссыльных, и поэтому люди менялись и ждали. В четыре часа пошел тихий гул: «Ведут! Ведут!»

Колонна шла молча, размеренным шагом, и люди на обочине примолкли. Стояла тишина, и только шаги большой колонны раздавались не ритмично, как идут солдаты, а вразнобой. Моя мама выскочила на дорогу и побежала вдоль колонны, ища Георгия Васильевича, и не находила его.

– Надя!
Она оглянулась в конец и увидела руку, махнувшую ей. Она заплакала, и он грустно улыбнулся, махнул еще раз и отвернулся...

Спустя тридцать лет я приехала в гости к школьной подруге в этот городок на Владимирской дороге. Хотелось пойти на могилу к бабушке, которую всю жизнь я очень любила. Так сложилось, что время от времени я жила с бабушкой, и если есть во мне что-то стоящее, хорошее, то это только благодаря ей. Подруга моих школьных лет с радостью потащила меня по своим друзьям и к вечеру, когда, следуя доброй русской традиции, многие были навеселе, Галка решила, что с нас хватит, и мы вдвоем пошли по ночному снегу.

Проходя мимо покосившегося домика, она резко свернула к дому и сказала:
– Я тебя сейчас с кем-то познакомлю.
Мы постучали. Дверь открыл пожилой человек и, стрельнув в меня цепким, умным взглядом, радушно пропустил нас в прихожую.

– Извините за беспорядок. Я здесь не хозяин, так что не обессудьте...

Мы прошли в маленькую, почти пустую комнату, где, кроме узкой железной кровати, табуретки и простой полки с книгами, ничего не было.

– Как поживаете, Галочка?

– Спасибо, Николай Иванович! Нормальненько! Вот забежала взять у вас почитать что-нибудь.

– Поройся на полке, я буду рад. А вы, милая девушка, тоже хотите книгу?

– Нет, спасибо, я проездом...

– Вы уж извините, девчата, я даже чаем вас угостить не могу, хозяева на кухне обедают, и мне неудобно их беспокоить.

– Да мы на минутку, Николай Ваныч!

Попрощавшись, мы вышли на мороз, и снег скрипел под ногами так вкусно, что мы прибавили шагу: домой, домой, обедать!

– Он ссыльный, – рассказала Галя. – Ему ближе, чем за сто пять километров, к Москве нельзя. Родственники приезжают к нему, но не так часто. Жена ушла к другому, пока он на Колыме был. Очень хороший человек...

Лет через 15 я познакомилась с Миколой, который отсидел 5 лет в тюрьме за распространение антихрущевских листовок. При следующем правителе, во времена царствования Брежнева, Миколе предложили публично извиниться, пообещав выпустить раньше срока. Он, дурачок, ответил, что пусть они перед ним извиняются за жизнь собачью. Так и отсидел все пять...

Микола – общий знакомый и наших друзей, навестив которых в Канаде, я с радостью узнала, что он эмигрировал и, женившись, живет недалеко от них. К сожалению, я с ним так и не встретилась, а жаль.

А теперь я иногда думаю, как долго нужно перемалывать мясорубкой душу, чтобы изменить суть отношения к человеку, ведь всю мою жизнь на родине людей всё наказывали, в течение десятилетий. Сейчас строй поменялся, но и меня перемолоть трудно...

Не верю я...

Грустно писать об этом, но если быть честной, я знаю, что вроде бы всё поменялось в бывшей России, ушёл строй, на совести которого столько замученных жизней (сталинщина) и последовавшая отравленность общества, выращенного на этих дрожжах, КГБ–доносы–сексотство и весь набор нашего «славного общества». Я не хочу сказать, что не было настоящих порядочных людей – конечно, были!! и есть! – но именно они и страдали и платили за свою порядочность кровью и смертью... Вроде бы всё поменялось… А я не верю... Я почти уверена (а как хотелось бы ошибаться!!) – всё вернется на круги своя, потому что три выросших поколения на особой закваске не переделаются в один час. А как жаль...