Предчувствие гражданской войны. ч. 5

   -На этот раз ты просто обязан пойти со мной, Кавен! – Арнэ встал и хлопнул меня по плечу, будто призывая подняться с сиденья. Оторвавшись от веселых мыслей, я с непониманием посмотрел на него.
   -Куда?
   -Как куда? К дяде! Он и прошлый раз спрашивал о тебе! – Арнэ даже притопнул, возмущенный моей непонятливостью.
   -Иди один, - с лукавой улыбкой ответил я и склонил голову на бок. – Я хочу посидеть здесь.
   -Мне так и сказать дяде! Мне сказать ему, что тебе лень подняться со стула, чтобы пойти и поговорить с ним? Как же ты заносчив, Кавен! – последнюю фразу Арнэ произнес почти с восторгом. Я ответил ему сонным взглядом, не собираясь объяснять Арнэ, что просто не хочу попасться на глаза своим родственникам.
   Арнэ умотал к генералу, а я остался в одиночестве смотреть на поле. После выступления генерала снова был длинный перерыв, зато потом поединки шли один за другим. Только с поля успевали унести поверженных, как запускали новую пару. В моей памяти воедино слились непрерывный гомон, скрежет, крики герольда, рев двигателей, смутно знакомые титулы и гербы, звуки ударов по доспехам, треск костей и рвущейся ткани. Еще в памяти остался квадроцикл без седока, врезавшийся в столбы со стягами. Один из них сломался, и флаг упал в грязь. При моей страсти искать везде плохие знаки, я был почти уверен, что в грязи герб генерала. Но нет, полотно с раздавленной вороной продолжало гордо плескаться на ветру.
   Осталось смутное воспоминание, как один рыцарь пытался раздавить квадроциклом спешившегося противника, но сам был сражен удачным ударом копья. Еще один рыцарь попал в неловкое положение. Стоило ему лишь выехать на поле, как внутри его машины что-то стрельнуло, и квадроцикл остановился, как вкопанный. Что бы рыцарь ни предпринимал, но так и не смог сдвинуть его с места. От боя, однако, он не отказался, и его неисправный квадроцикл вынесли с поля люди в сером. На протяжении всех этих боев я ждал появления черного рыцаря, но он не спешил показываться.
   Устав смотреть на суету поля, я снова поднял глаза к небу. На западе облака стали подсвечиваться золотом. Скоро наступит закат, и придет мое время выходить на сцену. Я нетерпеливо заерзал на стуле и гневно взглянул на королевскую трибуну. Там подняли полог и зажгли разноцветные огонечки. Я вздохнул, снова вспомнив дни, проведенные в закрытых комнатах.

   В один сумрачный вечер я, уже одетая, ждала, когда меня выведут на обед. В комнате было темно, потому что я приказала не зажигать свечи. Тени собрались по углам, а из окна струился призрачный свет. Я вспомнила, как гуляла с отцом по полям, на которых ночью танцевали фейери, и вдруг поняла, что жить так больше не могу. Я должна что-то сделать. Как бы генерал не запирал меня, но лишить свободы думать и пытаться что-то изменить, он не мог. От этой мысли мне стало легче дышать, и ставший привычным страх отступил.
   С этого дня я стала продумывать разнообразные планы воздействия на генерала. Наученная отцом, что мои истерики ни к чему не приводят, я не стала устраивать генералу громкие скандалы. К тому же я просто боялась его. Дома я привыкла добиваться своего, действуя исподтишка, и для начала просто попыталась подлизаться к нему. Мои ласки он воспринимал, как само собой разумеющееся, а вот к мольбам и просьбам оставался глух. Я попыталась от обиды проплакать над его ухом всю ночь, но он спокойно уснул. Когда я сквозь слезы услышала, что он даже слегка похрапывает, то с трудом удержалась от того, чтобы положить ему на лицо подушку.
   Тогда я стала капризничать и чудить. Например, я захотела стать хорошей художницей и потребовала нанять мне учителя рисования. На что генерал ответил, что не пожалеет денег на краски и кисти, но учителя нанимать не станет.
   -Для женщины ты хорошо рисуешь. Этого вполне достаточно, а расписывать храм тебя все равно никто не пустит.
   Потом я надумала учить Элизу танцевать и потребовала музыкантов. Генерал купил мне лютню и арфу и сказал, что одна может играть, а вторая – танцевать. Я поняла, что он не желает впускать ко мне никого, кроме себя и Элизы.
   В то же время я начала воровать, прятать, а иногда и портить его вещи. Я могла насыпать крошки от булки на его сторону кровати. Я теряла его книги, а иногда заливала их сахарной водой так, чтобы страницы намертво слипались. Но больше всего я любила спрятать один его сапог или домашнюю туфлю и заставить его долго искать. Он пытался журить меня, но я отвечала, что стала рассеянна от такой жизни, а следом начинала ныть и хныкать, чтобы меня выпустили хотя бы во двор. Но генерал стойко все сносил и делал вид, что ничего не происходит.
   Не меньше доставалось и управляющему, который следил за мной, когда генерала не было в замке. С первого дня он относился ко мне настороженно, будто боясь, что я пожалуюсь на него мужу. Но после того как меня заперли, его отношение слегка изменилось. Мне показалось, что в душе он не одобряет решение генерала и жалеет меня, но не смеет возражать хозяину. Почувствовав это, я пыталась всеми силами перетянуть его на свою сторону.
   Когда он приходил, чтобы отвести меня на обед, я заговаривала с ним и тянула время. Я вызывала его лишний раз, чтобы потребовать какую-нибудь мелочь, и пыталась зазвать его в комнату. Я все время канючила, как маленькая, чтобы хоть он посидел со мной. Управляющий держался так же стойко, как и его хозяин, и если переступал порог моей комнаты, то крайне неохотно. Я видела, что он постоянно нервничает из-за меня, и усиливала напор. В какой-то момент он сдал позиции и стал изредка задерживаться у меня на четверть часа, рассказывая, что происходит в замке и за его пределами. Однажды он даже позволил торговцу из деревни показать мне через щелку в двери брошки, которые он принес продавать.

   Когда над полем потянуло вечерней прохладой, на трибуне появился возбужденный и пыхтящий Арнэ.
   -Дядя сейчас выйдет на поле, - выдохнул он.
   Я прикусил губу и взглянул на королевскую трибуну. Огоньки все еще горели, но полог был наполовину опущен. Это было похоже на коварный прищур. Нервничая из-за времени, я снова взглянул на небо. Сумерки стремительно надвигались, и сейчас должен был произойти последний на сегодня бой. Я был почти уверен, что не успею досмотреть его до конца.
   Генерал выехал на поле, и по его позе я понял, что места сомнениям и колебаниям в его душе не осталось. На этот раз устроители не заставили его ждать, и черный рыцарь появился следом. Он был настроен не менее серьезно. Злость и решительность, которые я заметил в нем во время боя с «петушком», выплеснулись сразу же. Он не стал тратить время на приветствия, а сразу перешел в лобовую атаку. Генерал поддержал это начинание и рванул навстречу с копьем на перевес. Когда до столкновения оставалось совсем немного, он все же вывел квадроцикл из-под прямого удара, что было встречено разочарованным воем толпы. Черный рыцарь сделал вслед ему неприличный жест. Генерал, не обращая на него внимания, в это время разворачивал свой квадроцикл. Он снова бросился в атаку, используя момент, когда противник отвлекся, и не слишком удобное положение его машины.
   Но черный рыцарь оказался бойцом, достойным генерала и, не слишком утруждая себя маневрами, просто выгнулся в седле так, чтобы уклониться от удара и даже нанести ответный. Наконечник его копья царапнул по панцирю, не нанеся генералу, впрочем, особого вреда. Этот звук, не самый громкий, тем не менее, резанул мне слух. Генерал стал разворачиваться, но в этот момент противник рванул вперед, догоняя его.
   Их машины столкнулись с оглушительным скрежетом. Я видел, что генерал метил в голову противника, но тот отбил его удар. Генерал резко дал задний ход, чуть развернулся и врезался в черного рыцаря, снова готовясь ударить первым. Его удар достиг цели. Рыцаря откинуло назад, но он быстро сгруппировался. Боднув генерала, он начал отводить в сторону свою машину. Генерал кинулся следом, пытаясь выбить его древком копья. Когда их квадроциклы снова столкнулись, я подумал, что они напоминают двух бодающихся лосей.
   Они сталкивались раз за разом, уже не пытаясь играть красиво. Генерал сбросил маску усталого воина и наносил сильные и быстрые удары, стремясь поразить соперника. Черный рыцарь всеми силами пытался дать выход своей злости. Он все время целился в прорези шлема генерала. Я подумал, что он из тех бойцов, которые любят калечить перед тем, как убить.

   Однажды утром генерал одевался, а я играла маленькими аккуратными ножничками, которые он подарил мне.
   -Подожди, у тебя нитка торчит! Давай я срежу.
   Перебравшись через кровать, я потянулась к генералу и ножничками распорола ему штанину по боковому шву от пояса до колена.
   -Что…? – генерал дернулся.
   -Какая я неаккуратная, - протянула я и тут же ойкнула. Рассердившийся генерал дал мне увесистый подзатыльник.
   -Арнэ лучше бей! – буркнула я сквозь слезы.
   -А с тобой что мне делать прикажешь? – спросил он меня. Я поджала губы и со вздохом ответила:
   -Снимай, я починю сегодня. Раз уж меня никуда не пускают, так хоть будет чем заняться.
   Генерал понял, что я начала ныть, послушно переоделся и отдал мне брюки. Но чинить я их не стала, а спрятала среди вещей. Через пару дней муж спросил:
   -Починила?
   -Да, - сонно ответила я.
   -Где же они?
   -Потеряла… - протянула я. Генерал раздраженно вздохнул.
   -Розмарин, ответь мне, поделись женской хитростью, как ты можешь терять в пяти комнатах столько вещей?
   Я улыбнулась. Если бы он знал, на какие ухищрения мне приходилось идти, чтобы «потерянные» вещи не вываливались из своих тайников.
   -Мне так грустно и скучно сидеть целыми днями одной, что я совсем отупела. Я делаю что-то, а потом отвлекаюсь и забываю, что делала и куда положила, - пожаловалась я.
   -Займись сегодня поисками вещей. Может, не будешь так скучать, - зло отрезал генерал и ушел из комнат.
   Сильно злить его в мои планы не входило, и я решила вернуть ему брюки. А когда села чинить их, меня посетили сразу несколько мыслей. Рукоделие всегда помогало мне думать. Я ясно осознала, что это домашнее заключение, начавшееся с простого желания приструнить меня и показать, что хозяин положения все равно генерал, переросло в приятную ему игру. И он вовсе не разозлился, терпел же он раньше мои капризы. Ему все это нравилось, а если нравилось, то что бы я ни сделала, он меня не выпустит сейчас. А чем дольше я так послушно сижу, тем меньше у меня шансов вырваться на свободу в будущем. Значит, оставался побег. Я продумывала его, но все же считала это крайним средством. Похоже, пришло время обдумать все досконально, но для этого мне надо было кое-что проверить.
   Я встала, скинула одежду, сосредоточилась и позволила сделать своему телу то, что давно не разрешала. Когда озноб и судороги кончились, я подбежала к зеркалу и посмотрела на себя. Худощавый, невысокий, смуглый юноша с черными, насмешливыми глазами цыгана и тонким, красивым лицом взглянул на меня. Я осталась собой довольна, даже посчитала, что так я гораздо красивее. Хотя в этом не было ничего странного. В нашей семье так всегда. Мужчины рождаются невзрачными, зато когда превращаются в женщин, прекрасней их не сыскать. Женщины же, от природы серые мышки, становясь мужчинами, приобретают красоту почти магическую. Мне не понравилось в себе лишь то, что уж больно худенький этот мальчик. Он вполне мог спрятаться за шваброй. Я решила, что звать его будут Кавен.
   Смеясь, Кавен примерил брюки генерала, понял, что они ему великоваты, но решил, что все можно исправить с помощью иголки и нитки. Затем он кинулся в мою гардеробную к платяному шкафу и долго там рылся, раскидывая вещи по всей комнате. Найдя просторную рубаху и короткий, бархатный жакетик от карнавального костюма, он натянул их на себя. Жакетик оказался мал в плечах, но я вспомнила, что подкладывала туда вату. Не долго думая, я вспорола плечи с изнанки, вытащила вату и снова надела жакетик. Он подошел почти идеально, но Кавен в таком наряде смахивал на ярмарочного дурачка или издевающегося над путником фейери. К темным брюкам генерала, висевшим мешком, тонкая женская рубаха и расшитый тесьмой бархатный жакет не подходили совершенно. Я скинула жакет и стала все теми же ножничками безжалостно спарывать тесьму.

   Звук волынки, прорвавшийся даже сквозь истошные крики толпы, прозвучал для меня призрачным зовом. Я вздохнул, бросил взгляд на поле, где генерал и черный рыцарь, оставив свои квадроциклы, пытались убить друг друга в рукопашной, и, не говоря никому ни слова, стал проталкиваться с трибуны прочь. Возможно, Арнэ заметил, что я ушел, но ничего не успел с этим сделать.
   Народ толпился на лестнице и под трибуной. Я пробивал себе путь локтями. Вырвавшись, наконец, из толпы, я вздохнул свободнее и побрел к главным воротам поля, откуда начнет свой путь по ярмарке победитель турнира. Гомон и шум тут был слегка потише, а звуки волынки, на которой, судя по стилю импровизации, играл самый младший из моих дядек, Йон, разносился по округе и лично на меня навевал тоску.
   Я уже приближался к шатрам, которые поставили для рыцарей, участвующих в турнире, как налетел на девушку, с которой разговорился утром.
   -Кавен…! – крикнула она мне, но я не стал ждать продолжения и спрятался в один из шатров. Родившийся женщиной, я хорошо понимаю других женщин, уважаю их и стараюсь не обижать. Но в любой жизни бывают ситуации, когда просто невозможно быть вежливым.
   Пробираясь сквозь шатры, я неожиданно наткнулся на целую группу людей в сером. Выражения их лиц показались мне тревожно знакомыми. Но времени на размышления у меня не было, и я поспешил к площадке перед импровизированными воротами на турнирное поле. Народу там собралось уже порядочно, а прямо напротив ворот стояли мои родственники в полном составе. Отец встретил мое появление тяжелым взглядом черных глаз и протянул волынку. Я молча взял ее и стал рядом.
С поля раздавался гул и шум, а мы могли лишь стоять и покорно ждать выхода победителя. Крики на поле нарастали, значит, ждать оставалось недолго. Если это и не награждение победителя, то точно конец битвы. К нам медленно стекался народ, который не попал на трибуны и караулил вдоль поля.
   Вдруг равномерный гомон возрос и обрел знакомый мотив. Я улыбнулся, сразу поняв, кто победитель, и поправил на плече трубку волынки. Гимн, который пели тысячи глоток, стал приближаться к нам. Это напомнило мне поступь сильного ветра, сминающего травы. Дядя Михаэль прочистил глотку, а отец горделиво вздернул голову и сделал шаг вперед. Толпа напряглась, и сквозь дыры в воротах я увидел, как на нас идет волна людей.
   Генерал первый шагнул с поля. Он был в грязных доспехах, но без шлема, и обнимал за плечи Арнэ, поверх треуголки которого красовалась шутовски напяленная корона победителя турнира.
   Отец встретил его громогласным приветствием, произнося слова чуть нараспев и с той торжественностью, которую заслуживает лишь король. Генерал махнул нам рукой и рассмеялся. Не смотря на усталость, он стал выглядеть моложе. Арнэ смотрел на него снизу вверх и улыбался, как счастливый идиот. Генерал жестом позвал меня к себе, но тут отец кивнул, давая знак начинать. Мы расступились в стороны, пропуская вперед победителя, и заиграли старый гимн. Низкий голос отца разносился над головами, и я думал, насколько же красиво звучат слова гимна. Когда генерал проходил мимо меня, я, не выпуская изо рта трубку волынки, отвесил ему шутовской поклон.
   Мы шли за генералом, и толпа расступалась перед нами. Крики и неслаженный хор подпевающих, смог перекрыть даже могучий голос отца, который вполне мог работать герольдом. К нам тянулись тысячи рук. Генерал время от времени пожимал какую-нибудь из них, а остальные хватали нас или воздух. Со всех сторон летели цветы, какие-то семена и разноцветные обрывки ткани. Не помню, чтобы короля когда-нибудь встречали так же.
   За все время, сколько я играю с отцом, я видел разные приемы, от презрения до восхищения. Я стал совершенно равнодушен к этому. Но тут пробрало даже меня. Я был рад находиться в самой гуще толпы, играть, пританцовывать, кривляться. Сила, исходящая от генерала и во сто крат усиленная толпой, передалась мне. До этого дня я никогда не получал такого удовольствия от музыки. Звучание голоса отца, идущего передо мной, пение волынок по бокам – на них играли дядя Михаэль и дядя Йон, и барабаны, любимые игрушки дядек Лима и Вима, все это вместе заставляло меня смеяться от удовольствия.
   Краем глаза оглядывая толпу, я поневоле замечал, сколько значков с вороной было приколото к одежде. Маленькие шелковые вороны будто слетались ко мне со всех сторон. То тут, то там мне мерещились люди в сером, но их зловещие фигуры тут же скрывали простые люди, машущие нам. Мы медленно приближались к сцене, где должно было состояться наше главное представление во славу урожая и победителя турнира.
   Уже поднявшись на нее, я обернулся и увидел, сколько народу чествует генерала. Отец начал вторую приветственную речь, а я стоял рядом с ним, рассеянно ковырял ногтем трубку волынки, смотрел на смеющегося генерала, сидящего за импровизированным столом прямо перед сценой, и думал, где сейчас король?

   В тот день, когда я решилась на побег, генерала не было в замке. Он уехал на пару дней, о чем сам мне и сказал, одеваясь утром. Брюки к этому моменту уже были ушиты, а тесьма спорота, и все это надежно спрятано в тайнике.
   Отъезд мужа обрадовал меня, потому что в отсутствие генерала управляющий пускал ко мне людей, например, свою помощницу. Мы с ней обсуждали домашние дела, и время от времени она жаловалась мне на Арнэ. На его самоуправство, расточительность и откровенную грубость со слугами. От нее я узнала, что генерал почти никак не объяснял слугам пропажу госпожи. Он просто сказал, что я наказана, и буду сидеть под замком, пока не исправлюсь. Я попыталась уговорить эту женщину похлопотать за меня перед генералом, но лишь испортила этим ее отношения с хозяином.
   -«Не вашего ума дело!» - вот все, что он ответил мне. И после этого еще долго так грозно косился на меня, что я и дышать в его присутствии громко боялась, - так мне рассказывала помощница управляющего.
   После этого я подговорила ее стянуть любимые сапоги Арнэ, принести их мне, подержать немного и лишь потом отдать. Я сказала ей, что мое сердце жаждет мести, пусть даже такой мелкой. Она не стала упорствовать, видимо, ее сердце было с моим солидарно. Утрата любимой обувки стала для Арнэ неприятным сюрпризом, а помощница с одной стороны изрядно повеселилась, а с другой – получила нагоняй и наслушалась грубостей и обвинений в воровстве. Время шло, но она, тем не менее, не просила меня вернуть сапоги, а я и не собиралась делать это. Когда Кавен примерил их, то они оказались ему почти в пору, лишь чуть-чуть жали. Так он разжился обувью, и драгоценные сапоги перекочевали в мой тайник.
   В тот день, когда генерал уехал, я, как обычно в его отсутствие, обедала у себя, а не в трапезной. Со мной за столом сидел управляющий и рассказывал, что как только генерал покинул замок, Арнэ взял коня и, не говоря никому ни слова, куда-то улизнул и до сих пор не вернулся. Я слушала сначала рассеянно, а потом меня что-то толкнуло. Я постоянно думала о побеге, но все же, когда подвернулся удачный день, я испугалась. Но жажда свободы и проснувшаяся страсть к приключениям пересилили страх. Мне жутко хотелось попробовать пожить мужчиной. Я быстро доела и с пустяковым заданием отослала управляющего, а вместе с ним и Элизу. Та радостно побежала по своим делам, ведь когда уезжал генерал, она могла перевести дух и заставить делать грязную работу, например, чистить камин, кого-то другого, когда в присутствии генерала ей приходилось все делать самой.
   Я решила не думать, а сразу действовать. Став Кавеном и переодевшись, я собственноручно вычистила камин, а потом дернула за шнурок колокольчика, вызывая управляющего. Тот, войдя в комнату и застав там странно одетого юношу, всего перемазанного в золе, удивленно округлил глаза.
   -Ты еще кто такой? – подозрительно спросил он.
   -Элиза попросила меня вычистить за нее камин, - улыбнулся Кавен.
   -Ах, вот как, - протянул управляющий, взял Кавена за ушко и выпроводил из комнаты. Моя душа в этот момент пела от восторга. – А теперь иди отсюда.
   Я осталась в коридоре, а он снова вернулся в комнаты. Не теряя времени, я со всех ног кинулась прочь из замка, напевая под нос:
   -Ты сварлив, муженек,
    Ты ревнив, муженек,
    Но меня все равно
    Не запрешь на замок.